– Смотрите-ка, кого я выловил в нашем пруду! – гордо воскликнул он, цитируя Шекспира и подтолкнув в самый центр образованного нами круга свою жертву.
Мы все столпились вокруг пленника. Было заметно, что Джордж, прежде чем доставить его в клуб, хорошенько обработал его тростью. Сквозь порванную ткань рубашки проступали свежие кровоточащие рубцы, губы были разбиты и опухли, а из носа тоненькой струйкой стекала на слабовольный подбородок кровь. Штаны были порваны на коленях, куртки же или сюртука не было вовсе. Видимо, жертва утеряла часть своего гардероба в процессе битвы. Хотя битвой сие назвать было бы никак нельзя, так как Джимбо возвышался над ним почти на голову.
– Это сын торговца сукном, – объявил один из членов клуба. – Я его знаю. Его отец, богач, захотел, чтобы сын стал сэром, и отправил учиться в университет.
Пленник сидел, поджав под себя ноги, и испуганно озирался, переводя взгляд своих донельзя испуганных глаз с одного на другого. Мы же столпились вокруг него плотным кольцом, возвышаясь над ним со злорадными усмешками:
– Так, юный сэр, – притворно вежливо обратился к жертве Джордж. – Расскажите-ка, да поживее, какое учебное заведение вы представляете.
– Итон, – пискнул юнец.
– Итон! – воскликнул сэр Мюррей-младший и залился таким смехом, словно он доселе не слышал ничего более смешного. – Нет, вы только посмотрите на этого наглеца! Говорить в присутствии достойных людей таким тоном о таком учебном заведении, да еще в их же клубе, куда вы, сэр, кстати, ворвались без приглашения, – это ли не наглость?
Юнец захлопал глазами и внезапно разразился слезами.
– Стыдно, сэр, – сказал стоявший подле меня Малыш Саймон. – Вы не только не знакомы с манерами, но еще и ведете себя, как девчонка!
Эти слова натолкнули меня на неожиданную мысль. Мысль породила желание, которое заставило мои члены задрожать, а сердце – застучать в два раза быстрее обычного.
– Джентльмены, – обратился я к присутствующим, – а вам не кажется, что перед нами и есть самая настоящая девчонка?
Немногочисленные члены клуба с удивлением воззрились на меня. Джимбо, первым догадавшийся о задуманном мною развлечении, зло ухмыльнулся.
– А ведь и правда! – воскликнул он, толкая носком сапога пленника в грудь. – Вылитая девчонка! Джек прав.
– Тогда на каком же основании она носит галстук Итонского университета? – задал логичный вопрос Малыш Саймон, кивая на шею юнца, на которой болталось наглядное подтверждение того, что жертва прибыла к нам из лагеря противника.
– Думаю, нам надо устроить суд, – «здраво» рассудил я.
– Да! – тут же подхватил сэр Мюррей-младший, потирая руки в предвкушении развлечения. – Это будет самый честный и справедливый суд.
Услышав из уст своего мучителя такие речи, жертва не только не обрадовалась, но скорее, наоборот, опечалилась новому повороту событий.. Однако же никому не было дела до того, что думает пленник. Члены клуба быстро расставили стулья, установили трибуну, стол для судьи, напротив которого поставили скамью для подсудимого. Пару первокурсников послали в университетский паб за пивом и закусками. Предполагалось, что прения и дебаты будут долгими, а потому мы смело выделили деньги из кассы клуба на пропитание, дабы развлекаться в полное свое удовольствие.
Естественно, что я был единогласно избран судьей. Ведь это мне принадлежала замечательная идея. Джордж очень хотел быть адвокатом плененного им итонца, однако члены клуба, посовещавшись, решили, что он не станет достойно защищать подобное ничтожество, а потому может испортить представление. После коротких дебатов Джимбо был избран обвинителем, а адвокатом – Малыш Саймон. Мой бывший бой чрезвычайно возгордился доверенной ему ролью и даже шепнул понуро сидевшему на скамье подсудимому, что еще рано отчаиваться, у него, дескать, с судьей отличные отношения. Остальные члены клуба должны были представлять присяжных заседателей.
Да, давненько у нас не было такого замечательного представления. Как только в комнату внесли угощение, мы приступили к заседанию. Первым выступил обвинитель.
Джимбо встал у трибуны, строгий и надменный, каковым он обычно становился, когда дело касалось вещей серьезных, и начал речь. Вначале сэр Джордж Мюррей-младший коснулся недавнего проигрыша нашей команды по регби. Напомнив членам Оксфордского клуба о горечи, которую все мы испытали от победы Итонского университета, обвинитель заявил, что в Итон поступают лишь самые тупоголовые и низкородные студенты, не принятые в славные стены Оксфорда. Примером сего, пока что живым, заметил Джимбо, значительно поглядев на жертву, вжавшуюся от его взгляда в скамью, может служить пленник, недавно пойманный на территории студенческого городка.
– Не знаю, можем ли мы называть это создание человеком мужского пола! – громко произнес обвинитель. – Судя по тому, как оно себя ведет, – это женщина!
Члены клуба злобно заулюлюкали.
– Я обвиняю подсудимого по следующим пунктам, – сказал Джимбо. – Во-первых, он или, точнее, она не имела права появляться на территории величайшего из университетов мира, представляя университет противника. Во-вторых, я обвиняю подсудимого в том, что команда его университета выиграла финал у нашей команды. И в-третьих, я обвиняю подсудимого в том, что это лицо женского рода выдает себя за мужчину, мало того, за джентльмена. Я прошу суд вынести справедливое решение и примерно наказать подсудимого.
– Какое же наказание вы предлагаете? – спросил я.
– Смертную казнь! – воскликнул Мюррей-младший.
Члены клуба разразились бурными аплодисментами. Пленник закатил глаза и упал в обморок.
– Вот видите, это самая настоящая баба, – со смехом сказал Джордж, указывая на валявшегося у скамьи итонца, которого Малыш Саймон старался привести в чувство ладонью по щекам.
Как только подсудимый пришел в себя, адвокат начал защитную речь. Малыш Саймон в самых теплых красках описал безоблачное детство подсудимого, даже и не предполагавшего, что он может стать не достойным оксфордцем, а проклинаемым всеми итонцем. Отсюда адвокат сделал логический вывод, что подсудимый не виноват в том, что родители уготовили своему чаду ужасную судьбу.
– Скажите, подсудимый, вы играете в регби? – с нарочитой небрежностью спросил у жертвы Саймон.
Тот отрицательно покачал головой:
– Нет.
Джимбо тотчас же подскочил к несчастному и со всего маху закатил ему здоровенную затрещину, вновь свалившую пленного со скамьи.
– Как ты разговариваешь с представителем суда! Надо прибавлять «сэр», – пояснил он свои действия.
Малыш Саймон, не обращая на избиение обвиняемого никакого внимания, повторил вопрос:
– Вы играете в регби?
– Нет, сэр.
– Болеете за команду Итонского университета?
– Нет, сэр.
– Вот видите, – радостным тоном заключил адвокат. – Подсудимый не имеет никакого отношения к проигрышу нашей команды. Итак, я только что сумел отмести два из трех пунктов обвинения. Мой подзащитный не виноват в том, что он учится в Итоне, и в том, что наша команда случайно проиграла в регби. К сожалению, я не могу защитить его от третьего пункта, так как он неоспорим.
Закончив выступление, Малыш Саймон под аплодисменты, более касавшиеся его театрального таланта, нежели блестящей защиты, вежливо поклонился присяжным заседателям и уселся на свое место. Настала моя очередь.
– Я думаю, что выскажу общее мнение наших дорогих присяжных заседателей, – я обвел взглядом членов клуба, – если сразу без дополнительных прений объявлю решение суда.
Члены клуба согласно закивали головами, в нетерпении ожидая, чем же закончится импровизированное судилище или, скорее, игра в суд.
– Обе стороны, и защита и обвинение, выступили блестяще. – При этих моих словах Джимбо и Малыш Саймон с учтивыми улыбками поклонились друг другу, выражая удивительное для судебных баталий взаимное уважение. – Однако защита была достаточно убедительна, чтобы мы прислушались к ее доводам.
Вы бы видели, как от этих слов ожил и встрепенулся наш пленник. Еще мгновение назад его голова безвольно висела, поддерживаемая худыми грязными руками, и вот он уже озирается кругом, словно цыпленок, с такой же худой, как у него, шеей и с такими же птичьими правами в нашем клубе. Щеки жертвы порозовели, хотя до этого он поражал окружающих почти мертвенной бледностью. Глаза заблестели, наполнившись слезами благодарности.
Все сказанное мною было сказано с умыслом. Мне хотелось подольше помучить жертву, бросая ее из крайности в крайность и доводя тем самым до исступления. Мучения, отражавшиеся на лице пленника, возбуждали меня, пусть и не с такой силой, как это было от зрелища задыхавшегося врага или же от ласк кузины Долли, но все-таки действовали весьма приятно, напоминая мне возбуждение, испытываемое на уроках алгебры.
– Я, полноправный судья, признаю доводы защиты убедительными, – продолжал я. – Смертная казнь в отношении подозреваемого отменяется!
Тут сэр Джордж Мюррей-младший театральным жестом вскинул руку и застонал, всем своим видом изображая оскорбленное правосудие. Пленник вскочил со скамьи и с радостным возгласом кинулся было в мою сторону, дабы обнять с благодарностью своего освободителя, однако двое членов клуба, игравших в команде по регби и бывших весьма крепкими юношами, ухватили его за плечи и насильно усадили обратно.
– Я еще не закончил, – строгим тоном сказал я.
– Конечно, конечно, – закивал головой итонец, изобразив на лице понимание.
– Однако последний из указанных обвинителем пунктов слишком тяжел, чтобы оставить его без внимания.
Вы бы видели, как вздрогнул пленник. Казалось, что он аж подскочил на пару футов. Его радостное выражение лица сменилось сначала недоумением, а затем испугом.
– Но, ваша честь, – мягко положив ему руку на плечо, сказал Малыш Саймон, – это ведь не такое уж и страшное преступление – выдавать себя за кого-то другого. Пол моего подсудимого может поменяться. Ведь так? – с участием обратился он к жертве.
Тот часто закивал головой. К нему тотчас же подскочил Джордж.
– А ну признайся, скотина, – заорал он в самое лицо несчастному, обрызгивая его слюной, – что ты – баба!
Несчастный пленник отшатнулся от ужасного монстра, коим ему, без сомнения, казался Джимбо, и пискнул:
– Как вам будет угодно, сэр.
– Оглашаю решение суда! – торжественно объявил я. – Подсудимый, без сомнения, является виновным в том, что выдавал себя за другого, пытаясь ввести честных джентльменов, присутствующих здесь, в заблуждение. Так как подсудимый сам признался в преступлении, то наказание, выносимое решением суда присяжных, будет нестрогим.
Пленник, задерживавший во время моей речи дыхание, с шумом его выдохнул и облегченно обвел взглядом комнату и членов нашего достойного клуба.
– Каково же ваше решение, ваша честь? – чуть не хором спросили меня обвинитель и защитник.
– Наказание розгами! Сорок ударов!
Члены клуба вскочили, громко аплодируя моему решению и столь блестяще завершенному суду.
– Нет-нет, не надо, – взмолился плачущий пленник, но двое членов, те самые, которые играли со мной в команде, подхватили его за руки и кинули лицом вниз на скамью.
Несчастный итонец сильно ударился о сиденье и застонал. Малыш Саймон тотчас подскочил к нему и ловко связал под сиденьем руки. Затем он так же ловко связал заранее приготовленной веревкой ноги несчастного таким образом, что тот не мог уже пошевелиться, а лишь только плакал и стенал, моля нас о пощаде, но его никто не слушал. Джимбо смотал из своего большого и не слишком чистого носового платка кляп, который засунул в рот пленнику, после чего осторожно стянул с него штаны.
Столпившимся вокруг членам клуба открылись белоснежные ягодицы.
– Настоящая женская попа, – с видом знатока заявил сэр Джордж Мюррей-младший.
Ко мне подошел Малыш Саймон, неся на руках, словно шпаги, несколько розг. Я принялся тщательно выбирать ту, которой буду наказывать несчастного, изредка бросая в его сторону косые взгляды. Пленник затих, со страхом ожидая начала порки, и, дрожа всем телом, следил, как я со свистом рассекал воздух розгой, как гнул ее в руках, проверяя гибкость и одновременно прочность лозы. Наконец, выбрав подходящую, я неторопливо подошел, примерился и с силой опустил розгу на белые ягодицы, тут же обагрившиеся кровью. Пленник взвыл от резкой боли и невыносимого унижения. Члены клуба разом выдохнули, следя за каждым моим движением.
Люди любят смотреть на мучения других. Хотя никто никогда не признается в этом, однако каждый из нас, знакомый с грамотой, хоть раз да заглядывал в запретные издания работ де Сада, млея от возбуждения. И я, стоя рядом с остальными членами клуба, тоже млел, втайне радуясь, что придумал такое замечательное развлечение.
* * *
Вечером того же дня Джимбо зашел ко мне. Я валялся на кровати и заново переживал то, что произошло сегодня в клубе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31