Дядя Кузьма еще ниже наклонился вперед.
— Ну, держитесь, ребятки, — усмехнулся он. — Начинается та самая дорожка, на которой черти горох молотили!
Машину зашвыряло из стороны в сторону, дробно застучали в днище комья грязи. Иногда мутная вода из лужи окатывала радиатор и стекло. Андрей вцепился в сиденье, боясь оказаться на коленях у Эллы. Ваня что-то хотел сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал. От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
— Андрюха! — расплылся он в улыбке, вмиг забыв про трясучку. — Нам мотор подарили… «Салют»! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
Андрей не рискнул свой восторг выражать вслух, лишь пожал приятелю руку.
— Царский подарок, — сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
— Хороший мужик Назаров, — улыбнулся дядя Кузьма. — Шутка сказать, мотор отвалил не за здорово живешь!
— Мы в экспедиции баклуши не били, — сказал Ваня.
Позади громыхал прицеп, со скрипом терлись друг о дружку связанные цепями толстые стволы. Лил дождь, завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз полз, как гусеница, по разбитой дороге, небо опустилось на мотающиеся вершины деревьев, но на душе у мальчишек радостно и светло. Если самолет сегодня вовремя оторвется в Умбе от земли, то через четыре часа они будут дома. В родном Ленинграде, где тепло и нет осточертевших комаров и мошки, где мама и папа, по которым оба успели соскучиться. Теперь у них свой собственный мотор. А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и озерам лежат в кармане. К радости примешивалась и легкая грусть: оба привыкли к Северу, полюбили дикое синее Вял-озеро. Оба знали, что потом, в Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку и девочку Эллу…
Ребята, подставив мелкому дождю лица, всматриваются в серую мглу. Уже давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
— Бывает, покрутится-покрутится и улетит обратно, — говорит Санька. — Низкая облачность.
— Смотрите, идет на посадку, — показывает Элла в сторону мокрого леса. В облаках мелькает темно-серебристое крыло и пропадает. Затем царапают по молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси, и вот над лесом показывается АН-24. Он весь блестит, от крыльев и стабилизатора отскакивают дымчатые клубки. Самолет плавно снижается, прицеливаясь на самый край травянистого поля. Вот он проходит над макушками деревьев, касается земли, подпрыгивает и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
Ваня и Андрей взваливают рюкзаки на плечи. Санька помогает просунуть руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
— Вас не пустят, — говорит Элла. — Еще посадка не скоро.
Андрей первым снимает рюкзак, за ним Ваня. Отчего это в аэропорту, на вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты томятся в тягостном ожидании отправления?..
— Зимой на каникулы ждем вас, — говорит Андрей, глядя на Эллу. — Вы должны приехать.
— Я приеду, — говорит Элла и дотрагивается ладонью до кармашка на брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
— А ты? — спрашивает Саньку Ваня. — Приедешь?
— Сказано — сделано, — мотает мокрой всклокоченной головой Санька. — Мы вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер «Аврора».
— А я все музеи обойду, — говорит Элла.
Ваня, улыбаясь, отстегивает на рюкзаке клапан и достает смятую коричневую шляпу.
— Носи, Саня, — говорит он. — Отличная шляпа.
— Это же Володина? — удивляется Андрей. — Как она к тебе попала?
— Выиграл на спор, — отвечает Ваня. — Перед самым отъездом торжественно вручил.
Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
— Сойдет, — ухмыляется он. — Для рыбалки.
К самолету из аэропорта потянулись пассажиры. И снова Саня помог приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
— Элла… — говорит Андрей и запинается. — Элла, ты приедешь?
— Я уже сказала.
— До свиданья, Элла, — Андрей, краснея, протягивает руку.
— Я не пойду к самолету, — говорит девочка. — Сколько можно прощаться? Сань, я тебя здесь подожду.
— Как прилечу, сразу вышлю книжку, — говорит Ваня. — Она тебе понравится, вот увидишь!
— Спасибо, — улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БЫТЬ МУЖЧИНОЙ
19. СОЧИНЕНИЕ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ
Тихо в седьмом «В». Слышно, как шуршат ручки по бумаге, нет-нет — заскрипит парта, послышится тяжелый вздох. Весь класс пишет сочинение на свободную тему. Хотя тема и вольная, почти все пишут о том, как провели нынешнее лето.
Нина Васильевна сидит за столом и читает книжку. Она могла бы и уйти, потому что сочинение на свободную тему не спишешь, но в этот первый день занятий ей приятно быть вместе с ребятами.
— А я летом видел летающее блюдце, — говорит Пирамида. — Нина Васильевна, об этом можно написать?
— Напиши! — усмехается Леня Бойцов. — И пошли на конкурс в «Технику — молодежи».
— Оно летело-летело, село и исчезло, — продолжает Пирамида. — Это было за городом, стояла жара, может, мне приснилось?
— Сны свои расскажешь на перемене. — Отложив книжку, учительница обводит взглядом свой класс. Каких-то три месяца прошло, как они расстались, а мальчики и девочки заметно изменились: подросли, окрепли, многие загорели, вроде бы стали серьезнее… Правда, не все: Слава Бабочкин все такой же вертлявый и болтливый. И совсем не загорел. Наверное, все лето в городе пробыл. Ну, чего, спрашивается, мешает своему соседу Толе Григорьеву? Нина Васильевна уже хотела было сделать Бабочкину замечание, но Толик (смирный, тихий Толик Григорьев!) вдруг ощетинился и толкнул под партой кулаком Пирамиду в бок…
Другими стали Ваня Мельников и Андрей Пирожков. Лица обветренные, движения уверенные. Пожалуй, больше всех возмужали закадычные приятели. Посадить их снова вместе? Помнится, весной ни за что не хотели садиться с девочками за одну парту, а сейчас привыкли и, кажется, подружились… Мила Спицына еще больше похорошела: стала немного полнее, прическа короткая, в глазах солнечный блеск… Где же она была этим летом? Да, на озере Селигер. Вон как загорела. Надя Краснопевцева — соседка Андрея Пирожкова — наоборот, стала мягче, задумчивее. И это только ей на пользу. Уж слишком была высокомерна и суха.
Леня Бойцов растет не по дням, а по часам. Волосы выгорели добела. Загорелая грудь распирает рубашку. В росте он уже перегнал многих учителей. А вот Света Козловская похудела и бледная. Видно, не отдыхала совсем. Девочка упорно готовится к зимним соревнованиям фигуристок. Ей в этом году повезло: побывала с пионерами-спортсменами в Германской Демократической Республике.
Ваня и Андрей писали о том, как они жили в экспедиции. У Мельникова перо так и бегало по бумаге. Он писал о Вял-озере, Викторе Викторовиче, о Вере Хечековой и Назарове. Про белые северные ночи и невиданную рыбалку, про розовые закаты и пустынные острова, где, кроме рыбаков, никого нет, про Сень-гору, Белый город и щуку Эллу… Андрей водил ручкой по бумаге медленно, обдумывая каждое слово. У него не такая богатая фантазия, как у приятеля. Андрей писал про комаров и мошку, про холодные, дождливые ночи и бурю на Вял-озере, про разбитую дорогу и недоброго шофера Ивана Николаевича. После некоторого колебания честно написал, как он обиделся и, бросив друга, потихоньку уехал… И если бы не встреча с Санькой Рожковым, может быть, и не вернулся бы на Вял-озеро.
Подумав, приписал, что уехал не только из-за обиды, а и надоели ему комары, холод, дожди… В общем, дезертировал.
Прозвенел звонок. Ребята стали сдавать сочинения. Последним с сожалением протянул учительнице тетрадку Ваня. Он исписал ее почти всю.
* * *
На школьном дворе ждала Мила Спицына. В коротком школьном платье с белым передником она была сегодня очень симпатичная. Еще в классе Ваня ощутил какой-то тонкий приятный аромат. Очевидно, Мила надушилась хорошими духами. Он хотел съехидничать на этот счет, но, взглянув на девочку, смолчал: вовремя сообразил, что она может здорово обидеться.
Мила с улыбкой смотрела на него.
— Зачем ты такие длинные сочинения пишешь?
— Мы ведь были не на даче у родственников, а за Полярным кругом, — сказал Ваня. — Если бы ты видела нашу ламбу, Сень-гору, Вял-озеро!
— Ламба, Сень-гора, Вял-озеро, — повторила Мила. — Красивые названия.
— Каких мы там окуней ловили! Сказка!
— Расскажи, пожалуйста, про Вял-озеро! — попросила Мила.
Ваня хотел сказать, что лучше даст ей почитать свое сочинение, но не сказал. Как и тогда, перед самыми каникулами, он поймал себя на том, что в разговоре с Милой как бы раздваивается: хочет по мальчишеской привычке сказать что-то резкое, грубоватое, а подумав, говорит совсем другое… И только с Милой так. Другим девчонкам он говорит все, что приходит в голову. И там, на Севере, он иногда думал о Миле, но в этом даже Андрею никогда не признался бы.
— В двух словах не расскажешь, — помолчав, сказал он.
— А ты спешишь куда-нибудь?
И хотя Ваня договорился с Андреем после обеда пойти к Косте Рыбакову, он сказал:
— Да нет… Куда мне спешить?
Мила взглянула на него, улыбнулась:
— Это хорошо, что ты врать не умеешь.
— Как это врать? — Ваня даже покраснел.
— Есть люди: соврут — и никто не почувствует этого, а бывает и наоборот: соврет человек — и сразу видно. Вот когда Пирамида врет, никто не чувствует.
— А я совру — сразу заметно?
— Не знаю, как другим, а мне — да, — сказала Мила.
— Проницательный ты человек, — усмехнулся Ваня.
Они пошли по улице Фурманова к набережной Кутузова. Сентябрь в Ленинграде обычно теплый, солнечный. Отощавшие липы и тополя стали золотисто-красными, на тротуарах и проезжей части много опавших листьев. Рядом с дорожными знаками появились квадратные желтые вывески: «Осторожно, листопад!». Почему осторожно? По шуршащим листьям так приятно ходить… И машинам они не помеха. Промчится «Волга» или «москвич», а листья взлетят вверх и снова медленно опустятся. Наверное, когда дождь, по скользким листьям опасно ездить.
Неву вдоль и поперек пашут буксиры, проносятся разноцветные глиссеры, оставляя за собой широкий блестящий след и мокрое туманное облако. Скользнув в черную тень Литейного моста, пропадают из глаз.
Мила умела слушать, и Ваня постепенно разговорился. В памяти так свежи все события, лица. Закроешь глаза и чувствуешь влажный запах ламбы, горьковатый дым костра, слышишь зудение комаров, сочный плеск волн о борта лодок…
Мила не перебивала, слушала внимательно, и прищуренные глаза ее были задумчивые. К белому переднику прицепился желтый овальный лист. Было удивительно, почему он держался и не падал.
Долго гуляли они по набережной. Ваня и не заметил, как ее портфель перекочевал к нему. От Литейного моста дошли до Дворцового, потом долго сидели на парапете у Ростральных колонн. За их спинами зажигался и гас светофор, шелестели машины, шипели троллейбусы, мощно пророкотал над головой самолет.
Забрели в Петропавловскую крепость, а оттуда вышли к Кировскому мосту и пошагали мимо дворца Кшесинской, по чистой каменной набережной дома бывших политкаторжан, Военно-медицинской академии — к Финляндскому вокзалу.
Все Ваня рассказал Миле. Даже про то, как спасла его Элла. Про Белый город и щуку тетю Катю, которую он назвал Эллой.
— Хорошее имя — Элла, — сказала Мила. — Какая она, эта девочка? Симпатичная?
— Андрей до сих пор вздыхает, — рассмеялся Ваня. — Как увидит ее, так что-то у него с глазами происходит: то ли вращаются, то ли, наоборот, останавливаются…
— А тебе она что же, не понравилась? — Мила отвернулась и стала смотреть на тоннель, из которого на большой скорости выскакивали автомашины.
— Надо завтра же ей книжку послать! — вспомнил Ваня. — Обещал сразу и вот забыл…
— Пошли, — бесцветным голосом сказала Мила.
— Мы Элку и Саню в гости пригласили. На зимние каникулы обещали приехать. Я тебя обязательно с Эллой познакомлю…
— Не надо, — почему-то сказала Мила.
Ваня взглянул на нее, хотел спросить, почему не надо, но вместо этого неожиданно сказал:
— Если завтра будет такая же погода, поедем кататься на моторной лодке? У нас теперь свой мотор.
Сказал и затаив дыхание стал ждать ответа. На завтра они договорились с Костей порыбачить на заливе.
Мила насмешливо взглянула на него и сказала:
— Ты ведь совсем не хочешь, чтобы я поехала… Зачем же тогда приглашаешь? Надеешься, что откажусь?
— Я забыл, что со мной поедут Андрей и Костя, — честно признался Ваня. — Но если хочешь, поедем в любой другой день. Опять скажешь, неправду говорю?
— С удовольствием покатаюсь, — сказала Мила.
— Хочешь, с ребятами поговорю — и все вместе завтра… — не мог остановиться Ваня.
— Завтра не могу, — сказала Мила. — С подругой идем в ТЮЗ.
— Я в театре сто лет не был, — облегченно вздохнул Ваня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Ну, держитесь, ребятки, — усмехнулся он. — Начинается та самая дорожка, на которой черти горох молотили!
Машину зашвыряло из стороны в сторону, дробно застучали в днище комья грязи. Иногда мутная вода из лужи окатывала радиатор и стекло. Андрей вцепился в сиденье, боясь оказаться на коленях у Эллы. Ваня что-то хотел сказать и чуть не прикусил язык. Ящик ожил под ногами, задвигался, затрещал. От него отскочила одна рейка. Держась рукой за сиденье, Ваня другую запустил в образовавшуюся щель. Покопавшись, вытащил сверток.
— Андрюха! — расплылся он в улыбке, вмиг забыв про трясучку. — Нам мотор подарили… «Салют»! Новенький. Вот инструкция и паспорт!
Андрей не рискнул свой восторг выражать вслух, лишь пожал приятелю руку.
— Царский подарок, — сказала Элла, сбоку взглянув на инструкцию.
— Хороший мужик Назаров, — улыбнулся дядя Кузьма. — Шутка сказать, мотор отвалил не за здорово живешь!
— Мы в экспедиции баклуши не били, — сказал Ваня.
Позади громыхал прицеп, со скрипом терлись друг о дружку связанные цепями толстые стволы. Лил дождь, завывал в ветровом стекле ветер, лесовоз полз, как гусеница, по разбитой дороге, небо опустилось на мотающиеся вершины деревьев, но на душе у мальчишек радостно и светло. Если самолет сегодня вовремя оторвется в Умбе от земли, то через четыре часа они будут дома. В родном Ленинграде, где тепло и нет осточертевших комаров и мошки, где мама и папа, по которым оба успели соскучиться. Теперь у них свой собственный мотор. А удостоверения на право вождения плавсредств по рекам и озерам лежат в кармане. К радости примешивалась и легкая грусть: оба привыкли к Северу, полюбили дикое синее Вял-озеро. Оба знали, что потом, в Ленинграде, будут вспоминать этот край, берег ламбы, деревянную баню, Саньку и девочку Эллу…
Ребята, подставив мелкому дождю лица, всматриваются в серую мглу. Уже давно с неба слышится добродушное ворчание мотора, но самолета не видно.
— Бывает, покрутится-покрутится и улетит обратно, — говорит Санька. — Низкая облачность.
— Смотрите, идет на посадку, — показывает Элла в сторону мокрого леса. В облаках мелькает темно-серебристое крыло и пропадает. Затем царапают по молочному клубящемуся облаку выпущенные шасси, и вот над лесом показывается АН-24. Он весь блестит, от крыльев и стабилизатора отскакивают дымчатые клубки. Самолет плавно снижается, прицеливаясь на самый край травянистого поля. Вот он проходит над макушками деревьев, касается земли, подпрыгивает и, заметно тормозя, катится по аэродрому.
Ваня и Андрей взваливают рюкзаки на плечи. Санька помогает просунуть руки в заплечные ремни, потом ставит на попа ящик с мотором.
— Вас не пустят, — говорит Элла. — Еще посадка не скоро.
Андрей первым снимает рюкзак, за ним Ваня. Отчего это в аэропорту, на вокзале люди всегда спешат поскорее занять свое место, а потом долгие минуты томятся в тягостном ожидании отправления?..
— Зимой на каникулы ждем вас, — говорит Андрей, глядя на Эллу. — Вы должны приехать.
— Я приеду, — говорит Элла и дотрагивается ладонью до кармашка на брезентовой куртке, где лежит бумажка с адресами Андрея и Вани.
— А ты? — спрашивает Саньку Ваня. — Приедешь?
— Сказано — сделано, — мотает мокрой всклокоченной головой Санька. — Мы вместе с Элкой приедем. Мне до смерти хочется глянуть на крейсер «Аврора».
— А я все музеи обойду, — говорит Элла.
Ваня, улыбаясь, отстегивает на рюкзаке клапан и достает смятую коричневую шляпу.
— Носи, Саня, — говорит он. — Отличная шляпа.
— Это же Володина? — удивляется Андрей. — Как она к тебе попала?
— Выиграл на спор, — отвечает Ваня. — Перед самым отъездом торжественно вручил.
Санька вертит шляпу в руках, нюхает, наконец надевает на свои лохмы.
— Сойдет, — ухмыляется он. — Для рыбалки.
К самолету из аэропорта потянулись пассажиры. И снова Саня помог приятелям надеть рюкзаки, ящик с мотором взвалил себе на плечо.
— Элла… — говорит Андрей и запинается. — Элла, ты приедешь?
— Я уже сказала.
— До свиданья, Элла, — Андрей, краснея, протягивает руку.
— Я не пойду к самолету, — говорит девочка. — Сколько можно прощаться? Сань, я тебя здесь подожду.
— Как прилечу, сразу вышлю книжку, — говорит Ваня. — Она тебе понравится, вот увидишь!
— Спасибо, — улыбается Элла, и улыбка у нее грустная-грустная.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БЫТЬ МУЖЧИНОЙ
19. СОЧИНЕНИЕ НА ВОЛЬНУЮ ТЕМУ
Тихо в седьмом «В». Слышно, как шуршат ручки по бумаге, нет-нет — заскрипит парта, послышится тяжелый вздох. Весь класс пишет сочинение на свободную тему. Хотя тема и вольная, почти все пишут о том, как провели нынешнее лето.
Нина Васильевна сидит за столом и читает книжку. Она могла бы и уйти, потому что сочинение на свободную тему не спишешь, но в этот первый день занятий ей приятно быть вместе с ребятами.
— А я летом видел летающее блюдце, — говорит Пирамида. — Нина Васильевна, об этом можно написать?
— Напиши! — усмехается Леня Бойцов. — И пошли на конкурс в «Технику — молодежи».
— Оно летело-летело, село и исчезло, — продолжает Пирамида. — Это было за городом, стояла жара, может, мне приснилось?
— Сны свои расскажешь на перемене. — Отложив книжку, учительница обводит взглядом свой класс. Каких-то три месяца прошло, как они расстались, а мальчики и девочки заметно изменились: подросли, окрепли, многие загорели, вроде бы стали серьезнее… Правда, не все: Слава Бабочкин все такой же вертлявый и болтливый. И совсем не загорел. Наверное, все лето в городе пробыл. Ну, чего, спрашивается, мешает своему соседу Толе Григорьеву? Нина Васильевна уже хотела было сделать Бабочкину замечание, но Толик (смирный, тихий Толик Григорьев!) вдруг ощетинился и толкнул под партой кулаком Пирамиду в бок…
Другими стали Ваня Мельников и Андрей Пирожков. Лица обветренные, движения уверенные. Пожалуй, больше всех возмужали закадычные приятели. Посадить их снова вместе? Помнится, весной ни за что не хотели садиться с девочками за одну парту, а сейчас привыкли и, кажется, подружились… Мила Спицына еще больше похорошела: стала немного полнее, прическа короткая, в глазах солнечный блеск… Где же она была этим летом? Да, на озере Селигер. Вон как загорела. Надя Краснопевцева — соседка Андрея Пирожкова — наоборот, стала мягче, задумчивее. И это только ей на пользу. Уж слишком была высокомерна и суха.
Леня Бойцов растет не по дням, а по часам. Волосы выгорели добела. Загорелая грудь распирает рубашку. В росте он уже перегнал многих учителей. А вот Света Козловская похудела и бледная. Видно, не отдыхала совсем. Девочка упорно готовится к зимним соревнованиям фигуристок. Ей в этом году повезло: побывала с пионерами-спортсменами в Германской Демократической Республике.
Ваня и Андрей писали о том, как они жили в экспедиции. У Мельникова перо так и бегало по бумаге. Он писал о Вял-озере, Викторе Викторовиче, о Вере Хечековой и Назарове. Про белые северные ночи и невиданную рыбалку, про розовые закаты и пустынные острова, где, кроме рыбаков, никого нет, про Сень-гору, Белый город и щуку Эллу… Андрей водил ручкой по бумаге медленно, обдумывая каждое слово. У него не такая богатая фантазия, как у приятеля. Андрей писал про комаров и мошку, про холодные, дождливые ночи и бурю на Вял-озере, про разбитую дорогу и недоброго шофера Ивана Николаевича. После некоторого колебания честно написал, как он обиделся и, бросив друга, потихоньку уехал… И если бы не встреча с Санькой Рожковым, может быть, и не вернулся бы на Вял-озеро.
Подумав, приписал, что уехал не только из-за обиды, а и надоели ему комары, холод, дожди… В общем, дезертировал.
Прозвенел звонок. Ребята стали сдавать сочинения. Последним с сожалением протянул учительнице тетрадку Ваня. Он исписал ее почти всю.
* * *
На школьном дворе ждала Мила Спицына. В коротком школьном платье с белым передником она была сегодня очень симпатичная. Еще в классе Ваня ощутил какой-то тонкий приятный аромат. Очевидно, Мила надушилась хорошими духами. Он хотел съехидничать на этот счет, но, взглянув на девочку, смолчал: вовремя сообразил, что она может здорово обидеться.
Мила с улыбкой смотрела на него.
— Зачем ты такие длинные сочинения пишешь?
— Мы ведь были не на даче у родственников, а за Полярным кругом, — сказал Ваня. — Если бы ты видела нашу ламбу, Сень-гору, Вял-озеро!
— Ламба, Сень-гора, Вял-озеро, — повторила Мила. — Красивые названия.
— Каких мы там окуней ловили! Сказка!
— Расскажи, пожалуйста, про Вял-озеро! — попросила Мила.
Ваня хотел сказать, что лучше даст ей почитать свое сочинение, но не сказал. Как и тогда, перед самыми каникулами, он поймал себя на том, что в разговоре с Милой как бы раздваивается: хочет по мальчишеской привычке сказать что-то резкое, грубоватое, а подумав, говорит совсем другое… И только с Милой так. Другим девчонкам он говорит все, что приходит в голову. И там, на Севере, он иногда думал о Миле, но в этом даже Андрею никогда не признался бы.
— В двух словах не расскажешь, — помолчав, сказал он.
— А ты спешишь куда-нибудь?
И хотя Ваня договорился с Андреем после обеда пойти к Косте Рыбакову, он сказал:
— Да нет… Куда мне спешить?
Мила взглянула на него, улыбнулась:
— Это хорошо, что ты врать не умеешь.
— Как это врать? — Ваня даже покраснел.
— Есть люди: соврут — и никто не почувствует этого, а бывает и наоборот: соврет человек — и сразу видно. Вот когда Пирамида врет, никто не чувствует.
— А я совру — сразу заметно?
— Не знаю, как другим, а мне — да, — сказала Мила.
— Проницательный ты человек, — усмехнулся Ваня.
Они пошли по улице Фурманова к набережной Кутузова. Сентябрь в Ленинграде обычно теплый, солнечный. Отощавшие липы и тополя стали золотисто-красными, на тротуарах и проезжей части много опавших листьев. Рядом с дорожными знаками появились квадратные желтые вывески: «Осторожно, листопад!». Почему осторожно? По шуршащим листьям так приятно ходить… И машинам они не помеха. Промчится «Волга» или «москвич», а листья взлетят вверх и снова медленно опустятся. Наверное, когда дождь, по скользким листьям опасно ездить.
Неву вдоль и поперек пашут буксиры, проносятся разноцветные глиссеры, оставляя за собой широкий блестящий след и мокрое туманное облако. Скользнув в черную тень Литейного моста, пропадают из глаз.
Мила умела слушать, и Ваня постепенно разговорился. В памяти так свежи все события, лица. Закроешь глаза и чувствуешь влажный запах ламбы, горьковатый дым костра, слышишь зудение комаров, сочный плеск волн о борта лодок…
Мила не перебивала, слушала внимательно, и прищуренные глаза ее были задумчивые. К белому переднику прицепился желтый овальный лист. Было удивительно, почему он держался и не падал.
Долго гуляли они по набережной. Ваня и не заметил, как ее портфель перекочевал к нему. От Литейного моста дошли до Дворцового, потом долго сидели на парапете у Ростральных колонн. За их спинами зажигался и гас светофор, шелестели машины, шипели троллейбусы, мощно пророкотал над головой самолет.
Забрели в Петропавловскую крепость, а оттуда вышли к Кировскому мосту и пошагали мимо дворца Кшесинской, по чистой каменной набережной дома бывших политкаторжан, Военно-медицинской академии — к Финляндскому вокзалу.
Все Ваня рассказал Миле. Даже про то, как спасла его Элла. Про Белый город и щуку тетю Катю, которую он назвал Эллой.
— Хорошее имя — Элла, — сказала Мила. — Какая она, эта девочка? Симпатичная?
— Андрей до сих пор вздыхает, — рассмеялся Ваня. — Как увидит ее, так что-то у него с глазами происходит: то ли вращаются, то ли, наоборот, останавливаются…
— А тебе она что же, не понравилась? — Мила отвернулась и стала смотреть на тоннель, из которого на большой скорости выскакивали автомашины.
— Надо завтра же ей книжку послать! — вспомнил Ваня. — Обещал сразу и вот забыл…
— Пошли, — бесцветным голосом сказала Мила.
— Мы Элку и Саню в гости пригласили. На зимние каникулы обещали приехать. Я тебя обязательно с Эллой познакомлю…
— Не надо, — почему-то сказала Мила.
Ваня взглянул на нее, хотел спросить, почему не надо, но вместо этого неожиданно сказал:
— Если завтра будет такая же погода, поедем кататься на моторной лодке? У нас теперь свой мотор.
Сказал и затаив дыхание стал ждать ответа. На завтра они договорились с Костей порыбачить на заливе.
Мила насмешливо взглянула на него и сказала:
— Ты ведь совсем не хочешь, чтобы я поехала… Зачем же тогда приглашаешь? Надеешься, что откажусь?
— Я забыл, что со мной поедут Андрей и Костя, — честно признался Ваня. — Но если хочешь, поедем в любой другой день. Опять скажешь, неправду говорю?
— С удовольствием покатаюсь, — сказала Мила.
— Хочешь, с ребятами поговорю — и все вместе завтра… — не мог остановиться Ваня.
— Завтра не могу, — сказала Мила. — С подругой идем в ТЮЗ.
— Я в театре сто лет не был, — облегченно вздохнул Ваня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33