Пиршество с дружескими объятиями, криками «браво», цветами, закуской и добрым вином продолжалось и во время вахты. Холодные, молчаливые берсальеры слегка оттаяли в теплой атмосфере праздника. Посты располагались прямо в огромных залах дворца, где солдаты пили, курили и даже спали. По распоряжению гостеприимного и благодушно настроенного короля, никто не соблюдал правил этикета. Дворец был открыт для всех.
Со стен пышных покоев на любопытных посетителей взирали портреты его величества в шортах и тюрбане, с ружьем и сумкой для дичи. Они были так похожи на оригинал, что с подписью «Новый капрал зуавов» вполне годились бы для чеканки монет.
Выяснилось, что в городе совсем нет хлеба. Горы муки мокли и гнили за Тичино, а в Милане никто не мог найти ни крошки. Здесь ели большие рисовые лепешки, поливая их местным вином, которое ударяло в голову и порождало в людях беспричинную радость и жажду жизни.
Польщенный всеобщим вниманием, Франкур осушил, в свою очередь, бокал за здоровье капрала Эммануила, затем за здоровье капитана, потом за свое собственное. Развеселившись, он стал петь романсы, рассказывать увлекательные истории, балагурил, шутил.
— …Белые мундиры?.. Кто вспомнил о белых мундирах? Их больше не существует, это я вам говорю! Их выкурили, вытравили, истребили! Мы победили по всем направлениям, и австрияки убрались восвояси подобно улитке, спрятавшейся в свою скорлупку. Вот что значит вести боевые действия под барабанный бой! Подумайте, «шакалы»! За десять дней — три сражения… Три победы — и Ломбардия взята!
— Да, ты прав, — приоткрыв глаза, пробормотал старина Раймон, не вынимая трубки изо рта. — Все так и было. Мы дрались, потом отдыхали, развлекались, снова брались за оружие и шли под барабанный бой…
— Но мы не так сильно устали, — продолжил капрал, — и можем броситься за неприятелем, удравшим от нас, как зебра от африканских охотников. Подумать только, две бригады генерала Дево, наши лучшие кавалеристы не смогли догнать двенадцать тысяч солдат, покинувших Мадженту… Хотя я думаю, после поражения армия императора Австрии превратилась в сборище деморализованных солдат без еды, оружия, обмундирования, командиров и… без надежды… Они оставили плодородную Ломбардийскую землю и убрались в свой четырехугольник.
— Как ты сказал? — посыпались со всех сторон вопросы. — Четырех… что? Неужели есть такая страна?
— Я имел в виду четырехугольник, который сродни нашему знаменитому маршу с флангов… Это военная хитрость, которую знают только великие полководцы.
— Значит, ты сам не знаешь?
— Я думаю, это четыре укрепленных города по углам огромного квадрата. Что-то вроде большого, хорошо защищенного лагеря, в котором армия, потерпевшая поражение, может вести длительную оборону.
— А названия? Как называются города?
— Если не ошибаюсь, Верона, Мантуя, Бергамо, Пескьера.
— Браво, Франкур! Отлично! Ты говоришь, как главнокомандующий… Когда-нибудь станешь маршалом Франции! Да здравствует Франкур!
Раздались аплодисменты, вновь были наполнены бокалы.
— За здоровье капрала!
— А что ты скажешь напоследок? — унимались самые любознательные.
— Скажу, что врага больше не существует. А жаль, потому что нет ничего приятнее, чем задать хорошую трепку неприятелю.
Звучный сигнал трубы прервал речь капрала. Трубили сбор. Послышалась команда: «К оружию!»
Зуавы вскакивали с мест, хватали карабины, вскидывали за плечи ранцы. С криками и улюлюканьем они спешили к месту построения, радуясь в душе, что праздник закончился. Вскоре солдаты маршировали в строю, хором затянув походный марш:
Здесь находятся «шакалы».
Они возьмут твои дуро,
Твоих овец и верблюдов,
Скот и осликов,
Бурнус, в который ты одет,
И оставят лишь твою проклятую шкуру !
Старина Раймон подмигнул товарищу:
— Ты как в воду глядел, Франкур! Разрази меня гром, если мы не идем сражаться с белыми мундирами.
— Сражение! Да здравствует Франция! Вперед! — эхом прокатилось по ровным рядам зуавов.
Берсальеры не участвовали в походном марше и с сожалением смотрели вслед своим друзьям, уходившим по дороге на Меленьяно, Лоди, Плезанс.
То, что Франкур говорил о неприятельской армии, было общим мнением всех французов — от рядового солдата до маршала, и мнением ошибочным. Поражение не сломило боевой дух австрийской армии, еще довольно сильной и совсем не деморализованной, как думали ее противники. Дисциплинированными и храбрыми солдатами командовали умелые и отважные офицеры.
Отступление австрийцев проходило так организованно, что солдаты едва верили в серьезность поражения. Вскоре, маневрируя на безопасном расстоянии, войско восстановило свои силы и, обойдя франко-итальянские части, расположилось на линии Павия — Корте — Олона — Кодоньо — Лоди — Меленьяно. Вопреки предположению французов, белые мундиры были готовы не только к обороне, но и к наступлению.
Однако австрийское командование, рассудив, что бросить в наступление войска, только что потерпевшие поражение, слишком рискованно, приняло решение сконцентрировать все силы между четырех крепостей и организовать в Вероне армию спасения.
Конечно, Ломбардию придется оставить. Но сколько раз на протяжении веков провинция переходила из рук в руки! К тому же опыт прошлой войны показал, что исход борьбы будет решаться в устье реки По, при впадении в озеро Гарда.
Приказ об отступлении был уже дан. Австрийцы собирались покинуть свои позиции, когда в Меленьяно прогремел пушечный залп.
В Генеральном штабе французской армии ничего не подозревали о стратегических операциях неприятеля. Расслабившись после победы, офицеры не думали ни о чем, кроме собственного успеха. Из муниципалитета Меленьяно Мак-Магону сообщили, что остатки австрийских войск спешно укрепляют свои позиции. Какой неприятный сюрприз, ведь все считали, что противник не скоро оправится от нанесенного удара. Маршал, опасаясь атаки с флангов, которая могла испортить праздник в Милане, незамедлительно информировал главнокомандующего. Тот решил, что стремительная контратака закрепит одержанную победу и обескровит врага.
С давних пор Наполеона и маршала Бараге-д'Илье связывала дружба. Император решил предоставить другу возможность отличиться. Смелый, требовательный до жестокости как к самому себе, так и к другим, Бараге-д'Илье был великолепным исполнителем, но не мог возглавлять демарш. Ошибка императора состояла еще и в том, что он отдал в подчинение генералу Ниеля и Мак-Магона. Бараге-д'Илье задумал штурм, хотя достаточно было окружить противника. Но он мечтал о славе победителя и не хотел ее делить с Ниелем и Мак-Магоном. Пока оба полководца обходили Меленьяно с флангов, он бросил свой армейский корпус на поселок, ощетинившийся оборонительными сооружениями и изрытый траншеями.
Меленьяно стоял на берегу живописной реки Ламбро, левом притоке По. Зуавы и пехотинцы Тридцать третьего полка заняли позицию на затопленном участке. Устав топтаться на месте, солдаты начали ворчать.
— Черт возьми! — Франкур. — Приказ запрещает разговаривать и курить во время боевых действий, но зато сидеть можно!
Вскоре прискакал маршал в сопровождении офицеров штаба.
— Поднимайте солдат! — приказал он полковнику и, не дожидаясь выполнения команды, прогремел:
— Вперед!
Но зуавы ждали приказа своего командира. Полковник вежливо, но твердо возразил:
— Господин маршал, нет ни единой лазейки, через которую можно проникнуть в город. Вы бросаете солдат на голую стену, это верная гибель. Но через полчаса австрийцы будут окружены, для чего ненужные жертвы?
Холодно посмотрев на подчиненного, Бараге-д Илье презрительно бросил:
— Вы боитесь?
Знаменитый полковник Полз-д'Ивуа, которого маршал Бюжо называл самым храбрым из храбрецов, гордо вскинул голову.
— Здесь никто ничего не боится! Что ж, пусть бесполезно пролитая кровь останется на вашей совести!
Маршал только пожал плечами в ответ.
— Как он посмел усомниться в смелости самого отважного человека в армии? — возмущались зуавы. — Он может бросить нас под пули, но не имеет права оскорблять! Старая развалина! Сейчас ты увидишь, боимся мы или нет!
В это время примчался капитан Столфель и доложил, что генерал Ниель будет через двадцать пять минут.
— Скажите, что я не нуждаюсь в его услугах! — грубо ответил полководец. Опасаясь, что у него отнимут победу, и не желая ни с кем делить лавры, маршал скомандовал во второй раз:
— Вперед!
Тогда полковник, подняв саблю, крикнул:
— Мужайтесь, ребятки! Надо выполнять наш долг… Да здравствует Франция!
Зуавы бросились к городской стене через совершенно открытый участок и были встречены шквальным огнем. Атаке не предшествовал артобстрел, который должен был уничтожить укрытия противника. Попытка солдат проникнуть через заграждения под перекрестным обстрелом не увенчалась успехом.
Наконец роте Оторвы удалось добраться до стены, правда, ряды ее сильно поредели.
— Сумки на землю! — скомандовал капитан. — На приступ! Вперед!
Жан взобрался на плечи Обозному и, опершись руками на гребень стены, подтянулся. На какое-то мгновение ему показалось, что он попал в центр огненного смерча, вокруг бушевали пламя и дым, свистели пули. Рота, восхищенная отвагой своего командира, бросилась за ним. Австрийцы были потрясены безрассудной храбростью французов, многие, побросав оружие, удирали со всех ног. Продираясь сквозь виноградники и фруктовые сады, изрытые траншеями и окопами, «шакалы» устремились на вражеские укрепления.
— Вперед! Вперед! — повторял командир под звуки труб.
Барабанщики, чьи инструменты остались за стеной, вооружились карабинами. Роты и батальоны перемешались.
Внезапно загрохотала канонада. Противник, укрывшись за редутом, вел огонь сразу из двух батарей — в окопе и за земляным валом. Снаряды градом обрушились на головы французов. Рота Оторвы снова была в первых рядах. Казалось, ураганный огонь должен был уничтожить ее. Но нет! «Шакалы», сколь храбрые, столь и осторожные, завидев дым, тотчас распластывались на земле. Снаряды пролетали над их головами, но попадали в Тридцать третий полк.
— Скоты! — бормотали зуавы, поднимаясь. — Берегитесь, сейчас мы вам покажем, где раки зимуют! На пушки вперед марш! В штыковую!
Франкур, Обозный и Раймон бились рядом с Оторвой. Пуля разбила саблю капитана, словно она была стеклянной. Потрясая карабином, он зычно скомандовал:
— Вперед! Вперед!
Трубы надрывались, играя наступление. Третий полк зуавов ринулся на вражеский редут. Пушки вновь изрыгнули пламя, и тотчас австрийские пехотинцы с громким «ура» бросились на зуавов.
— Похоже, это белые мундиры идут на нас в штыковую, а не мы на них, — съязвил капрал.
— И первыми погибнут, — отрезал старина Раймон. Обозный привычным движением натянул феску на уши:
— Пусть им будет хуже!
Французы слыли непревзойденными мастерами штыкового боя, но сознавали, что силы неравны. Бараге-д'Илье поторопился с наступлением, и подкрепления скоро не ожидалось. Однако выбора не было — бороться или умереть. «Пусть мы погибнем, но Франция победит!» — думал каждый.
ГЛАВА 2
В штыковую! — Полковник Полз-д'Ивуа. — Смерть командира полка. — Жан Оторва против австрийского капитана. — Храбрые солдаты Тридцать третьего полка. — Чтобы захватить пушки. — Развалины. — Бедный Франкур! — «Это война!» — Бесполезная победа. Ненужное кровопролитие. — Конец Бараге-д'Илье.
Австрийцы боялись главного оружия французов — штыка и при команде «в штыковую» обращались в бегство. Мысль о рукопашном бое с зуавами приводила в содрогание самых храбрых из них. Но когда стало ясно, что ближнего боя не избежать, офицеры, желая подать пример мужества солдатам, первые вооружились ружьями и ровной шеренгой пошли на врага.
В это время французские батальоны атаковали пригород и кладбище, временно превратившееся в хорошо укрепленный редут. Грохотали пушки. Зуавы, попав под перекрестный огонь, в замешательстве остановились. Кое-кто повернул назад.
Полковник заметил, что солдаты дрогнули. Отважный полководец не мог спокойно наблюдать, как расстреливают его воинов из-за тупого упрямства Бараге-д'Илье, и, взмахнув саблей, скомандовал:
— Зуавы! За мной! В штыковую!
— Да здравствует Франция! — подхватили зуавы. — Да здравствует полковник! Ура!
Трубы заиграли боевой марш, и пехотинцы устремились за своим командиром. Вдруг арабский скакун под полковником рухнул, а сам седок, выронив саблю, упал навзничь. Множество рук подхватили его и бережно положили на мигом разостланную на земле шинель. Подоспел хирург, но напрасно — две пули пробили грудь командира. На губах выступила кровь.
— Дети мои, берегите знамя! Вперед! — произнес умирающий.
В последний раз взглянув на доблестное знамя, которое в знак особой почести как последнее «прости» склонили над ним, полковник Полз-д'Ивуа испустил дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24