Окровавленный человек на носилках обмяк и затих, потеряв сознание. «Санитар» осторожно вынул из своего внутреннего кармана пластмассовую коробочку, открыл ее, достал шприц, наполненный мутной беловатой жидкостью. Стараясь не испачкаться кровью, закатал рукав неподвижного человека, аккуратно воткнул иглу в локтевой сгиб и нажал на плунгер. Подождав примерно полминуты, поднял веко пострадавшего, проверил его пульс. Убедившись, что человек мертв, спрятал обратно шприц, снял белый халат, убрал его в полиэтиленовый пакет. Дождавшись, пока машина остановится перед светофором, открыл заднюю дверцу и выскользнул на улицу.
* * *
Парамонов выслушал то, что ему сказали по мобильнику, удовлетворенно кивнул и отключился. Палыч выбыл из игры, как и было задумано. Операция по устранению Вахромеева развивается строго по плану, теперь наступает решающая стадия. Теперь ему нужна молодая женщина с приятным выразительным голосом…
* * *
Петр Степанович, как зачарованный, смотрел на телефон. Телефон не звонил. От Палыча не поступало никаких известий.
Старый идиот! Неужели он не понимает, как волнуется его шеф, как ждет звонка!
Неблагодарная скотина! Ведь он всем, абсолютно всем обязан Вахромееву! Вытащил его из захолустья, из владимирской глуши, сделал человеком… А то бы так и возил председателей колхозов по проселкам.
Петр Степанович нажал клавишу переговорного устройства и, придав своему голосу спокойные начальственные интонации, обратился к секретарю:
— Лариса, найдите мне Копылова!
Он прекрасно знал, что Палыча нет в Управлении, что тот сначала позвонил бы ему, но хотелось хоть что-то делать, казалось, если он станет задавать вопросы, наводить справки, как-то действовать, то ситуация изменится, все снова будет у него под контролем…
Секретарша сделала несколько звонков и сообщила, что Виктор Павлович еще утром уехал в представительство президента обсудить текущие вопросы и пока не возвращался.
Вахромеев прекрасно знал, куда на самом деле уехал Палыч. Но почему, почему он не звонит?
И телефон зазвонил. Тот самый прямой телефон, по которому могли звонить только свои, только самые нужные люди, минуя секретаря. Вахромеев в нетерпении схватил трубку.
Но звонил не Копылов. Узнав голос звонившего, Вахмистр напрягся.
— Здравствуй, Петр Степаныч!
— Здравствуй, Сергей Вадимович! Как здоровье?
— Ладно, не до здоровья тут. Чем у тебя Копылов занят?
Вахмистр похолодел. Неужели этот болван запорол дело? Неужели он попался?
Стараясь не выдать голосом своих чувств, Петр Степанович осторожно осведомился:
— А что? С ним что-нибудь стряслось?
Так, текущие вопросы он решал, ничего особенного…
— Текущие вопросы? — В голосе собеседника легкая издевка мешалась с нарастающим раздражением. — Странные он решал вопросы! Твоего Копылова опознали в областной больнице. Умер твой референт, погиб в ДТП. «Скорая помощь» с места аварии везла, в машине умер, не приходя в сознание. Со «скорой помощью» тоже там странности какие-то, я их не понял, — то ли санитар их куда-то делся, то ли еще что, но не это главное. Копылов твой разбился на угнанной машине. Старая «ауди», восемьдесят шестого года. Он у тебя что — бедный совсем, старье такое угоняет? Шучу. Мы, конечно, дело замнем, но ты сам понимаешь — на фига мне такая головная боль?
Вахмистр смотрел на стену перед собой остановившимся взглядом.
— Разбился, говоришь? — проговорил он еле слышно. — А еще жертвы были в этом ДТП?
— — Что?! — переспросил собеседник. — Еще жертвы? Тебе что — мало? Да нет, слава Богу, только он один пострадал. Если бы еще жертвы были, тяжелее было бы замять…
Ты же знаешь — эти газетчики, телевизионщики только и рыщут, вынюхивают какой-нибудь скандал… Ладно, Петр Степаныч, будь здоров, чувствую, ты не в духе. Позже созвонимся.
В трубке зазвучали гудки отбоя, а Вахмистр все сидел, уставившись в одну точку.
Значит, Палыч тоже погиб! Последний человек, на которого можно было рассчитывать. А эта дрянь, эта девка по-прежнему жива! Заговоренная она, что ли! Нет, это нельзя объяснить одним везением…
Телефон снова зазвонил.
Петр Степанович и не заметил, когда положил трубку на аппарат. Он снова схватил ее в безумной надежде, что Сергей Вадимович ошибся, в ДТП погиб кто-то другой, а сейчас звонит Палыч, чтобы сообщить, — все в порядке, девчонка устранена, можно спать спокойно…
Но это снова звонил не Копылов. То есть теперь в трубке вообще было молчание.
Но не такая тишина, какая бывает, если на станции произошел сбой и разговор прервался, нет, в трубке слышались гулкий шорох большого пустого помещения и чье-то негромкое дыхание. Кто-то держал трубку возле уха и молчал.
— Вахромеев слушает, — произнес Петр Степанович будничным спокойным голосом, как будто ничего не произошло. — Слушаю вас. Кто это?
В трубке молчали.
Вахромеев швырнул трубку на аппарат.
Он умирал от страха.
Телефон снова зазвонил. Петр Степанович несколько секунд не решался снять трубку, глядел на нее, как на гремучую змею, наконец он преодолел страх и ответил:
— Вахромеев слушает.
— Петр Степанович? — промурлыкал в трубке женский голос, явно незнакомый и, скорее всего, измененный. — Петр Степанович, у вас в кабинете есть телевизор? Включите его, пожалуйста.
— Кто это говорит? — прервал женщину Вахромеев охрипшим от волнения голосом. — Кто это? — Но в трубке уже слышались короткие гудки.
Петр Степанович включил телевизор. По пятому петербургскому каналу популярная телеведущая Жанна Балконова беседовала с одним из руководителей Городского управления внутренних дел.
— Николай Иванович, есть ли какие-нибудь новые факты по делу о гибели профессора Шереметьева?
— Я понимаю ваш вопрос, — заговорил мордастый полковник, профессионально пряча глаза, — гибель известного профессора обеспокоила общественность города, к нам обращались и родственники покойного. Пока новых фактов по этому делу не обнаружено, но следствие ведется…
— Простите, Николай Иванович, — перебила его журналистка, — по имеющимся у нас сведениям, свидетель, который сообщил о том, что профессор якобы часто приезжал в дом гражданки Сидоровой и отказался от своих показаний…
— Я понимаю ваши сомнения, — забубнил полковник, причем глаза его разбежались уже вообще в разные углы комнаты, — действительно, свидетель Хряпин частично опроверг свои ранее данные показания, но этот гражданин вообще не вызывает доверия у следствия, поскольку страдает хроническим алкоголизмом и неоднократно находился на принудительном лечении в лечебно-трудовом профилактории…
— Николай Иванович, — снова прервала полковника журналистка, — если этот свидетель не вызывал доверия, почему же первая версия событий опиралась исключительно на его показания? Ведь только с его слов известно, что профессор Шереметьев приехал в поселок Нелидовку за несколько часов до пожара. Может быть, этот пожар был результатом поджога и имел своей целью скрыть убийство профессора?
Полковник начал медленно, сползать под стол. Глаз его уже не было видно ни под каким углом. Однако молчать в прямом эфире никак нельзя, и он обиженно забубнил:
— Я понимаю озабоченность общественности проблемой преступности в городе и, в частности, следствием по делу о трагической гибели профессора Шереметьева, но у общественности нет никаких причин для беспокойства. Следствие продолжается, у нас появились новые факты, которые проливают свет на это трагическое происшествие…
— Какие факты? — сделала стойку журналистка.
— Ну, пока в интересах следствия я не вправе их разглашать, но как только появится такая возможность, обещаю вам, что вы узнаете самыми первыми…
— Ловлю вас на слове, — сказала ведущая, и тут же ее лицо на экране сменилось заставкой рекламного блока.
Пока на экране чистили зубы, жевали «Орбит», стирали блузки и писали в памперсы, Вахромеев находился в ступоре, потом опомнился, выключил телевизор, но еще долго сидел, тупо уставившись в темный экран. Его вывел из оцепенения вновь затрезвонивший телефон.
Как приговоренный к казни, Петр Степанович снял трубку и обреченно произнес:
— Вахромеев слушает.
— Петр Степанович, — промурлыкал прежний голос, — ну как, понравилась вам передача?
— Кто это говорит?! — рявкнул Вахмистр, оправдывая свое прозвище.
— Я думаю, вы догадываетесь, — мурлыкнула трубка. — Как вам кажется, заинтересуют их показания свидетеля, который видел профессора в день его трагической смерти вовсе не в поселке Нелидовка, а в городе, на улице Академика Ландау? Как вы думаете, не свяжут ли они его трагическую смерть с экспертизой, которую он должен был провести?
— Замолчите! — крикнул Вахромеев. — Кто вы? Откуда вы все это знаете?
— Кто я, вы знаете, — повторила женщина. Голос ее поскучнел. — А замолчать…
Вы пробовали заставить меня замолчать.
Пока у вас ничего не вышло.
— Чего вы хотите? — промолвил Петр Степанович утомленным голосом. Он действительно почувствовал вдруг, что устал, смертельно устал.
— Чего я хочу? — переспросила женщина. — А как вы думаете, чего я хочу?
— Денег? — спросил Вахмистр.
— Да, вы угадали. Я хочу денег. Но очень, очень много денег. Я хочу половину той суммы, которую обещали вам шведы…
— Замолчите! — испуганно вскрикнул Петр Степанович. — Вы с ума сошли! По телефону!
— Но вы же сами спросили меня, чего я хочу, — в голосе женщины явно слышалась насмешка. "
— Да у меня сейчас и нет таких денег!
Где мне взять такую огромную сумму?
— Естественно, таких денег у вас нет, — голос женщины стал холодным, как отключенный отопительный радиатор. — Шведы не дураки, чтобы давать такую взятку авансом… Ладно, ладно, молчу! — прервала она себя сама, почувствовав даже по молчанию Вахромеева, как нервирует его всякое упоминание о шведах. — Я понимаю, что сразу таких денег заплатить вы не сможете. Для начала вы заплатите мне совсем немного, скажем, десять тысяч долларов.
— Вы считаете, что это совсем немного? — язвительно спросил Вахромеев.
— Да, и вы тоже так считаете, — ответила его невидимая собеседница. — Во всяком случае, когда такую сумму попросила у вас ваша сердечная привязанность Лерочка Богуславская, вы не стали жмотничать и тут же выложили ей денежки… А когда ваша благоверная Антонина Васильевна пронюхала про ваши рождественские развлечения в Стокгольме, вы, чтобы успокоить разбушевавшуюся супругу, выдали ей аж двадцать тысяч «зеленых» на ремонт новой квартирки…
— Да кто же вы, черт бы вас побрал! — заорал в трубку Вахромеев. — Откуда вы все это знаете?
— Кто я — вам прекрасно известно, вы давно уже следите за мной и знаете обо мне очень много, почти все… А откуда мне это известно — не важно, у каждой женщины должны быть свои маленькие тайны.
И это не должно вас интересовать. Давайте лучше обсудим, где и как вы передадите мне деньги…
* * *
При выезде из города дождь как по волшебству прекратился. Быстро сохнущие лужи блестели в лучах выглянувшего робкого еще солнышка. «Девятка» Андрея быстро неслась по гладкому шоссе, и хоть по сторонам дороги деревья стояли еще голые, но мне казалось, что все вокруг зеленеет и птички поют. Может, теперь всегда, когда я с Андреем, будет хорошая погода?
Андрей спросил, что же случилось на перекрестке, но я отшутилась. Незачем ему рассказывать, да и теперь, в машине, рядом с ним, я придавала гораздо меньше значения несостоявшемуся покушению. Нет, я, конечно, понимала, что избежала смерти под колесами и что это было именно покушение, а не просто наезд по причине пьянства или глупости водителя, но рядом с Андреем мне совершенно не хотелось думать о неприятном.
— Возьми там карту и посмотри, долго ли еще, как бы поворот не проскочить.
Я долго искала по карте, где же это село Хаврино, за это время мы, разумеется, проскочили нужный поворот. Но Андрей не рассердился, не стал меня ругать и воспитывать, как это сделал бы ненаглядный — тот вечно пилил, что я безответственная и не отдаю отчета своим словам. Справедливости ради следует отметить, что так он делал раньше, до всех событий. В последнее же время ненаглядный ведет себя по-другому, он стал больше похож на человека, даже признал, что вел себя не лучшим образом, а это для него большой прогресс. Я вспомнила, как он посмотрел на меня вчера в редакции — удивленно и растерянно, — и в душе зашевелился неприятный червячок.
Нужно было позвонить ему вечером, поговорить поласковее…
Тьфу, какие глупости лезут в голову!
Здесь, в машине рядом с Андреем, я думаю о ненаглядном! Да провались он совсем!
Мы долго кружили по проселочным дорогам, потом остановились, чтобы отдохнуть и перекусить. Андрей достал термос с горячим кофе и большой пакет с едой. Я откусила бутерброд, стараясь не думать о той женщине, которая его делала. Может быть, мама? — шевельнулась слабая надежда, но здравый смысл подсказывал другое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29