И снова меня укусили, и это нечто, чем бы оно ни было, стало регулярно наносить мне визиты с интервалом в три дня. И теперь оно обычно кусало меня в шею или в руку, и неизменно один лишь раз, и всегда в то время, пока я спал, и никогда (даже если я спал) – днем. Часами я лежал без сна, наблюдая, но никогда не слышал, как оно появляется, никогда не чувствовал ничего, что предупредило бы о его приближении. И, видимо, ни разу не чувствовал, как оно меня кусает. Наконец, я настолько потерял надежду отловить его, что я больше не заботился ни о том, чтобы пытаться выследить его днем, ни о том, чтобы не спать ночью, ожидая его появления. По растущей слабости я знал, что опасно теряю кровь, но меня это не очень заботило, ведь на моих глазах смерть сдавалась жизни, и живая душа набиралась сил для того, чтобы спасти меня от одиночества, мы уйдем отсюда вместе, и вскоре я также поправлюсь.
В конце концов я сшил одежды, и, разглядывая плоды своих трудов не без некоторого удовлетворения, я употребил остатки волокна на ремешки.
Однажды ночью я внезапно проснулся задыхаясь, словно очнулся от обморока, и встал, чтобы выползти из пещеры, когда услышал слабый шорох в настиле, который приковал меня к месту.
– Я поймала какую-то гадость, – эти несколько слов произнес слабый голос на моем родном языке. – Я точно ее поймала!
Она ожила! Она говорит! Я боялся двинуться с места, чтобы случайно не напугать ее.
– Что там у вас? – скорее выдохнул я, чем произнес вслух.
– Та тварь, – ответила она, – что кусала вас.
– И что же это?
– Огромная белая пиявка.
– Насколько большая? – продолжал я, стараясь оставаться спокойным.
– Кажется, почти шесть футов в длину, – ответила она.
– Может быть, вы спасли мне жизнь!.. Но как вы можете держать в руках эту мерзость? Вы такая смелая! – воскликнул я.
– Да. Я смелая. – Это было все, что она ответила, и мне показалось, что голос ее дрожит.
– Где она? Что вы можете сделать с этим чудовищем?
– Я бросила ее в реку.
– Тогда, боюсь, она вернется снова.
– Я думаю, я не смогла бы ее убить, даже если бы знала, как это сделать! Я услышала, как вы стонете, и приподнялась, чтобы посмотреть, что вас побеспокоило, увидела это чудовище у вашей шеи и швырнула ее прочь. Но мне не удалось удержать, мне едва хватило сил, чтобы отпихнуть ее от себя. Я только слышала, как она упала в воду.
– В следующий раз мы ее точно убьем! – сказал я, но при этом повернулся, чтобы глотнуть свежего воздуха, и упал.
Когда я пришел в себя, уже встало солнце. Леди стояла чуть поодаль и, даже в том неуклюжем наряде, что я соорудил для нее, выглядела восхитительно и мило. Я видел эти чудесные глаза! Они светились ночью! Темные, как сама первозданная ночь, теперь они затмевали свет дня! Она стояла, прямая, как столп, рассматривая меня. На ее бледном лице не было ни тени волнения, оно только вопрошало меня о чем-то.
– Нам нужно идти! – сказал я. – Белая пиявка…
Я остановился: странная улыбка пробежала по ее прекрасным губам.
– Вы нашли меня здесь? – спросила она, указывая на пещеру.
– Нет, я принес вас сюда, – ответил я.
– Вы меня принесли?
– Да.
– Откуда?
– Из леса.
– Что вы сделали с моей одеждой – и с моими драгоценностями?
– У вас не было ничего, когда я нашел вас.
– Тогда почему вы меня не оставили меня там?
– Потому что я надеялся, что вы еще не мертвы.
– Но отчего вас это заботило?
– Потому что я был очень одинок, и хотел, чтобы вы остались жить.
– Вы были очарованы моей красотой, и поэтому заботились обо мне? – сказала она с гордым презрением в голосе.
Ее слова и ее вид вызвали во мне возмущение.
– Тогда в вас не оставалось ничего, что можно было бы назвать красивым, – сказал я.
– Тогда почему же вы не оставили меня в покое?
– Потому что вы были такой же, как я.
– Как вы? – воскликнула она презрительно.
– Я думал так, но теперь вижу, что ошибся!
– Несомненно, вы меня пожалели!
– Не было еще женщины, более нуждающейся в жалости, и менее – в каком-либо другом из чувств!
С выражением боли, разочарования и невыразимого раздражения она отвернулась от меня и стояла молча. Черная ночь лежала глубоко в морях ее глаз, ненавидящая того, кто осмелился вернуть их назад затем, чтобы померк их блеск. Свет жизни погас в них.
– А если бы вам не удалось меня разбудить, что бы вы тогда делали? – спросила она вдруг, не двигаясь.
– Я похоронил бы тело.
– Тело! Что? Вы бы похоронили это? – воскликнула она, мгновенно обернувшись ко мне в бешенстве, с воздетыми руками; глаза ее метали молнии холодного пламени.
– Нет, это не стал бы! Но если бы снова вернулись те недели, которые я провел, охраняя вас и наблюдая за вами, – ответил я (ибо с такого рода женщиной следовало говорить без обиняков!), – и если бы я заметил малейшие признаки разложения, то тотчас же похоронил бы вас.
– Что за осел! – крикнула она, – Я была в трансе!.. Самуил! Что за судьба!.. Ступайте и приведите мне ту дикарку, у которой вы одолжили эти жуткие обноски!
– Это я сделал их для вас. Они, конечно, ужасные, но я старался.
Она выпрямилась во весь свой рост.
– Сколько времени я была без чувств? – спросила она. – Женщина бы не сделала это платье за день!
– Даже не за двадцать дней, – возразил, я, – Я еле в тридцать уложился.
– Ха! И сколько же по-вашему я пролежала в обмороке? Отвечайте немедленно!
– Я не могу сказать, сколько. Но когда я нашел вас, от вас оставались только кожа да кости, и это было больше трех месяцев тому назад… Ваши волосы были красивы, и больше ничего. Я сделал все, что смог.
– Мои бедные волосы! – сказала она и вытащила из-за спины большую охапку волос. – Мне понадобится больше, чем три месяца, чтобы снова вернуть их к жизни! Кажется, я должна поблагодарить вас, хотя не могу сказать, что я вам благодарна!
– В этом нет нужды, мадам! Я бы сделал то же для любой женщины, да, и для мужчины – тоже!
– Но почему мои волосы не спутаны? – спросила она, ласково их перебирая.
– Они часто купались в реке.
– Как это? Что вы хотите сказать?
– Я не мог вернуть вас к жизни иначе, чем купая каждое утро в теплой реке.
Она вздрогнула с отвращением, и некоторое время стояла с остановившимся взглядом, уставившись в спешащий куда-то поток воды. Затем она повернулась ко мне:
– Наверное, мы поймем друг друга! – сказала она. – Вы меня дважды жестоко обманули – вы заставили меня вернуться к жизни и обесчестили меня – ни то, ни другое я вам простить не могу!
Она подняла левую руку и сделала жест, будто отталкивая меня. Что-то холодное, как лед, ударило меня в лоб. Когда я пришел в себя, я лежал на земле, мокрый и дрожащий.
Глава 20
УЙТИ! – НО КАК?
С замершим сердцем я встал и осмотрелся. Мгновение я не мог ее видеть, и одиночество вернулось ко мне, как туча после дождя. Та, которую я вернул к жизни от самого края могилы, бежала от меня, оставив меня моей печали. Ни на миг я не осмеливался остаться в таком страшном одиночестве. Неужели я в самом деле причинил ей зло? Я посвящу свою жизнь тому, чтобы разделить с ней ношу, к которой я вынудил ее вернуться!
Я увидел ее вдали быстро идущей по траве прочь от реки сделал глоток воды, чтобы подкрепить свои силы, и последовал за ней. Я ослаб после последнего визита белой пиявки и перепалки с женщиной, но вот уже силы вернулись ко мне, и мне не составляло труда держать ее в поле зрения.
«Что же, вот и конец?» – на ходу спрашивал я себя, и в аду моей души рождался печальный стон. Ее взгляд, ненавидящий, злой, преследовал меня. Я мог понять ее возмущение тем, что я насильственно вернул ее к жизни, но чем еще я умудрился ее обидеть? Отчего она питает ко мне такое отвращение? Может ли целомудрие быть задето рыцарской услугой? Как может благородная дама, осведомленная обо всем, что я сделал, после всего этого считать, что я поступил с ней бесчестно? Как еще более благочестиво мог бы я ее касаться? Словно отец, который ухаживает за ребенком, оставшимся без матери, пеленал я ее и ухаживал за ней. Неужели весь мой труд, все мои надежды, все мое отчаяние вернуло к жизни лишь ее черную неблагодарность? «Нет! – ответил я себе – у красоты должно быть сердце! Как бы глубоко ни было оно сокрыто, все же оно должно быть! Чем глубже оно похоронено, тем сильнее и благороднее станет, очнувшись от сна в своей прекрасной могиле! Разбудить такое сердце – лучший подарок его хозяйке, чем возможность прожить счастливейшую из жизней! Это дало бы ей возможность прожить более возвышенную и благородную жизнь!»
Она спускалась по большому склону впереди меня и шла прямо и уверенно, как человек, который знает, куда идет, когда я понял, что она уходит от меня слишком быстро. Я подтянулся и ощутил прилив сил. Мои вены наполнялись соком жизни! Тело показалось мне невесомым, и легко и быстро, словно несомый ветром, я догнал ее.
Она ни разу не обернулась. Она двигалась быстро, как греческая богиня, но без спешки. Я был не дальше, чем в трех ярдах от нее, когда она резко, но с прежней грацией обернулась и остановилась. По ней не было видно, чтобы она стала или хотя бы разогрелась. Она была белой, а не бледной, ее дыхание было ровным и глубоким. Ее глаза, казалось, были полны светом небес, и освещали мир, лежащий перед ними. Был почти полдень, но мои чувства были обострены, как бывает глубокой ночью, когда невидимые небесные росы заставляют звезды казаться больше.
– Почему вы идете за мной? – спросила она спокойно, но довольно строго, так, словно она до сих пор меня никогда не видела.
– Я так долго жил, – ответил я, – одной лишь надеждой увидеть ваши глаза, что мне теперь их не хватает.
– Вы не будете больше за мной следить! – сказала она холодно. – Я приказываю вам остаться там, где вы сейчас стоите.
– Не раньше, чем я найду безопасное место, в котором я мог бы вас оставить, – ответил я.
– Тогда будьте готовы отвечать за последствия, – сказала она и возобновила свое путешествие вниз по склону.
Отворачиваясь, она бросила на меня взгляд, острый, как дротик. Но ее презрение не достигло цели – я уже был сражен ее красотой!
Отчаяние сломило мою волю, чары разрушились, я побежал и догнал ее.
– Сжальтесь надо мной! – воскликнул я.
Она даже не прислушалась. Я побежал за ней, как ребенок за матерью, которая притворяется, что уходит от него. «Я стану вашим рабом!» – сказал я, и схватил ее за руку.
Она обернулась так, будто ее ужалила змея. Я съежился под ее жгучим взглядом, но не мог отвести от нее свой.
– Сжальтесь! – снова воскликнул я.
Она продолжила свой путь.
Целый день я шел за ней. Солнце поднималось в небо словно затем, чтобы, отдохнув в зените, спуститься по другой стороне небосклона. Ни на мгновение она не остановилась, ни на секунду не останавливался и я. Она ни разу не повернула головы, ни разу не замедлила свой шаг.
Солнце спустилось еще ниже и настала ночь. Я старался держаться к ней поближе: если я упущу ее из виду на миг, то может получиться так, что этот миг будет последним, и я ее больше никогда не увижу!
Весь долгий день мы шли по мягкой густой траве; и вдруг она остановилась и рухнула на траву. Было еще довольно света для того, чтобы увидеть, что она измождена до предела. Я стоял подле нее и мгновение смотрел вниз, на нее.
Любил ли я ее? Я ведь знал, что она не очень хороший человек! Может быть, я ее ненавидел? Но оставить я ее не мог! Я встал рядом с ней на колени.
– Прочь! Не сметь меня трогать! – крикнула она.
Он лежала, раскинув руки так, словно они были парализованы.
Внезапно они сомкнулись на моей шее, твердые, как тиски гильотины. Она повернула к себе мое лицо, и ее губы прижались к моей щеке. Боль, такая, будто меня ужалили, пронзила меня где-то и пульсировала во мне. Я не мог шевельнуться даже на ширину волоска. Постепенно боль прошла. Спокойная усталость и сонная истома овладели мной, и дальше я ничего не помню.
Почти сразу я пришел в себя. Луна была чуть выше горизонта, но света почти не давала, она была лишь светлым пятном на темном фоне. Моя щека горела, я приложил к ней руку и нащупал мокрое пятно. Шея болела – и там тоже нашлось мокрое пятно! Я тяжело вздохнул и почувствовал страшную усталость. Я апатично осмотрелся вокруг и увидел, куда делся свет луны – он собрался вокруг женщины! Она стояла в мерцающем ореоле света! Я встал и, пошатываясь, предстал перед ней.
– На колени! – крикнула она надменно, словно обращалась к непокорному псу. – Иди за мной следом, если посмеешь!
– Я иду! – прошептал я из последних сил.
– Если ты ступишь ногой на порог моего города, мои люди закидают тебя камнями – они не любят нищих попрошаек!
Я с трудом прислушивался к ее словам. Слабый, как вода, словно в полусне, я не двигался с места, но расстояние между нами сократилось. Она подошла ко мне ближе на шаг, подняла левую руку и, кажется, ударила меня кулаком по лбу. Мне показалось, что я принял на себя удар железного молота. Я упал.
Я поднялся на ноги замерзший и мокрый, но голова была свежей, и силы вернулись ко мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42