Он был уже полупьян и заметил, что пиво ему подает вовсе не Кинси Колибри. Этот новый бармен был еще выше и еще бледнее, чем Кинси, и вообще – вид у него был жутковатый. Кажется, Стив его раньше не видел. Во всяком случае, он не помнил. В голове промелькнул смутный образ: большая широкополая шляпа, темные очки. Но этот образ не ассоциировался ни с чем конкретным, и Стив тут же об этом забыл.
Дух пошел побродить по залу. Рядом со стойкой Стив заприметил курчавую голову в линялой бандане: Терри Бакетт, владелец музыкального магазина, где работал Стив, и по совместительству – неплохой барабанщик. Он играл на ударных, когда они записывали свой альбом, и иногда играл с ними в клубе. Он только недавно вернулся из отпуска. Увидев Стива, он сделал знак бармену, чтобы тот подал им еще по пиву. Бармен достал из холодильника две бутылки «Специального богемского». «Спецбогемы», как называл его Терри, или мочи престарелого опоссума, как называл его Стив. Но Терри угощал.
– Ну рассказывай, как дела, – спросил Стив, отхлебнув пива.
– Я тут охренительно отдохнул. Путешествовал по стране. Две недели на колесах. Правда, без дураков… две недели не слезал с мотоцикла. Доехал до самого Нового Орлеана, ты знаешь? – Стив знал. Они уже обсудили это на работе, но Терри общался с таким количеством народа, что всегда забывал, кому он что говорил. – Там есть один бар во Французском квартале… – Терри явно собрался погрузиться в воспоминания. – По четвергам там любая выпивка стоит двадцать пять центов. И весь вечер играет Том Уэйтс. Два альбома, снова и снова. «Blue Valetain» и «Heart Attack and Vine» …
Стив представил себе этот бар. Пол там, наверное, липкий. Стены искрятся синими отсветами от старой неоновой вывески. С каждой неделей записи Уэйтса становятся все заезжаннее и заезжаннее и все сильнее хрипят, как будто у Тома – прогрессирующий рак гортани. Ему хотелось оказаться там в какой-нибудь из четвергов, сидеть где-нибудь в уголке и сдувать пену с пятой или шестой кружки пива. И напрочь забыть про Потерянную Милю и про «Священный тис». (На самом деле ты хочешь забыть о другом, – шепнул въедливый голос у него в голове. Стив был уже в том состоянии, когда можно не обращать внимания на какие-то внутренние голоса, но лучше для верности выпить еще пару пива – чтобы заткнуть его наверняка.) Рассказ Терри ему понравился. Может быть, они с Духом тоже как-нибудь съездят в Новый Орлеан.
– Там, во Французском квартале, можно разжиться такой славной дурью. Это, скажу тебе, что-то с чем-то, – продолжал Терри. Новый бармен наливал пиво в пластиковые стаканчики, повернувшись к ним спиной. Но было заметно, что он прислушивается к разговору. – Я взял себе унцию этого… как его… «красного попакатептеля», во. Два раза пыхнешь и улетаешь…
– Кто тут чем пыхает? – Ар-Джей Миллер плюхнулся на барную табуретку рядом с Терри. Из худенького мальчишки, который строил в гараже космические корабли, он превратился в худого костлявого парня, который играл на басу, как бог, но конкретно сейчас с трудом удерживал кружку. Он покачнулся, чуть не разлил пиво, но потом все-таки умудрился водрузить оба локтя на стойку. Его очки съехали к кончику носа. Он поправил их пальцем.
– Стив. Вы сегодня играли вообще… охренительно.
Терри угрюмо взглянул на него:
– Сколько ты выпил?
– Всего три пива. – Ар-Джей вдруг рассмеялся. – Нет, ребята, серьезно. Что там насчет пыхнуть? На улицу надо идти или как?
– Тебе еще рано курить, – сказал Терри и легонько толкнул Стива коленом под стойкой. Стив глянул вниз. Терри держал в руке пачку «Camel». Из пачки торчал толстый косяк. Стив забрал его и спрятал в карман.
– «Красный попакатептель», – шепнул ему Терри. – Похоже, тебе сейчас не помешает.
Глупо, конечно, но Стив чуть не расплакался. Его друзья его любят. Бабы – они могут «кинуть». Но ты всегда можешь рассчитывать на друзей.
– Пойду найду Духа, – сказал он Терри. – Вместе покурим.
– Ну да, – кивнул Терри. – Приятных полетов. – Он повернулся к Ар-Джею и завел разговор про стриптиз-бары на Бурбон-стрит. Ар-Джей заснул прямо за стойкой, уронив голову на руки, его лицо было невинным и гладким, как у младенца. Его четвертая «спецбогема» так и осталась нетронутой.
Стив подхватил недопитую бутылку и пошел пробираться сквозь толпу, вдыхая запахи ароматизированных сигарет и пыльной одежды из магазинов дешевых распродаж. Он искал шляпу Духа с разноцветными лентами среди черных беретов, ярких крашеных волос и гладко выбритых черепушек. Но Духа нигде не было.
– Блин, – буркнул Стив и направился в мужской сортир. Он не может весь вечер ходить с косяком в кармане. Похоже, придется выкурить все самому. Жизнь – суровая штука.
Он закрылся в кабинке и полез в карман за спичками. ЗАКОНЧИ СРЕДНЮЮ ШКОЛУ ЗА 50$! – гласила надпись на коробке. Первая же затяжка переполнила легкие горьким и восхитительным дымом.
Где-то на середине косяка Стив вдруг решил, что ему просто необходимо сделать татуировку. Ухмыляющийся череп с крыльями летучей мыши с кроваво-красными прожилками. В зубах у него будет роза, а в самом ее центре – буквы, как будто сотканные из пламени: ЭНН. И в следующий раз, когда они встретятся с этой сучкой, он покажет ей татуировку. Чтобы она поняла, что он чувствует на самом деле, и умерла от угрызений совести.
Может быть, прямо сейчас и поехать в Файеттвиль, там есть хороший тату-салон. Стив затушил косяк – будет заначка, – убрал его в карман и вышел из кабинки. Он прошел через главный зал к бару, ища глазами Духа. Сейчас они соберут аппаратуру И поедут в Файеттвиль. Но Духа опять нигде не было. Зато Стив заметил девушку у бара, которая о чем-то болтала с Терри, – девушку с длинными золотисто-рыжими волосами и в старомодной шляпке с вуалькой; девушку с жестким красивым лицом. Девушку, которая при разговоре непрестанно жестикулировала руками – руками, испачканными в краске и утонченно некрасивыми. В правой руке она держала дымящуюся сигарету. «Camel».
На ее безымянном пальце тускло поблескивало кольцо. Стиву было не видно, что это за кольцо, но он знал и так. Два переплетенных серебряных сердца с сердцевинками из бирюзы. Он сам подарил ей это кольцо. И она по-прежнему его носила.
Энн пришла на его концерт.
Стив хотел было скрыться обратно в сортире – на случай, если она обернется. Но тут она поднесла руку к шее – Стив хорошо помнил этот ее характерный жест – и на секунду приподняла волосы над затылком. Лацкан ее черного пиджака слегка оттопырился. Под пиджаком на ней был черный кружевной топик. Стив увидел краешек ее груди и золотисто-каштановые волоски у нее в подмышке.
Стив помнил, как он удивился, когда они только начали встречаться – в выпускном классе средней школы, – когда она была для него просто Энн Брансби-Смит, симпатичная рыжая девочка из его класса по психологии. До нее у него не было девушки с волосами в подмышках. Это казалось необычным и даже где-то извращенным, но совсем не противным. К тому же небритые подмышки как-то странно сочетались с ее черными свитерами с неизменно высокими воротами и черным беретом, натянутым на уши.
– Девушкам-художницам запрещается брить подмышки, – сказала она ему в первую ночь. Стив только молча взглянул на нее. Он лежал на спине на диване, а она сидела на нем верхом, широко расставив ноги. Ее джинсы были еще застегнуты, но рубашку она уже сняла, и ее длинные волосы щекотали ему грудь. Он не знал, шутит она или нет, но ему было все равно – он уже запустил руку ей в лифчик, и ее сосок у него под пальцами был твердым, как леденец. Через пару минут он обнаружил, что она надушила волосы у себя под мышками, и с этого мига его уже не беспокоило, что она там не бреется.
До теперешнего момента. Когда он увидел ее небритую подмышку, его прошибло такое пронзительное желание и чувство горького одиночества, что он едва не подавился пивом. Он подумал о том, как ему было хреново все эти месяцы без нее. Даже музыка не доставляла ему удовольствия; впечатление было такое, что Энн проникла во все их песни. Даже выпивка не доставляла ему удовольствия – когда он напивался, он принимался жалеть себя, проклинать Энн, горько рыдать над пивом и швырять об стену вещи, которые ему подарила Энн. Его от всего тошнило: от работы в музыкальном магазине, от чтения, от навязчивых снов. Только когда рядом был Дух, ему становилось немного легче. Но Дух не мог быть с ним все время, хотя он частенько приходил к Стиву в комнату, когда тот не мог заснуть в два часа ночи, и сидел с ним в темноте. Да, Дух много делал для Стива, но даже Дух не мог сделать всего. Он не мог превратиться в Энн с ее запахом краски, и духов «Чайная роза», и дыма «Camel», с ее влекущим податливым телом.
Стив обошел бар и приблизился к Энн сзади (Да, сзади, – тут же встрял внутренний голос, – я помню, как вам это нравилось, но было много других, очень даже приятных поз; но Стив приказал ему заткнуться). Она что-то сказала Терри, и тот глубокомысленно кивнул и взглянул на Стива поверх ее плеча, вопросительно приподняв бровь. Стив пожал плечами и протянул руку, чтобы прикоснуться к Энн.
В этот момент Ар-Джей приподнял голову и умиленно взглянул на них мутными глазами.
– Привет, Энн! – сказал он. – Привет, Стив! Вы теперь снова вместе или как?
Энн напряглась. Потом она резко обернулась, и мягкая золотисто-рыжая прядь хлестнула Стива по лицу. Их взгляды встретились, и на миг глаза Энн вспыхнули жгучим огнем. В этом огне были все ночи – все их ночи. Безумные, влажные от любви ночи, когда они не могли насытиться друг другом. Тихие ночи с пивом на крыльце в компании Духа, который всегда чувствовал, когда надо остаться сидеть за полночь, а когда надо уйти спать пораньше. Ночи, когда они просто лежали на кровати у Стива, в комнате, залитой лунным светом – тогда еще у него на стенах не было никаких разворотов из «Penthouse», – а за окном проходила жизнь, и им не было надобности бросаться за ней вдогонку, потому что они были вместе и этого было достаточно.
Все эти ночи и другие ночи на грани срыва, когда они говорили друг другу такие слова, которые потом не возьмешь назад, когда они даже не соображали, что они говорят.
– Я понимаю, куда уж мне конкурировать с выпивкой, – сказала она в одну из таких горьких ночей. А он ответил:
– Ну да, ты не столь хороша.
Но это было ничто…
Это было ничто по сравнению с той ночью, которую Стиву хотелось забыть, вычеркнуть из своей памяти навсегда, но которую он просто не мог забыть.
Когда он швырнул Энн на кровать и расстегнул молнию у себя на джинсах, он перестал быть Стивом Финном. Может быть, это была отговорка, но именно так он себя и чувствовал. То есть он себя не чувствовал – как будто это был вовсе не он, а кто-то другой. Он чувствовал Энн, как она извивалась под ним, пытаясь его оттолкнуть; но ощущение было каким-то чужим, отдаленным, будто все это происходило не с ним, будто он сидел в кинозале и смотрел на экран. На самом деле все, что было в ту ночь, было похоже на фильм; наверное, если бы он смотрел фильм про насилие и убийство, снятое очень реалистично, он испытывал бы такое же отвращение.
Стыд и страх от того, что он сделал, пришли только потом: когда он уже ехал домой и увидел у себя на руках отметины от зубов Энн. На глубоких отметинах под большим пальцем на правой руке выступили крошечные капельки крови. Что он с ней сделал такого, что она его так укусила?!
Возвращайся домой, – стучало у него в голове. – Возвращайся домой, к Духу. Возвращайся домой, и все будет хорошо. Он приехал домой. В тот вечер они почти не разговаривали, но Дух сидел со Стивом, пока тот не заснул.
Прошло две недели. Стив безумно скучал по Энн, тосковал без нее; он ее ненавидел; он представлял себе, как она самозабвенно отдается своему новому бой-френду. Он дважды звонил ей домой и вешал трубку. На третий раз он попал на ее отца. Он набрался храбрости и попросил ее к телефону. Стив рассудил, что она наверняка не рассказала отцу о том, что он с ней сделал. Но Саймон предельно сухо и кратко сказал ему, чтобы он больше сюда не звонил, и не пытался увидеться с Энн, и вообще даже близко к ней не подходил. Это пока только предупреждение, сказал Саймон. Но в следующий раз Стив так легко не отделается.
Спорить с Саймоном Брансби – все равно что сдавать экзамен по ницшеанской философии или органической химии после двух косяков самой убойной травы. Ты вообще ни во что не врубаешься: в чем есть смысл, а в чем – нету. Саймон пуляет в тебя словами с такой частотой, что ты просто не успеваешь понять, что он тебе говорит. Стиву пришлось повесить трубку.
После той ночи они с Энн не виделись. И вот вам, пожалуйста. Стив был изрядно возбужден и сильно пьян… и вот она, Энн. Пришла послушать, как они с Духом играют в «Священном тисе». А ведь буквально минут пять назад он хотел сделать себе татуировку – набить на руке ее имя.
Огонь в ее взгляде погас, и она улыбнулась – робко и настороженно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56