Более древнее слои, скорее всего, назовут "чекушечными", более молодые…
– Понимаю, почему сейчас российская геология умирает, – не дал ему договорить новый русский. – Ля-ля-тополя сейчас не кормит. А насчет талисмана, приносящего долголетие, он не заливает?
Смирнов грустно вздохнул. Касательно геологии парень был прав. Часть ее, напрямую не связанная с золотом, алмазами, нефтью и газом, неутомимо отмирала. А раньше было хорошо. Геологи толпами приезжали в теплое время на берега ласковых морей и иные санаторно-курортные места и неутомимо и с пользой для здоровья определяли, чем зубы рыб палеозоя отличаются от зубов мезозойских рыб.
– Насчет долголетия все верно, как в Библии, – ответил он, рассеяно рассматривая "Апофеоз войны" Василия Верещагина, висевший на стене перед самыми глазами. – Ты же слышал, эти аммониты прожили четыреста миллионов лет. Представляешь, четыреста миллионов лет! Люди, кстати, появились всего четыре миллиона лет назад.
Покупатель благоговейно посмотрел на окаменелость.
Продавец поправил крестик. Все, что он прочитал и услышал, никак не вязалось с его миропониманием
– А насчет богатства не заливает? – повеселев, продолжал вопрошать парень. – Приносят они богатство?
– В полный рост. Любой геолог знает, что аммониты притягивают цветные, редкие и благородные металлы.
– Как это?
– Ну, по ним часто образуются метаморфозы пирита, других металлов, в частности, самородного золота и серебра.
Насчет золота и серебра Смирнов не был уверен, но не упомянуть их не смог. "Заливать" надо красиво и через край, это каждый знает.
– А что такое метаморфозы?
– Ну, понимаешь, поднимаются, например, рудоносные растворы с золотом или серебром сквозь слои, содержащие аммониты, так все золото и серебро в них, и только в них, отлагается. Хапают они его только так.
Парень не понял, и Смирнов продолжил объяснения, стараясь не употреблять геологических терминов:
– Ну, тянется к ним золото, понимаешь? И они становятся золотыми. Только они.
– Заверните, – уважительно посмотрев на консультанта, сказал "новый русский" продавцу.
В это время ливень пошел на убыль. Смирнову стало скучно, захотелось попить хорошего пива, высматривая высыпавших на улицы отдыхающих женского пола, и он повернулся к выходу.
– Нет, пожалуйста, подождите, – остановил его парень, – я сейчас еще что-нибудь куплю, а потом мы с вами где-нибудь посидим, попьем пивка, закусим, и вы мне расскажете подробнее об этих ракушках.
Перспектива посидеть за чужой счет в ресторане Смирнову пришлась по вкусу, он принял действенный вид и стал рассматривать содержание витрины, дабы отработать будущий стол.
– Вот это возьмите, указал он на прекрасный кристалл темно-зеленого метаморфического эпидота, неведомо как очутившийся на берегах Черного моря. – Это весьма любопытная штука…
– А что она дает? Какие у нее свойства? – спросил парень, впившись глазами в кристалл.
– Этот кристалл… это кристалл, – напрягся Смирнов в попытке придумать, что-нибудь этакое.
Парень внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь определить причину замешательства. Смирнов смущенно заулыбался:
– Понимаете, я сам хотел его купить… но деньги… у меня нет лишних денег, поиздержался в дороге. Может, вы займете мне сто пятьдесят рублей?
– А почему вы хотели купить этот камень? – отодвинулся парень от Смирнова.
Мир, в котором люди занимают друг у друга сто пятьдесят рублей, был ему глубоко неприятен. А от людей, живущих в нем, считал он, можно испачкаться или даже заразится.
Смирнов понял, что перегнул палку, и сказал:
– Вы не верьте всему, что от меня услышите. Я иногда привираю.
И, зашептал в ухо парню:
– Понимаете, этот камень стоит не полторы тысячи, как указано на ценнике, а много больше… Если бы я смог купить его и продать в Москве, то я крупно наварился бы. Тысячи на две, точно.
– Так что эта штука приносит своему владельцу? – спросил парень, вновь обратив взор на камень.
В голову ничего не приходило, и Смирнов стал тянуть резину.
– Это очень редкая разновидность метаморфического эпидота. Смотрите, как он благородно уплощен, какие у него пронзительно-резкие грани, как он таинственно полупрозрачен… Вам не кажется, что он божественно функционален, что в нем скрыто определенное предназначение?
Парень поднял глаза, и Смирнов, прочитав в них: "Не болтун ли ты, батенька?", нашелся:
– И знаете, какое у него предназначение? Большие несчастья он… он… превращает в маленькие. Или вообще ни во что. – Именно из-за этого средневековые алхимики благоговейно называли его нихилитом потому что по-латыни "nihil" – это ничто…
– Не понял… Что это значит?
– Что вы имеете в виду? – Смирнов соображал, что говорить дальше.
– Ну, насчет несчастий?
– Каких несчастий?
– Которые этот камень превращает в маленькие.
– А! Это, знаете ли, просто. Представьте, вы попали в автомобильную катастрофу. Представили? – Парень посмотрел странно. Рябь неприязни прошла по его лицу. – Так вот, без этого камня в нагрудном кармане вы погибли бы от травм, несовместимых с жизнью, а с ним вас, обгоревшего, отправят в больницу с множественными переломами. Чувствуете разницу?
– А откуда вы все это знаете? – глаза парня дырявили его, оставаясь неподвижными.
Смирнов понял – перед ним хищник. Стало не по себе, понеслась околесица:
– Видите ли, я – геолог, работал по всему миру. В том числе и на Тибете, пустыне Наска, в Лхасе, у ацтеков и майя. Голова кругом идет ото всего, что я узнал и что испытал. Кстати, вот этот шрам на запястье у меня остался от одного чудом сохранившегося ацтека. Я сказал "одного ацтека", потому что на Земле он остался один. Он использовал мою кровь – почти литр выкачал, – для гадания на будущее. И знаете, что он мне сказал? Он сказал, что в этом году, в конце августа я чудесным образом…
Парень не слушал, он смотрел на прилавок. Кристалла эпидота на нем не было. Продавец выглядел матросским братишкой, выпившим месячную норму компота.
– Где камень?! – подался к нему собиратель амулетов.
– Он не продается.
– Такая корова нужна самому, – засмеялся Смирнов, округляя "о".
Парень оперся о прилавок мускулистыми руками
– Он лежал на прилавке, и, значит, продавался.
– Мой камень, – потупился продавец. – Хочу продаю, хочу снимаю с продажи.
– А, может, ты просто хочешь его на себе проверить? Я тебе это устрою.
– Что проверить? Я вас не понимаю.
– Скоро поймешь, – выцедил парень и, бросив на прилавок деньги за аммонит, пошел вон. Уже у двери он обернулся и сделал Смирнову знак следовать за ним.
17.
– А что это ты так расстроился? – спросил Смирнов, когда они расселись в черном "Мерседесе" Олега (так назвался парень, оказавшийся отнюдь не чеченцем, а болгарином по отцу и русским по матери). – Этих эпидотов на Памире и других районах, схожих с ним в геологическом отношении, хоть пруд пруди. У меня их как-то целое ведро было, но все раздарил.
Олег посмотрел недоуменно:
– Ты же говорил, что они превращают крупные неприятности в мелкие?
– Ну и что?
Смирнов не врубился в суть вопроса, он думал, что неплохо было бы посидеть в каком-нибудь уютном ресторанчике в богатом районе Анапы.
– Как что? Если ты не заливаешь, то получается, что на Памире нет крупных неприятностей.
– Почему нет? Конечно, есть. Понимаешь, если от любого множества неприятностей отсечь самые крупные, то в оставшемся множестве все равно останутся неприятности, которые будут неприятнее других… Все относительно, понимаешь.
Парень не понимал.
– Ну, представь, что из Анапы вывезли всех жуликов. И тогда в городе все равно останутся нечестные люди. Ферштейн, майн херц?
– Ты мне зубы не заговаривай, дорогой. Превращает нихилит крупные неприятности в мелкие или нет?
– Конечно, превращает. Клянусь. Только это надо знать.
– Как это?
– Понимаешь, если ты знаешь, что этот камень превращает крупные неприятности в мелкие, то между вами образуется обратная связь, и вы начинаете работать в паре. Камень своим волшебным естеством помогает тебе не умереть от множественных переломов, а ты своим биомагнитным полем помогаешь камню это сделать. Все просто, как море в Гаграх – союз живого и мертвого рождает жизнь, как минус с плюсом рождает минус.
– Жизнь ты сравниваешь с минусом?
– Лично у меня она с минусом, так получилось. А если у тебя с плюсом, то нихилит тебе не поможет, факт.
Олег попытался задуматься, но вспомнил слова гадалки, почти дословно вспомнил:
"Очень скоро увидишь ты ниточку, и она приведет тебя к особенной жизни, особенной и чудесной. Поезд, в котором ты мчишься, замрет как приколотая бабочка, ты выскочишь из него, выскочишь и окажешься в окружающем мире серединкой.
Глаза его осветились надеждой.
"Есть контакт! – возликовал Смирнов, поняв, что "клиент" клюнул. – На арифметике купился! А я ведь экспромтом выдал, то есть с божьей помощью".
Олег продолжал осмысливаться "Смерть – это плюс, жизнь – это минус?!!". Внутренне согласившись, кивнул и, посмотрев доброжелательно, предложил:
– Ну, что, едем в ресторан?
– Как хочешь, – пожал плечами Смирнов. – Ресторан, так ресторан.
18.
Сели они на одной из центральных улиц Анапы в уютном кафе. Олег заказал пива и шашлыков. Когда официант ушел, опустил плечи на спинку кресла и, сунув руки в карманы брюк, принялся разглядывать Смирнова.
– Слушай, а зачем тебе эти амулеты с аммонитами? – спросил тот, выдержав паузу. – Ты что, в себе не уверен? Парень вроде крепкий, деловой независимый… Тебе все должно быть побоку.
– Да так… Собираю я их. Один, вот он, на мне, – показал, вынув из пазухи бронзовую узорчатую бляху. – Купил его полгода назад в Ташкенте на Алайском рынке. Продавец Аллахом клялся, что он охраняет от обмана. И правда, – усмехнулся, – как только на шею его повесил, так обмануть никого не могу, хоть плачь.
Лицо его резко смялось, он сорвал бляху и отчаянным движением бросил в толпу, рекой заполнявшую улицу.
– Да, вижу – смурно тебе жить, – сочувственно покивал Смирнов, искоса рассматривая флуктуации людского моря в области падения амулета. – Что, бизнес опасный?
– Да нет… Не особо.
– А почему амулеты с талисманами собираешь?
Разговор прервался – принесли пива и шашлыки. Отпив полкружки, Олег протянул Смирнову самую аппетитную шпажку, сам взялся за другую. Заговорил, тягуче посмотрев в глаза, лишь после того, как официант унес опустевшее блюдо и тарелки:
– Ты спрашивал, почему я собираю амулеты с талисманами…
Что-то было такое в его взгляде, не то, чтобы не человеческое, напротив, чисто человеческое, но такое, чего нет в глазах беззаботного курортно-туристического люда, заполняющего пляжи от Адлера до Туапсе, и Смирнову захотелось на море, и вообще в Крым, подальше.
– Ну да, спрашивал… – ответил он, отведя глаза на беззаботный курортно-туристический люд.
– Все это из-за младшего брата. Богдана… Когда он погиб, я все понял…
– Что ты понял?
– Что он должен, обязан был погибнуть. И что ни один человек не смог бы его спасти. Только то, что выше человека…
– Бог?
– Бог, Сатана, дэвы… И амулеты, призывающие их к лояльности.
– Понятно…
Они помолчали. Смирнов скучал с людьми, отягощенными гипертрофированным отношением к мистике и прочим оккультным культурам. Однако уходить из кафе ему не хотелось, и он реанимировал разговор:
– Так что там у тебя с братом вышло?
– Он был на три года младше. Я катал его коляску, кормил с ложечки, чинил игрушки, укачивал, играл… А когда он подрос…
Олега замолк на полуслове, какое-то живое воспоминание без остатка растворило его в прошлом, и Смирнов, посидев пару минут в одиночестве, засобирался:
– Ну ладно, я вижу тебе тяжело рассказывать. Извини, что напомнил о личной драме. Знаешь, я завтра собираюсь перебраться в Крым и мне пора идти. Кое-что прикупить надо, собраться…
– Да успеешь… Хочешь выпить?
– Вина бы некислого выпил. Только немного, – усмехнулся, – литр-полтора, а то я пьянею.
Олег подозвал официанта. Смирнов выбрал "Мерло".
Выпив стакан, – вино оказалось неплохим, – он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот откинулся на спинку стула и проговорил, пристально глядя в глаза:
– Когда Богдану, – так звали брата, – было два года, я учил его плавать, и он чуть не утонул. Его вытащил человек, проходивший мимо.
– А почему не ты? Перепугался?
– Да… Когда он ушел под воду, я окаменел, не мог кричать.
– Понятно… пятилетний мальчик – это пятилетний мальчик. И что дальше?
– Когда ему было четыре, а мне семь, я из "ТТ" попал ему в грудь, в правую сторону. Пуля прошла насквозь, но, слава богу, все обошлось…
– Ты что, стрелял в него?!
– Нет. Точнее, стрелял, но не в него. Я нашел пистолет и стал с ним играть, а он в смежной комнате смотрел с отцом видак, какой-то боевик. Когда в нем началась стрельба, и Богдан закричал: "Папа, я боюсь!", я автоматически выстрелил в стену, уверенный, что пистолет не заряжен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Понимаю, почему сейчас российская геология умирает, – не дал ему договорить новый русский. – Ля-ля-тополя сейчас не кормит. А насчет талисмана, приносящего долголетие, он не заливает?
Смирнов грустно вздохнул. Касательно геологии парень был прав. Часть ее, напрямую не связанная с золотом, алмазами, нефтью и газом, неутомимо отмирала. А раньше было хорошо. Геологи толпами приезжали в теплое время на берега ласковых морей и иные санаторно-курортные места и неутомимо и с пользой для здоровья определяли, чем зубы рыб палеозоя отличаются от зубов мезозойских рыб.
– Насчет долголетия все верно, как в Библии, – ответил он, рассеяно рассматривая "Апофеоз войны" Василия Верещагина, висевший на стене перед самыми глазами. – Ты же слышал, эти аммониты прожили четыреста миллионов лет. Представляешь, четыреста миллионов лет! Люди, кстати, появились всего четыре миллиона лет назад.
Покупатель благоговейно посмотрел на окаменелость.
Продавец поправил крестик. Все, что он прочитал и услышал, никак не вязалось с его миропониманием
– А насчет богатства не заливает? – повеселев, продолжал вопрошать парень. – Приносят они богатство?
– В полный рост. Любой геолог знает, что аммониты притягивают цветные, редкие и благородные металлы.
– Как это?
– Ну, по ним часто образуются метаморфозы пирита, других металлов, в частности, самородного золота и серебра.
Насчет золота и серебра Смирнов не был уверен, но не упомянуть их не смог. "Заливать" надо красиво и через край, это каждый знает.
– А что такое метаморфозы?
– Ну, понимаешь, поднимаются, например, рудоносные растворы с золотом или серебром сквозь слои, содержащие аммониты, так все золото и серебро в них, и только в них, отлагается. Хапают они его только так.
Парень не понял, и Смирнов продолжил объяснения, стараясь не употреблять геологических терминов:
– Ну, тянется к ним золото, понимаешь? И они становятся золотыми. Только они.
– Заверните, – уважительно посмотрев на консультанта, сказал "новый русский" продавцу.
В это время ливень пошел на убыль. Смирнову стало скучно, захотелось попить хорошего пива, высматривая высыпавших на улицы отдыхающих женского пола, и он повернулся к выходу.
– Нет, пожалуйста, подождите, – остановил его парень, – я сейчас еще что-нибудь куплю, а потом мы с вами где-нибудь посидим, попьем пивка, закусим, и вы мне расскажете подробнее об этих ракушках.
Перспектива посидеть за чужой счет в ресторане Смирнову пришлась по вкусу, он принял действенный вид и стал рассматривать содержание витрины, дабы отработать будущий стол.
– Вот это возьмите, указал он на прекрасный кристалл темно-зеленого метаморфического эпидота, неведомо как очутившийся на берегах Черного моря. – Это весьма любопытная штука…
– А что она дает? Какие у нее свойства? – спросил парень, впившись глазами в кристалл.
– Этот кристалл… это кристалл, – напрягся Смирнов в попытке придумать, что-нибудь этакое.
Парень внимательно посмотрел ему в глаза, пытаясь определить причину замешательства. Смирнов смущенно заулыбался:
– Понимаете, я сам хотел его купить… но деньги… у меня нет лишних денег, поиздержался в дороге. Может, вы займете мне сто пятьдесят рублей?
– А почему вы хотели купить этот камень? – отодвинулся парень от Смирнова.
Мир, в котором люди занимают друг у друга сто пятьдесят рублей, был ему глубоко неприятен. А от людей, живущих в нем, считал он, можно испачкаться или даже заразится.
Смирнов понял, что перегнул палку, и сказал:
– Вы не верьте всему, что от меня услышите. Я иногда привираю.
И, зашептал в ухо парню:
– Понимаете, этот камень стоит не полторы тысячи, как указано на ценнике, а много больше… Если бы я смог купить его и продать в Москве, то я крупно наварился бы. Тысячи на две, точно.
– Так что эта штука приносит своему владельцу? – спросил парень, вновь обратив взор на камень.
В голову ничего не приходило, и Смирнов стал тянуть резину.
– Это очень редкая разновидность метаморфического эпидота. Смотрите, как он благородно уплощен, какие у него пронзительно-резкие грани, как он таинственно полупрозрачен… Вам не кажется, что он божественно функционален, что в нем скрыто определенное предназначение?
Парень поднял глаза, и Смирнов, прочитав в них: "Не болтун ли ты, батенька?", нашелся:
– И знаете, какое у него предназначение? Большие несчастья он… он… превращает в маленькие. Или вообще ни во что. – Именно из-за этого средневековые алхимики благоговейно называли его нихилитом потому что по-латыни "nihil" – это ничто…
– Не понял… Что это значит?
– Что вы имеете в виду? – Смирнов соображал, что говорить дальше.
– Ну, насчет несчастий?
– Каких несчастий?
– Которые этот камень превращает в маленькие.
– А! Это, знаете ли, просто. Представьте, вы попали в автомобильную катастрофу. Представили? – Парень посмотрел странно. Рябь неприязни прошла по его лицу. – Так вот, без этого камня в нагрудном кармане вы погибли бы от травм, несовместимых с жизнью, а с ним вас, обгоревшего, отправят в больницу с множественными переломами. Чувствуете разницу?
– А откуда вы все это знаете? – глаза парня дырявили его, оставаясь неподвижными.
Смирнов понял – перед ним хищник. Стало не по себе, понеслась околесица:
– Видите ли, я – геолог, работал по всему миру. В том числе и на Тибете, пустыне Наска, в Лхасе, у ацтеков и майя. Голова кругом идет ото всего, что я узнал и что испытал. Кстати, вот этот шрам на запястье у меня остался от одного чудом сохранившегося ацтека. Я сказал "одного ацтека", потому что на Земле он остался один. Он использовал мою кровь – почти литр выкачал, – для гадания на будущее. И знаете, что он мне сказал? Он сказал, что в этом году, в конце августа я чудесным образом…
Парень не слушал, он смотрел на прилавок. Кристалла эпидота на нем не было. Продавец выглядел матросским братишкой, выпившим месячную норму компота.
– Где камень?! – подался к нему собиратель амулетов.
– Он не продается.
– Такая корова нужна самому, – засмеялся Смирнов, округляя "о".
Парень оперся о прилавок мускулистыми руками
– Он лежал на прилавке, и, значит, продавался.
– Мой камень, – потупился продавец. – Хочу продаю, хочу снимаю с продажи.
– А, может, ты просто хочешь его на себе проверить? Я тебе это устрою.
– Что проверить? Я вас не понимаю.
– Скоро поймешь, – выцедил парень и, бросив на прилавок деньги за аммонит, пошел вон. Уже у двери он обернулся и сделал Смирнову знак следовать за ним.
17.
– А что это ты так расстроился? – спросил Смирнов, когда они расселись в черном "Мерседесе" Олега (так назвался парень, оказавшийся отнюдь не чеченцем, а болгарином по отцу и русским по матери). – Этих эпидотов на Памире и других районах, схожих с ним в геологическом отношении, хоть пруд пруди. У меня их как-то целое ведро было, но все раздарил.
Олег посмотрел недоуменно:
– Ты же говорил, что они превращают крупные неприятности в мелкие?
– Ну и что?
Смирнов не врубился в суть вопроса, он думал, что неплохо было бы посидеть в каком-нибудь уютном ресторанчике в богатом районе Анапы.
– Как что? Если ты не заливаешь, то получается, что на Памире нет крупных неприятностей.
– Почему нет? Конечно, есть. Понимаешь, если от любого множества неприятностей отсечь самые крупные, то в оставшемся множестве все равно останутся неприятности, которые будут неприятнее других… Все относительно, понимаешь.
Парень не понимал.
– Ну, представь, что из Анапы вывезли всех жуликов. И тогда в городе все равно останутся нечестные люди. Ферштейн, майн херц?
– Ты мне зубы не заговаривай, дорогой. Превращает нихилит крупные неприятности в мелкие или нет?
– Конечно, превращает. Клянусь. Только это надо знать.
– Как это?
– Понимаешь, если ты знаешь, что этот камень превращает крупные неприятности в мелкие, то между вами образуется обратная связь, и вы начинаете работать в паре. Камень своим волшебным естеством помогает тебе не умереть от множественных переломов, а ты своим биомагнитным полем помогаешь камню это сделать. Все просто, как море в Гаграх – союз живого и мертвого рождает жизнь, как минус с плюсом рождает минус.
– Жизнь ты сравниваешь с минусом?
– Лично у меня она с минусом, так получилось. А если у тебя с плюсом, то нихилит тебе не поможет, факт.
Олег попытался задуматься, но вспомнил слова гадалки, почти дословно вспомнил:
"Очень скоро увидишь ты ниточку, и она приведет тебя к особенной жизни, особенной и чудесной. Поезд, в котором ты мчишься, замрет как приколотая бабочка, ты выскочишь из него, выскочишь и окажешься в окружающем мире серединкой.
Глаза его осветились надеждой.
"Есть контакт! – возликовал Смирнов, поняв, что "клиент" клюнул. – На арифметике купился! А я ведь экспромтом выдал, то есть с божьей помощью".
Олег продолжал осмысливаться "Смерть – это плюс, жизнь – это минус?!!". Внутренне согласившись, кивнул и, посмотрев доброжелательно, предложил:
– Ну, что, едем в ресторан?
– Как хочешь, – пожал плечами Смирнов. – Ресторан, так ресторан.
18.
Сели они на одной из центральных улиц Анапы в уютном кафе. Олег заказал пива и шашлыков. Когда официант ушел, опустил плечи на спинку кресла и, сунув руки в карманы брюк, принялся разглядывать Смирнова.
– Слушай, а зачем тебе эти амулеты с аммонитами? – спросил тот, выдержав паузу. – Ты что, в себе не уверен? Парень вроде крепкий, деловой независимый… Тебе все должно быть побоку.
– Да так… Собираю я их. Один, вот он, на мне, – показал, вынув из пазухи бронзовую узорчатую бляху. – Купил его полгода назад в Ташкенте на Алайском рынке. Продавец Аллахом клялся, что он охраняет от обмана. И правда, – усмехнулся, – как только на шею его повесил, так обмануть никого не могу, хоть плачь.
Лицо его резко смялось, он сорвал бляху и отчаянным движением бросил в толпу, рекой заполнявшую улицу.
– Да, вижу – смурно тебе жить, – сочувственно покивал Смирнов, искоса рассматривая флуктуации людского моря в области падения амулета. – Что, бизнес опасный?
– Да нет… Не особо.
– А почему амулеты с талисманами собираешь?
Разговор прервался – принесли пива и шашлыки. Отпив полкружки, Олег протянул Смирнову самую аппетитную шпажку, сам взялся за другую. Заговорил, тягуче посмотрев в глаза, лишь после того, как официант унес опустевшее блюдо и тарелки:
– Ты спрашивал, почему я собираю амулеты с талисманами…
Что-то было такое в его взгляде, не то, чтобы не человеческое, напротив, чисто человеческое, но такое, чего нет в глазах беззаботного курортно-туристического люда, заполняющего пляжи от Адлера до Туапсе, и Смирнову захотелось на море, и вообще в Крым, подальше.
– Ну да, спрашивал… – ответил он, отведя глаза на беззаботный курортно-туристический люд.
– Все это из-за младшего брата. Богдана… Когда он погиб, я все понял…
– Что ты понял?
– Что он должен, обязан был погибнуть. И что ни один человек не смог бы его спасти. Только то, что выше человека…
– Бог?
– Бог, Сатана, дэвы… И амулеты, призывающие их к лояльности.
– Понятно…
Они помолчали. Смирнов скучал с людьми, отягощенными гипертрофированным отношением к мистике и прочим оккультным культурам. Однако уходить из кафе ему не хотелось, и он реанимировал разговор:
– Так что там у тебя с братом вышло?
– Он был на три года младше. Я катал его коляску, кормил с ложечки, чинил игрушки, укачивал, играл… А когда он подрос…
Олега замолк на полуслове, какое-то живое воспоминание без остатка растворило его в прошлом, и Смирнов, посидев пару минут в одиночестве, засобирался:
– Ну ладно, я вижу тебе тяжело рассказывать. Извини, что напомнил о личной драме. Знаешь, я завтра собираюсь перебраться в Крым и мне пора идти. Кое-что прикупить надо, собраться…
– Да успеешь… Хочешь выпить?
– Вина бы некислого выпил. Только немного, – усмехнулся, – литр-полтора, а то я пьянею.
Олег подозвал официанта. Смирнов выбрал "Мерло".
Выпив стакан, – вино оказалось неплохим, – он вопросительно посмотрел на собеседника. Тот откинулся на спинку стула и проговорил, пристально глядя в глаза:
– Когда Богдану, – так звали брата, – было два года, я учил его плавать, и он чуть не утонул. Его вытащил человек, проходивший мимо.
– А почему не ты? Перепугался?
– Да… Когда он ушел под воду, я окаменел, не мог кричать.
– Понятно… пятилетний мальчик – это пятилетний мальчик. И что дальше?
– Когда ему было четыре, а мне семь, я из "ТТ" попал ему в грудь, в правую сторону. Пуля прошла насквозь, но, слава богу, все обошлось…
– Ты что, стрелял в него?!
– Нет. Точнее, стрелял, но не в него. Я нашел пистолет и стал с ним играть, а он в смежной комнате смотрел с отцом видак, какой-то боевик. Когда в нем началась стрельба, и Богдан закричал: "Папа, я боюсь!", я автоматически выстрелил в стену, уверенный, что пистолет не заряжен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30