Передавал радиошифровки, и все. А вы не скажете, будут ли меня судить?
– Обязательно будут, – согласился Югов.
– Значит, прямо в Сибирь?
– Это уж как трибунал решит. А может быть, и здесь останетесь. Подождем, когда Михельса изловят. Для разоблачения его понадобитесь.
Допрос еще продолжался, когда меня позвали к телефону. Звонил Стрельцов. Ничего не объясняя, просил приехать.
На Петровку я пошел пешком. От нас это недалеко. Не видно ни очередей у магазинов, уже и следа не осталось от той спешки, беготни, распродажи вещей прямо на тротуарах и той напряженности, в атмосфере которой жила Москва во время эвакуации. Уже никто не спрашивал, выдержит ли город прорыв вражеских танков.
У Стрельцова я застал в кабинете облаченного в чистенький ватник Смирного, уже подписывающего протокол допроса, по-видимому законченного.
– Поздно приходишь, – недовольно проговорил Стрельцов, – машину, что ли, не мог взять? Знал ведь, если Стрельцов звонит, то не зря, а по делу. Теперь можешь сам допрашивать. Кое-что о связях с Михельсом, которого вы никак поймать не можете. Садись прямо на мое место и записывай, если он что-нибудь новое для вас скажет. Наш допрос мы уже провели.
– Значит, еще протокол подписывать? – неохотно протянул Смирный.
Я усмехнулся, подумав, что для меня тоже не сладко раскапывать чужой мусор.
– Придется.
– О Михельсе, что ли?
– О нем, – кивнул я утвердительно.
– Не хотелось мне раньше его выдавать, но ведь своя рубаха малость поближе к телу.
– Полбанды вашей немецкий шпион купил, – сказал я.
– Троих он купил, тех, что вашему ведомству передали. А я отказался. Ей-богу, не могу на мокрые дела отзываться.
– Значит, все-таки знали, что он из абвера?
Смирный пожевал губами, потом сплюнул в пепельницу. Явно не радовал его наш разговор. Я, признаться, даже не понимал его верности воровскому долгу.
– Знать-то знал. Но не идти же мне стучать. Кто тебе помогает – не капай на того. Ведь это он нам адрес магазина дал, даже сказал, кто вахтером будет. Правда, засыпались мы в этом магазине, но Михельс ни при чем. Не он выдал.
– А когда познакомились с Михельсом? – спросил я.
– В самом начале войны, в ресторане «Москва». Невядомский туда тоже ходил, он меня и свел с Михельсом. Мы, говорит, хорошо платим. Но если по правде, не из-за войны я отказался. Не моя война, и на фронт не хочу. Нам и без войны работы хватит. Отказался я из принципа.
– Какого?
– Мокрых дел не люблю. За них слишком большие сроки дают. Да и в этом деле, которое уголовка раскрыла, никого не убил, хотя и стрелял. Лучше сказать, отстреливался. Очень уж не хотелось влипнуть.
– Что же обещали Михельсу взамен? Связь-то у вас сохранилась.
– Ну, нашел ему подходящих ребят. Вот и все.
– А оказались неподходящие. Знали, что обманываете?
Смирный долго молчал, потом с хитрецой ухмыльнулся.
– В деле-то их не видел. Скрозь не смотрел. Потому и не дал проверенных.
Я уже знал, что Смирный исчерпан. Ничего более путного от него не услышу. Но все-таки спросил:
– А откуда вынырнул Невядомский? Ведь он не в законе?
– Если бы. Ты спину его видел? Он и сам мог паханом быть. Смелости необычной, честности тоже, умения редкостного. В карту с десяти метров ножом попадает. А наган его посмотри. Чистенький, смазанный.
Спрашивать Смирного, где живет в настоящее время Михельс, было наверняка бесполезно: со времени ареста его банды прошла, наверное, неделя, да и что Смирный мог сказать об этом, если он встречался с ним где-нибудь в подворотне. Я предпочел обходный маневр.
– А где бы мы смогли найти его, скажем, завтра или послезавтра?
– Трудно сказать. Называл он как-то Невядомскому один адрес. Кажется, Садовая-Кудринская, номер дома не помню. Или он там бывает, или живет. Москву он знает назубок. Жил здесь или учился. У нас связь с ним поддерживал Невядомский.
Смирный подписал даже не прочитанный им протокол допроса и вышел вслед за конвойным.
– Доволен? – иронически спросил Стрельцов.
– Придется еще раз допрашивать Невядомского, – вздохнул я. – Единственная связь с Михельсом.
…Но с Невядомским меня ожидал сюрприз. Югов хмыкнул, а Паша почему-то не отрывал глаз от моих сапог.
– Бежал Невядомский, – сказал он, отвернувшись.
– Из больницы? – вырвалось у меня. Я тут же вспомнил о своих опасениях, когда мы все трое встретили в больничном саду Невядомского, разгребавшего снег на дорожках.
– Конвойные были рядом, – сказал Паша, – а эта сволочь сумела перелезть через стену. Выяснилось, что за стеной уже дожидалась машина. Конвойные открыли стрельбу по машине, но не попали. Машина ушла, а нам теперь двоих искать надо. Что же вы молчите, Иван Сергеевич?
Югов ответил не сразу. Казалось, он мысленно собирал что-то, взвешивал, раздумывал, словно задачу решал. Я так ему и сказал.
– Ты, несомненно, прав, Вадим: именно решал задачу со многими неизвестными, – ответил Югов.
– И решили? – спросил я не без иронии…
– Где найти их сейчас? – сказал задумчиво Югов. – Конечно, нет. Я обобщал. И начал с Михельса. Первое, что мы о нем знаем, это то, что он давно живет в Москве. Вероятно, кончил здесь какое-нибудь высшее учебное заведение. Прочно, подсчитывая и анализируя, он собрал список пустующих в настоящее время квартир. Прежде чем вселиться, всегда узнавал точно: все ли жильцы уехали. Как он нашел Невядомского, не знаю, но возможность связаться с уголовным подпольем явно подсказал ему бывший врангелевец. Это сразу же расширило агентурную сеть Михельса. И думается, что побег Невядомского – дело его рук. Уголовное подполье, как ни почистил его Стрельцов, все еще существует. Дезертиров, верно, стало поменьше. Многие из бежавших вернулись в свои части, но кое-кто и остался. Я как-то, ребята, съездил на Тишинский рынок. Вот где раздолье для жуликов и скупщиков краденого. Там и развлечения есть: гадалки, качели, можно и в картишки перекинуться. Я заинтересовался, почему не закрывают рынок? Пожилых милиционеров много, но ни один ничего путного не сказал. Дают наряд на рынок, и лови, кого заметишь. И все. А пока он есть, у Михельса всегда найдутся желающие помочь…
17. Макс Зингер
Назавтра, едва я пришел на службу, – звонок. Югов.
– Явился? В самый раз. Будем говорить с Невядомским. Взяли его на Казанском. Хочу его о Зингере расспросить.
– Зингер… Зингер… Что-то знакомое… Убей – не вспоминается…
Югов сказал с сожалением:
– Везет мне на работничков. У одного с сообразительностью неважно, у другого – с памятью…
То ли это его ехидное сожаление меня задело, то ли все само собой выплыло, но только я уже знал, что ответить Югову.
– Я вспомнил, кто такой Макс Зингер, Иван Сергеевич. Протокол показаний Бука. Кажется, кто-то из штаба нашей дивизии под Наро-Фоминском. Даже воевал у нас, не скрывая своей немецкой фамилии.
Югов неодобрительно пожевал губами.
– Почему раньше не вспомнил?
– Вы не давали никаких заданий по этому имени. Я был убежден, что вы сами выясните его судьбу в штабе той же дивизии.
– Без вести пропал, когда мы отходили от Наро-Фоминска. Таковы официальные сведения. Я лично думаю, что ему нужно было попасть в Москву. Видимо, пропавший без вести Зингер и нашелся в Москве. Думаю также, что в этой абверовской шайке хозяин – он, а не Михельс…
Допрашиваем Невядомского днем. Вопросы задаю я. Югов только присутствует.
– Как будем именовать вас в протоколе допроса. Невядомским или Вадбальским?
– Честно?
– У нас с вами разные понятия о чести. Я говорю об имени в протоколе допроса.
– Поскольку Вадбальский юридически уже умер, остается Невядомский. Спрашивайте. Может быть, еще и уйду от вышки.
Князь знал точно, что, если он поможет нам в розыске обоих агентов, высшую меру наказания ему могут и не дать. Какой-то шанс на житие есть. Значит, прикрывать Михельса с Зингером он не будет. Но здесь уже другая игра пойдет: придется ли нам прикрывать его от них? И Михельс и Зингер теперь в какой-то мере будут зависеть от его показаний. Ему известно, конечно, далеко не все, связанное с предстоящими операциями. Но кое-что, несомненно, известно. Так не проще ли заткнуть ему рот таким же воровским способом, каким была передана записка? Но прикрыть его мы, конечно, прикроем. Пусть только решит, что ему выгоднее: быть честным с нами или с абвером?
Все это я последовательно излагаю Князю. Он ни о чем не спрашивает, только на губах блуждает этакая понимающая усмешка.
– Я уже догадываюсь, что меня ждет до заседания трибунала или военной коллегии соответственной судебной инстанции. Значит, одиночка, одиночные прогулки на тюремном дворе. Может быть, даже пасьянсы дадите возможность раскладывать?
Я смотрю на Югова, он улыбается.
– У нас это не принято, – говорит он.
Допрос продолжается. И опять его веду я.
– Вы давно знали, что Зингер – тоже агент абвера?
– Знал…
– Какие у него намерения?
– Подготовить с блатными крупный диверсионный акт.
– Где именно?
– Ну, скажем, взрыв на продовольственных складах в Сокольниках.
– Предложенный план акции был Зингером уже подготовлен в деталях или предлагалось это продумать вам?
– Предлагалось продумать мне с участием Михельса.
– Значит, резидентом стал Зингер?
– Нет, после удачной акции он намерен вернуться в абверовский центр на Западном фронте.
– Вы подписывали какой-либо документ как агент абвера?
– Нет.
– Ну а теперь адреса, явки, квартиры. Что помните. На этом пока и закончим.
– Снегиря, который меня из тюремной больницы вывез и у себя поселил, я вам не выдам. Его дела с Михельсом – только мой побег. А немцев ищите в пустующих квартирах на Таганке. Поближе к бывшей шашлычной. Где-то там скверик есть, на котором они околачиваются. А со мной, что ж? Зовите конвойных. Оревуар, как прощались когда-то в хороших барских квартирах.
18. Арбатский рынок
Снегиря я не искал. Для того чтобы найти его, нужен был всего лишь один телефонный звонок в уголовный розыск. И вот – последовавший телефонный разговор.
– Стрельцов? Это Вадим Глотов говорит. Ищу вора по кличке «Снегирь». Он работал на Михельса, вернее, один раз сработал, подготовив побег Невядомскому из тюремной больницы.
– Ох и зол я был на вас за этот побег, – сердито прерывает меня Стрельцов, – но тебе определенно везет, счастливчик. А Снегиря твоего я знаю. Ищи его в полуподвале углового дома в Столешниковом. На хлебах у Мокея-мойщика в Сандуновских банях. Больших дел у Снегиря давно не было. А о малых можно потолковать. Есть о чем…
Снегиря застал я сразу в его полуподвале в Столешниковом, точно следуя описанию Стрельцова… Снегирь собирался обедать и охотно угостил меня воблой в неограниченном количестве, узнав, что я пришел к нему от Стрельцова. Югова он не знал, а со мной, оказывается, встречался. Было это в прошлом месяце, иначе говоря, в октябре, когда сестра с матерью уезжали в эвакуацию, а меня, возвращавшегося вечером из редакции, загнали в бомбоубежище на Кировской улице. Снегирь был одним из трех мужчин, примостившихся у выхода из убежища, словесные портреты которых я по окончании воздушной тревоги сообщил по телефону Стрельцову. Немолодой, с глубокими морщинами у губ, Снегирь казался самым хладнокровным и рассудительным из тройки, от которой я и узнал о существовании множества опустевших московских квартир. Взгляд у него был цепкий, пронзительный, сразу запоминающий виденное. Одет хорошо: почти новый, видимо недавно купленный, свитер, синий – под стать глазам, туфли на толстой резиновой подошве, брюки темно-серые, прилично отглаженные, даже и не заметишь, что владелец их только что валялся на койке.
– У меня глаз точный, не ошибусь, если запомнил, – сказал он, говоря о нашей первой встрече. – Что же Стрельцов от меня хочет? Завязать мне или подождать лучшего случая?
– Помощи твоей хочет: где взять обоих немчиков?
– Кто брать будет?
– Скажем, я.
– Тебе их никогда не взять. Молод да и горяч слишком.
– Может, хоть дом укажешь.
– В том и загвоздка, милок, что адресов у них много. Знал бы, не стал молчать.
– Для Невядомского же сразу нашел.
– А я и не искал. К себе привез, у себя и поселил. Пока не вызнали. Князя ты взял?
– Точнее – мы. И Михельса возьмем. Только бы адрес, как ты говоришь, вызнать.
– Рад бы помочь, да не знаю. Честно говорю, не знаю. Скрывать бы не стал. Что мне Михельс? На него не работаю. Князь – другое дело. Свой. Да и то не жалею. Раз на дно идешь, там и сиди, а не льстись на тыщи.
– А ты на что льстишься, когда хлебный паек у рабочего человека из кошелька изымаешь? – вспомнил я отрепетированное со Стрельцовым мое «интервью» со Снегирем.
Он засмеялся:
– Знаю теперь, почему ты ко мне сегодня от Стрельцова пришел. Карточки я ему отдал, спасибо сказал, однако понимаю, что из спасибо шубу не сошьешь… – он вынул из ящика стола три одинаковых английских ключа и протянул мне. – Вот передай Стрельцову. Пусть своих красоток шлет, мои девицы там не подойдут. И шлет пусть без боязни – чисто все…
– Пошлем, – медленно проговорил я, осененный внезапным «открытием».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
– Обязательно будут, – согласился Югов.
– Значит, прямо в Сибирь?
– Это уж как трибунал решит. А может быть, и здесь останетесь. Подождем, когда Михельса изловят. Для разоблачения его понадобитесь.
Допрос еще продолжался, когда меня позвали к телефону. Звонил Стрельцов. Ничего не объясняя, просил приехать.
На Петровку я пошел пешком. От нас это недалеко. Не видно ни очередей у магазинов, уже и следа не осталось от той спешки, беготни, распродажи вещей прямо на тротуарах и той напряженности, в атмосфере которой жила Москва во время эвакуации. Уже никто не спрашивал, выдержит ли город прорыв вражеских танков.
У Стрельцова я застал в кабинете облаченного в чистенький ватник Смирного, уже подписывающего протокол допроса, по-видимому законченного.
– Поздно приходишь, – недовольно проговорил Стрельцов, – машину, что ли, не мог взять? Знал ведь, если Стрельцов звонит, то не зря, а по делу. Теперь можешь сам допрашивать. Кое-что о связях с Михельсом, которого вы никак поймать не можете. Садись прямо на мое место и записывай, если он что-нибудь новое для вас скажет. Наш допрос мы уже провели.
– Значит, еще протокол подписывать? – неохотно протянул Смирный.
Я усмехнулся, подумав, что для меня тоже не сладко раскапывать чужой мусор.
– Придется.
– О Михельсе, что ли?
– О нем, – кивнул я утвердительно.
– Не хотелось мне раньше его выдавать, но ведь своя рубаха малость поближе к телу.
– Полбанды вашей немецкий шпион купил, – сказал я.
– Троих он купил, тех, что вашему ведомству передали. А я отказался. Ей-богу, не могу на мокрые дела отзываться.
– Значит, все-таки знали, что он из абвера?
Смирный пожевал губами, потом сплюнул в пепельницу. Явно не радовал его наш разговор. Я, признаться, даже не понимал его верности воровскому долгу.
– Знать-то знал. Но не идти же мне стучать. Кто тебе помогает – не капай на того. Ведь это он нам адрес магазина дал, даже сказал, кто вахтером будет. Правда, засыпались мы в этом магазине, но Михельс ни при чем. Не он выдал.
– А когда познакомились с Михельсом? – спросил я.
– В самом начале войны, в ресторане «Москва». Невядомский туда тоже ходил, он меня и свел с Михельсом. Мы, говорит, хорошо платим. Но если по правде, не из-за войны я отказался. Не моя война, и на фронт не хочу. Нам и без войны работы хватит. Отказался я из принципа.
– Какого?
– Мокрых дел не люблю. За них слишком большие сроки дают. Да и в этом деле, которое уголовка раскрыла, никого не убил, хотя и стрелял. Лучше сказать, отстреливался. Очень уж не хотелось влипнуть.
– Что же обещали Михельсу взамен? Связь-то у вас сохранилась.
– Ну, нашел ему подходящих ребят. Вот и все.
– А оказались неподходящие. Знали, что обманываете?
Смирный долго молчал, потом с хитрецой ухмыльнулся.
– В деле-то их не видел. Скрозь не смотрел. Потому и не дал проверенных.
Я уже знал, что Смирный исчерпан. Ничего более путного от него не услышу. Но все-таки спросил:
– А откуда вынырнул Невядомский? Ведь он не в законе?
– Если бы. Ты спину его видел? Он и сам мог паханом быть. Смелости необычной, честности тоже, умения редкостного. В карту с десяти метров ножом попадает. А наган его посмотри. Чистенький, смазанный.
Спрашивать Смирного, где живет в настоящее время Михельс, было наверняка бесполезно: со времени ареста его банды прошла, наверное, неделя, да и что Смирный мог сказать об этом, если он встречался с ним где-нибудь в подворотне. Я предпочел обходный маневр.
– А где бы мы смогли найти его, скажем, завтра или послезавтра?
– Трудно сказать. Называл он как-то Невядомскому один адрес. Кажется, Садовая-Кудринская, номер дома не помню. Или он там бывает, или живет. Москву он знает назубок. Жил здесь или учился. У нас связь с ним поддерживал Невядомский.
Смирный подписал даже не прочитанный им протокол допроса и вышел вслед за конвойным.
– Доволен? – иронически спросил Стрельцов.
– Придется еще раз допрашивать Невядомского, – вздохнул я. – Единственная связь с Михельсом.
…Но с Невядомским меня ожидал сюрприз. Югов хмыкнул, а Паша почему-то не отрывал глаз от моих сапог.
– Бежал Невядомский, – сказал он, отвернувшись.
– Из больницы? – вырвалось у меня. Я тут же вспомнил о своих опасениях, когда мы все трое встретили в больничном саду Невядомского, разгребавшего снег на дорожках.
– Конвойные были рядом, – сказал Паша, – а эта сволочь сумела перелезть через стену. Выяснилось, что за стеной уже дожидалась машина. Конвойные открыли стрельбу по машине, но не попали. Машина ушла, а нам теперь двоих искать надо. Что же вы молчите, Иван Сергеевич?
Югов ответил не сразу. Казалось, он мысленно собирал что-то, взвешивал, раздумывал, словно задачу решал. Я так ему и сказал.
– Ты, несомненно, прав, Вадим: именно решал задачу со многими неизвестными, – ответил Югов.
– И решили? – спросил я не без иронии…
– Где найти их сейчас? – сказал задумчиво Югов. – Конечно, нет. Я обобщал. И начал с Михельса. Первое, что мы о нем знаем, это то, что он давно живет в Москве. Вероятно, кончил здесь какое-нибудь высшее учебное заведение. Прочно, подсчитывая и анализируя, он собрал список пустующих в настоящее время квартир. Прежде чем вселиться, всегда узнавал точно: все ли жильцы уехали. Как он нашел Невядомского, не знаю, но возможность связаться с уголовным подпольем явно подсказал ему бывший врангелевец. Это сразу же расширило агентурную сеть Михельса. И думается, что побег Невядомского – дело его рук. Уголовное подполье, как ни почистил его Стрельцов, все еще существует. Дезертиров, верно, стало поменьше. Многие из бежавших вернулись в свои части, но кое-кто и остался. Я как-то, ребята, съездил на Тишинский рынок. Вот где раздолье для жуликов и скупщиков краденого. Там и развлечения есть: гадалки, качели, можно и в картишки перекинуться. Я заинтересовался, почему не закрывают рынок? Пожилых милиционеров много, но ни один ничего путного не сказал. Дают наряд на рынок, и лови, кого заметишь. И все. А пока он есть, у Михельса всегда найдутся желающие помочь…
17. Макс Зингер
Назавтра, едва я пришел на службу, – звонок. Югов.
– Явился? В самый раз. Будем говорить с Невядомским. Взяли его на Казанском. Хочу его о Зингере расспросить.
– Зингер… Зингер… Что-то знакомое… Убей – не вспоминается…
Югов сказал с сожалением:
– Везет мне на работничков. У одного с сообразительностью неважно, у другого – с памятью…
То ли это его ехидное сожаление меня задело, то ли все само собой выплыло, но только я уже знал, что ответить Югову.
– Я вспомнил, кто такой Макс Зингер, Иван Сергеевич. Протокол показаний Бука. Кажется, кто-то из штаба нашей дивизии под Наро-Фоминском. Даже воевал у нас, не скрывая своей немецкой фамилии.
Югов неодобрительно пожевал губами.
– Почему раньше не вспомнил?
– Вы не давали никаких заданий по этому имени. Я был убежден, что вы сами выясните его судьбу в штабе той же дивизии.
– Без вести пропал, когда мы отходили от Наро-Фоминска. Таковы официальные сведения. Я лично думаю, что ему нужно было попасть в Москву. Видимо, пропавший без вести Зингер и нашелся в Москве. Думаю также, что в этой абверовской шайке хозяин – он, а не Михельс…
Допрашиваем Невядомского днем. Вопросы задаю я. Югов только присутствует.
– Как будем именовать вас в протоколе допроса. Невядомским или Вадбальским?
– Честно?
– У нас с вами разные понятия о чести. Я говорю об имени в протоколе допроса.
– Поскольку Вадбальский юридически уже умер, остается Невядомский. Спрашивайте. Может быть, еще и уйду от вышки.
Князь знал точно, что, если он поможет нам в розыске обоих агентов, высшую меру наказания ему могут и не дать. Какой-то шанс на житие есть. Значит, прикрывать Михельса с Зингером он не будет. Но здесь уже другая игра пойдет: придется ли нам прикрывать его от них? И Михельс и Зингер теперь в какой-то мере будут зависеть от его показаний. Ему известно, конечно, далеко не все, связанное с предстоящими операциями. Но кое-что, несомненно, известно. Так не проще ли заткнуть ему рот таким же воровским способом, каким была передана записка? Но прикрыть его мы, конечно, прикроем. Пусть только решит, что ему выгоднее: быть честным с нами или с абвером?
Все это я последовательно излагаю Князю. Он ни о чем не спрашивает, только на губах блуждает этакая понимающая усмешка.
– Я уже догадываюсь, что меня ждет до заседания трибунала или военной коллегии соответственной судебной инстанции. Значит, одиночка, одиночные прогулки на тюремном дворе. Может быть, даже пасьянсы дадите возможность раскладывать?
Я смотрю на Югова, он улыбается.
– У нас это не принято, – говорит он.
Допрос продолжается. И опять его веду я.
– Вы давно знали, что Зингер – тоже агент абвера?
– Знал…
– Какие у него намерения?
– Подготовить с блатными крупный диверсионный акт.
– Где именно?
– Ну, скажем, взрыв на продовольственных складах в Сокольниках.
– Предложенный план акции был Зингером уже подготовлен в деталях или предлагалось это продумать вам?
– Предлагалось продумать мне с участием Михельса.
– Значит, резидентом стал Зингер?
– Нет, после удачной акции он намерен вернуться в абверовский центр на Западном фронте.
– Вы подписывали какой-либо документ как агент абвера?
– Нет.
– Ну а теперь адреса, явки, квартиры. Что помните. На этом пока и закончим.
– Снегиря, который меня из тюремной больницы вывез и у себя поселил, я вам не выдам. Его дела с Михельсом – только мой побег. А немцев ищите в пустующих квартирах на Таганке. Поближе к бывшей шашлычной. Где-то там скверик есть, на котором они околачиваются. А со мной, что ж? Зовите конвойных. Оревуар, как прощались когда-то в хороших барских квартирах.
18. Арбатский рынок
Снегиря я не искал. Для того чтобы найти его, нужен был всего лишь один телефонный звонок в уголовный розыск. И вот – последовавший телефонный разговор.
– Стрельцов? Это Вадим Глотов говорит. Ищу вора по кличке «Снегирь». Он работал на Михельса, вернее, один раз сработал, подготовив побег Невядомскому из тюремной больницы.
– Ох и зол я был на вас за этот побег, – сердито прерывает меня Стрельцов, – но тебе определенно везет, счастливчик. А Снегиря твоего я знаю. Ищи его в полуподвале углового дома в Столешниковом. На хлебах у Мокея-мойщика в Сандуновских банях. Больших дел у Снегиря давно не было. А о малых можно потолковать. Есть о чем…
Снегиря застал я сразу в его полуподвале в Столешниковом, точно следуя описанию Стрельцова… Снегирь собирался обедать и охотно угостил меня воблой в неограниченном количестве, узнав, что я пришел к нему от Стрельцова. Югова он не знал, а со мной, оказывается, встречался. Было это в прошлом месяце, иначе говоря, в октябре, когда сестра с матерью уезжали в эвакуацию, а меня, возвращавшегося вечером из редакции, загнали в бомбоубежище на Кировской улице. Снегирь был одним из трех мужчин, примостившихся у выхода из убежища, словесные портреты которых я по окончании воздушной тревоги сообщил по телефону Стрельцову. Немолодой, с глубокими морщинами у губ, Снегирь казался самым хладнокровным и рассудительным из тройки, от которой я и узнал о существовании множества опустевших московских квартир. Взгляд у него был цепкий, пронзительный, сразу запоминающий виденное. Одет хорошо: почти новый, видимо недавно купленный, свитер, синий – под стать глазам, туфли на толстой резиновой подошве, брюки темно-серые, прилично отглаженные, даже и не заметишь, что владелец их только что валялся на койке.
– У меня глаз точный, не ошибусь, если запомнил, – сказал он, говоря о нашей первой встрече. – Что же Стрельцов от меня хочет? Завязать мне или подождать лучшего случая?
– Помощи твоей хочет: где взять обоих немчиков?
– Кто брать будет?
– Скажем, я.
– Тебе их никогда не взять. Молод да и горяч слишком.
– Может, хоть дом укажешь.
– В том и загвоздка, милок, что адресов у них много. Знал бы, не стал молчать.
– Для Невядомского же сразу нашел.
– А я и не искал. К себе привез, у себя и поселил. Пока не вызнали. Князя ты взял?
– Точнее – мы. И Михельса возьмем. Только бы адрес, как ты говоришь, вызнать.
– Рад бы помочь, да не знаю. Честно говорю, не знаю. Скрывать бы не стал. Что мне Михельс? На него не работаю. Князь – другое дело. Свой. Да и то не жалею. Раз на дно идешь, там и сиди, а не льстись на тыщи.
– А ты на что льстишься, когда хлебный паек у рабочего человека из кошелька изымаешь? – вспомнил я отрепетированное со Стрельцовым мое «интервью» со Снегирем.
Он засмеялся:
– Знаю теперь, почему ты ко мне сегодня от Стрельцова пришел. Карточки я ему отдал, спасибо сказал, однако понимаю, что из спасибо шубу не сошьешь… – он вынул из ящика стола три одинаковых английских ключа и протянул мне. – Вот передай Стрельцову. Пусть своих красоток шлет, мои девицы там не подойдут. И шлет пусть без боязни – чисто все…
– Пошлем, – медленно проговорил я, осененный внезапным «открытием».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13