И заканчивая осмотр, увидел Бох всякие незначительные мелочи: наполненные жидкостью кувшины, в некоторых плавали морские водоросли, один или два чахлых растения в горшках на полке у темного окна, в углу клетка с двумя меланхолически пережевывающими траву кроликами. В общем, ничего примечательного.
Тем временем Эдмонд сбросил на пол обезьянку, и она, не спуская ярких смышленых глаз с незнакомцев, пятясь выбралась из комнаты в коридор.
— Вас это не впечатлило, мистер Бох.
— Особенно нечему удивляться, — чувствуя, как снова поднимается раздражение при виде мерзкой усмешки, сопровождавшей слова хозяина дома, ответил инженер.
— Инструменты обладают меньшей значимостью, чем руки, владеющие ими.
— Давайте лучше сразу к делу, — ответил Бох.
— Вот и отлично, — не стал возражать хозяин. — Вас не затруднит поставить на стол вот тот отражатель?
И Эдмонд махнул рукой в сторону нескольких одинаковых деревянных чаш, дюймов восемнадцать в диаметре, чья внутренняя поверхность казалась или обожженной на огне, или смазанной графитом. Бох нагнулся за указанным предметом, который оказался на удивление тяжелым и потребовал усилия обеих его рук.
— Спасибо. Ну а теперь посмотрим, что со всем этим можно сделать…
С этими словами Эдмонд открыл ящик стола и извлек оттуда катушку с проволокой и выкрашенную чем-то белым квадратную картонку.
— Это свинцовая проволока, а на эту картонку нанесен слой фтористого кальция.
Эдмонд протянул предметы Боху, принявшему их с выражением терпеливого скептицизма наблюдающего за детскими фокусами взрослого.
— Я хочу, чтобы вы убедились — проволока не активна. Стоит нам погасить свет, — и только Эдмонд произнес эти слова, как лаборатория погрузилась в загадочную и таинственную темноту, — вы увидите, что картонка не флюоресцирует.
Бох потер проволоку о картонку, но желаемого результата, тем не менее, не получил. Неожиданно снова вспыхнули лампы, и уже при свете инженерам не оставалось ничего иного, как убедиться: ни проволока, ни картонка, если не считать нескольких глубоких царапин, не изменили своих физических свойств.
— Ваша демонстрация более чем убедительна, — с плохо скрываемой иронией отметил Бох. — С чувством глубокого удовлетворения мы отмечаем, что проволока невинна как младенец.
— Передайте ее мне, посмотрим, смогут ли у младенца прорезаться зубки.
Не отламывая от катушки, Эдмонд отмотал и распрямил дюймов шесть проволоки, после чего она стала напоминать уменьшенных размеров палочку уличного регулировщика. Далее натянул закрепленные по краям чаши три толстые нити, сложил их концы и, отметив вершину полученной в пространстве пирамиды зажимом на стоящем рядом с чашей круглом штативе, позволил себе разжать пальцы, сбрасывая нити вниз.
— Простейший способ определения фокальной точки, — объявил он. — Так как черная поверхность моего прибора не отражает свет, приходится находить иные методы. Как вы, надеюсь, уже отметили, фокусное расстояние равно приблизительно двенадцати дюймам. Поверхность отражателя не параболическая, а сферическая. В данном случае не требуется точной фокусировки, ибо я хочу активировать всю поверхность проволоки, а не одну ее точку.
Два визитера, никак не комментируя происходящее, хранили глубокомысленное молчание. А тем временем их радушный хозяин манипулировал с кусочком проволоки, водя ей через помеченную зажимом штатива точку. Проделав сию несложную операцию с дюжину раз, он протянул катушку Боху.
— Держитесь вот здесь, мистер Бох. Теперь проволока может укусить.
С легким выражением брезгливости инженер разглядывал совершеннейшим образом не претерпевший никаких видимых изменений кусочек металла.
— Ну и что? — резко спросил он. — Надо посмотреть, как поведет себя наш флюоресцирующий экран. Я удалю свет, — и вместе с этими словами, мигнув, погасли лампы. И стоило в наступившей темноте поднести Боху проволоку к картонному квадратику, как тот в одну секунду озарился бледно-голубым сиянием. Оставленные на его поверхности нетерпеливой рукой Боха царапины пульсировали холодным белым огнем, а сам квадратик походил на маленькое незашторенное окно во мраке беззвездной ночи. Холодный протуберанец огня вспыхнул на ее поверхности, стоило Боху слегка двинуть проволокой.
А в темноте глухо прозвучали слова Эдмонда:
— Попробуйте свой бриллиант, мистер Хоффман.
Хоффман послушно снял с пальца кольцо и поднес его к светящемуся квадрату. И стоило лишь приблизиться, как камень вспыхнул голубым, холодным пламенем — более ярким, чем картонный квадратик. Хоффман отдернул руку, но кольцо продолжало светиться с той же неистовой, неугасающей силой. Вспыхнул свет, застав врасплох двух недоуменно хлопающих глазами инженеров.
— Пройдет некоторое время, прежде чем камень погаснет, — раздался голос Эдмонда. — По крайней мере, вы можете быть спокойны за ваш бриллиант — подделки не реагируют на излучение.
Эдмонд немного помолчал и спросил:
— Какие еще нужны доказательства?
— Это убедительная демонстрация, — коротко ответил Бох. — Теперь бы нам хотелось услышать объяснения вашего метода.
— Частично, лишь частично, господа. — Эдмонд открыл коробку с сигаретами и подвинул ее гостям. Хоффман не отказался, а Бох, отрицательно качнув головой, потянулся за своей трубкой.
— Очевидно, — выпустив густой клубок сигаретного дыма, продолжил Эдмонд, — простейший способ расщепления ядра таится в создании поля резонансной частоты. Принцип скрипки и хрустального бокала.
— Идея старая, — сказал Хоффман, — но не давшая никаких практических результатов.
— Да, и лишь потому, что никто не смог создать вибратор столь высокой частоты. Элементарные частицы большинства веществ имеют период вращения, измеряемый миллионными долями секунды. Но в природе известны лучи, обладающие соизмеримой частотой. Я имею в виду космические лучи.
— Ба! — язвительно воскликнул Бох. — Так, значит, вы изготовили космические лучи!
— Отнюдь, — Эдмонд с ледяным спокойствием взглянул на веселящегося инженера, — и если позволите, я продолжу.
Итак, как подтверждено многочисленными наблюдениями, свинец, долгое время находящийся под открытым небом, становится в незначительной степени радиоактивным. И все глупцы, просиживающие штаны в научных лабораториях, считают, что данными свойствами свинец обязан воздействию солнечной радиации. И они глубоко заблуждаются, ибо причиной служат космические лучи.
Вот почему я создал этот отражатель, — Эдмонд небрежно тронул рукой деревянную чашу, — который фокусирует проникающие в эту комнату космические лучи, тысячекратно их усиливая. Вот что является причиной распада свинца. Однажды начатый, процесс продолжается уже самопроизвольно. — Эдмонд помолчал, затянулся сигаретой и коротко спросил: — Будут еще вопросы?
— Да! — одновременно воскликнули оба, но, уже не с таким агрессивным напором, продолжил один Бох:
— Я всегда считал, что космические лучи, обладая ни с чем не сравнимой всепроникающей силой, без труда могут достигнуть основания самых глубоких подземных шахт, и даже золото не может служить им достойной преградой. Существует общеизвестное представление, что ничто не в состоянии отразить их.
— Почти ничто, мистер Бох. Мой рефлектор способен на это.
— Тогда какой материал вы применяете?
— Вы что-нибудь слышали о нейтрониуме, мистер Бох?
— Нейтрониум! — снова в один голос воскликнули инженеры.
— Это, — после короткого замешательства заговорил Хоффман, — это вещество, лишенное электронов. Нейтрониум образуют твердые протоны, и один кубический дюйм этого вещества весит порядка тонны.
— Но это гипотетическое вещество, в природе его просто не существует, — добавил Бох.
— Не совсем гипотетическое, мистер Box. Оно встречается в карликовых звездах и в некоторых других местах.
— В каких, например?
— В этой комнате, мистер Box. На отражающую сторону моего рефлектора нанесен бесконечно тонкий слой вещества — пожалуй, два-три протона, не больше. Этого вполне достаточно, чтобы работать эффективно. Кстати, вы не обратили внимания на его вес?
— Да, — не отрывая глаз от черной вогнутой поверхности, протянул Box. — Какими средствами вам удалось получить этот материал?
— Средствами, природу которых я не стану раскрывать перед вами — это опасно.
— Опасно! Мы не давали вам повода проявлять заботу о нашей безопасности!
— Не о вашей — о своей безопасности. Процесс представляет экономическую опасность.
— Ба! Знакомые слова. Начиная с эпохи паровых двигателей, человечество не перестает их повторять при каждом новом шаге по пути прогресса.
— Да, — согласился Эдмонд, — и тем не менее я не знаю ни одного открытия, которое не было в конечном итоге обращено во вред человечеству. — В первый раз за все время беседы он улыбнулся, и оба его гостя тут же вспыхнули горячим негодованием. — А вы доверите обезьяне в зоопарке ручные гранаты, мистер Box? Вот и я не доверю. — И с этими словами Эдмонд яростно раздавил в пепельнице сигарету, жестом этим давая понять, что более не намерен возвращаться к обсуждению подобных тем. — Вы, кажется, хотели спросить меня о чем-то, мистер Хоффман?
Хоффман подался вперед, сквозь стекла очков уставив на Эдмонда немигающий взгляд.
— Сможет ли данный процесс привести к распаду других веществ, а не только свинца, мистер Холл?
— Да, но их немного и процесс будет протекать заметно медленнее.
— Почему так происходит?
— На это существует несколько причин. Основная из них кроется в нестабильной по своему характеру природе строения свинца. Во-вторых — столь тонкий слой нейтрониума способен отражать не все космические лучи, а лишь их определенный спектр частот, который более всего влияет на структуру свинца. А кроме всего прочего, следует отметить, что продукты распада свинца составляют основную часть космических лучей, и, не утруждая вас пространными объяснениями, скажу лишь одно: космические лучи имеют свинцовый оттенок. Вот вам и объяснение, почему свинцовые крыши и водосточные желоба через некоторое время становятся активными, чего не происходит ни с цинком, ни с железом, ни с медью.
— Я понимаю, — медленно произнес Box. — Скажите, мистер Холл, как долго вы работали над своим открытием?
— Около шести недель, — холодно ответил Эдмонд, не замечая изумления, написанного на лицах его слушателей. — Я считаю, мы обсудили все возможные проблемы. Вы можете прислать за этими четырьмя рефлекторами в любое время. Чтобы на первых порах обеспечить необходимую производительность, этого количества будет более чем достаточно. Если выпуск продукции потребует дополнительных приборов, я вышлю их незамедлительно. Вы можете устанавливать их в любой точке вашего предприятия; при столкновении со стенами зданий космические лучи рассеиваются крайне незначительно. Технологию изготовления и установки нити накаливания я оставляю на ваше рассмотрение, но обязательно проследите, чтобы ваши рабочие трудились в защитных перчатках, иначе вы не избежите радиоактивных ожогов.
Он поднялся, и за ним поднялись остальные.
— Если вы не возражаете, один из них я возьму сейчас, — сказал Box, с видимым усилием отрывая деревянную чашу от поверхности стола.
Все трое проследовали в коридор, и там неожиданно раздался резкий окрик Эдмонда: — Homo! — позвал он, и в ту же секунду из темноты коридора выпрыгнула обезьянка, с удивительным проворством вскарабкалась на хозяйское плечо, устроилась поудобней и там затихла.
Спускаясь по лестнице, Хоффман заметил, как их радушный хозяин вдруг обернулся, посмотрел назад и в одно мгновение ярко освещенный прямоугольник дверного проема лаборатории погрузился во тьму. Инженер не проронил не звука, лишь облегченно вздохнул, стоило входной двери захлопнуться за их спинами. Догнав Боха, ноги которого подгибались под тяжестью рефлектора, он помог ему затолкать загадочное приобретение в машину.
— Что ты думаешь обо всем этом, Карл? — спросил он, стоило авто тронуться с места.
— Не знаю.
— Ты веришь всем этим сказкам о космических лучах и нейтрониуме?
— Ничего, дайте мне только добраться до лаборатории. Там у меня лежит настоящий кусок свинца, а не какая-нибудь фальшивка.
На протяжении нескольких кварталов инженеры не проронили ни звука.
— Скажи, Карл, ты видел, как он управлялся со светом?
— Фокусы. У него выключатель на полу.
— Но он выключал свет из коридора…
— Выключатель в коридоре.
Но впечатлительного Хоффмана не удовлетворили объяснения далекого от мистики трезвомыслящего друга. Странный Эдмонд Холл поразил его до глубины души, и более того, за время второй встречи характер этого человека уже не стал казаться ему столь отвратительным, как раньше. Он открыл в нем какое-то странное очарование.
— Как думаешь, он действительно знает то, о чем говорит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Тем временем Эдмонд сбросил на пол обезьянку, и она, не спуская ярких смышленых глаз с незнакомцев, пятясь выбралась из комнаты в коридор.
— Вас это не впечатлило, мистер Бох.
— Особенно нечему удивляться, — чувствуя, как снова поднимается раздражение при виде мерзкой усмешки, сопровождавшей слова хозяина дома, ответил инженер.
— Инструменты обладают меньшей значимостью, чем руки, владеющие ими.
— Давайте лучше сразу к делу, — ответил Бох.
— Вот и отлично, — не стал возражать хозяин. — Вас не затруднит поставить на стол вот тот отражатель?
И Эдмонд махнул рукой в сторону нескольких одинаковых деревянных чаш, дюймов восемнадцать в диаметре, чья внутренняя поверхность казалась или обожженной на огне, или смазанной графитом. Бох нагнулся за указанным предметом, который оказался на удивление тяжелым и потребовал усилия обеих его рук.
— Спасибо. Ну а теперь посмотрим, что со всем этим можно сделать…
С этими словами Эдмонд открыл ящик стола и извлек оттуда катушку с проволокой и выкрашенную чем-то белым квадратную картонку.
— Это свинцовая проволока, а на эту картонку нанесен слой фтористого кальция.
Эдмонд протянул предметы Боху, принявшему их с выражением терпеливого скептицизма наблюдающего за детскими фокусами взрослого.
— Я хочу, чтобы вы убедились — проволока не активна. Стоит нам погасить свет, — и только Эдмонд произнес эти слова, как лаборатория погрузилась в загадочную и таинственную темноту, — вы увидите, что картонка не флюоресцирует.
Бох потер проволоку о картонку, но желаемого результата, тем не менее, не получил. Неожиданно снова вспыхнули лампы, и уже при свете инженерам не оставалось ничего иного, как убедиться: ни проволока, ни картонка, если не считать нескольких глубоких царапин, не изменили своих физических свойств.
— Ваша демонстрация более чем убедительна, — с плохо скрываемой иронией отметил Бох. — С чувством глубокого удовлетворения мы отмечаем, что проволока невинна как младенец.
— Передайте ее мне, посмотрим, смогут ли у младенца прорезаться зубки.
Не отламывая от катушки, Эдмонд отмотал и распрямил дюймов шесть проволоки, после чего она стала напоминать уменьшенных размеров палочку уличного регулировщика. Далее натянул закрепленные по краям чаши три толстые нити, сложил их концы и, отметив вершину полученной в пространстве пирамиды зажимом на стоящем рядом с чашей круглом штативе, позволил себе разжать пальцы, сбрасывая нити вниз.
— Простейший способ определения фокальной точки, — объявил он. — Так как черная поверхность моего прибора не отражает свет, приходится находить иные методы. Как вы, надеюсь, уже отметили, фокусное расстояние равно приблизительно двенадцати дюймам. Поверхность отражателя не параболическая, а сферическая. В данном случае не требуется точной фокусировки, ибо я хочу активировать всю поверхность проволоки, а не одну ее точку.
Два визитера, никак не комментируя происходящее, хранили глубокомысленное молчание. А тем временем их радушный хозяин манипулировал с кусочком проволоки, водя ей через помеченную зажимом штатива точку. Проделав сию несложную операцию с дюжину раз, он протянул катушку Боху.
— Держитесь вот здесь, мистер Бох. Теперь проволока может укусить.
С легким выражением брезгливости инженер разглядывал совершеннейшим образом не претерпевший никаких видимых изменений кусочек металла.
— Ну и что? — резко спросил он. — Надо посмотреть, как поведет себя наш флюоресцирующий экран. Я удалю свет, — и вместе с этими словами, мигнув, погасли лампы. И стоило в наступившей темноте поднести Боху проволоку к картонному квадратику, как тот в одну секунду озарился бледно-голубым сиянием. Оставленные на его поверхности нетерпеливой рукой Боха царапины пульсировали холодным белым огнем, а сам квадратик походил на маленькое незашторенное окно во мраке беззвездной ночи. Холодный протуберанец огня вспыхнул на ее поверхности, стоило Боху слегка двинуть проволокой.
А в темноте глухо прозвучали слова Эдмонда:
— Попробуйте свой бриллиант, мистер Хоффман.
Хоффман послушно снял с пальца кольцо и поднес его к светящемуся квадрату. И стоило лишь приблизиться, как камень вспыхнул голубым, холодным пламенем — более ярким, чем картонный квадратик. Хоффман отдернул руку, но кольцо продолжало светиться с той же неистовой, неугасающей силой. Вспыхнул свет, застав врасплох двух недоуменно хлопающих глазами инженеров.
— Пройдет некоторое время, прежде чем камень погаснет, — раздался голос Эдмонда. — По крайней мере, вы можете быть спокойны за ваш бриллиант — подделки не реагируют на излучение.
Эдмонд немного помолчал и спросил:
— Какие еще нужны доказательства?
— Это убедительная демонстрация, — коротко ответил Бох. — Теперь бы нам хотелось услышать объяснения вашего метода.
— Частично, лишь частично, господа. — Эдмонд открыл коробку с сигаретами и подвинул ее гостям. Хоффман не отказался, а Бох, отрицательно качнув головой, потянулся за своей трубкой.
— Очевидно, — выпустив густой клубок сигаретного дыма, продолжил Эдмонд, — простейший способ расщепления ядра таится в создании поля резонансной частоты. Принцип скрипки и хрустального бокала.
— Идея старая, — сказал Хоффман, — но не давшая никаких практических результатов.
— Да, и лишь потому, что никто не смог создать вибратор столь высокой частоты. Элементарные частицы большинства веществ имеют период вращения, измеряемый миллионными долями секунды. Но в природе известны лучи, обладающие соизмеримой частотой. Я имею в виду космические лучи.
— Ба! — язвительно воскликнул Бох. — Так, значит, вы изготовили космические лучи!
— Отнюдь, — Эдмонд с ледяным спокойствием взглянул на веселящегося инженера, — и если позволите, я продолжу.
Итак, как подтверждено многочисленными наблюдениями, свинец, долгое время находящийся под открытым небом, становится в незначительной степени радиоактивным. И все глупцы, просиживающие штаны в научных лабораториях, считают, что данными свойствами свинец обязан воздействию солнечной радиации. И они глубоко заблуждаются, ибо причиной служат космические лучи.
Вот почему я создал этот отражатель, — Эдмонд небрежно тронул рукой деревянную чашу, — который фокусирует проникающие в эту комнату космические лучи, тысячекратно их усиливая. Вот что является причиной распада свинца. Однажды начатый, процесс продолжается уже самопроизвольно. — Эдмонд помолчал, затянулся сигаретой и коротко спросил: — Будут еще вопросы?
— Да! — одновременно воскликнули оба, но, уже не с таким агрессивным напором, продолжил один Бох:
— Я всегда считал, что космические лучи, обладая ни с чем не сравнимой всепроникающей силой, без труда могут достигнуть основания самых глубоких подземных шахт, и даже золото не может служить им достойной преградой. Существует общеизвестное представление, что ничто не в состоянии отразить их.
— Почти ничто, мистер Бох. Мой рефлектор способен на это.
— Тогда какой материал вы применяете?
— Вы что-нибудь слышали о нейтрониуме, мистер Бох?
— Нейтрониум! — снова в один голос воскликнули инженеры.
— Это, — после короткого замешательства заговорил Хоффман, — это вещество, лишенное электронов. Нейтрониум образуют твердые протоны, и один кубический дюйм этого вещества весит порядка тонны.
— Но это гипотетическое вещество, в природе его просто не существует, — добавил Бох.
— Не совсем гипотетическое, мистер Box. Оно встречается в карликовых звездах и в некоторых других местах.
— В каких, например?
— В этой комнате, мистер Box. На отражающую сторону моего рефлектора нанесен бесконечно тонкий слой вещества — пожалуй, два-три протона, не больше. Этого вполне достаточно, чтобы работать эффективно. Кстати, вы не обратили внимания на его вес?
— Да, — не отрывая глаз от черной вогнутой поверхности, протянул Box. — Какими средствами вам удалось получить этот материал?
— Средствами, природу которых я не стану раскрывать перед вами — это опасно.
— Опасно! Мы не давали вам повода проявлять заботу о нашей безопасности!
— Не о вашей — о своей безопасности. Процесс представляет экономическую опасность.
— Ба! Знакомые слова. Начиная с эпохи паровых двигателей, человечество не перестает их повторять при каждом новом шаге по пути прогресса.
— Да, — согласился Эдмонд, — и тем не менее я не знаю ни одного открытия, которое не было в конечном итоге обращено во вред человечеству. — В первый раз за все время беседы он улыбнулся, и оба его гостя тут же вспыхнули горячим негодованием. — А вы доверите обезьяне в зоопарке ручные гранаты, мистер Box? Вот и я не доверю. — И с этими словами Эдмонд яростно раздавил в пепельнице сигарету, жестом этим давая понять, что более не намерен возвращаться к обсуждению подобных тем. — Вы, кажется, хотели спросить меня о чем-то, мистер Хоффман?
Хоффман подался вперед, сквозь стекла очков уставив на Эдмонда немигающий взгляд.
— Сможет ли данный процесс привести к распаду других веществ, а не только свинца, мистер Холл?
— Да, но их немного и процесс будет протекать заметно медленнее.
— Почему так происходит?
— На это существует несколько причин. Основная из них кроется в нестабильной по своему характеру природе строения свинца. Во-вторых — столь тонкий слой нейтрониума способен отражать не все космические лучи, а лишь их определенный спектр частот, который более всего влияет на структуру свинца. А кроме всего прочего, следует отметить, что продукты распада свинца составляют основную часть космических лучей, и, не утруждая вас пространными объяснениями, скажу лишь одно: космические лучи имеют свинцовый оттенок. Вот вам и объяснение, почему свинцовые крыши и водосточные желоба через некоторое время становятся активными, чего не происходит ни с цинком, ни с железом, ни с медью.
— Я понимаю, — медленно произнес Box. — Скажите, мистер Холл, как долго вы работали над своим открытием?
— Около шести недель, — холодно ответил Эдмонд, не замечая изумления, написанного на лицах его слушателей. — Я считаю, мы обсудили все возможные проблемы. Вы можете прислать за этими четырьмя рефлекторами в любое время. Чтобы на первых порах обеспечить необходимую производительность, этого количества будет более чем достаточно. Если выпуск продукции потребует дополнительных приборов, я вышлю их незамедлительно. Вы можете устанавливать их в любой точке вашего предприятия; при столкновении со стенами зданий космические лучи рассеиваются крайне незначительно. Технологию изготовления и установки нити накаливания я оставляю на ваше рассмотрение, но обязательно проследите, чтобы ваши рабочие трудились в защитных перчатках, иначе вы не избежите радиоактивных ожогов.
Он поднялся, и за ним поднялись остальные.
— Если вы не возражаете, один из них я возьму сейчас, — сказал Box, с видимым усилием отрывая деревянную чашу от поверхности стола.
Все трое проследовали в коридор, и там неожиданно раздался резкий окрик Эдмонда: — Homo! — позвал он, и в ту же секунду из темноты коридора выпрыгнула обезьянка, с удивительным проворством вскарабкалась на хозяйское плечо, устроилась поудобней и там затихла.
Спускаясь по лестнице, Хоффман заметил, как их радушный хозяин вдруг обернулся, посмотрел назад и в одно мгновение ярко освещенный прямоугольник дверного проема лаборатории погрузился во тьму. Инженер не проронил не звука, лишь облегченно вздохнул, стоило входной двери захлопнуться за их спинами. Догнав Боха, ноги которого подгибались под тяжестью рефлектора, он помог ему затолкать загадочное приобретение в машину.
— Что ты думаешь обо всем этом, Карл? — спросил он, стоило авто тронуться с места.
— Не знаю.
— Ты веришь всем этим сказкам о космических лучах и нейтрониуме?
— Ничего, дайте мне только добраться до лаборатории. Там у меня лежит настоящий кусок свинца, а не какая-нибудь фальшивка.
На протяжении нескольких кварталов инженеры не проронили ни звука.
— Скажи, Карл, ты видел, как он управлялся со светом?
— Фокусы. У него выключатель на полу.
— Но он выключал свет из коридора…
— Выключатель в коридоре.
Но впечатлительного Хоффмана не удовлетворили объяснения далекого от мистики трезвомыслящего друга. Странный Эдмонд Холл поразил его до глубины души, и более того, за время второй встречи характер этого человека уже не стал казаться ему столь отвратительным, как раньше. Он открыл в нем какое-то странное очарование.
— Как думаешь, он действительно знает то, о чем говорит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31