что-то вроде перетекания, постепенного, но неизбежного, как восход солнца, от наполненных деревьями зарисовок Среднего Запада к запущенной, сухой земле Запада настоящего.
Небо шире и ярче.
– Продолжайте, – сказал грузовик, и мы углублялись на Запад или отрывались от всего, что Западом не являлось.
Мы поменялись: Генри пошла спать, а я сел за руль. Пустота казалась мне воодушевляющей. Рассвет на Западе – чем являлась и всегда останется для меня Небраска – принес чувство просветления: может, в конце концов, все образуется. Я теперь понимаю, что меня тогда посетила просто надежда, которая презирала и опыт, и ожидания, но ведь она всегда такая.
К тому же дела уже пошли на лад, в чем я мог удостовериться, посмотрев в зеркало заднего вида и встретив взгляд огромных карих глаз Гомер, наблюдающих за мной, как обычно.
Почти как обычно.
– Хорошо пахнет, – повторила она своим низким, резким, медлительным голосом.
– Кажется, у нас теперь говорящая собака, – сказала Генри, не открывая глаз.
Мне нравилось, что Гомер снова со мной, чего не скажешь о ее новоприобретенной способности разговаривать. Одно из преимуществ собак (я не приравниваю Гомер к другим собакам, хотя они все в некотором роде одинаковы) состоит в том, что мы можем говорить с ними и они никогда не ответят. Но теперь еще одному «никогда» пришел конец.
– Как ты думаешь, что она имеет в виду? – спросил я Генри.
– Кто ее знает, – ответила она, не открывая глаз, – спроси сам.
Я попытался.
– Гомер! – позвал я. – В чем дело? Что случилось? Как ты научилась говорить? Может, все дело в куппере?
– Странно пахнет, – ответила она.
– Продолжайте, – приказал искатель.
Я и продолжал. Небраска, вообще широкая, сухая и плоская, становилась все шире и суше, и площе, чем дальше мы забирались на запад, втиснутые между конвоем железных фургонов. Междуштатная дорога разрезала серые просторы умирающей травы с одинокими дюнами, выскакивающими то тут, то там, насколько хватало глаз. Никаких деревьев. Никаких городов. Ничего, кроме неба и травы и единичных проблесков песка – или мельницы, неумолимо поворачивающей свои крылья в неумолимом воздухе прерии.
Инверсионные следы самолетов в виде трех белых полос на сером пасмурном небе. Запад! Хэнк Вильямс смотрел на меня из-под шляпы, у двери своего «кадиллака». Какие сокровища, какие секреты таит Запад? Или он лишь иллюзия, как и все в нашей жизни?
Генри проголодалась, поэтому мы потратили одну из десяток на дешевый быстрый завтрак из соевого мяса в «Отдыхе» сразу после города на Платте. Генри съела только пару кусочков, потом убежала в туалет.
– Пищевое расстройство? – спросил я, когда она вернулась.
Оказалось хуже.
– Спазмы. Я не получила свою утреннюю таблетку. А теперь и вечером пропущу прием.
Я поехал быстрее, пристроившись между грузовиками, будто скорость могла каким-то образом заменить «Полужизнь», которой у нас не осталось и не предвиделось, потому что мы были на Западе, где нет блошиных рынков.
– Продолжайте, – сказал искатель.
Я и продолжал, все дальше углубляясь в неизвестный и даже неизведанный Запад.
Я ехал всю ночь. Мы миновали один автомат по сбору пошлин, обозначивший границу Вайоминга. Следующая – Невада, я знал (даже без карты) по учебе в Академии. Генри стонала и охала во сне, звала сначала Панаму, потом Боба. Гомер в некотором роде составляла мне компанию, наполовину дремала, но не спускала с меня одного огромного карего глаза в зеркале заднего вида.
Я решил снова попытаться.
– Ты давно научилась говорить? – спросил я.
– Пахнет неправильно, – отозвалась она.
– Мне тоже так кажется, – вздохнул я. – Я никогда не собирался красть Вильямса. Хотел только послушать его. Его украли у меня, и я собираюсь вернуть пластинку.
Солнце зашло, но вышла луна, я выключил фары и ехал при лунном свете около сотни миль, просто для забавы. Что-то было в Западе, наверное, пустота, заставлявшая меня ехать, ехать, ехать. Я словно растворялся на ходу. Растворялся.
Следующий автомат попадется нам в Неваде. Когда я оглянулся назад, Генри уже завернулась в ковер вместе с Бобом, а Гомер храпела с закрытыми глазами.
Луна уходила. Я свернул на пустынную стоянку поразмять ноги и помочиться. Там стоял безоконный корпус заправки, пара островков, где раньше находились бензоколонки, уставившиеся на шоссе, словно антилопы. Я выбрался наружу и оказался единственным живым существом на сотни миль вокруг. Не дул ветер, не проезжали грузовики, не горел свет. Потом я допустил ошибку и посмотрел вверх. Появлялись звезды, вначале одна за одной, потом целыми гроздьями от четырех до десяти, потом лентами и полосами из сотен и тысяч. Вскоре все небо сияло…
Я застегивал молнию, когда что-то ударило меня по руке. Я опустил взгляд – с асфальта на меня уставился немигающий красный глаз жучка.
Я почти наступил на него. Но передумал. Поднял и вместо укола почувствовал неописуемо приятную пульсацию.
Я повертел его в руках. Пульсация стала почти интимной. Я чувствовал странную связь с жучком в центре пустоты. Мы в некотором роде ничем не отличались друг от друга: оба стремились куда-то. И ни один не знал куда или почему.
Там стоял один из сломанных старых автомобилей, средневековый «шевроле» с захлопывающимися дверцами и неразделенными сиденьями. Я скользнул на кресло водителя. Руль легко поворачивался, передняя часть стояла на подпорках. Сквозь лобовое стекло виднелись покрытые снегом горы, призрачные в облаках.
Я положил жучка в бардачок и захлопнул его. Потом забрался в грузовик и поехал дальше на запад.
Генри проснулась со стонами, но у меня не осталось таблеток, чтобы успокоить ее. Однако мы нашли немного кофе в придорожном автомате, который заставил нас прослушать минутную рекламу. Я вывел Гомер на прогулку в тележке; она не проявила желания делать свои дела, и я сдался. Куппер Гомер не превратился в шрам, как мой, а возвышался на ее голове, как шляпка в виде гриба, все еще оранжевый и все еще горячий. Я подозревал, что он имел какое-то отношение к новоприобретенной способности Гомер говорить.
– Я поведу, – сказала Генри.
Ей нравилось управлять грузовиком по утрам. Я вдруг понял, что не видел синих птиц уже несколько дней. Они совершенно исчезли со свитера – он стал серым на сером.
– Один восемьдесят на запад, – приказал искатель, и Генри свернула на пустую полосу движения для грузовиков.
Здесь не предвидится ни стоянок, ни услуг. Дважды мы проезжали трилистники междуштатных дорог, одна из них визжала фургонами, вторая пустовала. Но так и не появилось доступа к миру, или не-миру камней и песка, и полыни.
Дорога бежала, прямая как стрела, к загадочным снежным горам на горизонте. Я никогда еще не видя их так близко. Мои веки тяжелели и тяжелели. Я ехал всю ночь, поэтому теперь пробрался в заднюю часть грузовика и проспал там с Бобом и Гомер весь день.
Когда я проснулся, уже наступил вечер и горы исчезли. Или мы их проехали? Генри ничем не могла помочь.
– Я следила за дорогой, – заявила она. – Не за пейзажем. Хочешь немного повести?
– Поверните на южный выезд, – приказал искатель в моем сне. – Через два километра.
Я вздрогнул и сел. Кажется, заснул. Нажал «повтор».
– Поверните на южный выезд, – снова приказал искатель уже наяву. – Через два километра.
Как, даже номера дороги нет? Выезд имел форму трилистника, но шоссе, соединенное с ним, выглядело заброшенным. Дорога называлась междуштатной или по крайней мере четырехполосной, однако сверху асфальт засыпало песком, и в больших трещинах в бетоне росла полынь. Я медленно повернул, и желтый огонек на приборной доске подсказал мне, что мы оказались вне действия станции. Придется самому вести грузовик. Дорога шла на юг к цепочке холмов, похожих на склад костей.
– Продолжайте, – приказал искатель.
– Пахнет жутко, – сказала Гомер, проснувшись. Мне приходилось управлять грузовиком, ни на минуту не ослабляя внимания, чтобы не съехать с дороги на песок и камни. Я резко повернул, пытаясь разминуться с кувыркающимся перекати-полем.
– Где мы?
Генри со стоном села и скатилась на переднее сиденье рядом со мной.
– Девятый искатель, наверное, – ответил я. – Почти на месте, надеюсь.
– На месте где? – хмуро спросила она, оглядываясь. – Это нигде. Мы можем умереть здесь.
– Сомнительно, – сказал я.
Но я блефовал. Грузовик, который должен бы иметь в запасе энергию на сотню километров, уже замедлялся. Желтый огонек норовил смениться красным. Может, все из-за поворотов? Песок ссыпался на дорогу кучами, вдвое превосходящими рост человека. Мне приходилось вилять туда-сюда, чтобы объехать их. Иногда колеса попадали на песок.
– Смотри! – крикнула Генри.
В отдалении я увидел точку на шоссе.
Она все росла и росла. Становилась ближе и ближе.
Белый грузовик-лектро ехал на север по южной полосе, потому что северную совершенно засыпало песком. Но места хватало.
Я прижался к краю, чтобы пропустить его.
Такой же грузовик, как и наш! На боку красовалась надпись: «Казино и народные промыслы Индейца Боба».
– Эй! – крикнула Генри.
Она замахала руками, водитель тоже помахал нам по ходу. Явно один из Бобов, я точно узнал его по шляпе, улыбке и даже взмаху руки.
– Стой! – взвизгнула Генри. Я остановился, и она вылетела наружу. Генри махала и кричала, но грузовик просто ехал на север, удалялся, становясь все меньше и меньше.
– У-у-у-у, – застонала Генри, складываясь пополам, когда попыталась забраться обратно в грузовик.
– Продолжайте, – отозвался грузовик.
Как долго мы продержимся без энергии? Грузовик ехал все медленнее и медленнее, сначала сорок километров в чао, потом тридцать. Мы приближались к горам, похожим на кости, и солнце уже собиралось коснуться западного горизонта, когда я увидел первый указатель.
«Казино и народные промыслы Индейца Боба. Леса счастливой охоты».
«Счастливая охота»? Явно именно туда нам и нужно. Именно туда. Я не удивился, когда меня поддержал искатель:
– Сверните к казино.
Следующий указатель гласил: «Сверните сюда к настоящим индейским казино и народным промыслам Индейца Боба».
Я увидел большой бетонный вигвам на полпути к вершине гористого холма прежде, чем заметил поворот. Он выглядел как стартовая шахта, оставшаяся от ракеты. Въезд настолько завалило песком, что мне пришлось остановиться и перейти в режим «осторожно», чтобы механизм сам нашел себе дорогу. Он едва пробрался к стоянке.
– Динь, – звякнул искатель. – Нажмите «выход», чтобы вернуться к геопоиску. Нажмите «меню», чтобы начать новый поиск.
Вигвам трепетал на ветру, и до меня дошло, что он не бетонный и намного меньше, чем представлялось сначала.
А значит, мужчина, стоявший у входа, вовсе не гигант.
Он коснулся шляпы и пошел к нам. Мужчина выглядел немного лучше, чем остальные Бобы, но только до того, как я заметил, что он просто заменил настоящие зубы вставной челюстью. И тогда он стал выглядеть хуже.
– Где казино? – спросил я.
– Давно сдохло, – ответил он. – Кто вы такие?
– Друзья, – представилась Генри. Она уже вылезла из грузовика, объясняясь (как ей казалось) на ходу: – Нас послал сюда ваш брат Боб. У нас плохие новости.
Она уже открыла заднюю дверь и разворачивала Боба.
Глаза мертвеца сморщились как изюм. Губы так ссохлись, что больше не прикрывали зубы. Запах напоминал нечто между сладким и гнилым.
– О Боже, – отреагировал Индеец Боб. – Можно спросить, что случилось?
Генри уже приготовила ответ.
– Спросите сами, – предложила она, протягивая спрей «Последняя воля».
– Разве он не вызывает привыкания? – Индеец Боб покачал головой. – Я так понимаю, вы его друзья, раз привезли его сюда в грузовике.
– Были, – поправил я. – Я также пытаюсь вернуть одну штуку, которую одолжил ему. Очень ценный альбом.
– В обложке Дасти Спрингфилда?
– Предположительно он направляется к александрийцам.
– Ш-ш-ш! – прошипел Индеец Боб, прижав палец к губам (его версия предупреждения Бюро о бутлегерстве?). – Вы опоздали меньше чем на день.
Он указал в сторону шоссе.
– Вы имеете в виду грузовик, который проехал мимо нас?
– Нет. Тот доставлял товары. Другой грузовик их увозил.
Он указал в другую сторону.
– Куда? – поинтересовался я.
– Ш-ш-ш-ш!.. Никто не должен знать. В том-то и суть. Никто не знает больше одного шага. Хотя, может, он есть в искателе.
– Здесь последняя остановка искателя, – заметил я.
– Тогда, может, предпоследняя. Или ее вообще там нет. Я собираюсь пообедать. Составите мне компанию?
– Хорошо пахнет, – высказалась Гомер.
– Говорящая собака!.. Она не откажется от супа?
Внутри вигвам оказался размером с комнату мотеля и обставлен так же, с белой деревянной кроватью, шкафом и телевизором. На стене даже висела картина, изображающая Париж в дождь.
– Где тут у вас «кабинет задумчивости для девочек»? – спросила Генри.
Выяснилось, что снаружи и слегка поменьше, чем «кабинет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29