Галина была в восторге. Ей впервые пришлось встретить такого занимательного собеседника… Она сравнивала Василия Ивановича со знакомыми молодыми людьми, и эти ребята с их псевдовеселостью и спортивными увлечениями меркли перед ним, как свечи перед прожектором. Она даже призналась себе, что немножко влюблена в этого блестящего пожилого человека, который, когда начинал говорить, казался привлекательнее и моложе ее сверстников.
…Раньше недели мирно текли одна за другой, в порядке живой очереди. Каждый день был похож на предыдущий, и лишь воскресенья были оазисами среди этого бесконечного разнообразия времени, аккуратно нарезанного на календарные дни. И праздники, конечно, несколько раз в году.
Теперь праздник был раз в неделю, в пятницу. Все остальные, длинные и серые, дни были прелюдией к пятнице, когда Василий Иванович давал очередной урок сопромата, остроумия и житейской мудрости.
Отношения с двойником понемногу налаживались. Правда, после пятницы двойник несколько дней подвергался нападкам, упрекам и даже иногда изгонялся. Но по мере приближения заветного вечера он вел себя все нахальнее, а в пятницу обращался с Василием Ивановичем, как с мальчишкой. В этот день он был хозяином положения.
— Ты серьезно продвинулся, — чревовещал он, — будь же решительнее, смелее!
И Василий Иванович сдался снова.
В году есть день, когда женщины особенно остро ощущают свою принадлежность к нежному полу, когда они приветливо смотрят на изнывающих в очередях мужчин и пожинают во всевозможных видах вполне заслуженные ими лавры.
Когда-то, много лет назад, Василий Иванович в этот день, 8 Марта, делал жене подарок, покупал билеты в театр и после спектакля ехал с ней в ресторан. Но это было давно, так давно, что даже сама Наталья Петровна забыла об этой традиции.
Теперь он решил эту традицию воскресить. Все должно было остаться по-прежнему. Кроме одной детали.
Под каким-то предлогом Василий Иванович вызвал Галину в кабинет, поздравил с праздником и протянул ей изящный футляр.
— Моей способной и очень милой ученице, — сказал он, широко улыбаясь.
В футляре лежала дорогая брошь.
— Я не могу принять этот подарок, — сказала Галина, покраснев, — он слишком дорогой. Зачем это, Василий Иванович?
— Это бирюза, — сказал Василий Иванович, — она такая же голубая, как ваши глаза. Видите, даже рифмуется. Кстати, Галя, помните, вы мечтали полюбоваться Улановой в «Ромео и Джульетте»?
— Помню, — прошептала Галина, видя, что Василий Иванович достает из кармана два билета.
— Вот ваш билет на сегодня. Я рад, что могу доставить вам это удовольствие. То есть удовольствие доставит Уланова, я, как вы понимаете, в партии Джульетты был бы значительно менее эффектен.
Галина смущенно улыбнулась.
— Благодарю вас, вы очень добры.
…Придя в театр, Василий Иванович первым делом зашел в буфет и выпил для храбрости бокал шампанского. Он ждал и боялся предстоящей встречи. Сегодня на его жизненном пути может появиться новый зигзаг. Ведь согласилась же она принять от него дорогой подарок! Итак, сегодня он выяснит ее отношение к себе. Сегодня… Василий Иванович выпил еще один бокал и направился в зал.
Найдя шестой ряд, он начал продвигаться вперед, боясь поднять глаза.
Грудь сжимало, ноги отяжелели, и он почувствовал себя очень старым и дряхлым. Еще один шаг — и взор его застыл на дорогой бирюзовой броши. Он смотрел на нее остановившимся взглядом, как смотрят на шарик, зажатый в руке гипнотизера.
Он сразу узнал эту брошь и узнал платье, к которому брошь была приколота.
Он наконец поднял глаза и встретился со смеющимся взглядом жены. Это, конечно, была она, сомневаться было чудовищно глупо. И все же это было невероятно.
— Ты уже промочил горло, Вася? — услышал он ее ласковый шепот. — Дождаться ресторана не мог? А я, признаться, не ожидала, что ты на старости лет вспомнишь про нашу прежнюю традицию! Глазам своим не поверила, когда эта милая девушка из треста принесла мне билет и брошь. Сказала, что ты занят и придешь прямо в театр. А за брошку спасибо, как раз к этому платью.
Василий Иванович сел на место и кивнул головой. С минуту он молчал, затем нагнулся к жене и сказал:
— А ты, Наташа, права, зарядку я брошу делать.
С моим сердцем — и такую зарядку!
СЕМКИНЫ МУСКУЛЫ
У Витьки и Семки был враг. Он жил на соседней даче. Лешка был взрослый мальчишка, ему было двенадцать лет. Он подкарауливал братьев и хлестал их крапивой.
— Давай вместе на него нападем и всыплем, — предложил Семка. — Я буду его держать за ноги, а ты жечь крапивой.
— Не выйдет, — ответил Витька. — Потому что ты слабый, неразвитый физически. У тебя нет мускулов. От игры в лото мускулов не бывает. А ты целые дни только и делаешь, что играешь в лото.
— Зато от лото развивается мозг, — сказал Семка. — Я буду умный.
— Мозг без мускулов плохо работает, — возразил Витька. — Женька из седьмого класса сказал, что от мускулов в мозг идет питательная кровь. Вот если бы у тебя были мускулы, мы бы вдвоем от Лешки мокрого места не оставили.
— Ну а как сделать мускулы? — заинтересовался Семка.
Витька задумался.
— Знаешь, Семка, — предложил он, — давай я буду твоим тренером. Только, чур, слушаться! Тогда у тебя уже вечером будут почти такие же мускулы, как у меня, понял?
— Ага, — кивнул Семка. — А что ты за это хочешь?
— Ничего, — великодушно сказал Витька. — Я буду тренером-общественником. Это когда бесплатно. К нам в третий «Б» ходит такой, старшеклассник. Нужно только достать эспандер.
— А что это такое?
— Это на двух ручках такие пружины, которые нужно растягивать для силы. Или резина.
— А где ее достать?
Витька наморщил лоб.
— Знаешь где? — воскликнул он. — Иди сними с папиных штанов подтяжки, они резиновые. Их тоже можно растягивать. Это упражнение поможет тебе крепче держать Лешкины ноги, потому что он будет дергаться.
— А если папа узнает?
— А он не узнает. Папа надевает подтяжки только тогда, когда едет в город за продуктами. А ручки для подтяжек мы отцепим от маминой сумки.
Вскоре эспандер был готов. Витька зацепил одну ручку за крючок для полотенца, а другую дал Семке, который изо всех сил потянул ручку на себя.
— А почему подтяжки обратно не растягиваются? — спросил он.
— Наверное, резина лопнула, — сообразил Витька. — Иди вешай подтяжки на место, и пойдем учиться плавать. От плавания мускулы тоже растут.
— А я могу только ногами за дно цепляться.
— Ничего, — обнадежил Витька. — Мы возьмем лодку, выедем на середину реки, и там я тебя выброшу в воду. Ты побоишься утонуть и тут же научишься плавать.
— А вдруг я не побоюсь и утону? — возразил Семка. — Не хочу!
— Значит, ты трус, — решил Витька. — Правильно тебя Лешка жжет крапивой.
— Ну, пойдем, — вздохнул Семка. — Только выбрасывай меня не на середине реки, а у берега, ладно?
На речке было много народу. Витька выпросил у Павла Ивановича, соседа по даче, на пять минут лодку и усадил в нее Семку.
— Ты только не бойся, — приободрил он бледного брата. — Авось не утонешь.
— Да я не боюсь, — оказал Семка, вздыхая. — А может, лучше я тебя выброшу, а?
— Чего меня выбрасывать? — Витька ударил веслами по воде. — Я и так плаваю как рыба. Ну, становись ко мне спиной, я тебя неожиданно толкну.
Семка отрицательно замотал головой:
— Не хочу, вода холодная.
— Эх ты, трусишка! — сказал Витька. — Ну ладно, садись на весла, буду учить тебя грести.
Семка осторожно поднялся, чтобы поменяться местами, и Витька сильно толкнул его в грудь. Семка завопил, ухватился рукой за Витькину рубашку, и братья, стукнувшись лбами, шлепнулись в воду.
— Тону! — дико закричал Семка, окунаясь с головой. Но тут же он ударился руками о дно и поднялся.
Воды в речке было чуть повыше колена. Семка стоял и бессмысленно таращил глаза на Витьку, который хлопотал около перевернувшейся лодки.
— Негодные мальчишки! — топая ногами, кричал с берега Павел Иванович. — Вы утопили мои туфли!
— Подумаешь, туфли, — возмутился Семка. — Тут человек утонуть мог, а он — туфли!
Витька все-таки нырнул и нашел одну туфлю.
— А где вторая? — кричал Павел Иванович.
— Может быть, у вас была всего одна туфля? — предположил Семка.
В воду вошел лодочник. Он выругал братьев, перевернул лодку и разыскал под скамейкой на корме вторую туфлю. Братья выбрались на берег, старательно обошли стороной Павла Ивановича и отправились домой.
— Все, больше я тебя не тренирую, — заявил Витька. — Теперь тебя даже девчонки будут лупить крапивой.
— Ну, последний разок! — взмолился Семка. — Вот увидишь, все буду слушать. Хочешь, я на обеде компот тебе отдам?
— Ладно уж, — сжалился Витька, — последний раз куда ни шло. Видишь кирпичи? Возьми две штуки и тащи до дому. От тяжестей тоже мускулы растут.
Семка послушно взял два кирпича, прижал их к груди и понес. Шагов через тридцать он сказал:
— Тяжелые! Возьми один кирпич ты.
Витька пожал плечами:
— Мне не надо, у меня и так мускулы есть.
— А ты просто так, помоги, — уговаривал Семка. — Я ведь помогал тебе бидончик с квасом нести.
— Вижу, от тебя никакого толку не будет, — рассердился Витька.
— Ну ладно, ладно, донесу сам, — испугался Семка.
Пыхтя и обливаясь потом, он донес кирпичи до дачи. Витька пощупал у него мускулы и удовлетворенно сказал:
— Вот видишь, уже крепче.
— Правда? — обрадовался Семка.
— Ага, — кивнул Витька. — Не то чтобы очень крепче, но все-таки крепче. Если с месяц будешь тренироваться, тогда мы запросто всыплем Лешке. Только ешь побольше каши, от нее мускулы растут.
Мама удивилась и обрадовалась, когда за обедом Семка попросил добавку. Пока она ходила за кашей, Семка шепнул Витьке:
— Ты знаешь, в меня уже не лезет, я наелся, как волк.
— Все равно ешь, — посоветовал Витька. — Как-нибудь ложкой проталкивай.
Семка наелся каши до того, что начал хрипеть.
— Может быть, хватит? — спросила мама. — Возьми, сынок, яблоко, вместо компота сегодня.
— Пусть ест все, — сказал Витька. — Авось не лопнет.
— Что он, верблюд? — рассердился папа. — Ему ведь не нужно в горб про запас откладывать! Что это вы придумали?
Пока Витька рассказывал папе о своем плане, Семка съел свое яблоко и половину Витькиного.
— Ты что чужое яблоко ешь? — набросился на него Витька.
— А ты сам сказал: «Пусть ест все», — разъяснил Семка. — Я и подумал, что можно есть твое яблоко. От яблок тоже мускулы растут, да?
— Нет, от яблок не очень, — неуверенно ответил Витька, быстро догрызая спасенную половинку. — Ну, пошли тренироваться.
Братья вышли из дому и побрели в кустарник.
— Представь себе, что я — Лешка, — сказал Витька. — Мы его, то есть меня, повалили, и тебе нужно держать его — значит, меня — за ноги. Понял? Ну, хватай покрепче!
Витька лег на траву. Семка навалился сверху и вцепился руками в Витькины ноги.
— Еще крепче! — потребовал Витька.
— А чего ты ногами дерешься? — завопил Семка. — Ты мне коленом в лоб ударил!
— Так я же Лешка, — разъяснил снизу Витька и тут же взвыл: — Ты чего щиплешься?
— Так ведь это я Лешку, — удивился Семка. — Я Лешку бью, а не тебя.
— Так ты не очень! — повысил голос Витька. — Я все-таки Витька, а не Лешка. Ой! Отпусти, слышишь! Чего ты крапивой жжешься?
Братья вскочили. Перед ними, корча рожи, стоял Лешка с пучком крапивы в руках. Он неожиданно прыгнул к Витьке и еще раз стеганул его по ногам крапивой.
— Ну, погоди, — пригрозил Семка, — через месяц посмотрим!
Лешка засмеялся:
— Через месяц, через месяц! Эх вы, трусишки! Брысь отсюда, мелюзга!
Витька и Семка переглянулись.
— Витька, — с надеждой сказал Семка, — ну, посмотри, может, у меня уже мускулы выросли! Ну, пощупай!
Витька пощупал и сказал:
— Знаешь, уже выросли! Почти такие же, как у меня!
Семка счастливо улыбнулся, зажмурил глаза и бросился Лешке под ноги. От неожиданности Лешка свалился. Сверху его оседлал Витька.
— Я держу крепко! — задыхаясь, кричал Семка. — Рви у него крапиву! Лупи его!
Витька, обжигаясь, вырвал из рук поверженного Лешки крапиву и начал его хлестать. Лешка выл, лягался, бил Витьку руками, но никак не мог освободить ноги, в которые мертвой хваткой вцепился Семка.
— Ну, хватит, — переводя дыхание, сказал Витька. — Отпускай его, Семка.
Лешка вскочил, погрозил братьям кулаком и, подвывая, бросился бежать. Братья осмотрели друг друга.
— Смотри, какой он мне синяк поставил, — с гордостью сказал Семка, ощупывая лицо.
— Когда это под глазом, то называется не синяк, а фонарь, — солидно поправил Витька. — Теперь будет знать, правда?
— Ага! — радостно согласился Семка. — Теперь будет знать! Витька, а ты будешь все каникулы меня тренировать, да?
— Конечно, — ответил Витька.
МИШКИНО СЧАСТЬЕ
У Миши философский склад ума. Так говорят взрослые, отдуваясь после очередной беседы с надоедливым мальчишкой. И Миша иногда чувствует себя несчастным: в мире столько интересного, весь мир, кажется, состоит из одних вопросов, а ответить на них некому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19