– В гробу, вот где! В добротном цинковом гробу, понял? Хочу и буду разговаривать, а ты, башка рогатая, не лезь…
Куда не следует лезть рогатой башке, Чернов не придумал. А если бы и придумал, то сообщить не успел бы. Викинг сделал резкий выпад вперед и молниеносно провел удар Чернову в челюсть. Чернов повалился на деревянный стол, затем на пол, мощно треснулся затылком – до темноты в глазах, и параллельно всему происходящему еще успел пожалеть о своей неумеренной и неуместной наглости.
– Что здесь происходит?
Чернов открыл глаза и увидел прямо перед собой сапоги вернувшегося Свена.
– На минуту нельзя оставить! Викинг, за что ты ударил задержанного?
– Он хотел напасть…
Чернов сел на полу и засмеялся.
– О, Сущий! Если так будет продолжаться, то вся рогатая скандинавская армия скоро будет трепетать при упоминании некоего Бегуна, который только и делает, что нападает на храбрых викингов!
– Хватит болтать. – Свен легонько пнул сидящего на полу Чернова. – Вставай, выходи, там для тебя кое-что интересное приготовлено. И этого, – он показал на Кармеля, – тоже выводите. Да и вообще – сгоните на площадь жителей, всех – от стариков до детей: пусть посмотрят!
Всех не всех, а человек двести на площадь согнали. Окруженные цепью рогатых бойцов, женщины, дети и откровенно подавленные собственным бессилием вефильцы-мужчины смотрели, как к семи столбам, врытым в землю, привязывали семерых человек. Вывели Чернова и Кармеля, поставили перед столбами. Народ встретил своего Бегуна сдержанным гулом. Что было в этом гуле? Удивление: Бегун схвачен, Бегун слаб… Надежда: Бегун опять с ними, Бегун найдет Путь… Чернов не умел читать взгляды и слышать что-то, скрытое в гуле толпы.
– Эти семеро, – показал на привязанных Свен, – были пойманы нами в горах. Почти сразу после тебя, Бегун. Тоже смотрели, вынюхивали. Один даже ранил нашего солдата палкой. Говорить они отказываются, наверно – немые. Что ж, и немой должен нести наказание. Оно им всем предстоит: за шпионаж и несговорчивость. Мы сейчас с тобой поиграем, Бегун. Правила игры просты: каждым своим правдивым словом ты сможешь уменьшить их страдания. Скажешь всю правду сразу – они отделаются легко. Будешь темнить и увиливать – твои товарищи испытают ужасную боль. Невыносимую. Понял?
– Понять-то я понял, – тихо ответил Чернов, – но отказаться ведь я все равно не могу?
– Можешь. Тогда это будет означать мгновенную смерть этих людей на глазах у толпы. Из которой мы потом возьмем еще семерых… И я не могу гарантировать, что это не будут дети или женщины. И попытаемся поиграть снова. Все просто, Бегун, мы – солдаты, нам рассуждать о сострадании запрещено уставом.
К привязанным мужчинам подошли викинги – тоже семеро. У каждого в руках по плетке.
– Чего ты хочешь, Свен? – Чернов спросил почти шепотом.
– Одного, Бегун. Доступно и быстро объясни все, что касается появления чужаков на территории Скандинавской Империи. И если твое появление я могу, в принципе, понять сам: ты – явный римлянин, хотя и хорошо маскируешься, – то про город изволь рассказать. Твой рассказ должен быть правдивым и подробным. Начали…
– Подожди, – притормозил его Чернов. – Ты – солдат, да, но где твоя военная логика? Я – римлянин, пусть так, но какое отношение я имею тогда к этим крестьянам?
Свен засмеялся.
– Позаботься о собственной логике, римлянин, она у тебя хромает. Ты же только что говорил с их вожаком на его языке. Они знают тебя, это и слепому видно. И потом, город и ты возникли одновременно. Моя логика утверждает: вы едины в своей угрозе нам. Так что говори, время пошло. Бегун. Как это по-римски? Cursoris, так?..
Он кивнул семерым с плетками. Те кивнули в ответ и приготовились – бить.
Чернов растерялся. Нет – потерялся. Он даже предположить не мог, что сейчас следует делать. Начать старую и правдивую историю о Пути? Забьют семерых бедняг насмерть. Соврать про хитроумный заговор Рима? Тогда, не исключено, начнется война двух Империй – викинги не упустят шанса погрызться за мировое господство с соседями по Великой Границе. Может, это и есть – правильный выбор: начать войну своим появлением в этом ПВ, сломать равновесие, изменить их историю или, наоборот, исправить ее новой войной?..
Не его это дело – ломать или исправлять Историю. Помнится, была какая-то книга – о службе Мастеров, исправляющих всякие исторические сломы ради спокойствия этой службы. Фантастика!..
– Свен, я буду говорить на двух языках. Я хочу, чтобы народ тоже слушал.
– Как пожелаешь. Мне все равно.
Чернов повернулся к толпе.
– Люди! Я рад, что снова с вами. Правда, в наш дом пришла беда: следуя по Пути, мы пересеклись с дорогой этих воинов. Они требуют, чтобы я рассказал всю правду. Но правда – это Путь. Я не знаю иной – удобной им. Поэтому они мне не поверят и станут бить наших земляков. Но что тогда мне делать?
– Говори, Бегун! – крикнул Кармель. – Говори правду: Путь велик и недосягаем для чужих.
– Говори как есть!.. Правду, Бегун! – кричали из толпы.
Выкрики не понравились викингам, стоящим в оцеплении. Один из них дал очередь из автомата поверх голов. Взвизгнули женщины, заплакали дети, но никакой паники, никакого смятения не случилось. Люди лишь втянули головы в плечи. Рефлекс, которого не должно быть в мире, не знающем огнестрельного оружия. Ан есть!..
– Хватит болтать на этом змеином языке! Шипишь, как змея. Говори по-человечески! – Свену надоело ждать.
Чернов еще раз оглядел привязанных к столбам людей. На лицах – безразличная покорность судьбе, готовность к боли, усталость. Они тоже смотрели на Чернова, но не зло, скорее – выжидающе, может – чуть вопросительно. Особенно вон тот, молоденький паренек…
В мозгу вдруг всплыл прощальный крик Зрячего: «Ищи Путь, где невозможно!»
Невозможно, невозможно… Неужели – ключ?.. Более невозможного Чернов не представлял.
– Свен, я хочу, чтобы меня привязали вместо этого парня.
– Ты уже здесь командуешь? – Свен усмехнулся. – Не много ли на себя берешь?
– А тебе не кажется, что это станет некой гарантией правды? А то я сейчас в слишком выгодном положении нахожусь: что бы ни сказал, больно будет не мне.
– Странные твои слова, Бегун… – Свен задумался. – Но справедливые. Будь по-твоему. Привяжите его вместо этого мальчишки!
Паренька отвязали. Он, не веря тому, что случилось, нерешительно отошел от столба, ошалелыми глазами посмотрел на уже бывших товарищей по несчастью.
Чернов подтолкнул его к толпе:
– Иди, иди.
Какая-то женщина – видимо, мать – бросилась к нему с запоздалым криком:
– Не отдам! Не отдам больше!
Чернов улыбнулся, пробормотал:
– Больше, надеюсь, и не потребуется.
Подошел к столбу, прижался спиной, отвел назад руки: рогатый палач с плеткой связал Чернову кисти каким-то хитрым узлом – не туго, но крепко.
– Теперь ты доволен? – Свену не терпелось начать свой допрос. – Больше никаких условий?
– Никаких.
– Я слушаю тебя.
Чернов вздохнул и начал:
– Город Вефиль путешествует по мирам…
– Не верю!
Свист плеток. Щелчки их по коже, слившиеся в один. Боль. Ни один из семерых не издал ни звука. Чернов перевел дыхание, продолжил:
– Я веду этот город по Пути. Я Бегун…
– Не верю!
Свист. Щелчок. Боль.
– Я должен привести город туда, откуда…
– Не верю!
Свист. Боль. Боль!
– …он исчез много лет назад. Ваш мир – лишь остановка.
Щелчок. Боль! Много боли!
– …на Пути…
Море боли!!!
А Чернов упорно говорил, говорил, говорил, рассказывал легенду Вефиля, а покрасневший от ярости Свен то и дело орал свое «не верю», и каждый следовавший за этим удар причинял Чернову все большую муку. Вот уже кажется – все, край, больнее быть не может… Свист. Щелчок. Кожа вспухает красной полосой. Новая боль. Царство боли. Космос боли… Чернов готов был бы отдать сейчас все, чтобы потерять сознание и не чувствовать ничего, но…
Прихотливый сценарий Главного Сценариста подразумевал иной ход событий. Неожиданно из глубин дикой боли стало возникать знакомое чувство. Что это? Внутреннее тепло… Радость… Эйфория… Дрожь… Смерть? Нет, «сладкий взрыв»! Долгожданный переход в очередное ПВ! Путь, найденный там, где найти его невозможно, – как и написано в Книге. Ну, в самом деле, какой путь может найти человек, накрепко привязанный к столбу? Просто путь – не найдет. А Путь – его может найти Бегун. Через боль – к силе.
Незнакомая доселе волна высвобождающейся энергии рвала Чернова изнутри, заглушая боль от ударов плети. Еще немного… Еще каплю…
Последняя мысль Чернова, оставшаяся в этом ПВ, была такой: «Дикое удовольствие через дикую боль… А не мазохист ли я?»
И все. И тишина.
Глава четырнадцатая.
ФОНАРИ
– Эй! Отвяжет меня кто-нибудь?..
Чернов уже минут пять стоял в кромешной темноте, привязанный к столбу. Имеющийся опыт подсказывал, что переход в новое ПВ осуществлен, и при этом – успешно, действительно страшненькая экзекуция закончилась, злобные викинги остались в своем мире ни с чем – разве что с плетками наперевес, – на пустой стройплощадке, а где еще секунду назад стоял вполне отстроенный город, теперь – пусто. Город – где-то в другом месте. В каком – Чернова даже не очень волновало, приелись, знаете ли, эти ПВ-переходы, рутиной стали и обыденностью. Придет час – все выяснится само собой… В новом мире царила темнота, причем какая-то странная – физическая, абсолютная, будто плотная на ощупь. Чернов знал: поднеси он сейчас руки прямо к глазам – ничего не увидит. Но попробовать было невозможно – крепкий скандинавский узел держал железно…
Железность узла заставила повториться:
– Долго мне так еще стоять?
И соседи по столбам подали голос:
– Про нас забыли!.. Где все?..
Им тоже было непонятно, почему вокруг темно и почему никто их до сих пор не отвязал.
– Мы-то здесь. А вот вы где? – раздалось из темноты.
Ну, слава Сущему, не перевелись еще в Вефиле живые души. Чернов быстро смекнул, что вдруг погруженные в темноту люди, бывшие на площади во время показательной порки Чернова сотоварищи, сейчас потихоньку приходят в себя, Им тоже удивительно было обнаружить себя ослепшими.
– Идите на мой голос, – сказал Чернов и запел первое, что пришло в голову: – Взвейтесь костра-ами, си-иние но-очи! Мы-ы пионе-е-еры, де-ети рабо-очих…
Пелось плохо – все болело, и каждый вздох давался с трудом. Благо Чернову не пришлось долго мучить себя и вефильцев своим далеким даже от попсового совершенства пением – его нашли чьи-то быстрые руки, ловко нащупали узел, развязали, поддержали, аккуратно положили на землю. То же сделали и с остальными. Народ постепенно начинал ориентироваться в пространстве, хотя и не без труда. Послышались возгласы:
– Принесите воды!..
– Нет, сначала свечи! Захвати свечи!
– Лучше факел!
– А-а, проклятие! – Это восклицание сопровождалось звуком упавшего тела – человек явно споткнулся впотьмах.
Через некоторое время Чернов попривык к темноте – она хоть и была почти непроглядной, но людей и предметы в метре от себя различить стало возможным. Вскоре появились свечи, затем факелы. При свете люди успокоились, многие разбрелись по домам – осмысливать, высокопарно выражаясь, новое бытие. Чернова бережно перенесли в дом Кармеля, промыли раны, перевязали, дали какое-то горьковатое, терпкое питье. Постепенно расслабляясь, он наблюдал с кушетки, как Кармель и пара женщин наводят порядок в развороченном викингами доме. Свет нескольких свечей отбрасывал на стены замысловатые тени, и банально подметающая пол женщина в своей двухмерной проекции на белой поверхности стены казалась бьющейся в каком-то диком танце…
Спать не хотелось. Что странно, на разведку идти тоже особого желания не наблюдалось. Ныли раны, слегка кружилась голова, и не было ни капли того первооткрывательского энтузиазма, который Чернов сразу испытывал всякий раз, попадая в очередное ПВ. Может быть, это из-за пережитого стресса, вяло думал Чернов, а может, потому, что стоит ночь… И в самом деле, как говаривала матушка, утро вечера мудряннее: вникнуть в ситуацию можно и утром, никуда это ПВ не денется, пока Бегун не стронется с места. Хотя ночи здесь объективно странные – ни звезд, ни луны… В подземелье оказался весь город, что ли?
Кармель и женщины, подметая и двигая мебель, порядком напылили в доме, так что Чернов закашлялся. Это причинило ему новую боль, но тем не менее он решил попробовать встать и пойти подышать свежим воздухом. То, что воздух свежий, Чернов запомнил, еще вися на столбе. Кармель смотрел на морщащегося и охающего Бегуна с сомнением вперемешку с жалостью. Каждый черновский «ой» отображался на тоже помятом лице Хранителя так, будто ему самому было больно. А и было, наверное. Наконец он сказал:
– Может, не стоит тебе двигаться, Бегун? Раны должны затянуться…
– Дышать тут у вас нечем, – склочно огрызнулся Чернов. Понял, что выбрал не тот тон, добавил потише:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Куда не следует лезть рогатой башке, Чернов не придумал. А если бы и придумал, то сообщить не успел бы. Викинг сделал резкий выпад вперед и молниеносно провел удар Чернову в челюсть. Чернов повалился на деревянный стол, затем на пол, мощно треснулся затылком – до темноты в глазах, и параллельно всему происходящему еще успел пожалеть о своей неумеренной и неуместной наглости.
– Что здесь происходит?
Чернов открыл глаза и увидел прямо перед собой сапоги вернувшегося Свена.
– На минуту нельзя оставить! Викинг, за что ты ударил задержанного?
– Он хотел напасть…
Чернов сел на полу и засмеялся.
– О, Сущий! Если так будет продолжаться, то вся рогатая скандинавская армия скоро будет трепетать при упоминании некоего Бегуна, который только и делает, что нападает на храбрых викингов!
– Хватит болтать. – Свен легонько пнул сидящего на полу Чернова. – Вставай, выходи, там для тебя кое-что интересное приготовлено. И этого, – он показал на Кармеля, – тоже выводите. Да и вообще – сгоните на площадь жителей, всех – от стариков до детей: пусть посмотрят!
Всех не всех, а человек двести на площадь согнали. Окруженные цепью рогатых бойцов, женщины, дети и откровенно подавленные собственным бессилием вефильцы-мужчины смотрели, как к семи столбам, врытым в землю, привязывали семерых человек. Вывели Чернова и Кармеля, поставили перед столбами. Народ встретил своего Бегуна сдержанным гулом. Что было в этом гуле? Удивление: Бегун схвачен, Бегун слаб… Надежда: Бегун опять с ними, Бегун найдет Путь… Чернов не умел читать взгляды и слышать что-то, скрытое в гуле толпы.
– Эти семеро, – показал на привязанных Свен, – были пойманы нами в горах. Почти сразу после тебя, Бегун. Тоже смотрели, вынюхивали. Один даже ранил нашего солдата палкой. Говорить они отказываются, наверно – немые. Что ж, и немой должен нести наказание. Оно им всем предстоит: за шпионаж и несговорчивость. Мы сейчас с тобой поиграем, Бегун. Правила игры просты: каждым своим правдивым словом ты сможешь уменьшить их страдания. Скажешь всю правду сразу – они отделаются легко. Будешь темнить и увиливать – твои товарищи испытают ужасную боль. Невыносимую. Понял?
– Понять-то я понял, – тихо ответил Чернов, – но отказаться ведь я все равно не могу?
– Можешь. Тогда это будет означать мгновенную смерть этих людей на глазах у толпы. Из которой мы потом возьмем еще семерых… И я не могу гарантировать, что это не будут дети или женщины. И попытаемся поиграть снова. Все просто, Бегун, мы – солдаты, нам рассуждать о сострадании запрещено уставом.
К привязанным мужчинам подошли викинги – тоже семеро. У каждого в руках по плетке.
– Чего ты хочешь, Свен? – Чернов спросил почти шепотом.
– Одного, Бегун. Доступно и быстро объясни все, что касается появления чужаков на территории Скандинавской Империи. И если твое появление я могу, в принципе, понять сам: ты – явный римлянин, хотя и хорошо маскируешься, – то про город изволь рассказать. Твой рассказ должен быть правдивым и подробным. Начали…
– Подожди, – притормозил его Чернов. – Ты – солдат, да, но где твоя военная логика? Я – римлянин, пусть так, но какое отношение я имею тогда к этим крестьянам?
Свен засмеялся.
– Позаботься о собственной логике, римлянин, она у тебя хромает. Ты же только что говорил с их вожаком на его языке. Они знают тебя, это и слепому видно. И потом, город и ты возникли одновременно. Моя логика утверждает: вы едины в своей угрозе нам. Так что говори, время пошло. Бегун. Как это по-римски? Cursoris, так?..
Он кивнул семерым с плетками. Те кивнули в ответ и приготовились – бить.
Чернов растерялся. Нет – потерялся. Он даже предположить не мог, что сейчас следует делать. Начать старую и правдивую историю о Пути? Забьют семерых бедняг насмерть. Соврать про хитроумный заговор Рима? Тогда, не исключено, начнется война двух Империй – викинги не упустят шанса погрызться за мировое господство с соседями по Великой Границе. Может, это и есть – правильный выбор: начать войну своим появлением в этом ПВ, сломать равновесие, изменить их историю или, наоборот, исправить ее новой войной?..
Не его это дело – ломать или исправлять Историю. Помнится, была какая-то книга – о службе Мастеров, исправляющих всякие исторические сломы ради спокойствия этой службы. Фантастика!..
– Свен, я буду говорить на двух языках. Я хочу, чтобы народ тоже слушал.
– Как пожелаешь. Мне все равно.
Чернов повернулся к толпе.
– Люди! Я рад, что снова с вами. Правда, в наш дом пришла беда: следуя по Пути, мы пересеклись с дорогой этих воинов. Они требуют, чтобы я рассказал всю правду. Но правда – это Путь. Я не знаю иной – удобной им. Поэтому они мне не поверят и станут бить наших земляков. Но что тогда мне делать?
– Говори, Бегун! – крикнул Кармель. – Говори правду: Путь велик и недосягаем для чужих.
– Говори как есть!.. Правду, Бегун! – кричали из толпы.
Выкрики не понравились викингам, стоящим в оцеплении. Один из них дал очередь из автомата поверх голов. Взвизгнули женщины, заплакали дети, но никакой паники, никакого смятения не случилось. Люди лишь втянули головы в плечи. Рефлекс, которого не должно быть в мире, не знающем огнестрельного оружия. Ан есть!..
– Хватит болтать на этом змеином языке! Шипишь, как змея. Говори по-человечески! – Свену надоело ждать.
Чернов еще раз оглядел привязанных к столбам людей. На лицах – безразличная покорность судьбе, готовность к боли, усталость. Они тоже смотрели на Чернова, но не зло, скорее – выжидающе, может – чуть вопросительно. Особенно вон тот, молоденький паренек…
В мозгу вдруг всплыл прощальный крик Зрячего: «Ищи Путь, где невозможно!»
Невозможно, невозможно… Неужели – ключ?.. Более невозможного Чернов не представлял.
– Свен, я хочу, чтобы меня привязали вместо этого парня.
– Ты уже здесь командуешь? – Свен усмехнулся. – Не много ли на себя берешь?
– А тебе не кажется, что это станет некой гарантией правды? А то я сейчас в слишком выгодном положении нахожусь: что бы ни сказал, больно будет не мне.
– Странные твои слова, Бегун… – Свен задумался. – Но справедливые. Будь по-твоему. Привяжите его вместо этого мальчишки!
Паренька отвязали. Он, не веря тому, что случилось, нерешительно отошел от столба, ошалелыми глазами посмотрел на уже бывших товарищей по несчастью.
Чернов подтолкнул его к толпе:
– Иди, иди.
Какая-то женщина – видимо, мать – бросилась к нему с запоздалым криком:
– Не отдам! Не отдам больше!
Чернов улыбнулся, пробормотал:
– Больше, надеюсь, и не потребуется.
Подошел к столбу, прижался спиной, отвел назад руки: рогатый палач с плеткой связал Чернову кисти каким-то хитрым узлом – не туго, но крепко.
– Теперь ты доволен? – Свену не терпелось начать свой допрос. – Больше никаких условий?
– Никаких.
– Я слушаю тебя.
Чернов вздохнул и начал:
– Город Вефиль путешествует по мирам…
– Не верю!
Свист плеток. Щелчки их по коже, слившиеся в один. Боль. Ни один из семерых не издал ни звука. Чернов перевел дыхание, продолжил:
– Я веду этот город по Пути. Я Бегун…
– Не верю!
Свист. Щелчок. Боль.
– Я должен привести город туда, откуда…
– Не верю!
Свист. Боль. Боль!
– …он исчез много лет назад. Ваш мир – лишь остановка.
Щелчок. Боль! Много боли!
– …на Пути…
Море боли!!!
А Чернов упорно говорил, говорил, говорил, рассказывал легенду Вефиля, а покрасневший от ярости Свен то и дело орал свое «не верю», и каждый следовавший за этим удар причинял Чернову все большую муку. Вот уже кажется – все, край, больнее быть не может… Свист. Щелчок. Кожа вспухает красной полосой. Новая боль. Царство боли. Космос боли… Чернов готов был бы отдать сейчас все, чтобы потерять сознание и не чувствовать ничего, но…
Прихотливый сценарий Главного Сценариста подразумевал иной ход событий. Неожиданно из глубин дикой боли стало возникать знакомое чувство. Что это? Внутреннее тепло… Радость… Эйфория… Дрожь… Смерть? Нет, «сладкий взрыв»! Долгожданный переход в очередное ПВ! Путь, найденный там, где найти его невозможно, – как и написано в Книге. Ну, в самом деле, какой путь может найти человек, накрепко привязанный к столбу? Просто путь – не найдет. А Путь – его может найти Бегун. Через боль – к силе.
Незнакомая доселе волна высвобождающейся энергии рвала Чернова изнутри, заглушая боль от ударов плети. Еще немного… Еще каплю…
Последняя мысль Чернова, оставшаяся в этом ПВ, была такой: «Дикое удовольствие через дикую боль… А не мазохист ли я?»
И все. И тишина.
Глава четырнадцатая.
ФОНАРИ
– Эй! Отвяжет меня кто-нибудь?..
Чернов уже минут пять стоял в кромешной темноте, привязанный к столбу. Имеющийся опыт подсказывал, что переход в новое ПВ осуществлен, и при этом – успешно, действительно страшненькая экзекуция закончилась, злобные викинги остались в своем мире ни с чем – разве что с плетками наперевес, – на пустой стройплощадке, а где еще секунду назад стоял вполне отстроенный город, теперь – пусто. Город – где-то в другом месте. В каком – Чернова даже не очень волновало, приелись, знаете ли, эти ПВ-переходы, рутиной стали и обыденностью. Придет час – все выяснится само собой… В новом мире царила темнота, причем какая-то странная – физическая, абсолютная, будто плотная на ощупь. Чернов знал: поднеси он сейчас руки прямо к глазам – ничего не увидит. Но попробовать было невозможно – крепкий скандинавский узел держал железно…
Железность узла заставила повториться:
– Долго мне так еще стоять?
И соседи по столбам подали голос:
– Про нас забыли!.. Где все?..
Им тоже было непонятно, почему вокруг темно и почему никто их до сих пор не отвязал.
– Мы-то здесь. А вот вы где? – раздалось из темноты.
Ну, слава Сущему, не перевелись еще в Вефиле живые души. Чернов быстро смекнул, что вдруг погруженные в темноту люди, бывшие на площади во время показательной порки Чернова сотоварищи, сейчас потихоньку приходят в себя, Им тоже удивительно было обнаружить себя ослепшими.
– Идите на мой голос, – сказал Чернов и запел первое, что пришло в голову: – Взвейтесь костра-ами, си-иние но-очи! Мы-ы пионе-е-еры, де-ети рабо-очих…
Пелось плохо – все болело, и каждый вздох давался с трудом. Благо Чернову не пришлось долго мучить себя и вефильцев своим далеким даже от попсового совершенства пением – его нашли чьи-то быстрые руки, ловко нащупали узел, развязали, поддержали, аккуратно положили на землю. То же сделали и с остальными. Народ постепенно начинал ориентироваться в пространстве, хотя и не без труда. Послышались возгласы:
– Принесите воды!..
– Нет, сначала свечи! Захвати свечи!
– Лучше факел!
– А-а, проклятие! – Это восклицание сопровождалось звуком упавшего тела – человек явно споткнулся впотьмах.
Через некоторое время Чернов попривык к темноте – она хоть и была почти непроглядной, но людей и предметы в метре от себя различить стало возможным. Вскоре появились свечи, затем факелы. При свете люди успокоились, многие разбрелись по домам – осмысливать, высокопарно выражаясь, новое бытие. Чернова бережно перенесли в дом Кармеля, промыли раны, перевязали, дали какое-то горьковатое, терпкое питье. Постепенно расслабляясь, он наблюдал с кушетки, как Кармель и пара женщин наводят порядок в развороченном викингами доме. Свет нескольких свечей отбрасывал на стены замысловатые тени, и банально подметающая пол женщина в своей двухмерной проекции на белой поверхности стены казалась бьющейся в каком-то диком танце…
Спать не хотелось. Что странно, на разведку идти тоже особого желания не наблюдалось. Ныли раны, слегка кружилась голова, и не было ни капли того первооткрывательского энтузиазма, который Чернов сразу испытывал всякий раз, попадая в очередное ПВ. Может быть, это из-за пережитого стресса, вяло думал Чернов, а может, потому, что стоит ночь… И в самом деле, как говаривала матушка, утро вечера мудряннее: вникнуть в ситуацию можно и утром, никуда это ПВ не денется, пока Бегун не стронется с места. Хотя ночи здесь объективно странные – ни звезд, ни луны… В подземелье оказался весь город, что ли?
Кармель и женщины, подметая и двигая мебель, порядком напылили в доме, так что Чернов закашлялся. Это причинило ему новую боль, но тем не менее он решил попробовать встать и пойти подышать свежим воздухом. То, что воздух свежий, Чернов запомнил, еще вися на столбе. Кармель смотрел на морщащегося и охающего Бегуна с сомнением вперемешку с жалостью. Каждый черновский «ой» отображался на тоже помятом лице Хранителя так, будто ему самому было больно. А и было, наверное. Наконец он сказал:
– Может, не стоит тебе двигаться, Бегун? Раны должны затянуться…
– Дышать тут у вас нечем, – склочно огрызнулся Чернов. Понял, что выбрал не тот тон, добавил потише:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58