Бродяга взял бумажку и осторожно вложил обратно ему в руку.
Мейтланд лежал, прислонившись спиной к откосу и слушая шум машин. Солнце уже начинало клониться к закату и сверкало на ветровых стеклах первых машин, покидавших город в час пик.
Похолодавший к вечеру ветерок шевелил мусор под виадуком. Мейтланд вынул бумажник и достал комок фунтовых купюр. Пока Проктор, словно загипнотизированное животное, смотрел на деньги, Мейтланд, как карточный шулер, разложил тридцать купюр в несколько рядов и придавил каждую камешком.
— Погоди, Проктор…— Мейтланд наугад поднял один камешек. Ветер подхватил бумажку и понес по острову. Взлетев вверх, она закружилась над проезжавшими машинами, упала и исчезла под колесами.
— Лети, Питер…
Он поднял другой камешек.
— Лети, Пол…
Проктор метнулся вперед, пытаясь схватить вторую банкноту, но ее унесло ветром. Не понимая, в чем дело, бродяга суетился вокруг Мейтланда, как беспокойная собака.
— Мистер Мейтланд… пожалуйста… не надо больше летающих денег.
— Улетающих денег? Да! — Мейтланд указал на туннель виадука. — Там их много, Проктор, гораздо больше. — Зная, что внимание Проктора приковано к рядам купюр, трепещущих на вечернем ветерке, Мейтланд собрал их. — Я вез сумку с зарплатой. Сколько, ты думаешь, было в сумке? Двадцать тысяч фунтов! Это где-то там, Проктор. Ты видел ее в туннеле, когда выправлял ограждение?
— Мейтланд помолчал, выжидая, пока притупленные образы в голове Проктора встанут на место. — Послушай, Проктор, ты можешь получить половину. Десять тысяч фунтов. Ты сможешь купить этот остров…
Он в изнеможении опустился на землю, а бродяга нетерпеливо вскочил на ноги; в его глазах горело обещание и немыслимые надежды.
Проктор устремился к откосу, а Мейтланд в нетерпении ждал на крыше бомбоубежища. Стуча костылем, он смотрел, как в час пик из туннеля на виадуке выезжают машины. Осталась лишь одна надежда — что Проктор войдет в туннель, и там его насмерть собьет автомобиль. Только тогда движение остановится.
Проктор стоял в густой траве у подножия откоса. Он оглянулся на Мейтланда, и тот помахал ему рукой.
— Иди, Проктор! — хрипло крикнул Мейтланд. — Купи остров! — А про себя взмолился: — Боже, направь его…
Еле сдерживая волнение, он смотрел, как Проктор карабкается наверх. С Вествейской развязки к туннелю неслись машины.
Но что это? Проктор шагнул на обочину и присел на корточки за деревянным ограждением. Он робко оглянулся на Мейтланда и растерянно развел руками, в то время как машины с ревом проносились в трех футах от него.
Со злобным криком Мейтланд встал на ноги и, размахивая над головой костылем, заковылял по каменистой земле в сторону откоса.
Но Проктор уже возвращался. Пригнув голову, он боком, по-крабьи скользил по земляной насыпи, протягивая покрытые рубцами руки к приветливой траве.
Мейтланд заковылял быстрее, хлеща костылем крапиву. Когда он в отчаянии рухнул на землю, Проктор поспешил к нему. Широкое лицо бродяги появилось из зарослей, как морда встревоженного, но дружелюбного зверя.
Лежа в траве, Мейтланд поднял костыль, чтобы ударить Проктора по ногам.
— Возвращайся… Возьми деньги!
Не обращая внимания на поднятую железную трубу, Проктор, ласково улыбаясь, протянул ему руку. Взглянув на него, Мейтланд понял, почему он вернулся. Бродяга догадался, что если он найдет деньги, то Мейтланд покинет остров, и он вернулся, чтобы о нем позаботиться.
Он осторожно подсадил Мейтланда к себе на спину.
— Проктор… — Мейтланд неуклюже повис на своем коне. — Ты дожидаешься, когда я умру.
Он тупо приник к спине бродяги, его ноги болтались по шуршащей траве. Сладкий запах Прокторова пота почему-то ассоциировался у него с ароматом пищи. Мейтланд догадался, что бродяга несет его к подземелью рядом с церковным двором. Когда дверь склепа открылась, он через голову Проктора заглянул в сумрачное помещение.
На одной из пустых полок для фобов лежал полный комплект металлических частей от его машины, выносное зеркало -заднего вида и значок производителя. Куски хромированной отделки были расставлены на импровизированном алтаре, на который в один прекрасный день лягут мощи одного почитаемого святого. Вокруг лежали запонки и галоши, подаренные им Проктору, флакон лосьона и пенка для бритья — безделушки, которыми Проктор украсит его труп.
ГЛАВА 22
павильон из дверей
— Проснись! Ты в порядке?
Вокруг шумела трава, жесткие стебли хлестали по лицу. Мейтланд лежал на спине в лучах предвечернего солнца, раскинув руки и чувствуя, как оно согревает кости в груди. По траве пробегал желтый свет, словно покрывая ее ровным толстым слоем лака.
— Просыпайся!
Крик молодой женщины разбудил его. Она стояла на коленях в густой траве и трогала его за плечо, ее глаза смотрели с подозрением.
— Эй, как ты себя чувствуешь? — Джейн оглянулась на Проктора, неуклюже сидевшего на корточках у входа в подвал кинотеатра. — Проктор, какого черта ты с ним тут делал? Не знаю — может, нам лучше выставить его где-нибудь на дороге, и пусть полиция его найдет.
— Нет!
Мейтланд протянул скрюченную, как клешня., руку и больно сдавил девушке локоть.
— Нет — я хочу остаться здесь. Пока.
— Хорошо…— Она потерла локоть. — Оставайся. Но предупреждаю: я, возможно, скоро уйду. Можешь занять мою комнату.
Мейтланд покачал головой, стараясь успокоить девушку. Сон освежил его, и ему снова стало спокойно, в голове прояснилось. Ему вспомнилось бесконечное путешествие по острову на спине у Проктора и множество фрагментов собственного имени, которое словно насмехалось над ним и сбивало с толку. Возможно, незаметно вернулась лихорадка, а может, это голод вызвал у него легкое помешательство, толкнувшее его на попытку убить Проктора. Что касается молодой женщины, то она все меньше времени проводила на острове, — и Мейтланду нужно было придумать, как ее удержать.
— Джейн, если ты уйдешь, я здесь умру. Проктор уже готовит мои похороны.
Глаза молодой женщины напоминали задумчивые глаза ребенка, рассматривающего незнакомую тварь.
— Но с ногой у тебя, кажется, лучше. Сегодня утром ты вроде даже пытался ходить. — Она встала, качая головой, — Не знаю. Хорошо, я останусь. Я принесу вина. Дам Проктору.
— Пока не надо, — Мейтланд сел и рукой указал на бродягу.-Я хочу, чтобы он принес свою кровать.
— Куда? Он же не будет спать с нами.
— Сюда. Попроси его принести ее сюда. И еще я хочу, чтобы он построил мне убежище. Я расскажу ему, как это сделать.
Через два часа Мейтланд лежал в маленьком шалаше, ржавом павильоне, который Проктор соорудил из фрагментов брошенных автомобилей. Стенами служили двери, составленные полукругом и 160 связанные между собой оконными стойками. Сверху была примитивная крыша из двух капотов. Мейтланд уютно устроился у открытого входа и с удовлетворением наблюдал, как Проктор завершает сборку. Бродяга принес Мейтланду не только свою кровать, но и два стеганых одеяла, после чего уложил его в постель и аккуратно укрыл. На некоторых автомобильных дверях виднелись надписи, сделанные пальцем Проктора, но Мейтланд решил их не трогать.
— Он хорошо поработал. — Джейн расхаживала вокруг павильона, в то время как Проктор бегал туда-сюда. Она курила самокрутку, вполглаза поглядывая в сторону автострады, от которой хижину Мейтланда отгораживала высокая трава и развалины флигелей. — По крайней мере, не хуже большинства дешевых домов, что нынче строят. Вижу, ты настоящий архитектор.
Она прислонилась к автомобильной двери и разговаривала с Мейтландом через окно, опустив стекло.
— Ты собираешься тут ночевать?
— Нет. Это мой… летний домик.
— А что с вином? Дать ему сейчас?
Проктор терпеливо сидел рядом на корточках, вытирая старым полотенцем пот на лице. Он держал в руках смокинг, словно не решаясь надеть его в страхе вызвать раздражение Мейтланда. Его взгляд был прикован к бутылке вина в руках у Джейн. Мейтланд указал на заброшенную кассу:
— Скажи ему, пусть подождет там. Чтобы мне его не видеть.
— Он здорово для тебя потрудился.
— Джейн…— Мейтланд жестом велел ей отойти. На его истощенное тело падал красный свет заходящего солнца. — Он больше меня не интересует.
Мейтланд взял у нее бутылку, поднес к губам и стал пить, не отрываясь и почти не ощущая вкуса этого мерзкого пойла. Он восседал на кровати в глубине ржавого павильона, словно нищий вождь кочевников пустыни перед своим бесплодным царством. Он уже преодолел усталость и голод и достиг того состояния, когда законы психологии и система физических потребностей и рефлексов приостанавливаются. Глядя на красный диск солнца, садящегося за жилые кварталы, он прислушался к шуму машин. Застекленные стены сверкали в вечерних -лучах, и казалось, что шум машин тоже исходит от солнца.
Мейтланд наклонился вперед и, пристально глядя на дальнюю оконечность острова, протянул вино Джейн Шеппард. На краткое мгновение перед ним мелькнула знакомая фигура седовласого старика с мотоциклом, идущего по восточной полосе. Заходящее солнце осветило седые волосы, и в просвете между двумя потоками машин показался мотоцикл. Мейтланд попытался снова отыскать его, но автомобили забили все пространство на автостраде, и он отказался от этой попытки. Ему вспомнилось давешнее чувство страха, когда он впервые увидел старика. Теперь же, наоборот, этот призрак его ободрил.
— Проктор все ждет вина.
Девушка стояла перед ним с бутылкой в руках и грозно раскачивалась. Вина оставалось меньше половины, и до Мейтланда дошло, что Джейн последние десять минут стояла рядом и пила. Когда она пребывала в пьяной эйфории, молчать становилось опасно.
— Ты дерьмо. Умираешь? Не умирай здесь. Мейтланд смотрел, как она раскуривает сигарету. Джейн картинным жестом отбросила назад волосы, мешая Мейтланду любоваться заходящим солнцем.
— Все надеешься отсюда выбраться? А я тебе скажу: ничего не выйдет. Ты воображаешь, что можешь просто лежать здесь и целый день думать. Никому нет дела, о чем ты думаешь. Ты… ты сам — никто.
Мейтланд отвернулся от нее, смутно слыша ее голос, гремящий в сгущающихся сумерках. Он не сомневался, что его тело больше не усваивает съеденного и выпитого — вино холодным озером лежало в желудке.
Чтобы привлечь его внимание, девушка дала ему оплеуху.
— Кого ты теперь собираешься ненавидеть? — грозно спросила она. — Что-то ты разборчив. Ты унижаешь меня таким разговором. Поверь мне, я разбираюсь в кроватях лучше тебя. По-моему, ты вшивый пожилой зануда, и я не собираюсь платить по твоим вонючим счетам. Боже — да ты ненормальный. Слабоумный.
Мейтланд повернул голову, глядя, как она расхаживает перед павильоном и произносит речи для себя самой. Она раскачивалась под какую-то музыку у себя в голове, и он понял, что она с кем-то разговаривает.
— Я не собираюсь прыгать вокруг этого тупицы, я ухожу. Не важно, так будет лучше. Давай сохранять хладнокровие, и завтра во второй половине дня мы расстанемся. Да, это действительно прекрасная музыка. Послушай, мне вовсе не надо кому-то там понравиться. Это пройденный этап. Не будь ребенком. Как хорошо, что между нами все кончено. Я не хочу больше никогда тебя видеть. Считаю, что наши отношения закончены. Пожалуйста, не звони мне.
Пожалуйста, не вмешивайся в мои профессиональные отношения. Это прекрасная запись. Великолепная для полового акта. Обязательно когда-нибудь попробуй.
В моменты прояснения она смотрела на Мейтланда в красноватом освещении и узнавала его, пока новый приступ гнева не помрачал ее сознания. — Ты сам выдохся, малыш. Слава богу, скоро ты уйдешь из моей жизни. Тебе бы следовало жить на восточном базаре. Я так тебя любила, а ты все изгадил. Всего двенадцать часов, и тебя не будет. Кому нужны отношения? Ты мне уже надоел. Ты в детстве никого не любил и не знал привязанности. Сегодня ночью не нужно насилия. Здесь много милых детей. Почему же ты такое дерьмо? Эта вонючая американка. Она шлюха. Такая принципиальная. Она такая блестящая. Я знаю…
Ее голос затих. Она пошарила по земле, пытаясь найти выроненную бутылку, а когда нашла, с криком запустила ею в Проктора, который в меркнущем свете сидел на корточках у кассы. Бутылка ударилась о деревянные ставни, и осколки заблестели, как безумные глаза.
Проктор поднимал осколок за осколком и обезображенными губами слизывал с них вино. Мейтланд безучастно слушал молодую женщину, а она начала упрекать его в неразборчивости, словно сама верила, что это он был отцом ее умершего ребенка. Мейтланд встал и шагнул к ней. Отведя ее сильные руки, он притянул ее к себе и стал успокаивать и утешать ее, отодвигая с ее лица мокрые волосы. Когда Джейн успокоилась, Мейтланд подвел ее к входу в подвал.
Они вместе сели на кровать в теплой комнате. Джейн закашлялась в ладонь, ее глаза прояснились. Придя в себя, она твердо сказала Мейтланду:
— Слушай, тебе нельзя больше здесь оставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18