При нем находилось бесценное сокровище, которое нельзя было продать, и Арно научился есть один раз в четыре дня. Однажды он зарезал подгулявшего каменщика и оказался таким образом владельцем трех серебряных монет, мастерка, отвеса и рекомендательного письма, адресованного подрядчику Мирзо-Рашиду. Каменщик направлялся на заработки в Шахризабс.
То, что ныне — живописное собрание руин, полвека назад являлось ожившей сказкой, дерзкой мечтой. Миражом вырастал Шахризабс из песков, и верхушки его лазурных башен плыли в стеклистом мареве… Шахризабс журчал фонтанами, шелестел садами, галдел пестрой толпой на площади или страстно вздыхал под трели красногрудых кхитайских соловьев.
Построить красивый город в неудобном для того месте — тяжело; но еще тяжелее заставить такой город стоять. Ранним утром на улицы Шахризабса выходили каменщики, штукатуры, маляры и мастера по изготовлению цветных изразцов. Город восстанавливал то, что солнце и воздух, переполненный колючим песком, съели за прошедший день:
Каменщик из Арно вышел неважный, но зато теперь он мог отвлечься к не думать больше о своем страхе. Как оказалось — напрасно.
Палач вошел в город на закате, а к утру ему уже было известно, что Арно занят реставрацией колоннады летнего дворца. Дворец этот был построен Убилай-ханом в память о любимой его жене Ферузе. Некогда она танцевала для супруга танец-навруз… В нем тридцать четыре основных фигуры. Поэтому портик фасада поддерживают тридцать четыре колонны, и на каждой из колонн Феруза повторяет движения танца. В то утро Арно возился с колонной, на которой изображалась фигура «Тюльпан раскрывается». Она сильно растрескалась, а со стороны, ближней к фасаду, из нее вынимался целый кусок.
Арно приготовил раствор, скрепляющий камень, и готовился уже замазать им все трещины, как внезапно страх уколол его в печень. В этот самый момент палач вышел на площадь Чиланзар и двигался по улице Гунча, направляясь к летнему дворцу. Арно еще не видел его, но уже чувствовал приближение своей судьбы.
Прислонившись на несколько мгновений лбом к прохладной колонне, Арно вдруг, по наитию, извлек из нее выпадающий кусок. Вынул жемчужину из рабочего мешка, обернул тряпицей, вложил в образовавшееся углубление и быстро замазал его раствором.
Потом он сел на мраморную ступень и стал ждать.
— Вот я и нашел тебя, — сказал палач, присаживаясь рядом. — Знаешь, это оказалось непросто. Но ты свалял дурака. Убитого каменщика нужно было сбросить в карьер или утопить в болоте. По его рукам я догадался, что он был мастеровым. Дорога, у которой ты бросил беднягу, вела в Туран. Вот я и смекнул, что ты вместо него едешь на заработки в Шахризабс. Что, много платят?
— Что тебе нужно? — спросил Арно.
— Чтобы ты понес наказание за убийство, — бросил палач.
— Тебя наняли?
— Нет, но я всю жизнь работал на правосудие. Палач достал из торбы кусок лепешки и кисть винограда и начал есть, неторопливо, с удовольствием.
— А может быть… — подал голос Арно.
— Нет, — покачал головой палач.
Не отрывая глаз от его жующего рта, Арно очень осторожно и медленно протянул руку к поясу — за ним находился остро отточенный нож с кривым лезвием. Наконец его пальцы сомкнулись на рукоятке. Арно поднял глаза чуть повыше и встретился со взглядом палача. Тогда он вскочил, замахнулся, но палач опередил его. Клинок метательного ножа блеснул, как молния, и Арно, подобрав ноги, уткнулся лицом в мраморный парапет…
— Именно так и бывает, — кивнул Конан. — Когда двое тянутся за оружием, побеждает тот, кто выхватывает нож последним. Все дело в скорости. Главное — понять, с какой скоростью действует противник, и тогда ты всегда сумеешь его опередить.
— Я хочу пить, — сказал бритуниец.
— Здесь есть вода, — северянин неспешно поднялся. — Я принесу. Только не забудь, на чем остановился, — прибавил он устрашающим тоном.
Напившись из свернутого в рожок мясистого листа, лорд-без-земли вытер подбородок и продолжил:
— Палач доел лепешку, бросил ощипанную виноградную кисть рядом с телом и осмотрелся. Заметив выемку в колонне, замазанную свежим раствором, палач взял мастерок убитого и… аккуратно подравнял работу скверного каменщика. Запомнив как можно точнее позу танцующей Фе-рузы па этой колонне, палач вернулся на постоялый двор, оседлал свою шершавую коротконогую лошадку и уехал прочь.
Прожил он после этого еще очень долго. У него был небольшой домик в Кордаве, жил он тихо и уединенно. Никто из соседей даже не подозревал о том, кем был этот сухонький старичок. И вот однажды мы встретились. Дела мои в ту пору были очень плохи, но об этом рассказывать неинтересно. Старичок заговорил со мной на моем родном языке, от которого я начал уже отвыкать.
— Я скоро умру, — сказал он, — но у меня есть тайна, с которой не стоит ложиться в могилу. Я оставлю ее тебе — возможно, она пропадет вместе с тобой, а может быть — поставит тебя на ноги.
Он и поведал мне эту историю, а на прощание подарил клочок бумаги. На нем, как ты уже догадался, была изображена танцующая Феруза. Рисунок указал бы мне нужную колонну. Ты его потерял, но это не беда — я могу вспомнить, как выглядела поза танцующей женщины. Что скажешь? Теперь ты согласен?
Конан ухмыльнулся.
— Зачем мне помогать тебе? Я и один сумею достать жемчужину.
— Но ведь ты даже приблизительно не знаешь, в какой из колонн нужно ее искать!
— Зачем мне? Я разобью все колонны по очереди. Сколько их там? Тридцать четыре?
Лорд Риго покачнулся и побледнел. Варвар снова ухмыльнулся, дружески хлопнул его по плечу и произнес:
— Ладно, не бойся. Я пошутил. Возьму тебя с собой. Выручку пополам. Я все-таки не Керим. К тому же, ты хороший рассказчик, а я люблю истории.

* * *
— Срок истек, — проговорил Нуурлак. — Ты знаешь, что теперь будет?
Он обращался к молодой женщине, которая стояла на коленях перед его креслом. От страха она не могла вымолвить ни слова.
— В вашем селении был неурожай, я знаю, — продолжал Нуурлак, — но может ли это служить оправданием? В селении Джам тоже ничего не взошло. Однако муж заложницы нашел деньги и принес мне. Где же твой муж, женщина? У него оставались баран и полмешка муки…
Аль-Зафар, стоявший у окна, покачал головой.
Как можно быть таким мелочным? Лелеять планы но захвату власти во всей стране — и помнить, сколько осталось муки у каждого декхани-на!
— Господин, я знаю, что он повел барана на базар, — дрожащим голосом сказала женщина. — Скоро он вернется и принесет деньги!
— Он ушел три дня назад. Скорее всего, он сбежал. Все, кто ковыряются в земле, — трусы, — Нуурлак приподнял верхнюю губу и показал клык. — Сейчас ты умрешь. Если в течение дня твой муж принесет выкуп, он получит твое тело.
Женщина в ужасе упала ниц. Двое нукеров, одетых в черное, выволокли ее из залы.
Нуурлак поднялся и встал рядом с аль-Зафаром.
— Понять не могу, зачем ты портишь хорошие вещи? — произнес аль-Зафар. — Ее можно было продать…
Нуурлак поднял руку, жестом приказывая ему замолчать. Он смотрел в окно на двор, где заложницу раздели и привязали за ноги к перекладине, лежавшей на двух столбах. Рядом, на мангале, дымил котел с маслом.
В тело жертвы ввели страшное орудие казни — медную воронку с широким горлышком. Несчастная вскрикнула, но когда один из нукеров принялся лить масло в воронку, она только хрипела и содрогалась.
— Третья за одну луну, — сказал аль-Зафар.
— Последует и четвертая, и пятая, если не будут платить, — отвечал Нуурлак, возвращаясь в свое кресло. — Ты спрашиваешь, почему я не продаю их? Когда продаешь человека, даешь ему шанс. Он может сбежать или выслужиться и получить свободу. Рабу не нужно думать о еде — его кормит хозяину. Если я начну продавать заложниц, они, чего доброго, сами начнут приводить своих женщин. — И он рассмеялся.
Глядя на его желтые клыки, аль-Зафар спросил:
— Ты не думаешь, что декхаие когда-нибудь взбунтуются против нас?
— Неужели начальник моего войска обеспокоен такими пустяками? — Нуурлак ощерился еще сильнее.
— Моих нукеров боится даже регулярная армия, — сказал аль-Зафар. — Декхан мы перебьем в два счета, но кто тогда будет нас кормить?
— Пустой разговор. Они не взбунтуются. Ты видел когда-нибудь баранов, бунтующих против волков? И потом, по закону — я их хозяин. Султан не посмеет отметить своего фирмана, потому что в этом случае многие хакимы и князья перестанут его поддерживать. Знаешь, что сказал султан, когда к нему пришли с доносом на меня? Он сказал: «Убейте его сами — выберите себе другого хозяина. Или пригласите соседского князя, пусть он убьет его. Тогда мы закроем на это глаза».
Да, это забавно, — усмехнулся аль-Зафар.
— Новая заложница, — объявил, входя, десятник нукеров. — Селенье Джиэак, дочь декханина Дадабая.
В комнату втолкнули девушку со связанными руками. Ей было лет девятнадцать, и черты ее хорошенького лица еще не огрубели от солнца и ветра.
— Как мило, — обратился к ней Нуурлак. — Я слышал, у Дадабая водились деньги.
— Мы недавно купили риса и хлеба, — дрожа, отвечала пленница, — и почти все съели…
— Дзе-дзе… Нехорошо так много есть, — сказал Нуурлак. — Ничего, пусть твой жених поможет Дадабаю собрать выкуп. Это и будет его калым.
— Но у меня нет жениха, господин, — всхлипнула девушка.
— Как тебя зовут?
— Зулия, господин.
— За семь дней твой отец что-нибудь придумает. А теперь, извини, я должен позаботиться о том, чтобы ты не убежала. Дворец ненадежен, ни одной целой двери, ни одной решетки на окнах. А стражники иногда засыпают… — Нуурлак хлопнул в ладоши.
Нукеры, выскочившие как из-под земли, повалили Зулию на пол. С нее сорвали чувяки, ноги крепко стянули петлей у щиколоток. Один из воинов принялся наносить сильные удары но пяткам девушки черной полированной палкой. Другой крепко держал ее за ноги.
От каждого удара несчастная подпрыгивала, но вырваться не могла. По ее лицу катились слезы.
— Бей сильнее, она должна кричать, — велел Нуурлак, но в продолжение истязания Зулия только несколько раз застонала.
— Довольно, — сказал Нуурлак, когда зрелище ему наскучило. — Вот теперь, Зулия, ты не убежишь. Это прекрасный вид наказания, он не оставляет следов, но человек после него два дня не может встать на ноги. А через два дня ты получишь еще.
Действительно, чтобы удалить девушку из залы, нукерам пришлось унести ее.
— Она оказалась крепче, чем ты думал, — хмыкнул аль-Зафар.
— Наказывать таких гораздо приятнее, — заметил Нуурлак. — Но ты обратил внимание, как быстро ложь входит в привычку у подлого люда? «Мы почти все съели…» — передразнил он пленницу. — Ловкачи. Они сами вынуждают меня быть жестоким. Им нравится, когда их сгибают в бараний рог. Ладно, поговорим теперь о серьезном деле.
— Поговорим, — кивнул аль-Зафар. — Завтра в полдень большой караван из Султанапура окажется в пределах досягаемости нашего марш-броска. Я пошлю дюжину воинов — этого хватит.
— Что везут?
— Ткани, янтарь с севера, оливковое масло, серебряную посуду и побрякушки. Около пяти тысяч серебром, есть и золото у купцов. Банковские расписки на предъявителя. Богатый груз. Охраны — тридцать человек.
Нуурлак, довольный, потянулся.
— Люблю, когда ты так говоришь, — произнес он.
«Ах ты, шакал бешеный, — подумал аль-Зафар. — Думаешь, это все достанется тебе?»
Улыбнувшись своим мыслям, он поклонился и вышел.

* * *
— Их всех убили быстро. Ты не успел бы сосчитать до десяти.
Скакун варвара, всхрапывая, переступал осторожно, чтобы не задеть копытами мертвые тела.
— Случилось это недавно, совсем недавно. Меньше, чем полдня назад. Смотри, — Конан указал пальцем в ослепительное жаркое небо. В нем кружились три черные птицы, похожие на бумажных кхитайских змеев.
— Не понимаю, — буркнул Риго.
— Иначе падальщиков было бы куда больше. А трупы раздуло бы на солнце, как подушки.
Конан замолчал. Он заставил своего коня объехать кругом место побоища. Лорд-без-земли остался на месте. Его верблюд равнодушно двигал челюстью.
— Караваи увели в сторону Шахризабса, — уверенно молвил варвар. — Следы еще не замело ветром. Нападавших было двенадцать, и они не потеряли ни одного человека. Им удалось окружить торговцев и остаться незамеченными. Подобравшись поближе, они забросали караван стрелами, а оставшихся охранников изрубили саблями. Это очень хорошо обученные трусы. Не похоже на обыкновенных разбойников.
— Наверное, шалят декхане из окрестностей Шахризабса, — предположил Риго.
— Чем ты слушаешь? — удивился Конан. — Я сказал: хорошо обученные. Это чьи-то воины.
— Но чьи?
— Скоро узнаем.
Конан низко свесился с седла и зачерпнул рукою целую пригоршню песка, после чего, выпрямившись, постепенно разжал пальцы. Песок струйкой побежал вниз, горячий ветер подхватил его и разнес в воздухе.
— Что ты делаешь? — осведомился Риго.
— Каждый погибший от разбойников заслуживает похорон.
1 2 3 4 5 6 7 8