– Черт знает что! – ворчал он раздраженно, когда в очередной раз срывался набор. – Работнички… Телефон починить не могут.
– Женя, да ведь это…
У Белейко не хватило духу закончить фразу. Он только тыкал пальцем в изображенного на снимке молодого человека, рядом с которым стояла светловолосая девушка с зонтиком в руках.
– Именно… Алло, алло! Это ресторан мотеля? Пригласите к телефону Ольховского. Да, музыкант. Что? Должен быть. Ах, вам некогда. Девушка, я из уголовного розыска. Майор Дубравин. Да… Нет, это срочно!
Ожидая у телефона, пока позовут Ольховского, майор с благодарностью вспомнил Алифанову и ее альбом – догадка, которая тогда зародилась в тайниках подсознания, теперь приобрела вполне конкретные очертания…
– Владислав Генрихович? Здравствуйте, майор Дубравин. Вы так и не вспомнили, у кого видели фонарик? Нет? Мне нужно с вами встретиться. Когда? Срочно. Прямо сейчас. Вы не можете? Почему? Ах, да, вы работаете… А после работы? Вот и ладушки. Значит, договорились…
Дубравин посмотрел сначала на сумеречное окно, а затем на часы. Стрелки показывали половину седьмого.
Отступление 4. ПРЕСТУПНИКИ
“Ох, Капитон, что же теперь будет? Господи…” – шептала Софка, лежа в своей постели.
Узкое окошко призрачно белело в темноте накрахмаленными занавесками, в приоткрытую форточку вливался свежий воздух, пахнущий талым снегом, в спаленке было прохладно, но Софка сбросила одеяло – тело горело, как в лихорадке…
Просьбу Капитона сделать оттиски ключей от черного хода, двери спальни княгини и шкафа-сейфа Софка выполнила без особых затруднений – княгиня стала доверять ей всецело и не таилась, как прежде.
Теперь, если ей что нужно было, Сасс-Тисовская со спокойной душой вручала ключи Софке.
Впрочем, хорошо присмотревшись к содержимому шкафа, горничная испытала разочарование – кроме шкатулки с драгоценностями, там не хранилось что-либо стоящее.
Различные бумаги, старинные грамоты, ковчежец с мощами какого-то святого (как объяснила с гордостью княгиня, их привез прадед из Иерусалима) и прочие реликвии старинного рода князей Сасс-Тисовских могли представлять ценность разве что для собирателей древностей или историков.
Готовясь к отъезду в Швейцарию, княгиня как-то мимоходом, небрежно, видимо считая, что этим осчастливит Софку, сказала: “Милочка, я забираю тебя с собой…”
Ей и в голову не могло прийти, что горничная ни за какие деньги и блага не согласится покинуть Россию. А вернее Капитона, если быть совершенно точным, которого она любила всей душой и ревновала отчаянно, как нередко могут ревновать твердые, целеустремленные и порывистые натуры.
И для него она была готова на все…
Вечером княгиня выпила бокал красного вина: спиртное действовало на нее, как снотворное.
Последние два месяца она спала плохо, мучилась бессонницей. Часто среди ночи княгиня поднималась, будила Софку, и та читала ей слезливые французские романчики в скверном переводе.
После Сасс-Тисовская снова засыпала при зажженных свечах. Ее мучили кошмары, спросонья в темноте казавшиеся ей явью.
В этот вечер Софка сделала то, что просил Капитон. Она добавила в вино сонное зелье, купленное за немалые деньги у известной всему городу знахарки.
Когда княгиня взяла в руки бокал, Софка едва не потеряла сознание от страха.
Но все обошлось, только Сасс-Тисовская заметила, что у вина странный привкус, и велела в следующий раз откупорить новую бутылку.
Уснула княгиня быстро и крепко. Но дверь спальни, как обычно, заперла на ключ.
Капитон забежал на минутку.
Он был непривычно сдержан и холоден. Узнав, что Софка исполнила его просьбу, чмокнул в щеку, будто приложил льдинку, и ушел, не сказав ни слова на прощание.
“Что же теперь? Что-о… Обещал – женюсь, уедем… Деньги… Перстень…”
Воспоминание о перстне с бриллиантом словно раскаленным гвоздем пронзило сердце.
Боль была настолько явственной, что Софка даже застонала, схватилась за грудь.
Перстень… Обманет ведь, обманет!
“Дуреха я, дуреха! Обманет, гулена. Ей-ей! Как же мне… тогда? Бросит… Бросит!” – обливаясь холодным потом, подумала Софка.
Вскочила с кровати, не зажигая свет, начала одеваться. Второпях она забыла, что на ней длинная ночная рубаха, но платье снимать не стала, приподняла ее, подвязала шнурком.
Туфли Софка не надела, в одних чулках вышла на цыпочках в коридор.
Дверь ее спальни заскрипела неожиданно громко, и Софка, зажмурив глаза, до крови прикусила нижнюю губу – вдруг услышит кто!
Рядом с ее спальней находилась комната повара. Но за него она была спокойна: толстяк спал, как младенец, утром его не могли добудиться.
По коридору налево, через две двери от спальни княгини, была комната ее сына, – он неделю назад выписался из больницы.
Князь был еще слаб, на ногах держался нетвердо, ходил прямо, как истукан, чтобы не потревожить рану, – сырая, затяжная весна мало способствовала выздоровлению.
Правда, “лекарства”, которые он принимал, вызывали у доктора скептическую улыбку – батарея пустых бутылок из-под спиртного встречала местного эскулапа всякий раз, когда тот приходил навестить молодого князя.
Но запретить возлияния, доктор даже не пытался – Сасс-Тисовский имел чересчур горячий нрав и всего лишь малую толику ума.
В конечном итоге доктора это обстоятельство волновало мало – его услуги оплачивались щедро. А кто спешит перекрыть кран струи изобилия?
Горничная приложила ухо к двери.
В спальне княгини стояла такая мертвая тишина, что, казалось, от стука Софкиного сердца загудели, как бубны, вычурные резные филенки.
Софка в испуге отскочила, прижалась к стене.
Стояла она долго в полной неподвижности, стараясь унять волнение. Немного успокоившись, прошла к следующей двери, которая вела в смежную со спальней княгини комнату.
Она была нежилая и некогда служила спальней усопшего князя, мужа Сасс-Тисовской.
От этой комнаты у Софки был запасной ключ; о его существовании Сасс-Тисовская не знала. Им горничная и воспользовалась.
С некоторых пор Софка заметила, что княгиня стала навещать комнату покойного мужа (обе спальни были соединены дверью).
Любопытной Софке долго не удавалось подсмотреть, что там делает ее хозяйка. И все же однажды замочная скважина приоткрыла ей и эту тайну княгини: в спальне князя находился небольшой тайник.
Открывался он при помощи тщательно замаскированной кнопки, и Софка, чтобы найти ее, потратила уйму времени.
Когда, наконец, это случилось, она ахнула: в тайнике лежал перстень с бриллиантом! Тот самый!
Уже в своей комнатушке Софка долго смотрела в зеркало, даже похлопала себя по щеке – не рехнулась ли?
Ведь она могла поклясться, что этот перстень видела всего лишь полчаса назад на пальце княгини!
(Теперь Сасс-Тисовская держала свои драгоценности при себе, снимая только на ночь; видимо, не доверяла сыну. Он стал подозрительно часто околачиваться возле шкафа, особенно в ее отсутствие, о чем доложила ей Софка.)
И это была загадка, над которой горничная безуспешно ломала голову каждый день.
О своем открытии она не рассказала Капитону – что-то ее сдерживало.
Что именно – Софка просто не отдавала себе в этом отчета. Возможно, она хотела внести и свою лепту в благополучие их будущей семьи.
То, что задумка Капитона была мерзостью, преступлением, Софке в голову не приходило.
Даже наоборот.
Со злой радостью наблюдая за событиями в Гловске, за тем, как присмирели господа и как они дают деру, Софка твердила себе: “Кончилось ваше времечко! Попили кровушки. Теперь все будет нашим… И перстень с бриллиантом…”
Софка считала, что имеет на него прав больше, чем кто-либо из дворни…
В спальне покойного князя Софка долго не задержалась. Она открыла тайник, забрала перстень и, потихоньку замкнув дверь, возвратилась в свою спальню, чуть дыша от нервного перенапряжения.
Долго думала, где спрятать перстень.
Наконец нашлась: распустила свои пышные, густые волосы, замотала перстень в тряпицу и вплела его в толстую косу.
Затем стала собирать вещи – в темноте, на ощупь; Капитон обещал зайти за ней, как все свершит. И на все четыре стороны, вдвоем…
Вдвоем ли?
Капитон копошился минут пять, пока вытолкнул ключ, торчавший в замочной скважине с обратной стороны двери. Он упал на голый пол спальни княгини с громким стуком.
“Ах, сука!” – помянул Капитон недобрым словом Софку, забывшую положить коврик возле двери, как он просил.
Но его страхи оказались напрасными – в особняке по-прежнему было тихо.
Капитон успокоился, и, осторожно вставив изготовленный Афанасием ключ в замочную скважину, медленно повернул его два раза против часовой стрелки…
С Афанасием пришлось повозиться.
Капитону о слесаре-барыге было известно гораздо больше, чем тот мог предположить.
Конечно же, Афанасий понял, для чего Капитону дубликаты ключей и где находятся замки, которые его заказчик хотел открыть.
И кто мог поручиться, что Афанасий не изготовит еще один комплект отмычек – уже для своих дружков, городских мазуриков? Никто.
А вот этого Капитон никак допустить не мог. Несмотря на молодость, он был очень предусмотрителен.
Капитон давно знал, что Афанасий делает на заказ воровские инструменты. Но только тем, кому доверял.
А в доверии у Афанасия были очень серьезные воры, не какая-нибудь мелкая шушера. Им обчистить ночью особняк Сасс-Тисовсой – раз плюнуть.
Он угадал – Афанасий и впрямь изготовил еще один комплект ключей. Это выяснилось после того, как слесарь-барыга упал без памяти от удара кастетом в висок.
Капитон, получая заказ, расщедрился и принес целую четверть хлебного вина, которую жадный до водки Афанасий сам и вылакал; юноша пил очень мало, только для виду.
Когда Афанасий опьянел, Капитон зашел сзади и ударил его кастетом по голове. С непривычки удар оказался слабым, но пьяному Афанасию и этого хватило, чтобы отключиться.
Долго обыскивать мастерскую не пришлось. Капитон нашел отмычки под верстаком. Они уже были аккуратно замотаны в тряпицу и перевязаны куском медной проволоки.
Знать, Афанасий уже ждал «клиента»…
Сволочь, какая сволочь! – ярился Капитон, привязывая Афанасия к верстаку. Вот и верь этим… деловым.
Предварительно опустошив сейф, в котором Афанасий хранил свои накопления, – их оказалось не так и много – Капитон облил помещение керосином, хранившимся в большой бидоне, и, стоя у порога, бросил на пол зажженную паклю.
Последнее, что он запомнил, когда закрывал дверь, были безумные глаза Афанасия, готовые выскочить из орбит. Он уже очнулся, но позвать на помощь не мог, так как юноша вставил ему в рот кляп.
Мастерская сгорела дотла. В этом Капитон постарался убедиться лично. Пожарная команда прибыла в тот момент, когда рухнула крыша мастерской.
Поэтому пожарные не стали торопиться разбирать огнедышащий завал. Со своего опыта они знали, что спасти уже ничего не удастся…
Замок открылся бесшумно, а дверные петли даже не скрипнули (сам смазывал их еще третьего дня).
Княгиня спала.
Толстая свеча у кровати стаяла уже до половины, фитиль свернулся черным колечком, и трепетный язычок пламени то вытягивался вверх острым, раскаленным добела наконечником копья, то расползался по талой восковой лужице увядшим лепестком осеннего цветка.
В спальне царил зыбкий полумрак…
От напряжения Капитону показалось, что княгиня шевельнулась.
Лоб юноши мгновенно покрылся испариной, правая рука судорожно сжала в кармане свинцовый кистень.
Он стоял у изголовья Сасс-Тисовской неподвижно, чуть дыша, крепко стиснув зубы, смотрел на нее искоса, боясь повернуть голову.
“Почудилось… У-уф…” – вздохнул он, наконец, про себя с облегчением и стал открывать шкаф.
Руки молодого человека дрожали, были непослушными, и Капитон провозился с замком долго.
Шкатулка с гербом Сасс-Тисовских на крышке стояла на месте.
Быстро переворошив ненужные ему бумаги, Капитон сунул в карман полушубка черный бархатный кошель княгини, расшитый мелким жемчугом, – в нем лежали ассигнации крупного достоинства, в основном николаевские, – и стал заворачивать шкатулку в платок, припасенный загодя.
Неожиданно за его спиной послышался шорох.
Капитон стремительно обернулся – и тут же упал от сильного удара в грудь. Чья-то массивная туша навалилась на него каменной глыбой, толстые, сильные пальцы вцепились в горло.
Капитон изо всех сил рванулся в сторону, ужом выскользнул из цепких объятий, вскочил на ноги и опять грохнулся на пол, сбитый подножкой.
В лицо дохнуло сивушным перегаром, и хриплый, свистящий шепот всверлился в его сознание:
– Обмануть меня… вздумал? С-собачий сын! Удавлю-у…
“Вилюйский!? Как он?… Откуда?…”
Уже почти ничего не соображая и едва дыша, Капитон наконец вырвал из кармана кистень и ударил им купца по голове.
Тот только тряхнул лохмами – удар пришелся вскользь – и попытался перехватить руку Капитона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20