Мы бродили, отыскивая притаившиеся под прошлогодней листвой упругие влажные грибы. Идиллию нарушил протяжный крик:
— Помогите! На помощь! Тону!
Я устремилась на зов и едва не попала в ловушку. Невинная цветущая полянка оказалась топью, и если бы не преградившая мне путь Логинова, я бы сделала роковой шаг. А Настенька уже по пояс погрузилась в темную зловонную жижу. Надо было отыскать подходящую палку или стволик… Пальцы Логиновой цепко вонзились б мою руку:
— Постой, Барышева, не торопись. Может быть, это судьба. Мы здесь по чистой случайности. Отклонились бы немного в сторону, и свидетелем была бы только кукушка на осине.
— Ты хочешь ее бросить? Это подло! Хотя бы не мешай мне!
— Виктория, пойми, она — лучшая, любимая, бабушка только для нее рассказывает сказки. Я должна занять это место — я его достойна!
Пока мы спорили, Настенька успела ухватиться за хилый кустик и потихонечку выползала на берег. Внезапно из ельника выпрыгнул Юрка — он бежал к трясине что было сил, и, честно говоря, я почти успокоилась за судьбу Настеньки. Как я ошибалась! Мы учились с Юркой Петренко со второго класса, он был весельчаком, правда, порой заискивал перед учителями, и за это его многие не любили, но чтобы вот так… Вырвавшись из цепких рук Зизи, я подбежала к трясине, но Юрка уже перепилил перочинным ножичком последний корешок куста, и вскоре крики Настеньки сменило глухое бульканье. Цветущая полянка заходила ходуном и успокоилось — все было кончено. К нам подошла Логинова:
— Откуда такая резвость, Петренко? Первой все равно буду я.
— Да. Но ты останешься у меня в долгу.
— Мило… — Зизи пожала плечами, повесила на локоть пустую корзинку и зашагала прочь.
Я не знала, что и думать. То ли с самого начала произошла ошибка в выборе друзей, то ли их так изменило это чертово место. Впрочем, я и сама оказалась хороша — в принципе ничто не мешало мне помочь Настеньке, почему же я промедлила? Не знаю, существовала ли Настенька на самом деле или была одним из призраков этого ада, но картина ее гибели, наверное, останется в моей памяти навсегда…
Вечером мы вновь собрались слушать бабушкины сказки. Голос ее слегка охрип, наверное, от слез, и это, да еще пустующее место на лавке, напоминало об утренней трагедии.
— В сутках есть роковой час, может быть, одна минутка, когда нельзя поминать вслух нечистую силу… послали как-то девку в сени за сметаной, а она там задержалась. Ее ждали-ждали, ждали-ждали, а отец возьми и скажи: "Что ее, лешак, что ли, унес?" Вышли в сени — девки нет, и всю ночь не было. Поутру вышли из избы, глядят, а за околицей на снегу огромные, двухсаженные следы. Вывели они на опушку леса. Там девка в расщелину между двумя сросшимися березами засунута, уже мертвая, как была — в платье, простоволосая.
Непогода разбушевалась всерьез, протяжно скрипели старые сосны, ветер и дождь барабанили по крыше. Мне почудилось, будто кто-то стучится в окно. Я прислушалась — стук не повторялся. Но вот налетел новый порыв ветра, и тихий отчетливый звук услышали все.
— Бабушка, что это? — прошептал Юрка.
Но объяснения не потребовалось — дверь отворилась, и мы увидели стоящую на пороге Настеньку. Страшная, с ног до головы облепленная болотной грязью, с запутавшейся в волосах осокой, она обшаривала избу взглядом мертвых глаз.
— Иди со мной! — Хриплый, нечеловеческий голос леденил в жилах кровь. Старушка поднялась из-за прялки, шагнула навстречу незваной гостье.
— Бабушка, не уходи…
— Знать, пришел мой черед, Зинаида. Коли зовут, надо идти, иначе покоя от них не будет. Я, внученька, стара, свой век отжила, а у вас — все впереди. Прощайте, деточки…
Зизи рассмеялась фальшивым, громким смехом, вскинув голову, пошла навстречу утопленнице:
— Ты мечтаешь заполучить меня, выдра болотная? Ладненько. Но знай — я тебя всю жизнь не любила. Кому бабушка дарила самых красивых соломенных кукол и рассказывала самые страшные сказки? Кого всегда ставили в пример? Я с самого детства хотела, чтобы тебя не стало. Жаль, не судьба нам расстаться — вместе жили, вместе и умрем. Пошли, сестренка, искупаемся.
Логинова направилась к двери, я следом. Последнее, что удалось разглядеть в полутьме — испуганные глаза притаившегося в углу печи Юрки и самодовольную морду жирного кота…
***
— Надо же, опять башкой саданулась. Скоро последние мозги из ушей выпрыгнут. Барышева, где это мы отдыхаем? — Зизи с озабоченным видом осматривала уже ставший знакомым Коридор. — Ой, а кто это?
— Не трать время на объяснения. Вика. Мы с мадемуазель Зинаидой обсудим все наши проблемы, — с этими словами Незнакомец галантно подал руку немного ошалевшей от всего происходящего Логиновой.
— Постойте! С нами был Юрка Петренко.
— Разве ты не поняла, что он сделал выбор? — Незнакомец улыбнулся своей странной невеселой улыбочкой. — Каждому свое.
— Он же погибнет!
— А ты не предполагаешь, что он погиб довольно давно?
И парочка медленно зашагала прочь. Оставшись в одиночестве, я задумалась. Коридор изменился — часть потолка между двумя обрывками цепей лопнула, превратившись в зияющий черный провал, а еще одно пятнышко просто висело б воздухе. Время таяло на глазах. Сережка, Петька, Танька, Светка, Мишка — все они ждали своего освобождения. Успею ли я добраться до пленников, захотят ли они обрести свободу, или поступят, как Юрка Петренко, кто знает? Я решительно потянула на себя створку ближайшей двери.
В отличие от сияющего огнями парка или деревенской избушки это помещение действительно было похоже на комнату, точнее, просторный, с низкими сводами зал. На покрытом ковром возвышении за монументальным столом восседал седовласый старец. Он склонил голову над рукописью, задумчиво теребя гусиное перо.
— Прошу прощения, не хотелось бы отвлекать вас от важных дел, но я ищу друзей, — я говорила, не будучи уверенной, что меня слышат, — не проходил ли здесь мальчик лет тринадцати с непослушными, торчащими во все стороны волосами или другой парень — тощий, веснушчатый…
— Веснушчатый мальчик был, а с ним девочка по имени Света. Они узнали свою судьбу и пошли дальше.
— Вы предсказываете будущее?
— Это моя профессия. Погрешность предсказания — ноль целых тридцать пять тысячных процента в полнолуние и ноль целых двадцать одна сотая б обычные дни. Я вам, голубушка, не Нострадамус.
— Что их ждет?
— Я не рассказываю о чужих судьбах. Если желаете — узнайте свою.
— Пожалуй… но как?
— Возьмите, прочтите, — он протянул толстый, окованный железом фолиант, — берите, берите — книга сама раскроется на нужной странице.
Признаюсь честно, это предложение не слишком обрадовало меня. Конечно, неплохо знать, что ждет тебя в ближайшее время, но вот так, в одночасье, узнать свою судьбу… Однако отказываться от предложения Предсказателя, наверное, было невежливо. Книга открылась, замелькали пожелтевшие листы, перелистываемые невидимой рукой. Вот и нужная страница, испещренная жирным, убористым шрифтом. Я незаметно отвела глаза, раздумывая, как бы выбрать в тексте нужный абзац и не прочесть ничего лишнего.
— Все, голубушка, вы опоздали.
Черная шелуха текста осыпалась с листа и, кружась, упала к моим ногам.
— Видимо, вы и не намеревались узнавать судьбу. Очень жаль, я потратил на бесполезный разговор… — Предсказатель оценивающе посмотрел на громадные песочные часы. — Я потратил три с половиной грамма времени.
Он указал на дверь. В первый момент показалось, что я выбралась из мрачных покосе Предсказателя на залитую солнцем улицу. На самом деле это был все тот же Коридор — только черные провалы расползлись еще шире, пожирая его своды. А Незнакомец уже стоял за моей спиной. Один. "Мадемуазель Зинаида" отсутствовала.
— Где Логинова?
— Скажем так, близко. В безопасности, если, конечно, не надумает открывать двери.
— Я была у Предсказателя.
— Знаю. И память юного поэта поглотит медленная Лета, забудет мир меня.
— Что?
— В Древней Греции так называли реку забвения. Испившие ее воды души умерших навсегда забывали о радостях земной жизни. Не могу сказать, что это наверняка сработает, но, возможно, отхлебнув глоточек, наши всезнайки забудут много лишнего. А может быть, просто умрут. Никогда не угадаешь, что ждет тебя за поворотом. Возможно, в склянке яд, но не исключено, что эликсир вечной молодости. Не рискнешь — не узнаешь.
— Но как пройти к Лете?
— Ты меня спрашиваешь? Солнце заходит на западе, перевозчик требует оплаты. Билет в один конец. Прошу прощения, но мне пора удалиться. Нельзя заставлять ждать хорошеньких девушек — мадемуазель Зинаида гневается.
"Похоже, он немного чокнутый, этот парень в черном, — подумала я, — интересно, кто он и как здесь очутился".
***
За дверью меня ждал сюрприз. Нельзя сказать, чтобы очень приятный — расположенный на четвертом этаже нашей школы кабинет биологии вызывал к большинства учеников стойкую негативную реакцию. Но вместо "великой и ужасной" Натальи Александровны сейчас там орудовал Мишка Воронов. Облаченный в белый халат, он склонился над лабораторным столом, прилаживая к какому-то предмету разноцветные проводки.
— Ты случайно не взрывное устройство собираешь?
— Виктория, опоздание на четверть часа недопустимо. Не пытайся оправдываться. Запомни — даже если рушится мир, настоящий ученый должен быть пунктуален.
Я подошла поближе. Закрепленное зажимами тельце обезглавленной лягушки выглядело нелепо и беспомощно.
— Воронов, тебе не жалко лягушонка?
— Жалость — удел сентиментальных романтиков. Настоящие ученые не знают этого чувства. Сейчас я намереваюсь реанимировать лягушку. С момента гибели подопытного животного прошло… — он посмотрел на часы, — четырнадцать минут тридцать две секунды.
— То есть ты убил ее, а теперь оживляешь?
— Через пять минут после начала эксперимента я ее вновь умертвлю.
— Мишка, зачем это?
— Ну ты даешь! Не далее как неделю назад на заседании биологического кружка мы вместе выбрали тему "Оживление трупа человека электрическими разрядами по методике доктора Франкенштейна", — у меня отвисла челюсть, а Мишка невозмутимо продолжал: — Наталья Александровна одобрила тему и посоветовала отрабатывать методы на подопытных животных. Чем мы с тобой, Виктория, и занимаемся.
— А где взять труп человека?
— На кладбище, разумеется.
Воронов повернул рубильник, и по телу лягушонка запрыгали крошечные молнии. Лапки судорожно дернулись и замерли неподвижно.
— Увеличим напряжение… интенсивность разрядов… — бормотал он себе под нос, — Барышева, можешь идти, от тебя мало толку. Встретимся без четверти час у центральных ворот кладбища. Попробуй только опоздать!
Конечно, можно было отказаться от этой затеи и, бросив Мишку, вернуться в Коридор, но я не хотела отступать. Необходимо довести ситуацию до логического завершения, только тогда у пленника появляется шанс вырваться на свободу — кажется, это условие и было основным правилом "игры".
Ночь, как всегда, наступила неожиданно. Воронов стоял возле кладбищенской ограды. Нагрузив меня лопатами, юный последователь доктора Франкенштейна с жутким скрипом открыл ворота. Размашистой походкой пошел вперед, освещая надгробия фонариком:
— Нам нужно недавнее захоронение. Длительное пребывание под землей существенно затрудняет работу. Смотри-ка — свежие венки… — Мы остановились около могильного холмика. Мишка осветил торчащую среди цветов табличку. — То, что надо. Можно сказать, тепленький.
Оттащив венки, мы взялись за лопаты. Управляться с этим инструментом я не умела, и вскоре стало понятно — еще немного каторжного труда, и руки мои отвалятся, а спина — сломается. Сквозь плешь в облаках выглянула луна, и над могилами начал клубиться легкий туман.
— Мишка, смотри…
— Обычные испарения. Работай, не отвлекайся.
Воронов вгрызался в землю как бульдозер, и вскоре под комьями глины уже можно было разглядеть белые оборки, украшающие крышку гроба. Честно говоря, когда подобные сцены показывали по телевизору, я предпочитала не смотреть на экран. Что же говорить о моих чувствах теперь, когда все происходило как бы на самом деле. Зря я связалась с Вороновым, сейчас он откроет гроб и… Оказывается, самое страшное — это именно ожидание чего-то ужасного.
— Страх перед мертвыми телами — предрассудок. С точки зрения науки — это просто кусок гниющей плоти. — Воронов поддел крышку и изо всех сил навалился на лопату, — смотри и учись, Барышева, сейчас ты увидишь труп в начальной стадии разложения.
Он открыл гроб и направил луч фонарика на желтое заострившееся лицо мертвеца — мертвец зажмурился. Я заорала. Мишка выронил фонарик и попытался вылезти из могилы. Не удержавшись, рухнул прямо в объятия покойника.
— Оставьте меня в покое! — прохрипел обитатель могилы.
Я подала Воронову руку, он выбрался на поверхность.
— Смываемся?
— А работать за нас будет академик Павлов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
— Помогите! На помощь! Тону!
Я устремилась на зов и едва не попала в ловушку. Невинная цветущая полянка оказалась топью, и если бы не преградившая мне путь Логинова, я бы сделала роковой шаг. А Настенька уже по пояс погрузилась в темную зловонную жижу. Надо было отыскать подходящую палку или стволик… Пальцы Логиновой цепко вонзились б мою руку:
— Постой, Барышева, не торопись. Может быть, это судьба. Мы здесь по чистой случайности. Отклонились бы немного в сторону, и свидетелем была бы только кукушка на осине.
— Ты хочешь ее бросить? Это подло! Хотя бы не мешай мне!
— Виктория, пойми, она — лучшая, любимая, бабушка только для нее рассказывает сказки. Я должна занять это место — я его достойна!
Пока мы спорили, Настенька успела ухватиться за хилый кустик и потихонечку выползала на берег. Внезапно из ельника выпрыгнул Юрка — он бежал к трясине что было сил, и, честно говоря, я почти успокоилась за судьбу Настеньки. Как я ошибалась! Мы учились с Юркой Петренко со второго класса, он был весельчаком, правда, порой заискивал перед учителями, и за это его многие не любили, но чтобы вот так… Вырвавшись из цепких рук Зизи, я подбежала к трясине, но Юрка уже перепилил перочинным ножичком последний корешок куста, и вскоре крики Настеньки сменило глухое бульканье. Цветущая полянка заходила ходуном и успокоилось — все было кончено. К нам подошла Логинова:
— Откуда такая резвость, Петренко? Первой все равно буду я.
— Да. Но ты останешься у меня в долгу.
— Мило… — Зизи пожала плечами, повесила на локоть пустую корзинку и зашагала прочь.
Я не знала, что и думать. То ли с самого начала произошла ошибка в выборе друзей, то ли их так изменило это чертово место. Впрочем, я и сама оказалась хороша — в принципе ничто не мешало мне помочь Настеньке, почему же я промедлила? Не знаю, существовала ли Настенька на самом деле или была одним из призраков этого ада, но картина ее гибели, наверное, останется в моей памяти навсегда…
Вечером мы вновь собрались слушать бабушкины сказки. Голос ее слегка охрип, наверное, от слез, и это, да еще пустующее место на лавке, напоминало об утренней трагедии.
— В сутках есть роковой час, может быть, одна минутка, когда нельзя поминать вслух нечистую силу… послали как-то девку в сени за сметаной, а она там задержалась. Ее ждали-ждали, ждали-ждали, а отец возьми и скажи: "Что ее, лешак, что ли, унес?" Вышли в сени — девки нет, и всю ночь не было. Поутру вышли из избы, глядят, а за околицей на снегу огромные, двухсаженные следы. Вывели они на опушку леса. Там девка в расщелину между двумя сросшимися березами засунута, уже мертвая, как была — в платье, простоволосая.
Непогода разбушевалась всерьез, протяжно скрипели старые сосны, ветер и дождь барабанили по крыше. Мне почудилось, будто кто-то стучится в окно. Я прислушалась — стук не повторялся. Но вот налетел новый порыв ветра, и тихий отчетливый звук услышали все.
— Бабушка, что это? — прошептал Юрка.
Но объяснения не потребовалось — дверь отворилась, и мы увидели стоящую на пороге Настеньку. Страшная, с ног до головы облепленная болотной грязью, с запутавшейся в волосах осокой, она обшаривала избу взглядом мертвых глаз.
— Иди со мной! — Хриплый, нечеловеческий голос леденил в жилах кровь. Старушка поднялась из-за прялки, шагнула навстречу незваной гостье.
— Бабушка, не уходи…
— Знать, пришел мой черед, Зинаида. Коли зовут, надо идти, иначе покоя от них не будет. Я, внученька, стара, свой век отжила, а у вас — все впереди. Прощайте, деточки…
Зизи рассмеялась фальшивым, громким смехом, вскинув голову, пошла навстречу утопленнице:
— Ты мечтаешь заполучить меня, выдра болотная? Ладненько. Но знай — я тебя всю жизнь не любила. Кому бабушка дарила самых красивых соломенных кукол и рассказывала самые страшные сказки? Кого всегда ставили в пример? Я с самого детства хотела, чтобы тебя не стало. Жаль, не судьба нам расстаться — вместе жили, вместе и умрем. Пошли, сестренка, искупаемся.
Логинова направилась к двери, я следом. Последнее, что удалось разглядеть в полутьме — испуганные глаза притаившегося в углу печи Юрки и самодовольную морду жирного кота…
***
— Надо же, опять башкой саданулась. Скоро последние мозги из ушей выпрыгнут. Барышева, где это мы отдыхаем? — Зизи с озабоченным видом осматривала уже ставший знакомым Коридор. — Ой, а кто это?
— Не трать время на объяснения. Вика. Мы с мадемуазель Зинаидой обсудим все наши проблемы, — с этими словами Незнакомец галантно подал руку немного ошалевшей от всего происходящего Логиновой.
— Постойте! С нами был Юрка Петренко.
— Разве ты не поняла, что он сделал выбор? — Незнакомец улыбнулся своей странной невеселой улыбочкой. — Каждому свое.
— Он же погибнет!
— А ты не предполагаешь, что он погиб довольно давно?
И парочка медленно зашагала прочь. Оставшись в одиночестве, я задумалась. Коридор изменился — часть потолка между двумя обрывками цепей лопнула, превратившись в зияющий черный провал, а еще одно пятнышко просто висело б воздухе. Время таяло на глазах. Сережка, Петька, Танька, Светка, Мишка — все они ждали своего освобождения. Успею ли я добраться до пленников, захотят ли они обрести свободу, или поступят, как Юрка Петренко, кто знает? Я решительно потянула на себя створку ближайшей двери.
В отличие от сияющего огнями парка или деревенской избушки это помещение действительно было похоже на комнату, точнее, просторный, с низкими сводами зал. На покрытом ковром возвышении за монументальным столом восседал седовласый старец. Он склонил голову над рукописью, задумчиво теребя гусиное перо.
— Прошу прощения, не хотелось бы отвлекать вас от важных дел, но я ищу друзей, — я говорила, не будучи уверенной, что меня слышат, — не проходил ли здесь мальчик лет тринадцати с непослушными, торчащими во все стороны волосами или другой парень — тощий, веснушчатый…
— Веснушчатый мальчик был, а с ним девочка по имени Света. Они узнали свою судьбу и пошли дальше.
— Вы предсказываете будущее?
— Это моя профессия. Погрешность предсказания — ноль целых тридцать пять тысячных процента в полнолуние и ноль целых двадцать одна сотая б обычные дни. Я вам, голубушка, не Нострадамус.
— Что их ждет?
— Я не рассказываю о чужих судьбах. Если желаете — узнайте свою.
— Пожалуй… но как?
— Возьмите, прочтите, — он протянул толстый, окованный железом фолиант, — берите, берите — книга сама раскроется на нужной странице.
Признаюсь честно, это предложение не слишком обрадовало меня. Конечно, неплохо знать, что ждет тебя в ближайшее время, но вот так, в одночасье, узнать свою судьбу… Однако отказываться от предложения Предсказателя, наверное, было невежливо. Книга открылась, замелькали пожелтевшие листы, перелистываемые невидимой рукой. Вот и нужная страница, испещренная жирным, убористым шрифтом. Я незаметно отвела глаза, раздумывая, как бы выбрать в тексте нужный абзац и не прочесть ничего лишнего.
— Все, голубушка, вы опоздали.
Черная шелуха текста осыпалась с листа и, кружась, упала к моим ногам.
— Видимо, вы и не намеревались узнавать судьбу. Очень жаль, я потратил на бесполезный разговор… — Предсказатель оценивающе посмотрел на громадные песочные часы. — Я потратил три с половиной грамма времени.
Он указал на дверь. В первый момент показалось, что я выбралась из мрачных покосе Предсказателя на залитую солнцем улицу. На самом деле это был все тот же Коридор — только черные провалы расползлись еще шире, пожирая его своды. А Незнакомец уже стоял за моей спиной. Один. "Мадемуазель Зинаида" отсутствовала.
— Где Логинова?
— Скажем так, близко. В безопасности, если, конечно, не надумает открывать двери.
— Я была у Предсказателя.
— Знаю. И память юного поэта поглотит медленная Лета, забудет мир меня.
— Что?
— В Древней Греции так называли реку забвения. Испившие ее воды души умерших навсегда забывали о радостях земной жизни. Не могу сказать, что это наверняка сработает, но, возможно, отхлебнув глоточек, наши всезнайки забудут много лишнего. А может быть, просто умрут. Никогда не угадаешь, что ждет тебя за поворотом. Возможно, в склянке яд, но не исключено, что эликсир вечной молодости. Не рискнешь — не узнаешь.
— Но как пройти к Лете?
— Ты меня спрашиваешь? Солнце заходит на западе, перевозчик требует оплаты. Билет в один конец. Прошу прощения, но мне пора удалиться. Нельзя заставлять ждать хорошеньких девушек — мадемуазель Зинаида гневается.
"Похоже, он немного чокнутый, этот парень в черном, — подумала я, — интересно, кто он и как здесь очутился".
***
За дверью меня ждал сюрприз. Нельзя сказать, чтобы очень приятный — расположенный на четвертом этаже нашей школы кабинет биологии вызывал к большинства учеников стойкую негативную реакцию. Но вместо "великой и ужасной" Натальи Александровны сейчас там орудовал Мишка Воронов. Облаченный в белый халат, он склонился над лабораторным столом, прилаживая к какому-то предмету разноцветные проводки.
— Ты случайно не взрывное устройство собираешь?
— Виктория, опоздание на четверть часа недопустимо. Не пытайся оправдываться. Запомни — даже если рушится мир, настоящий ученый должен быть пунктуален.
Я подошла поближе. Закрепленное зажимами тельце обезглавленной лягушки выглядело нелепо и беспомощно.
— Воронов, тебе не жалко лягушонка?
— Жалость — удел сентиментальных романтиков. Настоящие ученые не знают этого чувства. Сейчас я намереваюсь реанимировать лягушку. С момента гибели подопытного животного прошло… — он посмотрел на часы, — четырнадцать минут тридцать две секунды.
— То есть ты убил ее, а теперь оживляешь?
— Через пять минут после начала эксперимента я ее вновь умертвлю.
— Мишка, зачем это?
— Ну ты даешь! Не далее как неделю назад на заседании биологического кружка мы вместе выбрали тему "Оживление трупа человека электрическими разрядами по методике доктора Франкенштейна", — у меня отвисла челюсть, а Мишка невозмутимо продолжал: — Наталья Александровна одобрила тему и посоветовала отрабатывать методы на подопытных животных. Чем мы с тобой, Виктория, и занимаемся.
— А где взять труп человека?
— На кладбище, разумеется.
Воронов повернул рубильник, и по телу лягушонка запрыгали крошечные молнии. Лапки судорожно дернулись и замерли неподвижно.
— Увеличим напряжение… интенсивность разрядов… — бормотал он себе под нос, — Барышева, можешь идти, от тебя мало толку. Встретимся без четверти час у центральных ворот кладбища. Попробуй только опоздать!
Конечно, можно было отказаться от этой затеи и, бросив Мишку, вернуться в Коридор, но я не хотела отступать. Необходимо довести ситуацию до логического завершения, только тогда у пленника появляется шанс вырваться на свободу — кажется, это условие и было основным правилом "игры".
Ночь, как всегда, наступила неожиданно. Воронов стоял возле кладбищенской ограды. Нагрузив меня лопатами, юный последователь доктора Франкенштейна с жутким скрипом открыл ворота. Размашистой походкой пошел вперед, освещая надгробия фонариком:
— Нам нужно недавнее захоронение. Длительное пребывание под землей существенно затрудняет работу. Смотри-ка — свежие венки… — Мы остановились около могильного холмика. Мишка осветил торчащую среди цветов табличку. — То, что надо. Можно сказать, тепленький.
Оттащив венки, мы взялись за лопаты. Управляться с этим инструментом я не умела, и вскоре стало понятно — еще немного каторжного труда, и руки мои отвалятся, а спина — сломается. Сквозь плешь в облаках выглянула луна, и над могилами начал клубиться легкий туман.
— Мишка, смотри…
— Обычные испарения. Работай, не отвлекайся.
Воронов вгрызался в землю как бульдозер, и вскоре под комьями глины уже можно было разглядеть белые оборки, украшающие крышку гроба. Честно говоря, когда подобные сцены показывали по телевизору, я предпочитала не смотреть на экран. Что же говорить о моих чувствах теперь, когда все происходило как бы на самом деле. Зря я связалась с Вороновым, сейчас он откроет гроб и… Оказывается, самое страшное — это именно ожидание чего-то ужасного.
— Страх перед мертвыми телами — предрассудок. С точки зрения науки — это просто кусок гниющей плоти. — Воронов поддел крышку и изо всех сил навалился на лопату, — смотри и учись, Барышева, сейчас ты увидишь труп в начальной стадии разложения.
Он открыл гроб и направил луч фонарика на желтое заострившееся лицо мертвеца — мертвец зажмурился. Я заорала. Мишка выронил фонарик и попытался вылезти из могилы. Не удержавшись, рухнул прямо в объятия покойника.
— Оставьте меня в покое! — прохрипел обитатель могилы.
Я подала Воронову руку, он выбрался на поверхность.
— Смываемся?
— А работать за нас будет академик Павлов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23