Без сомнения, поезд направлялся во Флэштаун и, судя по всему, не должен был останавливаться в пути. Путешествие проходило без происшествий. Проводники крепко спали, как это часто бывает с людьми, которым вменяется в обязанность проявлять бдительность. Покой утомленных путешественников больше ничто не нарушало.
Поезд, куда вскочили беглецы, шел с северо-запада. Полностью обеспеченный углем и водой, он следовал безостановочно уже двенадцать часов.
Под ящиком, служившим стулом, Дикки быстро нашел провизию. Друзья подкрепились большими бутербродами с маслом и ветчиной, запив их хорошим калифорнийским вином. А состав все мчался и мчался, неудержимо, без передышки…
На рассвете следующего дня молодые люди почувствовали, что поезд замедляет ход. Через некоторое время он вошел в зону железнодорожных путей и вскоре остановился в самом центре Флэштауна. Не дожидаясь полной остановки, Дикки и Жан Рено соскочили с поезда. Они прошли мимо пепелищ от костров, где накануне бунтовщики жарили мясо, и Дикки вдруг показалось, что он видит семафор, на котором его чуть было не повесили.
— Пойдемте отсюда, — сказал репортер другу. — Мне неприятна эта картина.
— Понимаю… Но куда?
— У вас есть деньги?
— Один доллар, а у вас?
— Ни цента. Перед казнью мои карманы тщательно обчистили, и теперь я беднее самого последнего нищего. Я смогу достать деньги только в Синклере. Кстати, Синклер расположен в ста пятидесяти милях отсюда. Боюсь, что за неимением аэростата нам придется преодолеть это расстояние пешком.
Синклер! Не ищите его на карте: это город будущего, одно из последних достижений американцев. Такие города называли «бумами». Они возникали и развивались крайне быстро и уже через несколько лет становились первыми по количеству головокружительных успехов и столь же стремительных падений. Появление «бумов» зависело во многом от времени, среды, потребностей, мыслей и многочисленных случайностей. У каждого из новых городов была своя судьба. Сначала строили железные дороги, затем прокладывали улицы и возводили административные здания. Только что отстроенные дома заселяли добровольцами. Часто такой прием оказывался удачным. Город-«бум» рос, усиливался и расширялся. Но часто случалось, что «бум» терпел крах.
В отличие от Флэштауна, промышленного города, Синклер был столицей знаменитого штата Стейкед-Плейн, полностью принадлежавшего Мясному Королю. Задуманный лет десять — двенадцать тому назад мистером Шарком, Синклер стал торговым, финансовым, интеллектуальным центром, а также центром науки и развлечений. Этот город отличался надменностью, скептицизмом и задиристостью. В Синклере проживало более трехсот тысяч человек, съехавшихся туда отовсюду и ничем не отличавшихся от своих сограждан из других штатов. Кстати, они от всего сердца ненавидели отца-основателя города. Быть может, они были менее лощеные, чем жители старых больших городов, но это уже вопрос одного поколения. Для людей, которых толкнули в теплицу скороспелой цивилизации, жизнь в городе-«буме» представляла собой бесконечную борьбу за выживание. Здесь господствовали бешеная спекуляция и отъявленный карьеризм, сумасбродная роскошь соседствовала с ужасающей нищетой, и над всем этим — поразительный контраст самого рафинированного модернизма и отвратительнейшей дикости.
Наступал рассвет, друзья брели по улицам, спрашивая себя, смогут ли они покрыть пешком триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера.
Наконец Дикки и Жан Рено оказались в центре города. Вдоль зловонных, кривых улиц длинной вереницей тянулись грязные хижины, больше похожие на норы, чем на дома. Вокруг не было ни души, лишь несколько открытых баров напоминали о том, что в городе есть жизнь. Внезапно из-за утла показались три человеческие фигуры. Подойдя ближе, друзья увидели женщину с двумя маленькими детьми. Нищенка и ее дети копались в отбросах и, найдя, по-видимому, что-то съедобное, принялись с жадностью поглощать какие-то жалкие остатки чьей-то трапезы.
— Смотрите, Дикки! — воскликнул уязвленный до глубины души Жан Рено. — Душераздирающая сцена, не правда ли?
— Бедная женщина! Бедные малютки! — ответил репортер.
Жан Рено инстинктивно сунул руку в карман. Заметив это, женщина прижала к себе детей и крикнула глухим голосом:
— Мы ничего у вас не просим!
В ее восклицании прозвучало столько непримиримости и мучительного отчаяния, что молодой человек почувствовал невольное уважение к несчастной. Поддавшись порыву, он поклонился и растроганно прошептал:
— Мадам, прошу вас, возьмите, ради детей… Вам не должно быть стыдно, потому что мы так же бедны, как и вы.
Достав из кармана единственный доллар, который у него был, Жан Рено почти насильно вложил его в руку женщины.
— Можно даже сказать, беднее, — с улыбкой добавил репортер. — Но мы мужчины, и к тому же совсем скоро у нас будет работа.
Еще очень молодая, с красивым, несмотря на следы жесточайшей нужды, лицом женщина смотрела на друзей с невыразимой признательностью и смущением. Перед сдержанной и одновременно почтительной настойчивостью она не могла устоять. Это больше походило на оказанную с превосходным тактом услугу, чем на милостыню. Пролепетав слова благодарности, она перевела грустный взгляд на бледные худые лица малышей.
— God Lord! — пробормотал Дикки. — Как бы мне хотелось быть сейчас богатым!
— Так мы же действительно богаты! — воскликнул Жан Рено, хлопнув себя по лбу. — Дикки, я — последняя скотина!
— Вы так считаете? Однако это утверждение не сделает нас миллионерами.
— Сейчас объясню. Когда я полез в карман за деньгами, мне попались под руку часы, а я о них и думать давно забыл. За них дадут не меньше тридцати долларов, хотя они стоят все сто пятьдесят. Такие часы наверняка прельстят какого-нибудь бармена.
— Неплохая идея.
Друзья находились неподалеку от бара, у дверей которого стоял, ожидая клиентов, keeper.
— Мадам, — снова обратился к женщине Жан Рено, — пожалуйста, подождите немного.
Затем, подойдя к keeper , он сказал:
— I say, сэр! Не хотите ли оказать услугу двум парням, оказавшимся в затруднении?
Мужчина смачно сплюнул, но все же ответил:
— Валяйте!
— У меня есть великолепные часы. Они стоят сто долларов. Предлагаю купить их за двадцать.
Keeper взял часы, внимательно осмотрел, потер корпус о свой башмак и проворчал:
— Можете не расхваливать ваш товар… Я знаю в этом толк… Часы-то ведь краденые! Ладно, так уж и быть, я дам вам за них десять долларов. И не будем торговаться. Иначе каждое ваше слово снизит цену еще на доллар.
— Что ж, согласен, — ответил Жан Рено.
— Не бойтесь, не прогадаете! Больше вам все равно никто не даст. В следующий раз, когда подвернется хорошая работенка, не забудьте про меня.
— Уж не думаете ли вы, что мы воры?! — смеясь, воскликнул репортер.
— What a fun! Отличная шутка! В этом никто с ходу не сознается. Но ничего, я уверен, мы еще встретимся. А пока берите деньги! Кстати, могу вас угостить стаканчиком виски, или же вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
— Нет-нет! Тысячу благодарностей! Мы оба трезвенники.
— При вашей профессии это правильно. Здесь важна не только ловкость рук, но и ясность мысли. Тогда до свидания, my lads! До свидания!
Вернувшись на прежнее место, они нашли женщину там же, посередине мостовой.
— Послушайте, Дикки, вы знаете, сколько стоят железнодорожные билеты от Флэштауна до Синклера?
— Около трех долларов.
— Отлично! Значит, на двоих нам потребуется шесть долларов.
Подойдя к женщине, Жан Рено вновь поклонился ей и тихо сказал:
— Мадам, ради ваших малышей, окажите нам честь, примите эти четыре доллара.
— Так много… Правда, слишком много, — прошептала она, поднимая на Жана Рено большие красивые глаза, наполненные нежностью и грустью.
— Прощайте, мадам. Пусть отныне всем вашим несчастьям наступит конец.
— Прощайте, господа. Будьте счастливы! Вы этого достойны!
Между тем уже наступило утро, и улицы понемногу начали заполняться народом. С шестью оставшимися долларами друзья поспешили на Центральный вокзал. Им повезло: поезд вот-вот должен был отправиться. Жан Рено купил в табачном киоске два билета и две сигареты, после чего у него в кармане осталось двадцать пять центов.
Поезд тронулся, и меньше чем за пять часов триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера, были преодолены. Ровно в одиннадцать утра молодые люди сошли с поезда на Центральном вокзале города Синклера.
Съев по сандвичу, друзья подсчитали деньги и обнаружили, что у них остался один доллар и двадцать центов.
— Пять золотых су Вечного жида! — воскликнул, смеясь, Жан Рено.
— Yes! Достойный капитал для освобождения заключенной в высокой башне Прекрасной Принцессы, победы над злыми духами и завоевания Империи! Go ahead!
— Что в вольном переводе означает: идем туда!
— Сначала в редакцию «Инстентейньес», в мою дорогую газетку. Она такая богатая и щедрая, а я — ее любимое дитя. Вы увидите, my dear Джонни, как, сказав у дверцы сейфа: «Сезам, откройся!», я легко и быстро получу две тысячи долларов в счет будущих репортажей.
Продолжая обсуждать эту тему, друзья сели в трамвай, который доставил их прямо к небоскребу, где находилась редакция.
На нижних этажах здания размещались многочисленные ателье, магазины, мастерские. По мере роста этажей появлялись различные службы, а также квартиры, тем шикарнее, чем выше они располагались. С появлением дирижаблей аристократия предпочитала селиться на верхних этажах, оставляя пролетариям нижние.
Войдя в помещение редакции, Дикки вновь окунулся в знакомую атмосферу. Оглушенный шумом, вдыхая едкие запахи бумаги, типографской краски и разогретого металла, репортер почувствовал себя родившимся заново.
— Честное слово, я здесь как у себя дома! — воскликнул он. — Теперь, мой дорогой, вы сами видите, что такое журналистика.
С единственным долларом в кармане, друзья сели в лифт, мгновенно доставивший их прямо в кабинет главного редактора. Обладая правом свободного доступа в святая святых редакции в любое время суток, Дикки по привычке вошел без стука. С видом победителя, уверенно протягивая руку для приветствия, репортер фамильярно воскликнул:
— Привет, старина! Да, это я, собственной персоной, после самых невероятных приключений, которые…
Внезапно он осекся. Казалось, все осталось по-прежнему: та же комната, та же обстановка, только человек, сидевший перед ним, был другим. Дикки никогда его раньше не видел. Посмотрев растерянно по сторонам, репортер узрел на месте молчаливого, непрерывно строчившего на машинке тощего секретаря пухленькую девушку.
Незнакомец был средних лет, высокий и сухопарый. Его бегающие глаза холодно смотрели на Дикки из-под очков в золотой оправе. Этот человек больше походил на священника, юриста или даже на полицейского, чем на главного редактора популярной газеты. Он заговорил резко и сухо:
— Кто вы? Что вам здесь надо?
— Так вы меня не знаете? — произнес с обычным апломбом Дикки. — В таком случае вы — единственный, кто меня не знает! Кстати, с кем имею честь? Я состою в штате редакции и имею полное право узнать, кто вы такой.
— Я — новый редактор «Инстентейньес». Удовлетворены?
— Значит, теперь у «Инстентейньес»…
— …новый владелец.
— Кто же?
— Это вас не касается!
— А что с редакцией?
— Старые сотрудники уволены, а на их места набраны новые.
— В таком случае я тоже уволен?
— Мы с вами еще не знакомы, и я думаю, что настала ваша очередь отвечать на вопросы.
— Yes! Спрашивайте.
— Кто вы?
— By James! Что вы скажете, если перед вами тот, кого все знают под именем Дикки? Малыш Дикки, гордость Принцессы… Я хотел сказать «Инстентейньес».
— Так вы и есть знаменитый Дикки?
Репортер, казалось, заметил иронию, с которой незнакомец произнес эпитет «знаменитый». Впрочем, такое же впечатление сложилось и у Жана Рено, до сих пор не принимавшего участия в разговоре. Дикки был явно раздосадован крахом своих надежд. Но, вспомнив, что у них в кармане практически пусто, он вновь принял независимый вид и гордо выпятил грудь:
— Именно знаменитый! А почему бы и нет? Меня называли так еще до вашего появления здесь, и я могу по праву гордиться услугами, оказанными мной «Инстентейньес».
— Вам за них платили.
— Да, но гораздо меньше, чем они того стоили.
Главный редактор нажал на кнопку звонка, посмотрел репортеру прямо в лицо и, немного помолчав, сказал:
— Вы не отличаетесь скромностью, мистер Дикки.
— За скромностью часто прячется ничтожество.
В эту минуту послышались звуки остановившегося лифта, потом быстрые шаги, и дверь в кабинет редактора распахнулась настежь. Обернувшись, Жан Рено и Дикки увидели двух господ. Их вид был до того пристоен, что с первого же взгляда можно было понять, кто они. Непонятно почему, друзья испытали безотчетную тревогу. Между тем тонкие губы редактора еле заметно скривились в злобной ухмылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Поезд, куда вскочили беглецы, шел с северо-запада. Полностью обеспеченный углем и водой, он следовал безостановочно уже двенадцать часов.
Под ящиком, служившим стулом, Дикки быстро нашел провизию. Друзья подкрепились большими бутербродами с маслом и ветчиной, запив их хорошим калифорнийским вином. А состав все мчался и мчался, неудержимо, без передышки…
На рассвете следующего дня молодые люди почувствовали, что поезд замедляет ход. Через некоторое время он вошел в зону железнодорожных путей и вскоре остановился в самом центре Флэштауна. Не дожидаясь полной остановки, Дикки и Жан Рено соскочили с поезда. Они прошли мимо пепелищ от костров, где накануне бунтовщики жарили мясо, и Дикки вдруг показалось, что он видит семафор, на котором его чуть было не повесили.
— Пойдемте отсюда, — сказал репортер другу. — Мне неприятна эта картина.
— Понимаю… Но куда?
— У вас есть деньги?
— Один доллар, а у вас?
— Ни цента. Перед казнью мои карманы тщательно обчистили, и теперь я беднее самого последнего нищего. Я смогу достать деньги только в Синклере. Кстати, Синклер расположен в ста пятидесяти милях отсюда. Боюсь, что за неимением аэростата нам придется преодолеть это расстояние пешком.
Синклер! Не ищите его на карте: это город будущего, одно из последних достижений американцев. Такие города называли «бумами». Они возникали и развивались крайне быстро и уже через несколько лет становились первыми по количеству головокружительных успехов и столь же стремительных падений. Появление «бумов» зависело во многом от времени, среды, потребностей, мыслей и многочисленных случайностей. У каждого из новых городов была своя судьба. Сначала строили железные дороги, затем прокладывали улицы и возводили административные здания. Только что отстроенные дома заселяли добровольцами. Часто такой прием оказывался удачным. Город-«бум» рос, усиливался и расширялся. Но часто случалось, что «бум» терпел крах.
В отличие от Флэштауна, промышленного города, Синклер был столицей знаменитого штата Стейкед-Плейн, полностью принадлежавшего Мясному Королю. Задуманный лет десять — двенадцать тому назад мистером Шарком, Синклер стал торговым, финансовым, интеллектуальным центром, а также центром науки и развлечений. Этот город отличался надменностью, скептицизмом и задиристостью. В Синклере проживало более трехсот тысяч человек, съехавшихся туда отовсюду и ничем не отличавшихся от своих сограждан из других штатов. Кстати, они от всего сердца ненавидели отца-основателя города. Быть может, они были менее лощеные, чем жители старых больших городов, но это уже вопрос одного поколения. Для людей, которых толкнули в теплицу скороспелой цивилизации, жизнь в городе-«буме» представляла собой бесконечную борьбу за выживание. Здесь господствовали бешеная спекуляция и отъявленный карьеризм, сумасбродная роскошь соседствовала с ужасающей нищетой, и над всем этим — поразительный контраст самого рафинированного модернизма и отвратительнейшей дикости.
Наступал рассвет, друзья брели по улицам, спрашивая себя, смогут ли они покрыть пешком триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера.
Наконец Дикки и Жан Рено оказались в центре города. Вдоль зловонных, кривых улиц длинной вереницей тянулись грязные хижины, больше похожие на норы, чем на дома. Вокруг не было ни души, лишь несколько открытых баров напоминали о том, что в городе есть жизнь. Внезапно из-за утла показались три человеческие фигуры. Подойдя ближе, друзья увидели женщину с двумя маленькими детьми. Нищенка и ее дети копались в отбросах и, найдя, по-видимому, что-то съедобное, принялись с жадностью поглощать какие-то жалкие остатки чьей-то трапезы.
— Смотрите, Дикки! — воскликнул уязвленный до глубины души Жан Рено. — Душераздирающая сцена, не правда ли?
— Бедная женщина! Бедные малютки! — ответил репортер.
Жан Рено инстинктивно сунул руку в карман. Заметив это, женщина прижала к себе детей и крикнула глухим голосом:
— Мы ничего у вас не просим!
В ее восклицании прозвучало столько непримиримости и мучительного отчаяния, что молодой человек почувствовал невольное уважение к несчастной. Поддавшись порыву, он поклонился и растроганно прошептал:
— Мадам, прошу вас, возьмите, ради детей… Вам не должно быть стыдно, потому что мы так же бедны, как и вы.
Достав из кармана единственный доллар, который у него был, Жан Рено почти насильно вложил его в руку женщины.
— Можно даже сказать, беднее, — с улыбкой добавил репортер. — Но мы мужчины, и к тому же совсем скоро у нас будет работа.
Еще очень молодая, с красивым, несмотря на следы жесточайшей нужды, лицом женщина смотрела на друзей с невыразимой признательностью и смущением. Перед сдержанной и одновременно почтительной настойчивостью она не могла устоять. Это больше походило на оказанную с превосходным тактом услугу, чем на милостыню. Пролепетав слова благодарности, она перевела грустный взгляд на бледные худые лица малышей.
— God Lord! — пробормотал Дикки. — Как бы мне хотелось быть сейчас богатым!
— Так мы же действительно богаты! — воскликнул Жан Рено, хлопнув себя по лбу. — Дикки, я — последняя скотина!
— Вы так считаете? Однако это утверждение не сделает нас миллионерами.
— Сейчас объясню. Когда я полез в карман за деньгами, мне попались под руку часы, а я о них и думать давно забыл. За них дадут не меньше тридцати долларов, хотя они стоят все сто пятьдесят. Такие часы наверняка прельстят какого-нибудь бармена.
— Неплохая идея.
Друзья находились неподалеку от бара, у дверей которого стоял, ожидая клиентов, keeper.
— Мадам, — снова обратился к женщине Жан Рено, — пожалуйста, подождите немного.
Затем, подойдя к keeper , он сказал:
— I say, сэр! Не хотите ли оказать услугу двум парням, оказавшимся в затруднении?
Мужчина смачно сплюнул, но все же ответил:
— Валяйте!
— У меня есть великолепные часы. Они стоят сто долларов. Предлагаю купить их за двадцать.
Keeper взял часы, внимательно осмотрел, потер корпус о свой башмак и проворчал:
— Можете не расхваливать ваш товар… Я знаю в этом толк… Часы-то ведь краденые! Ладно, так уж и быть, я дам вам за них десять долларов. И не будем торговаться. Иначе каждое ваше слово снизит цену еще на доллар.
— Что ж, согласен, — ответил Жан Рено.
— Не бойтесь, не прогадаете! Больше вам все равно никто не даст. В следующий раз, когда подвернется хорошая работенка, не забудьте про меня.
— Уж не думаете ли вы, что мы воры?! — смеясь, воскликнул репортер.
— What a fun! Отличная шутка! В этом никто с ходу не сознается. Но ничего, я уверен, мы еще встретимся. А пока берите деньги! Кстати, могу вас угостить стаканчиком виски, или же вы предпочитаете что-нибудь покрепче?
— Нет-нет! Тысячу благодарностей! Мы оба трезвенники.
— При вашей профессии это правильно. Здесь важна не только ловкость рук, но и ясность мысли. Тогда до свидания, my lads! До свидания!
Вернувшись на прежнее место, они нашли женщину там же, посередине мостовой.
— Послушайте, Дикки, вы знаете, сколько стоят железнодорожные билеты от Флэштауна до Синклера?
— Около трех долларов.
— Отлично! Значит, на двоих нам потребуется шесть долларов.
Подойдя к женщине, Жан Рено вновь поклонился ей и тихо сказал:
— Мадам, ради ваших малышей, окажите нам честь, примите эти четыре доллара.
— Так много… Правда, слишком много, — прошептала она, поднимая на Жана Рено большие красивые глаза, наполненные нежностью и грустью.
— Прощайте, мадам. Пусть отныне всем вашим несчастьям наступит конец.
— Прощайте, господа. Будьте счастливы! Вы этого достойны!
Между тем уже наступило утро, и улицы понемногу начали заполняться народом. С шестью оставшимися долларами друзья поспешили на Центральный вокзал. Им повезло: поезд вот-вот должен был отправиться. Жан Рено купил в табачном киоске два билета и две сигареты, после чего у него в кармане осталось двадцать пять центов.
Поезд тронулся, и меньше чем за пять часов триста километров, отделявшие Флэштаун от Синклера, были преодолены. Ровно в одиннадцать утра молодые люди сошли с поезда на Центральном вокзале города Синклера.
Съев по сандвичу, друзья подсчитали деньги и обнаружили, что у них остался один доллар и двадцать центов.
— Пять золотых су Вечного жида! — воскликнул, смеясь, Жан Рено.
— Yes! Достойный капитал для освобождения заключенной в высокой башне Прекрасной Принцессы, победы над злыми духами и завоевания Империи! Go ahead!
— Что в вольном переводе означает: идем туда!
— Сначала в редакцию «Инстентейньес», в мою дорогую газетку. Она такая богатая и щедрая, а я — ее любимое дитя. Вы увидите, my dear Джонни, как, сказав у дверцы сейфа: «Сезам, откройся!», я легко и быстро получу две тысячи долларов в счет будущих репортажей.
Продолжая обсуждать эту тему, друзья сели в трамвай, который доставил их прямо к небоскребу, где находилась редакция.
На нижних этажах здания размещались многочисленные ателье, магазины, мастерские. По мере роста этажей появлялись различные службы, а также квартиры, тем шикарнее, чем выше они располагались. С появлением дирижаблей аристократия предпочитала селиться на верхних этажах, оставляя пролетариям нижние.
Войдя в помещение редакции, Дикки вновь окунулся в знакомую атмосферу. Оглушенный шумом, вдыхая едкие запахи бумаги, типографской краски и разогретого металла, репортер почувствовал себя родившимся заново.
— Честное слово, я здесь как у себя дома! — воскликнул он. — Теперь, мой дорогой, вы сами видите, что такое журналистика.
С единственным долларом в кармане, друзья сели в лифт, мгновенно доставивший их прямо в кабинет главного редактора. Обладая правом свободного доступа в святая святых редакции в любое время суток, Дикки по привычке вошел без стука. С видом победителя, уверенно протягивая руку для приветствия, репортер фамильярно воскликнул:
— Привет, старина! Да, это я, собственной персоной, после самых невероятных приключений, которые…
Внезапно он осекся. Казалось, все осталось по-прежнему: та же комната, та же обстановка, только человек, сидевший перед ним, был другим. Дикки никогда его раньше не видел. Посмотрев растерянно по сторонам, репортер узрел на месте молчаливого, непрерывно строчившего на машинке тощего секретаря пухленькую девушку.
Незнакомец был средних лет, высокий и сухопарый. Его бегающие глаза холодно смотрели на Дикки из-под очков в золотой оправе. Этот человек больше походил на священника, юриста или даже на полицейского, чем на главного редактора популярной газеты. Он заговорил резко и сухо:
— Кто вы? Что вам здесь надо?
— Так вы меня не знаете? — произнес с обычным апломбом Дикки. — В таком случае вы — единственный, кто меня не знает! Кстати, с кем имею честь? Я состою в штате редакции и имею полное право узнать, кто вы такой.
— Я — новый редактор «Инстентейньес». Удовлетворены?
— Значит, теперь у «Инстентейньес»…
— …новый владелец.
— Кто же?
— Это вас не касается!
— А что с редакцией?
— Старые сотрудники уволены, а на их места набраны новые.
— В таком случае я тоже уволен?
— Мы с вами еще не знакомы, и я думаю, что настала ваша очередь отвечать на вопросы.
— Yes! Спрашивайте.
— Кто вы?
— By James! Что вы скажете, если перед вами тот, кого все знают под именем Дикки? Малыш Дикки, гордость Принцессы… Я хотел сказать «Инстентейньес».
— Так вы и есть знаменитый Дикки?
Репортер, казалось, заметил иронию, с которой незнакомец произнес эпитет «знаменитый». Впрочем, такое же впечатление сложилось и у Жана Рено, до сих пор не принимавшего участия в разговоре. Дикки был явно раздосадован крахом своих надежд. Но, вспомнив, что у них в кармане практически пусто, он вновь принял независимый вид и гордо выпятил грудь:
— Именно знаменитый! А почему бы и нет? Меня называли так еще до вашего появления здесь, и я могу по праву гордиться услугами, оказанными мной «Инстентейньес».
— Вам за них платили.
— Да, но гораздо меньше, чем они того стоили.
Главный редактор нажал на кнопку звонка, посмотрел репортеру прямо в лицо и, немного помолчав, сказал:
— Вы не отличаетесь скромностью, мистер Дикки.
— За скромностью часто прячется ничтожество.
В эту минуту послышались звуки остановившегося лифта, потом быстрые шаги, и дверь в кабинет редактора распахнулась настежь. Обернувшись, Жан Рено и Дикки увидели двух господ. Их вид был до того пристоен, что с первого же взгляда можно было понять, кто они. Непонятно почему, друзья испытали безотчетную тревогу. Между тем тонкие губы редактора еле заметно скривились в злобной ухмылке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38