Нет, какой смысл, на что тут обижаться? К тому же сейчас Фанни подвыпила и, вероятно, была абсолютно искренна. Он не допускал до себя людей, которые лгут и притворяются.
— До чего же ты испорченная, — сказал он наконец.
— Ты прав, — ответила она. — Может, возьмешь плеть, Несси?
— Нет, — сказал Несси. — С какой стати?
— Потому что ты тоже в ней нуждаешься! Оба мы с тобой несчастные, неужели не понимаешь? Ни у тебя, ни у меня нет никаких чувств. Свои я погубила, а у тебя их вообще нет и никогда не будет.
И, словно сама испугавшись своих слов, замолчала и больше не проронила ни звука до самого ресторана. Она заметно помрачнела, даже побледнела слегка под густым слоем тонового крема. Руки ее судорожно сжимали руль, словно пытались задушить кого-то. Этот Брандо, этот опухший от пьянства несчастливец, может, именно из-за него она напилась сегодня? Добавит в ресторане, думал Несси, а потом нас того и гляди подберут с проломленными головами. Но это его не пугало: Несси вообще не знал, что такое страх.
Вскоре они уже были на месте, Фанни оставила машину в редкой тени деревьев. Стояли тут и другие машины — с блестящими, нагретыми солнцем спинами. Было очень тихо и прохладно — здесь, наверху, этот обеденный час скорее напоминал раннее летнее утро. Под деревянным мостиком о громадные гладкие валуны билась вода, невидимкой журчала под ними. Не оборачиваясь, не удостоив взглядом застывшие в вечной живой неподвижности сосны, они молча вошли в ресторан. Внутри тоже было прохладно, но непроветрено, пахло окурками и застывшим жиром, уныло жужжали большие ленивые мухи. Так же лениво слонялись меж столиков плохо умытые, плохо выбритые официанты, говорили они шепотом и удалялись с таким видом, словно больше никогда не вернутся. Фанни нашла уединенный столик, подозвала официанта, затем метрдотеля, заставила сменить скатерть, пепельницу, переставить вазочку с искусственным цветком. Последним явился повар, потный и кислый, мрачно выслушал Фанни, но удалился с явным почтением. Фанни вздохнула и откинулась на спинку стула — похоже, она совсем протрезвела. Обернулась к Несси и сказала улыбаясь:
— Все будет так, как ты хочешь!
— Но я ничего не хочу!
— Ты должен научиться хотеть! — сказала Фанни. — Человек узнается по желаниям, особенно неосознанным.
— Должен тебя разочаровать, Фанни… У меня не бывает неосознанных желаний.
— Надо, чтоб были! — твердо сказала Фанни. — Только они — настоящие. Настоящее вообще только то, что в нас глубоко скрыто. Все, что обращено наружу, к людям, — фальшиво. Или по крайней мере стерлось от долгого употребления.
Несси решил про себя, что в такой пустой разговор лучше не вступать. Вскоре официант принес им салат и две рюмки водки.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что я не пью!
— Знаю, Несси, — ласково ответила Фанни. — Но сегодня я хочу, чтобы ты выпил.
В ее голосе чувствовалась холодная острота бритвенного лезвия. Взгляд у нее был тоже холодный и не терпящий возражений.
— Не понимаю, Фанни, зачем тебе нужно, чтоб я напился?
— Потому что я так хочу. И потом, я не люблю, когда мне отказывают. Просто не привыкла. Такой уж у меня характер.
— А если я все равно откажусь?
— Тогда я тут же встану из-за стола и уйду. Причем навсегда!
Несси еле заметно усмехнулся.
— Откуда ты знаешь, может, я именно этого и хочу? — спросил он.
— Все равно. Значит, мне пора уйти, — холодно ответила Фанни.
— Не все равно. Это будет для тебя поражением. А поражение снести гораздо труднее, чем вежливый отказ.
— Пошел ты к черту со своей логикой! — взорвалась Фанни. — Или пей, или убирайся!
— Разве ты никогда не знала поражений?
— Знала. И не раз. Будет еще одно. Возьму вот и напьюсь в одиночку. До чертиков.
Несси задумался. Придуривается или нет? Фанни и так пьяна, с нее в самом деле станется выполнить свою угрозу. Напьется, сядет в машину и, может быть, никогда больше не вернется в Софию. Сердце его оставалось холодным. Несси еще никогда никого не жалел — даже собственную мать, когда та покончила с собой. И все же к чему так бессмысленно уничтожать две эти красивые игрушки — женщину и ее новенькую машину? Глупо да и безобразно. Но он-то чем виноват? Во имя чего должен посягать на свой разум, отравляя его этой омерзительной жидкостью?
Несси взял рюмку.
— Ладно, Фанни, не будем ссориться… Пусть на этот раз побежденным буду я. Честолюбием я не страдаю. Будь здорова!..
Лицо Фанни мгновенно прояснилось, клювик-нос даже покраснел от удовольствия.
— Будем! — сказала она. — Если б ты знал, Несси, какой ты сегодня милый!
Несси пригубил рюмку. На мгновение ему показалось, что он глотнул кусок стекла — так обожгло горло. Но пока он встревоженно анализировал, что с ним происходит, по всему его телу разлилось приятное тепло, наполнило его каким-то смутным радостным возбуждением. Нет, начало, пожалуй, не так уж плохо, плохое, верно, будет потом. Он сделал еще один глоток, побольше, затем сказал:
— И все же я не понимаю, Фанни. Зачем ты заставила меня это сделать?
— Для компании, Несси. Кому охота пить в одиночку?
— Нет, причина не в этом.
— Послушай, неужели ты никогда не испытываешь желания стать другим? Каким-то особенным, странным, небывалым? Стать чем-то, чем ты никогда еще не был?
— На научном языке это называется неадекватностью, Фанни. А попросту — сумасшествием.
— Почему сумасшествием? Неужто тебе никогда не хотелось быть Галилеем, Ньютоном, Эйнштейном?
— Я не могу хотеть невозможного.
— Знаю. Но если напьешься, может быть, захочешь.
Он прекрасно знал, что не захочет. И все-таки спросил:
— Хорошо, пусть так. Но при чем тут алкоголь?
— При том, что он выводит на поверхность подсознание и тем дает возможность удовлетворить самые тайные, самые сокровенные желания. Иллюзорно, правда, но это неважно. Главное, человек освобождается.
— Верю, Фанни, — улыбнулся Несся. — Но дело в том, что у меня нет никакого подсознания.
Фанни энергично помотала головой.
— Ошибаешься. Подсознание есть у каждого, Несси. Как железы или почки. Как память. Может быть человек без памяти? По-моему, подсознание — это изгнанная и оскорбленная память. Неудовлетворенная, запрещенная или греховная память, как хочешь. Все то, что человек подавляет в себе. У тебя, разумеется, тоже есть подсознание, только ты еще не знаешь, как к нему подступиться.
— Думаешь, алкоголь его высвободит?
— Уверена! — твердо сказала Фанни.
— Что ж, будем здоровы, Фанни. Опыт есть опыт, а в опыте всегда заложен какой-то смысл.
Вполне успокоившись, Несси отпил еще глоток. Подали свинину, а к ней принесенную самим метрдотелем бутылку импортного вина невероятно красивого цвета — густого, теплого, какого-то нутряного, словно бы светящегося в чьем-то темно-красном зрачке. Его Несси пил уже с гораздо большей легкостью, с ощущением вкуса, которого до сих пор ему явно не хватало. Чувствовал он себя великолепно. Правда, мысли его время от времени путались, но зато неслись они с гораздо большей легкостью, пожалуй, даже с вдохновением, хотя он и не верил в подобные слова. Но когда они собрались уходить, вдруг выяснилось, что Несси не может подняться со стула. У него словно бы отнялись ноги. Правда, двигать ими было можно, но колени ни за что не хотели сгибаться. Два официанта, ухмыляясь, взяли его под мышки и вывели через черный ход. Фанни, не опьяневшая ни на градус больше, чем была до обеда, устроила его под старой, ободранной сосной, укрыв взятым из машины одеялом. Все это она сделала с серьезной заботливостью — изысканная светская дама вдруг превратилась в обыкновеннейшую женщину, жену какого-нибудь бухгалтера или токаря, обихаживающую своего пьянчужку-муженька. Несси проспал около двух часов тяжелым непробудным сном, почти одеревенев, с открытым ртом, на который бесстрашно садились мухи. Некоторое время Фанни отгоняла их, потом и сама задремала рядом.
Несси проснулся около пяти часов, мрачно огляделся вокруг, с трудом проговорил:
— В первый и последний раз.
— Ты на меня сердишься?
— Нет. Поедем ко мне.
Они молча сели в машину. Фанни уверенно выехала на городскую дорогу. Несси никогда никого не приводил к себе раньше восьми вечера, это было для него законом. Но сегодня вся его жизнь смешалась, почему бы не пойти еще на одно, последнее нарушение? Дома никого нет, отец на работе. Впрочем, это волновало Несси меньше всего — он давно привык не обращать на отца никакого внимания. Тем более теперь он сам зарабатывал, имел собственные деньги, хоть в общем и не очень ими интересовался.
Оказавшись в своей прохладной и затененной в этот час комнате, Несси почувствовал, как его охватывает странное, ни разу в подобных ситуациях не испытанное возбуждение. Словно бы легкий озноб пробежал по его коже, когда он обнял легкое и сильное тело Фанни. Она, казалось, угадала его необычное настроение, потому что приблизила губы к его уху и умоляюще шепнула:
— Сделай это, как Брандо, Несси! Прошу тебя!
— Глупости! — ответил Несси, шокированный.
— Очень прошу! Ради меня. Я ведь тебя никогда ни о чем не просила.
— Ладно! — неожиданно согласился Несси.
Почему бы нет? Раз другие так делают, может, в этом и есть какой-то смысл. Но пока он старался изобразить Брандо, случилось невероятное. Дверь распахнулась, и на пороге появился его отец. Находившийся к нему спиной Несси не мог его видеть, он только почувствовал, что открылась дверь. Но Фанни встретилась с Алекси взглядом и, не зная, что делать, зарылась лицом в подушку. Отец мгновение ошеломленно смотрел на них, словно не веря своим глазам, и, потрясенный, выбежал из комнаты. Всего мог ожидать Несси, только не этого. Что-то неприятное, острое, даже страшное пронзило его с головы до ног, что-то такое, чего он еще никогда не испытывал и, конечно, не знал, что у людей это называется — стыд. Машинально поднявшись, он стал одеваться.
— Как ты мог не запереть дверь? — нервно сказала Фанни. — Собственную дверь!
— У меня и ключа-то нет! — мрачно ответил Несси.
— Нет ключа? — Фанни не верила своим ушам.
— На что он мне?.. Отец вот уже лет десять не заходил в мою комнату.
Несси вышел в холл. Отец сидел в кресле с истертой и выгоревшей обивкой, не обновлявшейся после смерти жены, и читал газету. То есть, конечно, не читал — какое тут чтение, если газета пляшет в руках. Несси подошел к нему и — странно! — ему вдруг показалось, что он стал совсем маленьким, меньше, чем был в первые дни своей жизни. Но стыда больше не было — одно только дурацкое ощущение, что каким-то невероятным образом он стал меньше ростом.
— Ты меня зачем-то искал? — спросил Несси.
Отец опустил газету. Сын отчетливо видел, как дрожит его заросший волосами кадык.
— Сожалею! — сухо ответил Алекси. — Но я не ожидал нарваться на такое свинство.
— Почему свинство? — Несси еле заметно вздрогнул.
— Ты прав! — Алекси еле сдерживал ярость. — Даже свиньи так себя не ведут, это привилегия человека.
Несси вдруг почувствовал, что его смущение окончательно улетучилось.
— Послушай, я не обязан давать тебе объяснения. Скажу только, что пороки мне не свойственны. Как и добродетели, разумеется. Я просто разумный человек.
— Во всяком случае, по тебе этого не заметно! И не порок это, а просто гадость.
Он почти кричал. Несси решил, что дольше говорить с ним не к чему. Разве только, чтобы еще и еще раз убедиться, до чего ограниченный и посредственный человек его отец. Какое значение имеют те или иные человеческие поступки? Они проходят и исчезают навсегда, в большинстве случаев бесцельные и бесполезные. Единственный их смысл состоит в том, что они дают пищу разуму.
— Зачем я тебе все-таки понадобился? — снова спросил Несси.
— Не мне — Кириллу! — мрачно ответил отец. — Как я понял, по делу.
По делу? Что-то совсем непривычное. До сих пор еще никто не звонил ему домой по делу. Кирилл, как и Несси, работал в академии, порой они встречались, но деловых отношений между ними никаких не было. Несси поспешил ему позвонить. В трубке раздался — почему-то слишком громкий — голос его единственного друга, если это слово имело хоть какой-то смысл для такого человека, как Несси.
— Послушай, нам с тобой предстоит сопровождать Кавендиша. Сам президент назначил, лично. Сегодня мы с ним ужинаем, а в понедельник отбываем в Варну.
— Подожди, не спеши. Какой Кавендиш? Бертран Кавендиш?
— Какой же еще? Ты что, газет не читаешь?
Нет, Несси газет не читал, они его не интересовали.
— А при чем тут я? Насколько я знаю, это какой-то там философ.
— Какой-то? Всемирно известный ученый!
— Пусть так. Но я-то математик.
— Это не важно. Главное, что мы с тобой лучше всех болтаем по-английски! — Голос Кирилла звучал весело. — И кто ему будет таскать чемоданы? Не академики же.
Так или иначе Несси пришлось согласиться. Когда он наконец вернулся к себе в комнату, то застал там не Фанни, а взбесившуюся дикую кошку.
Как ты мог оказаться таким невежей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17