Про убийство Антонова я ничего не знала, но пришлось рассказать, каким образом ко мне попали опубликованные в нашей газете материалы. Я честно сказала, что мне предоставила их незнакомая женщина, представившаяся любовницей Ахтырского — директора «Домовенка». Про то, что мы встречались с Ахтырским лично и что он умер, можно сказать, у меня на глазах, я не обмолвилась ни словом.
При упоминании имени Ахтырского подполковник помрачнел и сделал в блокноте какие-то пометки, из чего я поняла, что со смертью Ахтырского тоже не все ясно. И про Мишкину аварию я рассказала — пускай расследуют, нам скрывать нечего.
По окончании допроса подполковник вздохнул и сказал, что я вела себя настолько опрометчиво, что он не понимает, как я еще хожу по земле живая и невредимая.
— Но я же журналист, я не могу отсиживаться в кустах, когда в городе такое творится! — очень натурально возмутилась я.
Подполковник посмотрел на меня сердито и твердо сказал, что он рекомендует мне быть осторожнее и вести себя потише.
— Он прав, — сказал Главный в машине, — посидите-ка вы, Саша, несколько дней дома. Можете написать какую-нибудь статью века, — он усмехнулся, — или отдохните. По, ка все так или иначе не утрясется, не нужно вам светиться в редакции.
— Вы меня отстраняете? — огорчилась я.
— Нет, я забочусь о вашей безопасности.
Ну что ж, с начальством спорить без толку, этому нас давно научила Гюрза.
Я заскочила в отдел взять кое-какие мелочи.
— Петухова! — раздалось из кабинета знакомое шипение. — Куда это ты намылилась, тебе что, рабочая дисциплина теперь не указ?
— Именно, — кротко подтвердила я, — по распоряжению Виталия Андреевича я ухожу в недельный творческий отпуск.
— И где же ты будешь проводить этот творческий отпуск? — проскрипела Гюрза. — Не на Канарах ли?
— У него на даче! — ляпнула я, а что, в самом деле, эта стерва нарывается!
— Ты! — заорала Гюрза. — Сволочь! Из-за тебя все! Как свяжешься с мужиком, так у него неприятности! Котенкин из-за тебя в аварию попал, чуть не погиб! Теперь и этого угробить хочешь?
В глазах у меня все помутилось от ненависти, как она смеет упрекать меня за Мишку? Я и сама себя казню, но ни от кого не желаю слушать подобные вещи, тем более, от этой стервы.
Я рванулась к Гюрзе и модна вцепилась ей в волосы.
Хищники семейства кошачьих, как известно, перед тем, как напасть, бьют хвостом и прижимают уши, поэтому дрессировщики заранее могут поостеречься. Волки как-то по-особенному рычат и вообще долго преследуют свою жертву. Я же в данном случае поступила как медведь, который, по утверждению дрессировщиков, никогда не предупреждает, что он чем-то недоволен, а просто бьет лапой наповал.
Ошарашенная внезапным нападением, Гюрза несколько замешкалась, и я успела как следует попортить ей прическу. На ощупь ее волосы напоминали колючую проволоку, так что выдрать клок я не смогла, зато перехватила их поудобнее одной рукой, а другой рванула ворот блузки, и пуговицы посыпались на пол с дробным стуком.
Гюрза мотала головой и пыталась освободиться, но я держала крепко, и все рвала и рвала в клочья воротник блузки. Беспорядочно махая руками, Гюрза добралась наконец до моей шеи и попыталась придушить меня, и тогда я, не примериваясь, ткнула кулаком ей в глаз.
Неизвестно, что было бы, если бы я попала именно в глаз, возможно, меня посадили бы в тюрьму за членовредительство, но Гюрза сумела вовремя увернуться, и кулак мой попал по скуле. Скула у нашей Гюрзы жесткая, она вообще вся состоит из одних костей, поэтому я сильно ушибла руку и от неожиданности выпустила ее лохмы.
Невозможно себе представить, какое удовольствие я получала от нашей драки. Только сейчас я поняла, как давно и сильно мне хотелось набить Гюрзе морду. В одно мгновение я поняла и где-то даже посочувствовала клептоманам и даже маньякам: ну нет у людей больше сил сдерживать свои преступные желания!
Гюрза, ощутив свободу передвижения, немедленно вцепилась в мои волосы, а поскольку они у меня не из колючей проволоки, то она сумела выдрать здоровенный клок на затылке. От боли и злости у меня брызнули слезы — этак еще и лысой оставят!
Я сменила тактику: решила выцарапать Гюрзе ее змеиные глазки, но ведьма была начеку и берегла лицо, и потому я оторвала наконец воротник у многострадальной блузки и дернула лямку бюстгальтера, мимоходом отметив, что носить его нашей Гюрзе совершенно незачем: она оказалась не только худой, но и ужасающе плоскогрудой.
Гюрза пнула меня под коленку, и, падая на пол, я прочертила три здоровенные царапины у нее на шее, как утверждал потом Кап Капыч, в трех миллиметрах от сонной артерии.
Сам Кап Капыч замечал краем глаза какое-то подозрительное движение в кабинете у Гюрзы — там стоит всегда такая духота, что дверь открыта. Но поскольку никому не придет в голову лишний раз заглянуть к ней в кабинет — кому охота по собственной воле в террариум заглядывать, — то Кап Капыч смирно сидел за компьютером и работал.
Наше с Гюрзой столкновение происходило в полной тишине, мы не тратили сил на взаимные оскорбления. И только когда из кабинета раздался грохот от моего падения, Кап Капыч бросился туда и застал такую картину.
Я лежу на полу, а Гюрза, в разорванной блузке и с окровавленной шеей, попирает меня ногами. Петя ахнул и бросился спасать мою жизнь. Одним мощным движением плеча он отправил Гюрзу в угол, причем приземлилась она на голову. Кап Капыч у нас человек мирный, но здоровый, силушкой его Бог не обидел, а тут он к тому же очень разволновался за меня. Словом, Гюрза получила по полной программе: сначала порвали дорогую шелковую блузку и бюстгальтер, потом расцарапали шею, да еще и стукнули головой о стену.
Я же, как оказалось, ничего особенно себе не повредила, если не считать выдранного клока волос. Небольшая плата за полученное удовольствие!
Гюрза очухалась и рыдала в углу от бессильной злобы. Петя удостоверился, что слезы у нее самые настоящие, и проникся к начальнице сочувствием. Все-таки доброе у него сердце!
Он достал откуда-то пузырек с перекисью водорода и обработал царапины, потом, вооружившись иголкой с ниткой, приметал воротник блузки и зашил ее наглухо, чтобы не возиться с пуговицами, так что снять блузку с Гюрзы теперь можно было только вместе с головой.
Пока он так суетился и ласково гудел над Гюрзой, как шмель на весеннем солнышке, я в одиночестве зализывала раны на рабочем месте. Никаких синяков и ссадин я у себя не нашла и осталась этим очень довольна.
— Ну ты даешь, — сообщил Петя, вернувшись наконец из кабинета. — Что это на тебя нашло? Так и убить ведь могла…
Я находилась в чудном расположении духа, так что просто поцеловала Кап Капыча в щечку и удалилась, напевая вполголоса любимый романс Анны Леопольдовны:
— Ах, зачем эта ночь так была хороша!
Не болела бы грудь.., у кого она есть, конечно…
* * *
Наутро я поднялась рано.
В прихожей Леопольдовна чистила мужской костюм.
— Анна Леопольдовна, чтой-то вы с утра такая мрачная? — спросила я, остановившись рядом с ней и сонно потягиваясь.
Признаюсь честно, что люблю наблюдать за трудовым процессом. Как верно замечал бедняга Мишка Котенкин, на три вещи можно смотреть бесконечно: на огонь, на воду и на то, как другие работают.
Леопольдовна мрачно на меня оглянулась и недовольно фыркнула:
— Совсем мать твоя сдурела, нянчится с этим своим старичком, как с младенцем. Кормит его, поит, пылинки сдувает… Вот костюм велела почистить… А он-то, старый греховодник, все по сторонам зыркает! Видела я, как он с Ираидой переглядывался! Тьфу! — Леопольдовна отвернулась и еще активнее заработала щеткой.
Леопольдовна у нас отличается тем, что когда что-нибудь думает о человеке, то сразу же это и говорит. Впрочем, у многих старух такая позиция, их мало волнует, что люди могут обидеться. А которые не обидятся, те разозлятся, а которые не разозлятся, тем вовсе неинтересно слушать, что о них думает старуха-домработница. Все двери в прихожую были плотно закрыты, так что оставалась надежда, что Петр Ильич не расслышал. Впрочем, Леопольдовна говорила все это для мамули.
Из-за подкладки пиджака вылетела какая-то маленькая бумажка и мягко спланировала на пол. Чтобы не заставлять Леопольдовну лишний раз нагибаться и не слушать ее ворчания, я подобрала бумажку и понесла на кухню, чтобы выбросить в мусорное ведро — все равно по дороге, кофе нужно поставить…
Однако не тут-то было: в приступе хозяйственного рвения Анна Леопольдовна ведро не только опустошила, но и вымыла, и теперь оно сохло, перевернутое вверх дном. Я машинально взглянула на бумажку, чтобы решить, куда ее выбросить.
Это был билет на электричку. Куда это наш престарелый ловелас ездил, подумала я с веселым любопытством, все еще находясь под впечатлением слов Леопольдовны. Потому что раз билет выпал из кармана Петра Ильича, то, стало быть, купил его он для себя.
На билете было напечатано: «Октябрьская железная дорога; Московский». Значит, ехал он с Московского вокзала… Так… Зона третья, это недалеко от города… Дата — 11.06.2001.
Так… А вот это уже совсем интересно. Ведь Петр Ильич утверждал, что приехал в наш город первый раз после длительного перерыва.
Якобы пятнадцать лет у нас не был. А тут вдруг выясняется, что он был в Питере в июне, этого года. Вот ведь как.
Меня охватил приступ раздражения.
Слишком много в последнее время всего навалилось: подозрительная Мишкина авария, вся эта петрушка с «Домовенком»… И в довершение всего, я имею на руках доказательство, что мамулин разлюбезный Петр Ильич самым вульгарным образом ее обманывает.
Но с другой стороны, если я сейчас ворвусь к нему в комнату, брошу билет ему в лицо и потребую объяснений, старый хитрец ото всего отопрется. Скажет, например, что билет не его, что он понятия не имеет, как этот билет попал в карман пиджака, и вообще, я не я, лошадь не моя, и сам я не извозчик.
И я точно знаю, что мамуля ему поверит безоговорочно, а мне устроит развеселую жизнь.
А ссориться с мамулей сейчас я не в состоянии — нервы натянуты до предела из-за беспокойства за Мишку.
Воровато оглянувшись, я спрятала билетик в карман халата, решив придержать доказательство двуличности Петра Ильича до более подходящего случая.
За завтраком мамуля выглядела озабоченной.
— Петр Ильич нездоров, — сообщила она "таким тоном, каким, наверное, придворные сообщали о недугах высочайших особ, — постарайся не шуметь, у него очень болит голова.
Я пожала плечами: шуметь я и вовсе не собиралась, а собиралась уйти из дома через полчаса после мамули.
Мамуля ушла, Петр Ильич из своей комнаты так и не выходил и не подавал никаких признаков жизни, а я спохватилась, что забыла поговорить с мамулей о тряпках. Дело в том, что вчера вечером Кап Капыч дал мне дельный совет.
— Александра, — сказал он, отведя меня в сторонку, — тебе нужно сменить имидж.
— Чего-чего? — возмутилась я сходу. — Мишка в больнице в тяжелом состоянии, а ты предлагаешь мне думать о тряпках?
— И о косметике, — очень серьезно подтвердил Кап Капыч. — Ты пойми, девочка, — продолжал он помягче, — это очень серьезно.
Ведь вы с Михаилом работали над этим делом вместе, стало быть, Тебя тоже могли срисовать…
— Кто? — задала я глупейший вопрос.
— Злоумышленники, — терпеливо объяснил Петя, — те, кто устроили аварию Мишке.
— Если они хотели заткнуть мне рот, то уже опоздали, — завелась я, — потому что «бомба» уже напечатана!
Но, как видно, не зря Кап Капыч столько времени давал советы женщинам на своей дамской страничке. Ночью я обдумала его предложение и пришла к выводу, что он прав: мне надо изменить внешность. Допустим, меня тоже захотят убить. И будут ждать, когда из парадной выйдет незаметная тихоня в джинсах и простенькой курточке. А вместо этого наденем что-нибудь экстравагантное и спокойно пойдем, как человек, которому некого бояться и нечего скрывать.
Но мамуля заморочила мне голову своим сердечным другом, так что я забыла спросить разрешения воспользоваться ее гардеробчиком. Ну забыла и ладно — возьмем без разрешения…
Я долго рылась по шкафам и наконец остановила свой выбор на коротеньком пальтеце из искусственного меха цвета жирафа и высоких черных сапогах. Накрасилась поярче, голову повязала черным шелковым платком — честное слово, родная мать узнала бы меня с трудом!
Затянув пальтишко поясом потуже — с талией у мамули было все в полном порядке, — я хотела постучать к Петру Ильичу и спросить, не нужно ли чего-нибудь, но вспомнила мамулину просьбу не шуметь, еще раз пожала плечами и вышла из квартиры.
Леопольдовна в кухне смотрела сериал и не вышла меня проводить.
Не успела я далеко отойти от нашего подъезда, как подвернулся каблук на мамулином шикарном сапоге. Очевидно, таким образом он выражал свое возмущение сменой хозяйки.
Чертыхнувшись, я пропрыгала на одной ноге в сторону от дорожки, прислонилась к стене и сняла сапог, чтобы разобраться в масштабах трагедии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32