– Моя фамилия Бехайм. Мне поручили…
– А, точно! Только некогда мне этим дерьмом заниматься!
Миколас стряхнул с себя жакетку, обнажив широкую волосатую, как у медведя, грудь, и принялся отстегивать краги.
– Это не я, согласны? Я бы, конечно, с удовольствием пару глотков от блондинистой сучки отхлебнул. Но – не подфартило. Может, в другой раз повезет.
Он сбросил краги и предстал перед ними в полной наготе, по-обезьяньи скалясь Александре.
– Ну как, кузина? Вот это мужик, а? Давай-ка ко мне, так тебя трахну, вовек не забудешь.
Александра одарила его взглядом, не сулившим ничего хорошего.
– Лучше спрячь свою безделушку, – сказала она. – Кажется, она у тебя скукожилась от нагрузки.
– Хо-хо-хо! – Миколас затряс головой, словно задыхаясь от смеха. – Черт возьми, вот бы Фелипе и Бука не враждовали! Я бы не отходил от двери Фелипе, просил бы твоей руки. – Он подмигнул Бехайму. – Прелестная пара сисек, правда?
– Боюсь, я должен буду задать вам несколько вопросов, – сказал Бехайм.
Миколас сердито посмотрел на него и передразнил:
– «Боюсь, я должен буду задать вам несколько вопросов». – Он радостно фыркнул. – Готов поспорить, ты сдрейфил. Вот перестал бы прятаться за юбкой Жирафы, может, научился бы вести себя как мужчина.
Бехайм сдержался, глядя в свои записи.
– Вы утверждаете, что в ночь убийства охотились с братом. Где вы охотились?
Миколас нахмурился пуще прежнего, недовольно хмыкнул и пробурчал:
– Черт подери, я отвечу на твои вопросы. Мне нечего скрывать. Идемте.
Он повел их к стулу, туда, где сидели дети, его волосатые ягодицы тряслись на ходу.
– Мы охотились в глубине замка. Там я и заграбастал этих троих. – Он показал мечом на детей. – Славная компашка, правда?
Он прислонил меч к стене и стал вытираться полотенцем.
– Так мне понравились, я даже имена им дал. Этого, – он показал на меньшего из мальчиков, который как будто бы спал, – Завтраком назвал. А этого, – он постучал второго мальчика по макушке, и голова у того упала набок, – обедом.
А вот эта, – он взял девочку за подбородок, она смотрела на него неподвижными глазами, – моя любимица. – Он почмокал губами, изображая гурмана. – Ужин.
Лица у детей были безжизненные, но красивые. На шеях у всех засохли пятна крови. Бехайма охватило непреодолимое отвращение, но он заставил себя не смотреть на детей и не сводил глаз с Миколаса. Нездоровое лицо изобличало в нем привычку к излишествам. Кожа была вся в прыщах. От тяжести плотно сидевшего металлического шлема на лбу осталась красная полоска. Безумные черные глаза, спрятанные в мясистых складках. Пухлые жестокие губы сластолюбца. Широкий, сплющенный нос боксера, покрытый паутиной лопнувших сосудов, бесцветная мочка левого уха с рваными краями – видимо, ее откусили.
– Может ли кто-нибудь еще подтвердить, где вы были? – спросил Бехайм.
– Конечно. – Миколас снова показал на детей. – Спроси у них, если хочешь.
– Вряд ли их показания можно будет назвать объективными.
– Ну, тогда можешь поинтересоваться у кого угодно, были ли эти трое со мной до той ночи. А потом спроси у детишек, что произошло и как долго мы веселились. Отлично провели время.
Миколас натянул брюки и наклонился к самому лицу Бехайма, окутав его кислым потным облаком.
– Не пробовал у целки крови попить? Вкуснятина. Я бы и тебя угостил, да жалко, она уже не целка. Разошлась тут, сучка. Подпрыгивала, как рыбешка на берегу.
– Да такой свиньи, как ты, свет не видывал! – не выдержала Александра.
– Глядите-ка! Жирафе завидно стало. – Миколас, скалясь во весь рот, быстро влез в рукава красной шерстяной рубашки.
– Знаете, – сказал Бехайм Александре, выходя из себя, – у меня превосходная идея. Какой смысл продолжать это расследование? Вряд ли нам удастся разоблачить настоящего убийцу. А и не надо. Прямо перед нами идеальный подозреваемый.
– Что ты этим, черт возьми, хочешь сказать? – возмутился Миколас.
– Подтвердить, где вы были, не сможет никто, – продолжал Бехайм. – Убедить любого в том, что вы способны на такое непотребство, не составит ни малейшего труда. Остается только подговорить парочку ваших врагов, которые с удовольствием покажут против вас. Сфабриковать несколько улик. Думаю, Патриарх будет очень доволен, что все так аккуратненько решилось.
Миколас с непроницаемым выражением лица застегнул последнюю пуговицу на рубашке.
– Погодите, – сказал он, приподнял одной рукой мальчика, что был повыше ростом, откинул его голову набок и прильнул к вене на его шее.
Из-под закрытых век мальчика белели серпики глаз. Его левая рука тряслась. Из горла со свистом вырывался воздух. Торопливо глотая кровь, Миколас не мигая смотрел на Бехайма и Александру сквозь челку мальчика.
Александра взяла Бехайма за руку, но сдерживать его не было необходимости. Дети были уже мертвы, и если он и жалел их, то теперь на смену жалости пришло отвращение к де Чегу. А может быть, и не было никакой жалости, подумал он. Может быть, все, что он чувствовал, – это лишь сожаление о том, что ничего не чувствует.
– Ну вот, – сказал Миколас, швырнув ребенка на пол. – Так-то оно лучше.
Он отер губы от остатков крови и удовлетворенно вздохнул.
– Сейчас расскажу вам одну историю. Про де Чегов.
– Нет уж, избавь! – сказала Александра.
– Нет, правда! Вам нужно это послушать. – Он поправил брюки на бедрах и покрутил головой, чтобы размять шею. – Жил-был однажды человек – очень, между прочим, похожий на меня. Грубый ублюдок – брал от жизни, что хотел, и плевал на то, что о нем подумают. Словом, совсем не подарок.
При этих словах Александра рассмеялась. Миколас не обратил внимания и продолжал:
– Но ему никогда и не хотелось никому понравиться, так что его это не волновало. Единственное, чего ему всегда хотелось, – так это быть таким же храбрым, как его брат. А уж такого храброго, как тот, было не сыскать – его брат слыл самым отважным во всей округе. Но однажды, – Миколас схватил меч и плашмя хлопнул клинком по ладони, – брат сказал ему, что его укусил вампир. Ему удалось убежать, но он занемог, он боялся, что вампир сможет влиять на него. Это было очень давно, в те времена вампиры были не в диковинку, так что рассказ брата не вызвал у этого человека сомнений.
Миколас отошел на шесть шагов к центру залы.
– И знаете, что сделал герой моей истории? Он решил убить вампира.
Он бросил на них взгляд через плечо.
– Правда ведь, храбро с его стороны? – тихо спросил он. – Он знал, кто такие вампиры, но у него хватило отваги бросить вызов. Он понял, что искать вампира, когда он заснет, бесполезно, а потом он снова будет опасен для брата. Нужно было застать упыря в его жилище в ту же ночь и убить его, пока он не спит. Ему было страшно. Ох, какой это был ужас! Но страх только подстегивал его, и он немедля отправился в дом вампира, спрятался в чулане, а когда вампир появился в сопровождении двух хилых и бледных дамочек, он вышел из своего укрытия. В руке у него был меч. Вот как этот. Вампир захохотал и все никак не мог остановиться. Он знал, что всерьез меч повредить ему не может. Но, вместо того чтобы напасть, человек провел лезвием меча по собственной ладони и сделал глубокий надрез. Вот такой.
Миколас раскрыл ладонь. По его запястью тонкой струйкой потекла кровь.
– В общем, вампир оказался полным дураком, – продолжал Миколас. – Слишком много о себе мнил. Думал, это его неотразимые чары заставили того человека так смело себя повести. И даже не потрудился взглядом обессилить врага, бросился на кровь, присосался к его руке – так только, играючи, а потом уж впился ему в горло. У того закружилась голова, он опьянел, но твердо держался своего намерения. Он вынул из-за пояса спрятанный осиновый кол и, когда вампир пил его кровь, проткнул ему сердце. На него тут же налетели тетки, но, ошарашенные смертью хозяина, они были ни на что не годны, и он спасся от них.
Он вытер окровавленную руку о брюки и поднял ее, рассматривая.
– Счастливый конец, скажете вы. Но судьба капризна. Когда этот человек прискакал домой рассказать обо всем брату, тот умер – и стал бессмертным. Не успел он ему и слова сказать о том, что случилось, как брат посвятил его. Так родилась ветвь де Чегов.
Миколас смотрел на них, не отрывая глаз, лицо его каменело.
– Вы что, всерьез считаете, что можете меня запугать? – в бешенстве проговорил он. – Что я вообще хоть чего-то боюсь?
Он взмахнул мечом и описал им дугу, рассекая воздух.
– Хотите поиграть в угрозы – вот вам. Сейчас изрублю вас к чертовой матери на куски, посмотрим, сколько времени они будут срастаться.
Быстрыми шажками он подбежал к ним и рубанул мечом, метя Бехайму в голову. Тот отскочил, толкнув Александру вперед. Увернувшись от следующего выпада Миколаса, он рванулся вправо, пробежал мимо окон и оказался у боковой стены, где на колышках висело несколько десятков образцов разного оружия. Он обернулся и увидел, как Александра падает от удара кулаком. Она застыла на полу. Бехайм схватил меч с богато отделанной гардой и извлек его из ножен.
Миколас захохотал, ликуя.
– А! Сразимся! – крикнул он. – А я-то уже засомневался, мужчина ли ты. Но вроде – да. Правда, наверное, не ахти какой. Но для нашего дела сойдет, а?
Он поклонился и просалютовал мечом.
– Принимаю ваш вызов.
Уже осторожнее он сделал шаг вперед, но дальше продвинуться не успел – Бехайм, не думая о последствиях, вихрем налетел на него и выгнал на середину залы, к черному столбу и манекену-фехтовальщику. Больше минуты они яростно сражались, обменявшись несколькими десятками ударов. Сталь, ударяющаяся о сталь, звенела блестящим контрапунктом к их выкрикам и восклицаниям. Бехайм почувствовал себя увереннее. Он смог противопоставить силовому превосходству Миколаса тонкие приемы борьбы. Но вскоре уверенности у него поубавилось – неприятель перешел в оборону, заставляя Бехайма впустую тратить силы и стараясь изнурить его.
В уголки его глаз стекал пот. Дыхание участилось. Сквозь узор, сплетаемый их оружием, он видел самодовольную ухмылку Миколаса. Глазам мешал фальшивый солнечный свет, вспышками отражавшийся от мечей, ослеплявший его.
– Подожди, сейчас отрублю твою поганую башку, – заявил Миколас и парировал очередной удар. – Я ее, – еще одно оборонительное движение, пробное нападение, – в шляпную коробку упакую. Крысам скормлю.
Он сделал выпад, взмахнул мечом, рубанул, отступил.
– Интересно, что будет? Может, у нее новое тело вырастет? Или у тела отрастет новая голова? Как думаешь?
Он задел плечом манекен, отчего тот в дергающемся танце отлетел в сторону. Бехайма вдруг осенило. Конечно, в исходе его задумки уверенности нет, зато есть полная уверенность в том, что произойдет, если в это уравнение не внести какую-нибудь новую переменную.
Еще около минуты он потратил на то, чтобы уверить Миколаса в своем якобы изнеможении, и наконец стал отступать, словно вот-вот готовый сдаться, вынуждая Миколаса гнаться за ним по зале и все ближе и ближе подходить к столбу. В какой-то миг он уж чересчур убедительно изображал усталость, и острие вражеского меча полоской жгучей боли скользнуло по его бедру, но он почувствовал, как рана почти сразу стала затягиваться, и укол не причинил ему ни малейшего неудобства. Миколас продолжал сыпать насмешками и угрозами, по которым видно было, как растет его самонадеянность. И вот, уже по-настоящему выбиваясь из сил, Бехайм рванулся к столбу, надеясь, что выбрал правильный угол движения. Миколас последовал за ним и не мог снова не задеть плечом манекен. Бехайм ткнул в верхнюю кнопку на столбе.
Несколькими жутковатыми движениями манекен-фехтовальщик привел себя в состояние боевой готовности, принял позу человека и, пошатываясь, двинулся вперед. Отвечая на толчок Миколаса, он полоснул его по спине и нацелился в шею, но тот, обернувшись, сумел отбить удар. Воспользовавшись моментом, Бехайм вонзил свой меч Миколасу в бок, под самые ребра, и подцепил его клинком, вспарывая плоть. Миколас взвыл, извиваясь, и выронил меч. В это время манекен проткнул ему живот: жертву пронзили с двух сторон. Миколас покачнулся, глаза у него закатились, его рвало кровью. Затем манекен и Бехайм одновременно выдернули из него мечи, и он рухнул на пол. Кровь окрашивала его брюки и впитывалась в красную рубашку. Бехайм бросился к Александре, которая сидела на полу, держась рукой за висок. Манекен погнался за ним с саблей на изготовку, позади гудели провода, проворные ноги клацали по полу.
Бехайм предполагал, что манекен будет только отвечать на наскоки. Но в этот момент он не нападал, и, глядя на деревянную башку, словно источавшую враждебность, на покрытое царапинами туловище с выцветшим сердечком – как с валентинки, – он понял, что ошибался, что какое-то неслыханное чудо науки наделило куклу убийственной самостоятельностью. Манекен бросился на него. Таинственное сочленение отдельных частей тела придавало его движениям жесткость, как у богомола, но перемещался он куда проворнее, чем любая ползучая тварь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37