– Почему Роки? – спросил Джек, орудуя ножом и вилкой, расправляясь с телятиной.
– Упорный, – ответила она. – По-моему, вполне подходит к Хьюберту.
Обернувшись, она смотрела сквозь золотистое стекло вслед. Шир медленно спускался по левой стороне лестницы, держась левой рукой за перила.
Его спина... Золотисто-коричневая... Вот его уже и не видно.
Она сняла размеры окон и отправилась к "Блюмингдейлу", в отдел драпировочных тканей. Заказала шторы. Из белого шелка – в гостиную, ситцевые в полоску – белую и зеленую – в спальню. Заглянула и в мебельный отдел. Купила совершенно потрясающую вещь – пробковую пластину на красивой хромированной лапе-подвеске. Только у Блюма и можно купить такое...
В спортклубе "Вертикаль" до седьмого пота крутила педали тренажера – для ног хорошо, для брюшного пресса, и вообще.
Когда вышла на своем этаже из лифта, услышала отчаянное мяуканье Фелис. В холле, между прочим, целое стадо рыжих чемоданов. К собственной двери не подойти, а в квартире А дверь настежь. В прихожей – никого, а в глубине, в кухне, – молодая женщина в белом пальто резко бросала в телефонную трубку:
– А я говорю нет! Да, именно так. Это и имела в виду!
Увидев Кэй, вскинула руку, как бы приветствуя. Пальцы унизаны кольцами. Закатив глаза, простонала, одновременно повела плечами, давая понять Кэй, что вот, мол, навязались на том конце провода на ее голову. Совершенно потрясающая фигура. Манекенщица, наверно. Тоненькая, лет двадцать, прямые белокурые волосы – по плечам. Пальто, перехваченное поясом, именно это, белое, Кэй видела в журнале мод Elle.
– Да имела я вас обоих! – рявкнула соседка и трахнула аппарат о стену. – Минуточку! Сейчас уволоку свои чемоданы, – сказала она, подходя к двери. Распахнула до упора, подтолкнула коленом чемодан, фиксируя дверь. – Ваш кот, извините, совершенно ошалел. Запахи Индии, полагаю, для него в диковинку, – сказала она, имея в виду свои желто-розовые чемоданы. – Вы когда сюда приехали?
– Неделю назад, – ответила Кэй, отступая к двери, выходившей на лестницу.
– Выпустите кота, умоляю, – сказала В. Трависано, мило улыбнувшись. – Совсем извелся, бедняга. Я тоже кошатница.
– Он – это она. – Кэй поставила на пол свою сумку, рядом – блюмингдейльскую пластиковую с покупками. Отперла замок и отворила дверь.
Фелис вылетела пулей. Неожиданно крадучись пошла по ковру к чемодану, нюхая воздух. Ходила потом вокруг и все нюхала, нюхала...
– Ах, какая прелесть! Обожаю пятнистых. Как ее зовут?
– Фелис.
– Очаровательно! Фелис... А я Вайда Трависано.
– Тоже красиво. Та рассмеялась:
– Ну, мерси вам. Я сама придумала.
– А я – Кэй Норрис.
– Очаровательно!
– Спасибо за это моим родителям. – Кэй взяла на руки Фелис. Та просто была сама не своя от этой Индии.
Вайда Трависано втащила к себе последний чемодан.
– Какое счастье, что теперь вы здесь вместо этих несчастных Кестенбаумов, – сказал она. Стояла, улыбаясь, в проеме дверей в белом пальто из Elle, оперевшись буквально сверкающей рукой о косяк и скрестив ноги в белых сапогах. – Вы ничего не знаете про Кестенбаумов? – спросила она.
– Фелис, прекрати! Нет, – ответила Кэй. – Нет, не слышала.
– Довольно интересная парочка, – сказала Вайда. – Он – американец, а она – кореянка. Красивая такая. Вполне могла бы стать манекенщицей. Ничего не рассказывали о себе. Развлекались напропалую, скажу я вам. А потом у него, понимаете, развился РС – рассеянный склероз, так? – и он начал таять на глазах. А она – представляете! – возила его в инвалидном кресле. Сердце просто разрывалось. Настроение из-за всего этого – никуда, депрессия. Понимаете? Уехали, наконец, в Калифорнию. Говорили, где-то там этот склероз лечат, что ли. Ерунда, конечно, вряд ли и там бы ему помогли. Она, понимая это, слезами заливалась. И так несколько месяцев. Бесплатно ничего не бывает. Денег сколько надо, а их страховки – мизер, конечно. Слава Богу, откуда-то потом пришли деньги. Если возникнет желание поболтать, заходите. Пробуду здесь до девятого ноября, а потом... – Зазвонил телефон. – Вот зараза! Собираюсь в солнечную Португалию. Ну, пока! – Перед тем как захлопнуть дверь, помахала рукой Фелис. – Бай-бай, Фелис! – Закрыла дверь. Телефон надрывался.
Фелис соскочила на ковер. Ходила вокруг отпечатков, оставленных чемоданами, принюхиваясь. Явно возбужденная.
Пришел Дмитрий. В гостиной стал сверлить дырки в стене, смежной с кухней, чтобы потом навесить книжные толки Она еще раньше пометила крестиками, где следовало вбить костыли.
Принесла пробковую доску. Показала Фелиске, для какой надобности – провела передними кошачьими лапами несколько раз по пробке. Восторг полный!..
Роксиного "Сокола" повесила в прихожей. Рокси и Цвик – порознь выглядели значительно лучше. Пока расставляла книги, слушала Клэр Блум. Та читала "К маяку".
Позвонила предкам, поблагодарила за вазу в стиле "Арт деко". Отлично будет смотреться на новом журнальном столике – вот-вот его доставят. Отец попросил сказать Бобу, чтобы тот звонил им почаще. Сразу, как обычно, возникли разногласия.
Прочитала четыре главы из книги Хьюберта Шира "Червяк в яблоке". Позвонила Рокси:
– Несмотря на то, что книга тяжеловата, он все-таки хороший писатель.
– Про что там? Фабула какая?
– Никакой, – ответила она, лежа на кровати и теребя Фелисино ушко. – Мы договорились покататься на велосипедах по парку, когда вернется из поездки. Своего рода свидание, понимаешь? Не знаю, сколько он там пробудет. В этой Японии. Улетает на этой неделе.
– Звучит весьма загадочно.
– В общем, да, – сказала она, разглядывая в люстре Фелис, свою обожаемую кису. – В книге нет никакого сюжета, но он славный, а книга потрясающая.
Потом, стоя перед зеркалом в спальне, прикладывала к себе зимние платья. В восторг не пришла...
Стопка книг на верхней полке... Забралась на стремянку.
На кухне, под мойкой, задрав голову, застыла Фелис.
Кто бы мог подумать, что в огромном городе, где тысячи ресторанов, она и редактор этого Роки – как там его зовут? – могут встретиться в обеденный перерыв. Немыслимо, невероятно... Если бы ресторан "Четыре времени года" не стал прибежищем для писателей, редакторов и прочей пишущей братии, он бы там не появился. Классный ресторан... Все – туда! Стейны предложили именно там родителям Лесли отметить серебряную свадьбу. Вайда и Лорен таскают туда своих ребят. Нет, это просто совпадение, какие в жизни – просто на каждом шагу!
Конечно, то, что ей нравится Роки, – нелепость и больше ничего. Впрочем, если учесть, что у них много общего, – нормальный ход.
Не может он делать вид, что ему все это без разницы.
Не может и дожидаться, когда Роки в восемь ровно по Осака явится через неделю после этого вторника в компанию "Такай", войдет в демонстрационный зал и... начнется показ достижений науки и техники. Проспектов всяких наволокут. Нормально, конечно!.. Любой производственник лез бы из кожи вон, стараясь показать свой товар лицом, а уж о япошках, доках в делах бизнеса, и говорить нечего.
Ладно. Главное – спокойствие. Думать надо, думать. И без паники! Т-а-а-к! Сейчас воскресенье, вечер... Нет, уже понедельник – утро. Рейс Роки – из "Кеннеди", в пятницу утром... В одиннадцать.
Думать, думать...
Велосипедик-то не удался... Неудача? Это – как сказать... Следует взглянуть на это дельце с позитивной стороны. Ходит теперь этот Роки с палочкой. Нога в гипсе. Хромает по своей 9А.
* * *
Обычно один день в неделю она работала дома – в четверг или в среду – в зависимости от назначенных деловых свиданий и всяких производственных встреч. И в такой домашний день – Сарины телефонные звонки строго лимитировались! – она успевала сделать столько же, сколько за два дня работы в офисе. Работала она дома и вечерами, и в уик-энды – по три-четыре часа, читала рукописи по утрам в постели от шести до восьми утра каждый день.
На этой неделе домашний день пришелся на вторник, на двадцать четвертое октября, на тот день, который метеопрогнозы всех каналов телевидения объявили самым-самым этого расчудесного времени года. Цифирь подтверждалась наблюдениями за глубиной бездонного бирюзового неба, пламенеющей листвой и запрокинутыми лицами – в Сентрал-парке на прогулке все – от мала до велика.
И вот она сидит в такое самое-самое утро и обозревает из окна желто-красный парк и лазурное озеро. Вернее, бросает время от времени взгляды через левое плечо, находясь в процессе редактирования рукописи, пускай, Даже очень интересной, то есть именно такой, когда работа в радость. Особенно для девушки из провинции...
Повернулась к окну, надела очки. Долго провожала взглядом косяк диких гусей, летящих в небесной лазури. Потом, выглянув, наблюдала – поднялись гуси с воды и устремились к тем, что плыли в вышине.
Сняв очки, стала читать.
Делала пометки.
Вздохнула, когда зашелестели бумажные листы, – окно осталось приоткрытым.
Высунулась – фрамуга сдвинута всего сантиметров на тридцать пять – сорок. На ней темно-красная водолазка, сверху – ирландский шерстяной пуловер, "адидасы". Фелис разлеглась посередине кровати – лежит и не сводит глаз с хозяйки.
Кэй шла по гаревой дорожке, огибавшей озеро, огороженное провислой цепью. Небо голубое-голубое, листья на деревьях и желто-золотые, и огненно-красные. Воздух необыкновенный, люди нарядные. А белочки – такие храбрые... Жаль, арахисовые орешки не захватила! Птицы порхают. Она пребывала в восторженном состоянии души. Ничего подобного не могла припомнить за последние два года. Два? Семь, пожалуй, или даже восемь...
Повернула налево – Сэм Эйл навстречу. Она его сразу увидела среди многих пешеходов. Не обращает никакого внимания – как и другие – на стрелки, указывающие направление терренкура. Похоже, и он в восторге – размахивает руками, седые волосы взъерошены, щурится на блестящую гладь воды справа. Она сбавила шаг – он почти рядом, – посмотрела на него искоса...
– Сэм! – окликнула она.
Остановился. Взгляд метнулся на нее. Какой-то бегун обежал его стороной. Она сошла с дорожки на обочину.
– Кэй, – подсказала она, – Норрис.
Он улыбнулся.
– Салют! – Стоял, улыбающийся – трое мужчин обошли его стороной – в легкой обуви, с обнаженными руками, оттопырив локти.
Шагнул в сторону. Подошел. Она – в джинсах, черных тапочках. Молния серой легкой ветровки застегнута. Выглядывает воротничок из красной фланели.
– Потрясающий денек! – сказал он, потирая руки.
– Великолепный, правда?
– Еще какой!
– Хочется все время идти, идти – не останавливаться. Пойдемте по стрелам. Это не опасно.
– Стрелам? – переспросил он, идя за ней по дорожке.
– Видите, стрелы нарисованы. Они указывают направление.
– Куда вы так летите? – подал он голос за ее спиной, чуть слева. – Я предпочитаю получать от прогулки удовольствие.
Она сбавила темп. Улыбнулась ему, когда он поравнялся с ней. Лицо со следами былых схваток выглядело вполне для его шестидесяти шести. В телепередаче "Золотой век телевидения" показывали его в те годы – восторженный вундеркинд с темными волнистыми волосами. А глаза уже и тогда были окружены тенями.
Глянув на нее, он улыбнулся:
– В книгоиздательской деятельности на сегодня объявлен выходной?
– Иногда беру домашний день и работаю дома, – ответила она.
– Понял.
– Не совсем удачный выбрала день. То есть, получилось как раз наоборот... А откуда вы знаете, что я работаю в издательстве?
Он замедлил шаг, пропуская коляску с малышом. Во рту у ребенка пустышка. Девушка в дубленой курточке, на голове наушники – двадцати точно нет – толкала коляску, слушая что-то там по транзистору.
Догнал Кэй.
– Проходил мимо грузовика в день, когда вы переезжали, – ответил он. – Картонные коробки в основном с фирменным знаком "Диадемы".
– Ах, вот оно что, – протянула она.
– Письменный стол-бюро на роликах и с крышкой – потрясающий. Сколько ему годков?
– Восемьдесят, может, восемьдесят пять.
– И что вы там, в "Диадеме", делаете?
– Я редактор, – ответила она. – Внимание! Видите стрелу? Нам туда.
– Бог мой! Эти стрелы невозможно увидеть. Намалевали, должно быть, при президенте Маккинли и ни разу не подновили. Думаю, никто не придерживается этих указателей. Пусть каждый идет, кому куда нравится.
– Я, вообще, имею в виду, совсем не то, что вы, – сказала она, когда мимо промчались бегуны. – Они все-таки для чего-то существуют. Никто ведь и не настаивает, чтобы придерживаться этих указателей.
– Само собой, – заметил он, отступая за ее спину, чтобы дать дорогу двум монахиням.
По дорожке для верховой езды, справа от нее, шла гнедая лошадь. Всадник – мужчина в клетчатом пиджаке, черных сапогах и бриджах. Сэм пошел слева.
– Ну и денек! – сказал он.
– Выходной для режиссеров?
– Будни пенсионеров. Взгляните-ка вперед...
Она посмотрела туда, где поблескивали – сплошь белое и стальное! – башни зданий мэрии и Эмпайр-стейтс на фоне бирюзы неба.
– Фантастика! – воскликнула она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25