Может быть, в этот момент мимо корабля опять проплывут лебеди, и он, разломив кусок хлеба, примется швырять им крошки. Когда она наконец появится на тропинке, он поднимет голову и улыбнется, но не отойдет от перил, а будет все так же кормить лебедей, делая вид, что не замечает ее.
"Боже мой, – думала Дона, – зачем я себя мучаю? Ведь все это напрасно, мы никогда больше не увидимся. Он уплывет к себе в Бретань, а я останусь здесь, в Нэвроне, и вечно буду терзаться этой болью, этой мучительной тоской, которая неизбежно сопутствует любви, как зло сопутствует добру, а уродство – красоте". Она лежала, закрыв глаза рукой, даже не пытаясь заснуть, а солнце поднималось все выше и выше, и лучи его все смелей врывались в окно.
Вскоре после девяти Уильям принес ей завтрак. Он поставил поднос на столик возле кровати и спросил:
– Хорошо отдохнули, миледи?
– Да, – солгала она, отщипывая виноградину от лежащей на подносе грозди.
– Господа завтракают внизу, – сообщил он. – Сэр Гарри просил узнать, когда ему можно вас навестить.
– Ничего не поделаешь, придется его принять.
– Позвольте мне слегка задернуть шторы, миледи, чтобы свет не падал вам в лицо. Боюсь, что ваш цветущий вид насторожит сэра Гарри.
– Ты находишь, что у меня цветущий вид?
– Да, миледи, на редкость цветущий.
– Представь себе, у меня ужасно болит голова.
– Возможно, миледи, но не от простуды.
– Я чувствую себя совершенно разбитой. У меня синяки под глазами…
– Ничего удивительного, миледи.
– Ах, Уильям, ты просто невыносим. Если ты сейчас же не уйдешь, я запущу в тебя подушкой.
– Ухожу, миледи.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Дона встала, умылась, пригладила волосы, задернула шторы, как он посоветовал, и снова забралась в кровать. Через несколько минут в дверь заскребли собачьи лапы, затем послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел Гарри. Следом с радостным визгом влетели собаки и тут же кинулись к ней на постель.
– А ну-ка угомонитесь, разбойники! – прикрикнул на них Гарри. – Вы что, не видите, что ваша хозяйка больна? Фу, Герцог! Фу, Герцогиня! Кому я сказал! Немедленно на место!
Произведя по своему обыкновению гораздо больше шума, чем обе собаки, вместе взятые, он удовлетворенно плюхнулся на край кровати и, тяжело пыхтя, принялся стирать надушенным платком следы их лап с одеяла.
– Проклятая жара! – проговорил он. – У меня вся рубашка мокрая, а ведь еще и десяти нет… Ну как ты, моя радость? Что тут с тобой стряслось?
Где ты умудрилась подхватить эту дурацкую простуду? Дай я тебя поцелую.
Он неуклюже потрепал ее по щеке и наклонился, обдав густым запахом духов и оцарапав париком подбородок.
– Выглядишь ты совсем неплохо, хотя в этой темноте трудно что-либо разглядеть. Твой слуга так меня напугал, я уж и не чаял застать тебя в живых. Кстати, он что, новенький? Ты им довольна? Если что-нибудь не так, скажи, я его немедленно уволю.
– Нет-нет, Уильям отличный слуга. Я на него не нарадуюсь.
– А, ну ладно… Как же ты все-таки умудрилась простудиться, дорогая?
Говорил же я, что не надо уезжать из Лондона. В Лондоне совсем другая атмосфера. Хотя без тебя там, признаться, довольно скучно. В театре показывают всякую ерунду, а в картах мне, как всегда, не везет: сел недавно играть в пикет и, представь себе, проигрался вчистую. У короля, говорят, завелась новая пассия – какая-то комедиантка, я ее еще не видел. Да, ты знаешь, здесь со мной Рокингем. Это он надоумил меня приехать. "Гарри, – сказал он, – послушай, почему бы нам не прокатиться в Нэврон? Прогуляемся, а заодно и Дону навестим". И вот мы здесь, а ты, как нарочно, прикована к постели.
– Не волнуйся, мне уже лучше. Думаю, что я скоро поправлюсь.
– Да? Ну вот и отлично. Выглядишь ты и в самом деле неплохо. Даже загар откуда-то появился. Ты стала смуглой, как цыганка.
– Это не загар, просто кожа слегка потемнела от лихорадки.
– И глаза, черт побери, сделались как будто больше.
– Должно быть, я похудела во время болезни.
– Странная болезнь. Видимо, что-то связанное с климатом… Ты не возражаешь, если собаки заберутся на кровать?
– Возражаю.
– Эй, Герцог, быстренько поцелуй свою хозяйку и слезай. А теперь ты, Герцогиня. Представь себе, у Герцогини на спине открылась ужасная язва, она чешется не переставая. Ну вот, опять, что ты с ней будешь делать! Я пробовал втирать мазь, но пока что-то не помогает. Да, кстати, я купил новую лошадь, она стоит сейчас на конюшне. Гнедая кобыла, злая как черт, но очень резвая.
Рокингем предлагает мне за нее тысячу, но я сказал, что меньше чем за пять не отдам, а он уперся и не уступает. А у вас, значит, объявились пираты? Я слышал, что местные жители просто в панике, эти негодяи совершенно распоясались: грабят, убивают, насилуют…
– Кто тебе сказал?
– Рокингем встретился в Лондоне с племянником Годолфина… Кстати, как он поживает?
– Кто? Годолфин? Когда я видела его в последний раз, он был вне себя от ярости.
– Еще бы! Он прислал мне на днях письмо, но я как-то все забывал ему ответить. Говорят, у его шурина недавно похитили корабль. Ты ведь знаешь его шурина? Его зовут Филип Рэшли.
– Понаслышке.
– Ну, вы еще успеете познакомиться. Я встретил его вчера в Хелстоне и пригласил к нам. С ним был еще Юстик, оба просто рвали и метали. Вообрази, этот подлый француз сумел вывести корабль из Фой-Хэвена под самым их носом.
Какая наглость! И никто даже не попробовал его догнать. Теперь-то он, конечно, преспокойно стоит где-нибудь во Франции, а ведь ему цены нет – он только что вернулся из Индии!
– Зачем тебе понадобилось приглашать Филипа Рэшли?
– Собственно говоря, пригласил его не я, а Рокингем. "Гарри, – сказал он, – мы должны помочь твоим землякам поймать этого негодного пирата. Ты здесь личность известная, тебя все уважают, вот увидишь, развлечение получится на славу". Рэшли так и взвился. "Развлечение? – завопил он. – Хорошенькое развлечение, когда у человека из-под носа уводят целое состояние!" "Охранять надо лучше, – возразил Рокингем. – – Вы тут, похоже, совсем обленились. Ну ничего, мы вам поможем, а когда дело будет сделано, повеселимся все от души". Одним словом, мы решили пригласить сюда Годолфина и кое-кого из соседей и обсудить план действий. Я уверен, что мы в два счета поймаем этого пирата. Представляешь, как будет весело, когда мы наконец вздернем его на каком-нибудь суку!
– Почему ты думаешь, что тебе это удастся?
– Я рассчитываю на Рокингема. У Рокингема голова варит, он обязательно что-нибудь придумает. Я-то, слава Богу, в таких делах ничего не смыслю.
Послушай, Дона, когда ты собираешься вставать?
– Как только ты отсюда уйдешь.
– Узнаю свою строптивую женушку. Герцог, дружище, ты не знаешь, почему твоя хозяйка всегда со мной так сурова? А ну-ка, разбойник, смотри, что у меня есть! Ну-ка, ищи, ищи!
И, схватив туфлю Доны, он швырнул ее через всю комнату, а собаки, рыча и отталкивая друг друга, кинулись за ней. Притащив туфлю на место, они снова начали носиться вокруг кровати.
– Идемте, собачки, – проговорил Гарри, поднимаясь, – нас прогоняют, нас не желают больше видеть. Дона, я пришлю к тебе детей, хорошо? И передам Рокингему, что ты скоро спустишься. Он будет на седьмом небе от счастья.
И, напевая и громко топая, он вышел из комнаты, а собаки с лаем помчались за ним.
Итак, Филип Рэшли и Юстик были вчера в Хелстоне. Наверное, и Годолфин уже вернулся домой. Она вспомнила покрасневшее от злости и бессилия лицо Рэшли и его изумленный взгляд, когда он, уставившись на нее из лодки, завопил: "Там женщина! У них на борту женщина!", а она, стоя наверху с развевающимися по ветру волосами, хохотала и махала ему рукой.
Нет, не может быть, чтобы он ее узнал. Это просто немыслимо! На ней была мужская одежда, лицо заливали потоки дождя, волосы растрепались… Она встала и начала одеваться, обдумывая то, что рассказал Гарри. Внезапный приезд Рокингема и его коварные планы не могли не насторожить ее – Рокингем был далеко не глуп, и его присутствие в Нэвроне не сулило ничего хорошего. К тому же он был живым напоминанием о прошлом: о Лондоне, о булыжных мостовых, о театрах, о жарких, пропитанных ароматом духов залах Сент-Джеймса. Он был посланцем старого мира, чужаком, вторгшимся в ее дом и нарушившим его тишину. Она слышала его голос под окном, он о чем-то болтал с Гарри, оба смеялись, возились с собаками. "Вот и все, – думала она, – – вот и кончилось мое бегство. Лучше бы я совсем не возвращалась". "Ла Муэтт" мирно стояла бы у берегов Франции, дожидаясь, пока матросы отведут "Удачливый" в ближайший порт. Волны накатывали бы на пустынные белые пляжи, лазурное море сияло в лучах солнца, прозрачная, чистая вода приятно холодила кожу, и сухие доски палубы казались бы теплыми, когда, растянувшись на них после купания, она глядела бы вверх на высокие наклонные мачты "Ла Муэтт", пронзающие небо…
В дверь постучали. В комнату ворвались дети. Генриетта прижимала к себе новую куклу, подаренную Гарри, Джеймс забавлялся с игрушечным зайцем. Они бросились к Доне и принялись обнимать ее горячими ручонками и осыпать поцелуями. Пру за их спиной приседала в реверансе и заботливо расспрашивала хозяйку о здоровье. Дона смотрела на детей и думала о том, что где-то, далеко-далеко, осталась женщина, которой нужны были вовсе не домашний уют и не детские ласки, а палуба корабля, улыбка возлюбленного, стоящего рядом, вкус соли на губах, жар солнца да синева морских волн.
– А моя кукла красивей, чем заяц Джеймса, – неожиданно заявила Генриетта.
На что Джеймс, примостившийся на коленях у Доны и прижимавшийся своей пухлой щечкой к ее лицу, тут же возразил:
– А вот и нет, мой заяц красивей!
И, размахнувшись, запустил злополучным зайцем в сестру. Поднялся рев, начались уговоры, утешения, поцелуи, поиски шоколада, шум, суета – и корабль незаметно исчез, море растаяло вдали, и осталась только леди Сент-Колам, знатная дама с высокой прической, в красивом голубом платье, медленно спускавшаяся вместе с детьми по лестнице, ведущей в сад.
– С выздоровлением, Дона, – произнес Рокингем, целуя ей руку. Затем отступил на шаг и, оглядев ее с ног до головы, добавил:
– Кажется, болезнь пошла вам на пользу.
– Вот и я так считаю, – вставил Гарри. – Посмотри на ее цвет лица.
Она стала смуглой, как цыганка.
Он наклонился, подхватил детей и усадил их себе на плечи. Малыши радостно завизжали, собаки залаяли. Дона опустилась на скамейку. Рокингем остановился рядом и принялся расправлять кружевные манжеты.
– Вы не слишком обрадовались нашему приезду, – проговорил он.
– Почему я должна была обрадоваться?
– Мы не виделись несколько недель, – ответил он. – Вы так внезапно уехали после нашего маленького приключения в Хэмптон-Корте. Я решил, что вы обиделись.
– Мне не на что было обижаться, – ответила она.
Он искоса взглянул на нее и пожал плечами.
– Чем же вы занимались все это время? – спросил он.
Дона зевнула и посмотрела на лужайку, где Гарри и дети играли с собаками.
– Наслаждалась одиночеством, – ответила она. – Я предупреждала Гарри, что хочу побыть одна, и я очень недовольна тем, что вы ради своего удовольствия нарушили мой покой.
– Мы приехали не только ради удовольствия, – возразил Рокингем, – но и по делу. Мы хотим помочь местным жителям поймать дерзкого пирата, запугавшего всю округу.
– Как же вы собираетесь его ловить?
– Еще не знаю. Посмотрим. Гарри целиком одобряет мою идею. Последнее время он что-то совсем заскучал. Да и мне, признаться, изрядно надоела лондонская жара и вонь. Нам обоим нужно немного размяться.
– И сколько вы намерены здесь пробыть?
– Пока не поймаем пирата.
Дона рассмеялась, сорвала маргаритку и принялась обрывать лепестки.
– А если он уже вернулся во Францию?
– Не думаю.
– Почему?
– Я разговаривал с вашим соседом, Томасом Юстиком…
– С этим нелюдимом? Ну и что?
– Он сказал, что вчера на рассвете рыбаки из Сент-Майклз-Маунта видели какое-то судно, направлявшееся к юго-западному побережью Англии.
– Мало ли торговых судов бороздит в это время пролив!
– Рыбаки уверяют, что это было не торговое судно.
– В конце концов, юго-западное побережье тянется от Лэндз-Энда до полуострова Уайт. Не будете же вы обшаривать весь этот район.
– В этом нет никакой необходимости. Француза не видели ни на Уайте, ни на Лэндз-Энде. Его, похоже, привлекает только этот уголок Корнуолла. Рэшли утверждает, что он заплывал даже в Хелфорд.
– Разве что ночью, когда я спала.
– Возможно. Так или иначе, но мы намерены положить этому конец. Я сам с удовольствием возьмусь за это дело. Прежде всего надо осмотреть ближайшие ручьи и бухты. Их тут, очевидно, немало?
– Спросите у Гарри. Он лучше меня знает эти места.
– Насколько я понимаю, Нэврон – единственная большая усадьба в округе?
Других домов поблизости нет?
– Кажется.
– Идеальное убежище для разбойника. Если бы я был пиратом, я непременно взял бы его на заметку. А если бы мне к тому же стало известно, что хозяин усадьбы в отъезде и очаровательная хозяйка живет в доме одна, я бы…
– Что вы бы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
"Боже мой, – думала Дона, – зачем я себя мучаю? Ведь все это напрасно, мы никогда больше не увидимся. Он уплывет к себе в Бретань, а я останусь здесь, в Нэвроне, и вечно буду терзаться этой болью, этой мучительной тоской, которая неизбежно сопутствует любви, как зло сопутствует добру, а уродство – красоте". Она лежала, закрыв глаза рукой, даже не пытаясь заснуть, а солнце поднималось все выше и выше, и лучи его все смелей врывались в окно.
Вскоре после девяти Уильям принес ей завтрак. Он поставил поднос на столик возле кровати и спросил:
– Хорошо отдохнули, миледи?
– Да, – солгала она, отщипывая виноградину от лежащей на подносе грозди.
– Господа завтракают внизу, – сообщил он. – Сэр Гарри просил узнать, когда ему можно вас навестить.
– Ничего не поделаешь, придется его принять.
– Позвольте мне слегка задернуть шторы, миледи, чтобы свет не падал вам в лицо. Боюсь, что ваш цветущий вид насторожит сэра Гарри.
– Ты находишь, что у меня цветущий вид?
– Да, миледи, на редкость цветущий.
– Представь себе, у меня ужасно болит голова.
– Возможно, миледи, но не от простуды.
– Я чувствую себя совершенно разбитой. У меня синяки под глазами…
– Ничего удивительного, миледи.
– Ах, Уильям, ты просто невыносим. Если ты сейчас же не уйдешь, я запущу в тебя подушкой.
– Ухожу, миледи.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Дона встала, умылась, пригладила волосы, задернула шторы, как он посоветовал, и снова забралась в кровать. Через несколько минут в дверь заскребли собачьи лапы, затем послышались тяжелые шаги, и в комнату вошел Гарри. Следом с радостным визгом влетели собаки и тут же кинулись к ней на постель.
– А ну-ка угомонитесь, разбойники! – прикрикнул на них Гарри. – Вы что, не видите, что ваша хозяйка больна? Фу, Герцог! Фу, Герцогиня! Кому я сказал! Немедленно на место!
Произведя по своему обыкновению гораздо больше шума, чем обе собаки, вместе взятые, он удовлетворенно плюхнулся на край кровати и, тяжело пыхтя, принялся стирать надушенным платком следы их лап с одеяла.
– Проклятая жара! – проговорил он. – У меня вся рубашка мокрая, а ведь еще и десяти нет… Ну как ты, моя радость? Что тут с тобой стряслось?
Где ты умудрилась подхватить эту дурацкую простуду? Дай я тебя поцелую.
Он неуклюже потрепал ее по щеке и наклонился, обдав густым запахом духов и оцарапав париком подбородок.
– Выглядишь ты совсем неплохо, хотя в этой темноте трудно что-либо разглядеть. Твой слуга так меня напугал, я уж и не чаял застать тебя в живых. Кстати, он что, новенький? Ты им довольна? Если что-нибудь не так, скажи, я его немедленно уволю.
– Нет-нет, Уильям отличный слуга. Я на него не нарадуюсь.
– А, ну ладно… Как же ты все-таки умудрилась простудиться, дорогая?
Говорил же я, что не надо уезжать из Лондона. В Лондоне совсем другая атмосфера. Хотя без тебя там, признаться, довольно скучно. В театре показывают всякую ерунду, а в картах мне, как всегда, не везет: сел недавно играть в пикет и, представь себе, проигрался вчистую. У короля, говорят, завелась новая пассия – какая-то комедиантка, я ее еще не видел. Да, ты знаешь, здесь со мной Рокингем. Это он надоумил меня приехать. "Гарри, – сказал он, – послушай, почему бы нам не прокатиться в Нэврон? Прогуляемся, а заодно и Дону навестим". И вот мы здесь, а ты, как нарочно, прикована к постели.
– Не волнуйся, мне уже лучше. Думаю, что я скоро поправлюсь.
– Да? Ну вот и отлично. Выглядишь ты и в самом деле неплохо. Даже загар откуда-то появился. Ты стала смуглой, как цыганка.
– Это не загар, просто кожа слегка потемнела от лихорадки.
– И глаза, черт побери, сделались как будто больше.
– Должно быть, я похудела во время болезни.
– Странная болезнь. Видимо, что-то связанное с климатом… Ты не возражаешь, если собаки заберутся на кровать?
– Возражаю.
– Эй, Герцог, быстренько поцелуй свою хозяйку и слезай. А теперь ты, Герцогиня. Представь себе, у Герцогини на спине открылась ужасная язва, она чешется не переставая. Ну вот, опять, что ты с ней будешь делать! Я пробовал втирать мазь, но пока что-то не помогает. Да, кстати, я купил новую лошадь, она стоит сейчас на конюшне. Гнедая кобыла, злая как черт, но очень резвая.
Рокингем предлагает мне за нее тысячу, но я сказал, что меньше чем за пять не отдам, а он уперся и не уступает. А у вас, значит, объявились пираты? Я слышал, что местные жители просто в панике, эти негодяи совершенно распоясались: грабят, убивают, насилуют…
– Кто тебе сказал?
– Рокингем встретился в Лондоне с племянником Годолфина… Кстати, как он поживает?
– Кто? Годолфин? Когда я видела его в последний раз, он был вне себя от ярости.
– Еще бы! Он прислал мне на днях письмо, но я как-то все забывал ему ответить. Говорят, у его шурина недавно похитили корабль. Ты ведь знаешь его шурина? Его зовут Филип Рэшли.
– Понаслышке.
– Ну, вы еще успеете познакомиться. Я встретил его вчера в Хелстоне и пригласил к нам. С ним был еще Юстик, оба просто рвали и метали. Вообрази, этот подлый француз сумел вывести корабль из Фой-Хэвена под самым их носом.
Какая наглость! И никто даже не попробовал его догнать. Теперь-то он, конечно, преспокойно стоит где-нибудь во Франции, а ведь ему цены нет – он только что вернулся из Индии!
– Зачем тебе понадобилось приглашать Филипа Рэшли?
– Собственно говоря, пригласил его не я, а Рокингем. "Гарри, – сказал он, – мы должны помочь твоим землякам поймать этого негодного пирата. Ты здесь личность известная, тебя все уважают, вот увидишь, развлечение получится на славу". Рэшли так и взвился. "Развлечение? – завопил он. – Хорошенькое развлечение, когда у человека из-под носа уводят целое состояние!" "Охранять надо лучше, – возразил Рокингем. – – Вы тут, похоже, совсем обленились. Ну ничего, мы вам поможем, а когда дело будет сделано, повеселимся все от души". Одним словом, мы решили пригласить сюда Годолфина и кое-кого из соседей и обсудить план действий. Я уверен, что мы в два счета поймаем этого пирата. Представляешь, как будет весело, когда мы наконец вздернем его на каком-нибудь суку!
– Почему ты думаешь, что тебе это удастся?
– Я рассчитываю на Рокингема. У Рокингема голова варит, он обязательно что-нибудь придумает. Я-то, слава Богу, в таких делах ничего не смыслю.
Послушай, Дона, когда ты собираешься вставать?
– Как только ты отсюда уйдешь.
– Узнаю свою строптивую женушку. Герцог, дружище, ты не знаешь, почему твоя хозяйка всегда со мной так сурова? А ну-ка, разбойник, смотри, что у меня есть! Ну-ка, ищи, ищи!
И, схватив туфлю Доны, он швырнул ее через всю комнату, а собаки, рыча и отталкивая друг друга, кинулись за ней. Притащив туфлю на место, они снова начали носиться вокруг кровати.
– Идемте, собачки, – проговорил Гарри, поднимаясь, – нас прогоняют, нас не желают больше видеть. Дона, я пришлю к тебе детей, хорошо? И передам Рокингему, что ты скоро спустишься. Он будет на седьмом небе от счастья.
И, напевая и громко топая, он вышел из комнаты, а собаки с лаем помчались за ним.
Итак, Филип Рэшли и Юстик были вчера в Хелстоне. Наверное, и Годолфин уже вернулся домой. Она вспомнила покрасневшее от злости и бессилия лицо Рэшли и его изумленный взгляд, когда он, уставившись на нее из лодки, завопил: "Там женщина! У них на борту женщина!", а она, стоя наверху с развевающимися по ветру волосами, хохотала и махала ему рукой.
Нет, не может быть, чтобы он ее узнал. Это просто немыслимо! На ней была мужская одежда, лицо заливали потоки дождя, волосы растрепались… Она встала и начала одеваться, обдумывая то, что рассказал Гарри. Внезапный приезд Рокингема и его коварные планы не могли не насторожить ее – Рокингем был далеко не глуп, и его присутствие в Нэвроне не сулило ничего хорошего. К тому же он был живым напоминанием о прошлом: о Лондоне, о булыжных мостовых, о театрах, о жарких, пропитанных ароматом духов залах Сент-Джеймса. Он был посланцем старого мира, чужаком, вторгшимся в ее дом и нарушившим его тишину. Она слышала его голос под окном, он о чем-то болтал с Гарри, оба смеялись, возились с собаками. "Вот и все, – думала она, – – вот и кончилось мое бегство. Лучше бы я совсем не возвращалась". "Ла Муэтт" мирно стояла бы у берегов Франции, дожидаясь, пока матросы отведут "Удачливый" в ближайший порт. Волны накатывали бы на пустынные белые пляжи, лазурное море сияло в лучах солнца, прозрачная, чистая вода приятно холодила кожу, и сухие доски палубы казались бы теплыми, когда, растянувшись на них после купания, она глядела бы вверх на высокие наклонные мачты "Ла Муэтт", пронзающие небо…
В дверь постучали. В комнату ворвались дети. Генриетта прижимала к себе новую куклу, подаренную Гарри, Джеймс забавлялся с игрушечным зайцем. Они бросились к Доне и принялись обнимать ее горячими ручонками и осыпать поцелуями. Пру за их спиной приседала в реверансе и заботливо расспрашивала хозяйку о здоровье. Дона смотрела на детей и думала о том, что где-то, далеко-далеко, осталась женщина, которой нужны были вовсе не домашний уют и не детские ласки, а палуба корабля, улыбка возлюбленного, стоящего рядом, вкус соли на губах, жар солнца да синева морских волн.
– А моя кукла красивей, чем заяц Джеймса, – неожиданно заявила Генриетта.
На что Джеймс, примостившийся на коленях у Доны и прижимавшийся своей пухлой щечкой к ее лицу, тут же возразил:
– А вот и нет, мой заяц красивей!
И, размахнувшись, запустил злополучным зайцем в сестру. Поднялся рев, начались уговоры, утешения, поцелуи, поиски шоколада, шум, суета – и корабль незаметно исчез, море растаяло вдали, и осталась только леди Сент-Колам, знатная дама с высокой прической, в красивом голубом платье, медленно спускавшаяся вместе с детьми по лестнице, ведущей в сад.
– С выздоровлением, Дона, – произнес Рокингем, целуя ей руку. Затем отступил на шаг и, оглядев ее с ног до головы, добавил:
– Кажется, болезнь пошла вам на пользу.
– Вот и я так считаю, – вставил Гарри. – Посмотри на ее цвет лица.
Она стала смуглой, как цыганка.
Он наклонился, подхватил детей и усадил их себе на плечи. Малыши радостно завизжали, собаки залаяли. Дона опустилась на скамейку. Рокингем остановился рядом и принялся расправлять кружевные манжеты.
– Вы не слишком обрадовались нашему приезду, – проговорил он.
– Почему я должна была обрадоваться?
– Мы не виделись несколько недель, – ответил он. – Вы так внезапно уехали после нашего маленького приключения в Хэмптон-Корте. Я решил, что вы обиделись.
– Мне не на что было обижаться, – ответила она.
Он искоса взглянул на нее и пожал плечами.
– Чем же вы занимались все это время? – спросил он.
Дона зевнула и посмотрела на лужайку, где Гарри и дети играли с собаками.
– Наслаждалась одиночеством, – ответила она. – Я предупреждала Гарри, что хочу побыть одна, и я очень недовольна тем, что вы ради своего удовольствия нарушили мой покой.
– Мы приехали не только ради удовольствия, – возразил Рокингем, – но и по делу. Мы хотим помочь местным жителям поймать дерзкого пирата, запугавшего всю округу.
– Как же вы собираетесь его ловить?
– Еще не знаю. Посмотрим. Гарри целиком одобряет мою идею. Последнее время он что-то совсем заскучал. Да и мне, признаться, изрядно надоела лондонская жара и вонь. Нам обоим нужно немного размяться.
– И сколько вы намерены здесь пробыть?
– Пока не поймаем пирата.
Дона рассмеялась, сорвала маргаритку и принялась обрывать лепестки.
– А если он уже вернулся во Францию?
– Не думаю.
– Почему?
– Я разговаривал с вашим соседом, Томасом Юстиком…
– С этим нелюдимом? Ну и что?
– Он сказал, что вчера на рассвете рыбаки из Сент-Майклз-Маунта видели какое-то судно, направлявшееся к юго-западному побережью Англии.
– Мало ли торговых судов бороздит в это время пролив!
– Рыбаки уверяют, что это было не торговое судно.
– В конце концов, юго-западное побережье тянется от Лэндз-Энда до полуострова Уайт. Не будете же вы обшаривать весь этот район.
– В этом нет никакой необходимости. Француза не видели ни на Уайте, ни на Лэндз-Энде. Его, похоже, привлекает только этот уголок Корнуолла. Рэшли утверждает, что он заплывал даже в Хелфорд.
– Разве что ночью, когда я спала.
– Возможно. Так или иначе, но мы намерены положить этому конец. Я сам с удовольствием возьмусь за это дело. Прежде всего надо осмотреть ближайшие ручьи и бухты. Их тут, очевидно, немало?
– Спросите у Гарри. Он лучше меня знает эти места.
– Насколько я понимаю, Нэврон – единственная большая усадьба в округе?
Других домов поблизости нет?
– Кажется.
– Идеальное убежище для разбойника. Если бы я был пиратом, я непременно взял бы его на заметку. А если бы мне к тому же стало известно, что хозяин усадьбы в отъезде и очаровательная хозяйка живет в доме одна, я бы…
– Что вы бы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35