— не поверил Григорьев. И слегка три раза пнул поверженного обидчика носком ботинка в ребра. Тот не шевельнулся.
— Точно, убил! — ахнули парни. — Теперь амба! — и опрометью бросились к лестнице.
— Чего стоишь? Беги, дурак! Беги, пока мусора не нагрянули! — крикнули они на ходу.
И разом, втроем, выдавились сквозь дверь наружу.
— Живой? — спросил Григорьев.
— Это нечестно, — тихо сказал «умерший» продавец.
— Что нечестно? Спасать тебя от возмущенных покупателей?
— Таким способом информацию выбивать нечестно.
— А банные веники вместо товара всучивать честно? Впрочем, возможно, я ошибаюсь. И потому предлагаю вернуть твоих гостей обратно. Чтобы продолжить прерванную дискуссию о правилах торговли.
Ну что? Пока они не успели далеко убежать…
Сексот молчал.
— Вот и лежи. Раз умер. И в следующий раз думай, когда, с кем и по какому поводу торговаться…
Глава 15
Дверь не открывалась.
Грибов надавил на кнопку звонка еще раз. И не отнимал палец секунд тридцать.
С внутренней стороны послышался какой-то шум.
— Проверка из жэка. По жалобе, — крикнул Грибов. — Открывайте! Тишина.
— А то я вызову участкового и слесаря.
Отступил от двери, чтобы дать возможность рассмотреть себя получше, и изобразил самое недовольное, ограниченное и самоуверенное, на какое только был способен, выражение на лице. Которое должно было убедить любого сомневающегося, что он не врет, что он есть тот самый, отправленный на разбор жалобы чиновник жэка.
— Ну все, иду за участковым… Дверь приоткрылась.
— Чего тебе?
— Вы что же это такое творите! — закричал «работник жэка», с порога пытаясь перехватить инициативу разговора в свои руки. — Всех нижних соседей залили! Они на лодках по квартирам плавают! Где у вас протечка?
— Какая протечка? — слегка опешил жилец, быстро оглядывая лестничную площадку. — Нет у меня никакой протечки…
Лестничная площадка была пуста, и жилец слегка успокоился. И попытался закрыть дверь.
— Как это нет протечки? — возопил жилищно-коммунальный службист. — А отчего тогда у соседей вода? Позвольте удостовериться!
И попытался протиснуться в дверь.
— Ты чего это? — удивился жилец.
— Удостовериться! — настырно повторил гость. — Как предписано. Хоть даже с милицией.
— Ладно, заходи. Только по-быстрому.
"Он или не он? — напряженно соображал следователь. — По словесному портрету и той единственной нашедшейся у жены фотографии — похож. Но по возрасту и по внешнему виду… По возрасту и виду этот лет на пятнадцать-двадцать старше. Или на двадцать алкогольных гекалитров старше?
Он? Или не он?
И что это за туфли в коридоре? Детского размера".
— Ванна, вон она, — показал жилец, захлопывая и закрывая на засов входную дверь.
А зачем закрывать на засов? Если через мгновение выпускать гостя обратно на лестницу. Привычка? Или он чего-то боится?
Ванна была грязная. И сухая. Но главное, что в ней, кроме стоящих на полу пустых бутылок, на веревочной сушилке висело платье. Очень небольшого размера платье. Которое если и полезет, то только на миниатюрную женщину. Или девочку.
— Тут все в порядке. Пройдемте на кухню.
На кухне, за столом, над пустыми уже гранеными стаканами и разложенной на газетах маринованной килькой, сидели три небритых мужика. По всем признакам, давно сидели.
— Кто это? — настороженно спросил один из них.
— Из жэка. Воду посмотреть. Соседи написали.
— Из какого такого жэка?
— Из вашего. Из семнадцатого, — нагло соврал гость.
— Из какого жэка? Я сам в жэке работаю. И всех там знаю. Таких там нет.
— Я из другого семнадцатого.
— А наш не семнадцатый. Наш сорок третий.
— Ах сорок третий. Ну тогда я, наверное, не туда попал. Перепутал. Извините. Тогда я пойду.
— Он сказал, что внизу соседей затопило. Что он по жалобе, — все еще продолжал оправдываться хозяин.
— Какая вода?! Какой жэк?! Это же мусор. У него на роже написано, что он мусор.
— Да ну? — удивились двое других собутыльников.
— Точно! Я их за версту чую.
— В общем, у вас все в порядке, протечек нет и опять же адрес не тот… — скороговоркой пробормотал следователь, отступая спиной в коридор и хватаясь за внезапно заболевшую грудь. С левой стороны. Возле висящей на ремнях кобуры.
— А вот мы сейчас узнаем, кто это, — грозно сказал бывший знакомец, вставая из-за стола. — Держи его, мужики!
— Стоять! — заорал Грибов, выхватывая из-под мышки пистолет. Мужики замерли.
— Точно. Мусор, — мрачно сказал один из них. — Я же говорил, уходить надо. Пока не поздно. А теперь… поздно.
— Лицом к стене, руки за голову, — приказал следователь. — Кто шевельнется…
И подумал — а дальше что? Что делать дальше? Одному против четверых хоть и пьяненьких, но вполне боеспособных мужчин. Которым, если они те, за кого он их принимает, терять нечего. И которых следовало брать силами как минимум двух сводных опер-групп. Если по правилам. А не как он. Под видом легко вооруженного работника жэка.
— Давай сюда телефон! — грозно потребовал следователь, показывая на стоящий на холодильнике аппарат.
— Он не работает. Отключили за неуплату, — ответил хозяин.
Дальше оставалось только попросить кого-нибудь из задержанных сбегать в ближайшее отделение милиции за помощью. Если следовать логике просьб.
Идиотская ситуация.
— Где девочка? — спросил следователь не столько чтобы услышать ответ, сколько чтобы выиграть время.
— Какая девочка? — воровато стрельнув глазами, переспросил хозяин.
— Сам знаешь какая. Дочь твоя где?
— Моя дочь?
— Так это была твоя дочь? — удивились собутыльники. — Что же ты не сказал?
— Что не сказал?
— Что она твоя дочь.
— Да вы что, мужики! Разве бы я мог! Свою дочь!
Теперь отступать было поздно. Теперь надо было дожимать. Любой ценой. То, что говорят преступники в момент ареста, потом, успокоившись, они почти никогда не повторяют. Теперь следовало угрожать, пугать, обещать замять дело. Теперь допустимо было делать все, что угодно, лишь бы он назвал адрес. Лишь бы спасти заложницу. И стать победителем, которых за мелкие нарушения норм ведения следствия не судят…
— Где девочка?! — дико заорал Грибов. — Быстро говори адрес. Быстро!! Или я тебя пристрелю. Прямо здесь. При попытке оказания сопротивления при исполнении. Адрес?!
— Какой?! — закричал в ответ хозяин квартиры, закрываясь рукой от заглянувшего ему в самую душу зрачка пистолетного дула.
— Девочки адрес! Девочки! Где она находится?
— В комнате.
— В какой комнате? Где располагается эта комната? Говори. Ну!
— Комната? Здесь располагается…
— Где здесь?
— Ну здесь. То есть там. То есть если из кухни, то сразу направо.
— Здесь?! В квартире?
— Ну да. В комнате.
— Одна?
— Нет. Она с Севкой. В комнате.
Как в комнате? В соседней с кухней комнате? В двух шагах от него… Всего в двух шагах?! — мгновенно удивился Грибов. Неужели они не догадались спрятать ее понадежней? А просто притащили сюда и потребовали выкуп. И ждали выкуп. Коротая время беспробудной пьянкой. Неужели все так просто? Как и бывает в жизни…
— Так вас пятеро?
— С Севкой? Пятеро.
— Чего вы орете? — сказал из-за спины следователя голос.
— Вот он, Севка, — кивнули мужики на напоминающего габаритами платяной шкаф сообщника.
— А это кто? — удивился Севка.
— Милиция! — представился следователь. — Где девочка?
— Там. В комнате.
— Жива?
— Минуту назад была жива.
— Все. Теперь конец. Доигрались, — обреченно сказал кто-то из впечатанных лицом в стену мужиков. — Говорил, не надо было тащить ее сюда…
— Руки за голову, лицом…
— Ты чего орешь? — удивился Севка и с размаху залепил Грибову звонкую плюху.
Грохнул выстрел. Но почему-то с опозданием на несколько секунд. Почему-то после того, как следователь увидел ослепительную, разлетающуюся искрами вспышку.
— Ходу! — громко крикнул кто-то из мужиков.
Расталкивая друг друга, преступники бросились в прихожую. И на лестницу.
— Стоять! — слабо крикнул пришедший в себя следователь. И на заплетающихся ногах поплелся за ними.
На лестничную площадку из-за приоткрытых дверей выглянули жильцы. И с удивлением увидели заходившего к ним недавно работника жэка. С дымящимся пистолетом в руке.
— Чего это он? — спросил кто-то из них.
— Говорил, жалобу проверять. Говорил — протечка.
— Что, теперь с этим так строго?
— Теперь да…
Следователь доковылял до нижнего этажа и выглянул на улицу. Там было уже пусто.
Он снова поднялся на этаж, в квартиру. И увидел лежащего на полу Севу. Удерживающего безвольно повисшую правую руку.
— Ты чего стреляешься? — возмутился тот.
— Вы арестованы! — ответил следователь и попытался заломить преступнику за спину здоровую руку. Но сил не хватило.
— Заведи руку за спину, — потребовал он.
— Зачем?
— Положено!
— Ладно, — согласился Сева.
— Где девочка?
— Там. В комнате.
— Одна? Или еще кто-нибудь есть?
— Не. Я был последний.
— Сдвинешься с места — убью!
Грибов на всякий случай выставил вперед пистолет и резким ударом ноги открыл дверь.
В комнате стояла тахта. На тахте, на измятых простынях, лицом вниз лежала голая девочка Совсем другая девочка.
— Ты, что ли, последний? — спросила она. — Или еще кто есть?
— Что последний? — не понял следователь.
— То же, что и другие. До тебя… — и раскинула ноги, одновременно присосавшись к горлышку бутылки.
— Ты кто? — спросил Грибов.
— Ну ты, мужик, будешь? Или ты импотент?
— Я? Нет. То есть в этом случае да.
— Тогда я пошла.
Девочка встала и стала искать трусы.
— Вот, — сказала она, — порвали. За трусы тоже придется заплатить.
— Так ты кто? — еще раз спросил Грибов.
— А тебе не все равно?
— А лет тебе сколько?
— Двенадцать.
— Я из милиции, — сказал Грибов.
— О-о! Из милиции. Тогда двадцать четыре.
— А им сколько сказала?
— Пятнадцать.
— Понятно…
Грибов засунул пистолет в кобуру и выглянул из комнаты.
— Вы где ее подцепили?
— Не знаю. Ее Петро привел.
— И что сказал?
— Сказал, что она школьница. И что по бутылке с брата.
— Ну и что? Сбросились?
— Вначале сбросились. А потом выпили.
— А с ней как же?
— С ней? С ней так сговорились. Припугнули, и все.
— Понятно…
Понятно, почему так резво разбегались. Думали, малолетку припугнули. Всей группой.
— Слушай, а зачем ты на меня напал?
— А чего ты орал? И пушкой грозил…
— Ну, тогда я пошла… — сказала вышедшая из комнаты девица — Чао, мальчики. — И игриво махнула ручкой.
— Эй, стой! — крикнул Грибов. — Погоди маленько.
— Зачем?
— Протокол составить.
— Какой протокол? За что протокол, начальник?
— За занятие проституцией.
— Какой проституцией? Я же у них ничего не брала.
— Не брала? — спросил следователь.
— Брала! У всех брала! — подтвердил Сева. — По стакану водки.
Водку к протоколу не подошьешь.
— Когда я у вас то же самое делаю, это называется помощью органам правопорядка, — капризно сказала девица. — А когда не с вами — проституцией.
— Где это «у вас»?
— Сам знаешь, где у вас. В отделении. У вас.
Так, в отделение звонить безнадежно, понял Грибов. Надо сообщать своим.
— Подержи ее тут, — велел он подраненному алкоголику, — я позвонить схожу. Если отпустишь — значит, был с ней в сговоре. И пойдешь по статье «сводничество». Как сутенер. Понял?
— Понял. А если не отпущу?
— Если не отпустишь, оформим все это безобразие как мелкое хулиганство. Пятнадцать суток помашешь метлой. Хотя если бы моя воля…
— Ладно, удержу.
Сева сгреб двадцатичетырехлетнюю малолетку в охапку и запустил ей руку под блузку…
— Ты чего? — возмутилась девица.
— Того. Того самого! Ты мою водку допила?
— Ну допила.
— А я не до… Так что давай… Раз оплачено. А то меня отвлекли…
Следователь Грибов вышел из дома и направился к ближайшему телефону-автомату… В потревоженной голове гудело. На душе было погано, как в не чищенной десять лет выгребной яме.
— Дежурный? — спросил он.
— Дежурный.
— Говорит следователь Грибов. Приезжайте по адресу… Нет. Всего лишь незарегистрированный притон… Нет, случайно. Но все равно, запишите на наш отдел…
Глава 16
— Как же это ты так? — спросил Григорьев.
— Вот так. Я думал, там девочка, а там — «девочка». И «мальчики»…
— И на старуху бывает проруха.
— На старуху, может, и бывает…
Следователи сидели в машине и лениво жевали бутерброды. И холодные, задохнувшиеся в полиэтиленовом мешке пирожки.
— Люська пекла?
— Что пекла?
— Я говорю, пирожки жена пекла?
— Жена. Еще вчера.
— Вот видишь, тебе жена пирожки печет, а ты по притонам ходишь. С малолетними проститутками. Нехорошо получается.
— Кончай издеваться. И так тошно. Пятый день, и хоть бы…
В «бардачке» заверещал мобильный телефон.
— Слушаю, — сказал Грибов, — ладно.
— Кто?
— Дежурный. Говорит, нас генерал ищет. Просил перезвонить.
— Ну так звони.
— Нет, вначале доем. Все равно сказать нечего…
Но доесть не успел. Телефон зазвонил снова.
— Слушаю… — И тут же изменился в лице, ткнул большим пальцем вверх:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Точно, убил! — ахнули парни. — Теперь амба! — и опрометью бросились к лестнице.
— Чего стоишь? Беги, дурак! Беги, пока мусора не нагрянули! — крикнули они на ходу.
И разом, втроем, выдавились сквозь дверь наружу.
— Живой? — спросил Григорьев.
— Это нечестно, — тихо сказал «умерший» продавец.
— Что нечестно? Спасать тебя от возмущенных покупателей?
— Таким способом информацию выбивать нечестно.
— А банные веники вместо товара всучивать честно? Впрочем, возможно, я ошибаюсь. И потому предлагаю вернуть твоих гостей обратно. Чтобы продолжить прерванную дискуссию о правилах торговли.
Ну что? Пока они не успели далеко убежать…
Сексот молчал.
— Вот и лежи. Раз умер. И в следующий раз думай, когда, с кем и по какому поводу торговаться…
Глава 15
Дверь не открывалась.
Грибов надавил на кнопку звонка еще раз. И не отнимал палец секунд тридцать.
С внутренней стороны послышался какой-то шум.
— Проверка из жэка. По жалобе, — крикнул Грибов. — Открывайте! Тишина.
— А то я вызову участкового и слесаря.
Отступил от двери, чтобы дать возможность рассмотреть себя получше, и изобразил самое недовольное, ограниченное и самоуверенное, на какое только был способен, выражение на лице. Которое должно было убедить любого сомневающегося, что он не врет, что он есть тот самый, отправленный на разбор жалобы чиновник жэка.
— Ну все, иду за участковым… Дверь приоткрылась.
— Чего тебе?
— Вы что же это такое творите! — закричал «работник жэка», с порога пытаясь перехватить инициативу разговора в свои руки. — Всех нижних соседей залили! Они на лодках по квартирам плавают! Где у вас протечка?
— Какая протечка? — слегка опешил жилец, быстро оглядывая лестничную площадку. — Нет у меня никакой протечки…
Лестничная площадка была пуста, и жилец слегка успокоился. И попытался закрыть дверь.
— Как это нет протечки? — возопил жилищно-коммунальный службист. — А отчего тогда у соседей вода? Позвольте удостовериться!
И попытался протиснуться в дверь.
— Ты чего это? — удивился жилец.
— Удостовериться! — настырно повторил гость. — Как предписано. Хоть даже с милицией.
— Ладно, заходи. Только по-быстрому.
"Он или не он? — напряженно соображал следователь. — По словесному портрету и той единственной нашедшейся у жены фотографии — похож. Но по возрасту и по внешнему виду… По возрасту и виду этот лет на пятнадцать-двадцать старше. Или на двадцать алкогольных гекалитров старше?
Он? Или не он?
И что это за туфли в коридоре? Детского размера".
— Ванна, вон она, — показал жилец, захлопывая и закрывая на засов входную дверь.
А зачем закрывать на засов? Если через мгновение выпускать гостя обратно на лестницу. Привычка? Или он чего-то боится?
Ванна была грязная. И сухая. Но главное, что в ней, кроме стоящих на полу пустых бутылок, на веревочной сушилке висело платье. Очень небольшого размера платье. Которое если и полезет, то только на миниатюрную женщину. Или девочку.
— Тут все в порядке. Пройдемте на кухню.
На кухне, за столом, над пустыми уже гранеными стаканами и разложенной на газетах маринованной килькой, сидели три небритых мужика. По всем признакам, давно сидели.
— Кто это? — настороженно спросил один из них.
— Из жэка. Воду посмотреть. Соседи написали.
— Из какого такого жэка?
— Из вашего. Из семнадцатого, — нагло соврал гость.
— Из какого жэка? Я сам в жэке работаю. И всех там знаю. Таких там нет.
— Я из другого семнадцатого.
— А наш не семнадцатый. Наш сорок третий.
— Ах сорок третий. Ну тогда я, наверное, не туда попал. Перепутал. Извините. Тогда я пойду.
— Он сказал, что внизу соседей затопило. Что он по жалобе, — все еще продолжал оправдываться хозяин.
— Какая вода?! Какой жэк?! Это же мусор. У него на роже написано, что он мусор.
— Да ну? — удивились двое других собутыльников.
— Точно! Я их за версту чую.
— В общем, у вас все в порядке, протечек нет и опять же адрес не тот… — скороговоркой пробормотал следователь, отступая спиной в коридор и хватаясь за внезапно заболевшую грудь. С левой стороны. Возле висящей на ремнях кобуры.
— А вот мы сейчас узнаем, кто это, — грозно сказал бывший знакомец, вставая из-за стола. — Держи его, мужики!
— Стоять! — заорал Грибов, выхватывая из-под мышки пистолет. Мужики замерли.
— Точно. Мусор, — мрачно сказал один из них. — Я же говорил, уходить надо. Пока не поздно. А теперь… поздно.
— Лицом к стене, руки за голову, — приказал следователь. — Кто шевельнется…
И подумал — а дальше что? Что делать дальше? Одному против четверых хоть и пьяненьких, но вполне боеспособных мужчин. Которым, если они те, за кого он их принимает, терять нечего. И которых следовало брать силами как минимум двух сводных опер-групп. Если по правилам. А не как он. Под видом легко вооруженного работника жэка.
— Давай сюда телефон! — грозно потребовал следователь, показывая на стоящий на холодильнике аппарат.
— Он не работает. Отключили за неуплату, — ответил хозяин.
Дальше оставалось только попросить кого-нибудь из задержанных сбегать в ближайшее отделение милиции за помощью. Если следовать логике просьб.
Идиотская ситуация.
— Где девочка? — спросил следователь не столько чтобы услышать ответ, сколько чтобы выиграть время.
— Какая девочка? — воровато стрельнув глазами, переспросил хозяин.
— Сам знаешь какая. Дочь твоя где?
— Моя дочь?
— Так это была твоя дочь? — удивились собутыльники. — Что же ты не сказал?
— Что не сказал?
— Что она твоя дочь.
— Да вы что, мужики! Разве бы я мог! Свою дочь!
Теперь отступать было поздно. Теперь надо было дожимать. Любой ценой. То, что говорят преступники в момент ареста, потом, успокоившись, они почти никогда не повторяют. Теперь следовало угрожать, пугать, обещать замять дело. Теперь допустимо было делать все, что угодно, лишь бы он назвал адрес. Лишь бы спасти заложницу. И стать победителем, которых за мелкие нарушения норм ведения следствия не судят…
— Где девочка?! — дико заорал Грибов. — Быстро говори адрес. Быстро!! Или я тебя пристрелю. Прямо здесь. При попытке оказания сопротивления при исполнении. Адрес?!
— Какой?! — закричал в ответ хозяин квартиры, закрываясь рукой от заглянувшего ему в самую душу зрачка пистолетного дула.
— Девочки адрес! Девочки! Где она находится?
— В комнате.
— В какой комнате? Где располагается эта комната? Говори. Ну!
— Комната? Здесь располагается…
— Где здесь?
— Ну здесь. То есть там. То есть если из кухни, то сразу направо.
— Здесь?! В квартире?
— Ну да. В комнате.
— Одна?
— Нет. Она с Севкой. В комнате.
Как в комнате? В соседней с кухней комнате? В двух шагах от него… Всего в двух шагах?! — мгновенно удивился Грибов. Неужели они не догадались спрятать ее понадежней? А просто притащили сюда и потребовали выкуп. И ждали выкуп. Коротая время беспробудной пьянкой. Неужели все так просто? Как и бывает в жизни…
— Так вас пятеро?
— С Севкой? Пятеро.
— Чего вы орете? — сказал из-за спины следователя голос.
— Вот он, Севка, — кивнули мужики на напоминающего габаритами платяной шкаф сообщника.
— А это кто? — удивился Севка.
— Милиция! — представился следователь. — Где девочка?
— Там. В комнате.
— Жива?
— Минуту назад была жива.
— Все. Теперь конец. Доигрались, — обреченно сказал кто-то из впечатанных лицом в стену мужиков. — Говорил, не надо было тащить ее сюда…
— Руки за голову, лицом…
— Ты чего орешь? — удивился Севка и с размаху залепил Грибову звонкую плюху.
Грохнул выстрел. Но почему-то с опозданием на несколько секунд. Почему-то после того, как следователь увидел ослепительную, разлетающуюся искрами вспышку.
— Ходу! — громко крикнул кто-то из мужиков.
Расталкивая друг друга, преступники бросились в прихожую. И на лестницу.
— Стоять! — слабо крикнул пришедший в себя следователь. И на заплетающихся ногах поплелся за ними.
На лестничную площадку из-за приоткрытых дверей выглянули жильцы. И с удивлением увидели заходившего к ним недавно работника жэка. С дымящимся пистолетом в руке.
— Чего это он? — спросил кто-то из них.
— Говорил, жалобу проверять. Говорил — протечка.
— Что, теперь с этим так строго?
— Теперь да…
Следователь доковылял до нижнего этажа и выглянул на улицу. Там было уже пусто.
Он снова поднялся на этаж, в квартиру. И увидел лежащего на полу Севу. Удерживающего безвольно повисшую правую руку.
— Ты чего стреляешься? — возмутился тот.
— Вы арестованы! — ответил следователь и попытался заломить преступнику за спину здоровую руку. Но сил не хватило.
— Заведи руку за спину, — потребовал он.
— Зачем?
— Положено!
— Ладно, — согласился Сева.
— Где девочка?
— Там. В комнате.
— Одна? Или еще кто-нибудь есть?
— Не. Я был последний.
— Сдвинешься с места — убью!
Грибов на всякий случай выставил вперед пистолет и резким ударом ноги открыл дверь.
В комнате стояла тахта. На тахте, на измятых простынях, лицом вниз лежала голая девочка Совсем другая девочка.
— Ты, что ли, последний? — спросила она. — Или еще кто есть?
— Что последний? — не понял следователь.
— То же, что и другие. До тебя… — и раскинула ноги, одновременно присосавшись к горлышку бутылки.
— Ты кто? — спросил Грибов.
— Ну ты, мужик, будешь? Или ты импотент?
— Я? Нет. То есть в этом случае да.
— Тогда я пошла.
Девочка встала и стала искать трусы.
— Вот, — сказала она, — порвали. За трусы тоже придется заплатить.
— Так ты кто? — еще раз спросил Грибов.
— А тебе не все равно?
— А лет тебе сколько?
— Двенадцать.
— Я из милиции, — сказал Грибов.
— О-о! Из милиции. Тогда двадцать четыре.
— А им сколько сказала?
— Пятнадцать.
— Понятно…
Грибов засунул пистолет в кобуру и выглянул из комнаты.
— Вы где ее подцепили?
— Не знаю. Ее Петро привел.
— И что сказал?
— Сказал, что она школьница. И что по бутылке с брата.
— Ну и что? Сбросились?
— Вначале сбросились. А потом выпили.
— А с ней как же?
— С ней? С ней так сговорились. Припугнули, и все.
— Понятно…
Понятно, почему так резво разбегались. Думали, малолетку припугнули. Всей группой.
— Слушай, а зачем ты на меня напал?
— А чего ты орал? И пушкой грозил…
— Ну, тогда я пошла… — сказала вышедшая из комнаты девица — Чао, мальчики. — И игриво махнула ручкой.
— Эй, стой! — крикнул Грибов. — Погоди маленько.
— Зачем?
— Протокол составить.
— Какой протокол? За что протокол, начальник?
— За занятие проституцией.
— Какой проституцией? Я же у них ничего не брала.
— Не брала? — спросил следователь.
— Брала! У всех брала! — подтвердил Сева. — По стакану водки.
Водку к протоколу не подошьешь.
— Когда я у вас то же самое делаю, это называется помощью органам правопорядка, — капризно сказала девица. — А когда не с вами — проституцией.
— Где это «у вас»?
— Сам знаешь, где у вас. В отделении. У вас.
Так, в отделение звонить безнадежно, понял Грибов. Надо сообщать своим.
— Подержи ее тут, — велел он подраненному алкоголику, — я позвонить схожу. Если отпустишь — значит, был с ней в сговоре. И пойдешь по статье «сводничество». Как сутенер. Понял?
— Понял. А если не отпущу?
— Если не отпустишь, оформим все это безобразие как мелкое хулиганство. Пятнадцать суток помашешь метлой. Хотя если бы моя воля…
— Ладно, удержу.
Сева сгреб двадцатичетырехлетнюю малолетку в охапку и запустил ей руку под блузку…
— Ты чего? — возмутилась девица.
— Того. Того самого! Ты мою водку допила?
— Ну допила.
— А я не до… Так что давай… Раз оплачено. А то меня отвлекли…
Следователь Грибов вышел из дома и направился к ближайшему телефону-автомату… В потревоженной голове гудело. На душе было погано, как в не чищенной десять лет выгребной яме.
— Дежурный? — спросил он.
— Дежурный.
— Говорит следователь Грибов. Приезжайте по адресу… Нет. Всего лишь незарегистрированный притон… Нет, случайно. Но все равно, запишите на наш отдел…
Глава 16
— Как же это ты так? — спросил Григорьев.
— Вот так. Я думал, там девочка, а там — «девочка». И «мальчики»…
— И на старуху бывает проруха.
— На старуху, может, и бывает…
Следователи сидели в машине и лениво жевали бутерброды. И холодные, задохнувшиеся в полиэтиленовом мешке пирожки.
— Люська пекла?
— Что пекла?
— Я говорю, пирожки жена пекла?
— Жена. Еще вчера.
— Вот видишь, тебе жена пирожки печет, а ты по притонам ходишь. С малолетними проститутками. Нехорошо получается.
— Кончай издеваться. И так тошно. Пятый день, и хоть бы…
В «бардачке» заверещал мобильный телефон.
— Слушаю, — сказал Грибов, — ладно.
— Кто?
— Дежурный. Говорит, нас генерал ищет. Просил перезвонить.
— Ну так звони.
— Нет, вначале доем. Все равно сказать нечего…
Но доесть не успел. Телефон зазвонил снова.
— Слушаю… — И тут же изменился в лице, ткнул большим пальцем вверх:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24