— Он лгал. Это наши деды напали на Землю Ос. Тогда Черная Владычица еще не была столь сильна, владела только землями Внешнего Круга и Марке-Диб.
— Откуда ты знаешь, господин?
— Деревья сказали мне. Не все — все я узнаю, когда умру, когда мои кости сольются с корнями деревьев, тело — с Землей Родительницей, а глаза превратятся в камни. Я узнал только часть истины, услышал некоторые строки древнейшей повести. Деревья знают много, трудно охватить это разумом.
И Лесистыми Горами некогда владели Матери. Они были равны госпожам Города Ос, олицетворяли Родительницу, заколдованную в Круге Мха. Оба края были союзниками.
Но случилось нечто страшное. Я не сумел понять, что говорят деревья, они сами, словно связанные обетом молчания, не могли или не хотели мне этого пояснить. Важно, что Матери Лесистых Гор разорвали союз. Армии вторглись в глубь Земли Ос. Тогда еще было много бойцов, порожденных Родительницей на обоих Кругах.
Было много кровопролитных боев, по сравнению с которыми теперешний бунт — лишь маленькая стычка. Вначале верх взял Горчем. Наши солдаты, будто стрела, выпущенная из лука, вонзились в глубь Земли Ос. Кажется, передовые отряды даже достигли Гнезда. Тысячи рабов погнали на запад.
А потом судьба отвернулась от нас. Именно этого я не мог понять. Слышал только имя, которое деревья Священного Гая дали другому дереву, могущественному и равному им. Тысячеглазое Древо. Так они его назвали, а я не понимаю, что это имя означает, потому что ничего больше из разговоров моих братьев не сумел понять. Тогда происходило что-то странное, что-то такое, чего деревья боялись, что их беспокоило. Они боялись! Они, всемогущие и древнейшие дети Родительницы!
Гнездо стало выигрывать бой за боем, изгнало атакующих за пограничные болота. Самая ужасная битва разыгралась именно на болотах, разделяющих оба края. Шершни пересекли Реку Форелей и двигались дальше, к самой сердцевине Лесистых Гор. Овладели Кругом, а Матери Лесистых Гор погибли. Они не остановились, быстро покорили весь край. Удивительно быстро. Владыки Горчема присягнули им, поклялись душить бунты, приносить дань и повиновение. Благодаря этому сберегли много жизней, а также Горчем и Увегну, спасли искусство Мастеров Стекла. Но отдали край в рабство. Город Ос не сумел бы бескровно покорить Лесистые Горы. Именно баны надели нам на шею ярмо. Город Ос только того и ждал.
* * *
Люди прибывали целыми группами. Из леса выходили еще недавно преследуемые изгнанники, разбойники и грабители. В поисках возможности искупить вину или легко обогатиться за счет военного времени они присягнули Белому Когтю. Шепчущий принял их и простил былые прегрешения. Разбойники и проходимцы, сильные, ловкие в бою, привычные к убийствам, могли значительно укрепить силы повстанцев. Под штандарты Белого Когтя встали земледельцы и лесорубы, особенно беднота, те, которым нечего было терять, а приобрести можно было многое. Они приносили доказательства своего мужества — насаженные на шесты головы сборщиков и пойманных в лесу солдат.
В первый день в Даборе вспыхнуло несколько пожаров. Случилась пара убийств и грабежей. Белый Коготь быстро навел порядок. Были сформированы соответствующие отряды, пойманных преступников сурово карали — после пыток сажали на кол.
Шепчущий прекрасно управлялся с такой массой людей. Дал задания лучшим из избранных сотников. Три сотни окружили Горчем, охраняя город от вылазок осажденных в крепости солдат. Две сотни отправились в лес, чтобы выловить недобитых бановцев, взять под контроль важнейшие тропы и развилки. Им предстояло отрезать Круг от сообщений из Даборы, преследовать, задерживать, а если понадобиться — убивать всех, кто пытался уходить на восток или к стоянкам окружных правителей. Неизвестно было, когда до наместников бана дойдут сообщения из Горчема, хоть следовало полагать, что Пенге Афра уже разослал голубей с приказами. Никто также не мог предвидеть, как поведут себя воеводы: выступят против бунтовщиков или, возможно, пожелают присоединиться к борьбе с Шершнями.
Шепчущий приказал быть готовыми на случай выступления правителя Нийльборка. Не забывали также о заблокированных в крепости гвардейцах и армии бана. Началась подготовка к штурму. Йопанщики, скорняки и щитники работали день и ночь почти без сна. Множество льнянок и платежных бус попало в сундуки к ремесленникам. Свое получили шлифовальщики наконечников для стрел, сапожники и портные. В то время как мужчины несли службу или работали в мастерских, юноши мастерили кладки, помосты и лестницы.
Лесорубы и плотники отправились в пущу, чтобы отобрать и срубить деревья на осадные машины. Под ударами их топоров падали высоченные сосны, люди ошкуривали их, обрубали ветви и придавали нужную форму. Башни росли быстро — не слишком красивые, кривоватые, но высокие и крепкие, обшитые шкурами, которые перед боем польют водой, с длинным помостом, который должен будет через ров опереться о вал Горчема.
Заготавливали провиант — чтобы накормить такую массу людей, требовались немалые запасы, а два самых вместительных в Даборе амбара размещались за ограждениями крепости. Цены на муку быстро ползли вверх, хотя Белый Коготь преследовал слишком уж жадных купцов.
Теперь главным было вооружить и подготовить армию. Три опасности нависли над повстанцами. Первая — Горчем. Как ни говори, в крепости сидели пять сотен бойцов, считая и гвардейцев. Любая удачная вылазка из Горчема могла привести к большим потерям у повстанцев, а прежде всего напугать людей. Горчем окружили тщательно, заблокировали подходящие к нему улочки так, чтобы в случае неожиданности хватило времени на организацию отпора. Второй опасностью была Гвардия. Подразделение, охраняющее Круг, насчитывало две сотни прекрасных бойцов, и на каждого из них приходилось еще по нескольку рабов. Шершни, хоть и немногочисленные по сравнению с даборцами, были серьезной силой. На открытой местности строй гвардейцев мог сдержать и вдесятеро большую армию. А если еще на тылы этой армии навалятся солдаты, стоящие в Горчеме…
Однако пока что Гвардия была далеко. И на самом деле другой топор навис над шеями даборцев. Нийльборк мог за короткое время собрать две тысячи человек. Если к нему присоединятся наместники из ближайших станов, а бунт не распространится на все Лесистые Горы, то образуется армия, способная задушить восстание уже в самом зародыше.
Обо всем этом перешептывались у костров, об этом так или иначе говорили выкрикиваемые на площадях приказы Когтя. Тем временем лесорубы и плотники закончили строительство башен и изготовление таранов.
* * *
На валах не происходило ничего интересного. Весь день на них стояли бановы воины — некоторые бездумно глазели на Дабору, другие обзывали всячески то и дело подбегающих ко рву людей. Еще утром трупы густо покрывали предместье. Белый Коготь приказал засыпать ров. На валах Горчема тут же появились несколько десятков лучников. Они стреляли метко, убивая и раня множество людей. Видя потери и растущее недовольство, Коготь отозвал своих. Выкрики и ругательства сыпанули с Горчема вместо стрел, лучники спустились с валов, оставив на них только стражников. Повстанцы, которые в честь своего вождя стали именовать себя «белыми», чтобы показать, что они не хуже, начали подползать ко рву и забрасывать оскорблениями охранников. Так с полудня и шла эта перепалка, приятная, но опасная, поскольку и те, что выглядывали из-за зубцов, а еще раньше — те, что были внизу, могли стать легкой добычей какого-нибудь меткого лучника. Однако обе стороны придерживались правил странного перемирия. Белые не пытались засыпать ров, люди бана убрали луки. Они только орали друг на друга, проклиная врагов, вражьих матерей, предков и потомков, предрекая противникам скорую и мерзостную смерть.
Дорон посидел немного в предместье, прислушиваясь к этим крикам, и решил вернуться домой. Встал, поднял с земли накидку. Повесил за спину завернутую в шкуру кароггу. Бросил последний взгляд на Горчем и направился к Западным Воротам, не заметив двух человек, идущих следом.
* * *
Вечерело.
Ветер сонно покачивал ветки деревьев, было тепло, но уже несколько дней шел дождь.
Дорон медленно шагал по улице. Клонило в сон, он мечтал только о миске горячего супа и теплой постели. Однако если второе ждало его наверняка, то с первым могло быть похуже. Уже вчера возникли сложности с приобретением съестного. Солдаты Когтя захватили амбары бана в городе, подразделения охраны выгребли зерно даже из частных сусеков: ведь требовалось накормить четыре тысячи мужчин, служивших новому хозяину. Еще полбеды, когда речь шла о даборцах или жителях близлежащих поселений, но прибывшие из дальних краев могли рассчитывать только на армейское обеспечение.
Цены на мясо и муку тут же подскочили, но все равно хороший товар стал редкостью. Люди еще потребляли старые запасы, но Дорон знал, что надолго их не хватит и тогда призрак голода глянет белым в глаза. Коготь начал рассылать группы на волах и собачьих упряжках в глубь Лесистых Гор, но он не мог выделить для этого слишком много солдат — люди нужны были в Даборе. А пословица гласит: сборщик без палки, что волк без зубов.
Немногочисленные в это время прохожие спешили по домам, корчмам или лагерным палаткам. У многих мужчин на предплечьях были белые повязки.
Дорон свернул в боковую улочку и остановился перед невысокой землянкой, обросшей травой и плющом. Скрипнула дверь, Лист вошел внутрь.
— Купил что-нибудь? — спросил встретившего его Магвера.
— Молока. Знаешь, господин, когда я увидел, сколько бусин надо отдать за кусочек мяса, у меня словно лед руки сковал. Я купил молока и немного сыра, хлеб остался еще вчерашний.
— Давай что есть, проголодался я.
Магвер несколько минут возился у печки. Они заняли это жилье потому, что у Горады Магвер предпочитал не показываться. Он поставил на стол кувшин пива, творог и миску теплого молока, в котором плавали кусочки хлеба.
— Но, — сказал он, — это еще не все.
Дорон с любопытством взглянул на юношу.
— Знал я, что ты, шельмец, что-то прячешь, иначе б так не ухмылялся.
— Нашего хозяина так изумила твоя щедрость, господин, что он выгреб из подвала немного меда. — Магвер поставил рядом с миской творога глиняный горшочек, полный густой золотистой жидкости.
Они не услышали стука кубка о стол. Только грохот пинком раскрываемой двери.
В помещение ворвались трое мужчин. Одетые одинаково — серые полотняные блузы и штаны, меховые шапки. На предплечьях — белые ленты, в руках топоры.
— Спокойно! — крикнул самый высокий и шагнул вперед.
Дорон и не думал слушаться его приказов. Он вскочил, лавка ударилась о пол. Прыгнул к лежащей рядом карогге. Магвер метнулся в сторону, схватил со стола кремневый нож.
— Только пошевелись, — продолжал высокий. — И пожалеешь, что родился.
— Что вам надо? — буркнул Дорон.
— Только пошевелись, скотина, — повторил высокий, — и я разворочу тебе башку.
— Попробуй. — Дорон уже схватил Десницу Гая, медленно снимал с нее баранью шкуру. — Попробуй.
— Ладно, — сказал второй. — Если объяснишь, ничего с тобой не случится. Скажешь правду, мы уйдем. Если нет…
— Какую правду?
— Кто ты? Ходишь с оружием. Мы приметили. Один. Видно, что ты боец. К нам не присоединился. Кто ты?
— Свободный человек, а это мой раб.
— Может, и не врешь. Назови себя. Откуда ты, как зовут твоих родителей? Чего ищешь в Даборе?
— Многовато вопросов сразу.
— Белый Коготь сказал: меж нами есть предатели, бановы шпики, слуги Гвардии. Отыщите их и выдайте. Так сказал Белый Коготь. Кто ты, человек?
Магвер понемногу придвигался к Дорону.
— Мы шли за тобой следом, — сказал высокий, — уже с утра следили. Ты ходишь и подглядываешь, мы не понимаем, что ты делаешь. Поэтому скажешь сам или мы потащим тебя к Белому Когтю. А там огонь и муравьи все из тебя вытянут.
— Хотите знать, кто я? — спросил Лист медленно и тихо.
— Да. — Высокий снова сделал шаг в сторону Дорона. Он улыбался, но его улыбка была словно ворчание лиса, кидающегося на курицу.
Дорон одним рывком содрал шкуру с карогги. Поднял палицу. Они поняли не сразу, но он сказал:
— Я — Лист.
Высокий не поверил. Он был либо глуп, либо приплелся издалека, а может, забыл. Размахнулся. Ударил, но острие топора, вместо того чтобы разрубить Дорону голову, рассекло воздух. Лист вонзил кароггу в грудь белого. Мужчина охнул и, выпустив топор, рухнул на землю.
Только теперь в нападение кинулся Магвер. Он был быстр, но Лист уже успел прикончить одного врага, прежде чем он включился в дело.
Двое белых отскочили к двери. Удивление лишило их спокойствия и храбрости. Ведь прошел слух, что Лист мертв, а мало у кого хватало отваги противостоять покойнику. Магвер повалил с ног одного, второму Лист перебил кароггой шею.
— Скверно, — сказал Дорон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35