– Значит, ваш отец завещал все свое состояние исчезнувшему ребенку? – уточнил я.
Анетта Соболь кивнула.
– Тогда почему он не пытался разыскать свою дочь сам?
– Отец считал, что она объявится, как только услышит о его смерти.
Пожалуй... хотя многое зависело от того, куда именно предпочла бежать мать Анетты. Однако биологическая дочь Соболя-старшего могла и не знать об обстоятельствах своего происхождения, а если ее мать умерла, то просветить девушку на сей счет было просто некому.
– Если я найду вашу мать, попытается ли отец причинить ей вред? – напрямик спросил я.
– Нет, – ответила Анетта. – Отец не смог бы, даже если бы захотел. Он слишком болен. Если желаете, я могу переслать вам подробный отчет о состоянии его здоровья.
Проверить это – как, впрочем, и многое другое, – разумеется, необходимо. Я знал это так же твердо, как и то, что на присланные Анеттой отчеты полностью полагаться нельзя. Я использую свои каналы, благо у меня есть средства и способы...
Стоп, перебил я сам себя. Неужели я все-таки решил взяться за это дело?
Да, тут же ответил я себе. Я слишком заинтригован, чтобы отказаться. И каким бы запутанным и сложным ни казалось начало, я непременно доведу это дело до конца.
– Для того, чтобы принимать решения, не обязательно обладать железным здоровьем и бычьей силой, – сказал я. – Достаточно иметь ясный ум и деньги, а у вашего отца и того, и другого должно быть в избытке. Он может нанять исполнителей, которые сделают все, что он пожелает.
– Не исключено, но маловероятно, – заметила Анетта. – Ведь я контролирую все его сделки. Любой исходящий от отца приказ или просьба в обязательном порядке попадает ко мне на стол или доводится до моего сведения иными способами.
Любопытно, подумал я. Означает ли это, что Анетта шпионит за собственным отцом? Быть может, она начинает потихоньку прибирать корпорацию к рукам, не дожидаясь его смерти? Что-то мне в этом не нравилось, хотя со стороны все выглядело логично и связно. Ладно, проверим и это...
– Где ваш значок клона? – спросил я, и Анетта нахмурилась. Вопрос был откровенно бестактным, если не сказать – оскорбительным.
Все-таки она приподняла сзади свою гриву, и я увидел чуть ниже затылка маленькую восьмерку, на которой не росли волосы. Эпителий в этом месте был изменен даже не на клеточном, а на молекулярном уровне, так что вытравить клеймо было невозможно. Даже если бы Анетта сделала пересадку кожи, крошечная цифра восемь проявилась бы вновь.
– А куда девались предыдущие семеро? – спросил я.
Анетта выпустила волосы, и они снова рассыпались по ее спине и плечам.
– Не удались, – коротко ответила она.
Это было по меньшей мере необычно, а все необычное в подобном деле вызывало подозрение, и я мысленно сделал еще одну зарубку на память.
Анетта словно подслушала мои мысли:
– Когда моя мать исчезла, она была беременна. Незадолго до этого ей делали пункцию плодного пузыря, и меня клонировали на основе отмерших клеток, найденных в околоплодных водах.
– Это были клетки матери или ребенка?
– Ребенка. В лаборатории это специально проверяли. Правда, прошло довольно много времени, прежде чем нашли клетку с неповрежденной генной структурой.
Звучало вполне правдоподобно, но я не был специалистом в данной области. Значит, и это тоже предстояло проверить.
– Должно быть, ваш отец очень хотел иметь дочь, – заметил я. Анетта кивнула.
– Странно, что он не изменил завещание в вашу пользу, – продолжил я с наигранной задумчивостью.
Ее плечи слегка поникли.
– Отец боялся, что изменения, которые он сделает, будут слишком уязвимы с точки зрения закона, и считал, что я могу потерять все, если кто-то станет оспаривать их в судебном порядке.
– И поэтому он сделал так, чтобы вы все потеряли без всякой судебной волокиты?
Она вспыхнула, но справилась с собой.
– Нет! Отец очень хотел, чтобы после его смерти семья снова воссоединилась. И еще он хотел, чтобы мы с сестрой вместе...
– Так он говорит...
– Да, так он говорит. – Анетта нервным жестом провела рукой по волосам. – Мне кажется, отец надеется, что сестра уступит компанию мне. За определенный процент от прибыли, разумеется.
Это была, пожалуй, единственная лазейка в законе о наследовании по биологическому признаку. Клон мог вступить во владение наследуемым имуществом только в том случае, если оно переходило к нему непосредственно от донора генетического материала. Если, конечно, упомянутый донор не скончался при загадочных обстоятельствах. Впрочем, вариант, когда донор «уступал», как выразилась Анетта, свое имущество клону еще при жизни, тоже возможен, хотя лично я видел здесь некоторые нюансы, требующие особой ясности. – Иными словами, вы охотитесь за деньгами сестры? Я все еще пытался выпутаться из этого дела, которое засасывало меня все глубже.
– Вы ведь наверняка не верите в любовь, – насмешливо ответила она
Анетта была права – в бескорыстное чувство я действительно не верил.
– Кроме того, – добавила она, – у меня есть собственный капитал. С отцовским наследством его, конечно, и сравнивать нельзя, однако этих денег вполне достаточно, чтобы я могла ни в чем себе не отказывать. И как бы плохо вы ни думали о моем отце, это он для меня сделал. Что касается матери и сестры, то... я разыскиваю их не ради себя или их самих, а ради корпорации. Я хочу, чтобы «Третья династия» осталась нашим семейным предприятием, и буду руководить ею так, как меня учили. А чтобы эти желания осуществились, я должна найти мать. Похоже, иного выхода у меня просто нет.
Что ж, причина казалась не очень красивой, но с течением лет я убедился, что именно корыстные мотивы чаще всего являются самыми честными. Впрочем, даже теперь я не собирался верить мисс Соболь на слово. Сто раз отмерить и только потом, может быть, отрезать – этим правилом я руководствовался всю жизнь. Не собирался я нарушать его и сейчас.
– Для начала вы заплатите мне два миллиона кредитов, – сказал я. – Это мои предварительный гонорар, и если вам повезет, все расследование уложится в эту сумму. Кроме этого, мы с вами заключим контракт. Полную версию я отправлю вашему поверенному, но сначала позвольте мне вкратце ознакомить вас с основными положениями...
Анетта Соболь кивнула, и я начал цитировать по памяти главные пункты договора – так я делал всегда, чтобы клиент впоследствии не мог сказать, будто я ввел его в заблуждение.
– Я имею право аннулировать контракт в любое время и по любой причине. Вы не можете разорвать сделку до тех пор, пока Исчезнувший не будет найден или пока я не приду к заключению, что для исчезновения имелись веские причины, которые продолжают действовать. Вы, а не я, являетесь официальным ответчиком по всем судебным искам, являющимся следствием любых неправомерных действий и преступлений, к которым ход данного расследования может вынудить третьи лица. Вы обязуетесь оплачивать мои текущие расходы немедленно по представлении счета, а также выплачивать мне ежедневное вознаграждение. При отказе сделать это расследование прекращается, но если мне станет известно, что вы намеренно приостановили ассигнования с целью помешать мне довести дело до конца, вам придется выплатить мне неустойку в размере десяти миллионов кредитов. Поиск Исчезнувшей – предположительно, вашей матери – я начну только после того, как проверю ваше досье. В случае, если еще до начала расследования я приду к выводу, что вы как клиент не заслуживаете моего доверия, я возвращаю вам половину предварительного гонорара... – Я сделал небольшую паузу, чтобы перевести дух – Там есть и другие любопытные пункты, но я перечислил основные. Итак, вас устраивают мои условия?
– Да.
– В таком случае я начну работать, как только получу задаток.
– Назовите мне номер вашего счета, и я немедленно переведу на него два миллиона кредитов.
Я протянул Анетте свою единственную пластиковую карточку, где был вытиснен номер моего счета условного депонирования* [* Счет в банке, на котором блокируются средства за покупку товара в качестве гарантии завершения товарообменной операции ]. Этот счет являлся прикрытием для полутора десятка других счетов, но ей вовсе не обязательно было об этом знать. Даже мои деньги никогда не поступали ко мне по прямым каналам – тот, кто умеет разыскивать Исчезнувших, сам может заставить исчезнуть некоторые предметы.
– Если вы пожелаете срочно со мной связаться, – сказал я, – переведите на этот счет шестьсот семьдесят три кредита.
– Странная сумма, – заметила Анетта.
Я кивнул. Число шестьсот семьдесят три, выбранное по случайной схеме, отныне становилось личным номером Анетты Соболь. Подобный номер получал каждый из моих клиентов. Даже теперь бывшие клиенты иногда присылали мне на счет условленную сумму, чтобы связаться со мной по какому-нибудь важному вопросу. Система была простой, но действенной.
– Получив указанную сумму, я свяжусь с вами через банковский компьютер. Должен предупредить, однако, что проделывать эти манипуляции без веских причин – например, просто потому, что вам захотелось проверить, как продвигается расследование – не стоит. Только в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств. О ходе расследования я сам буду информировать вас в конце каждой недели.
– А если у меня возникнут вопросы?
– Приберегите их на потом.
– А вдруг я смогу чем-то помочь?
– Свяжитесь со мной по электронной почте – Я поднялся. Анетта Соболь внимательно следила за мной, и в ее глазах снова появился странный блеск.
– Прошу извинить, но у меня еще много дел, – сказал я. – Я свяжусь с вами, когда буду готов начать расследование.
Она тоже встала.
– Как вы думаете, сколько времени может занять поиск?
– Понятия не имею, – ответил я. – Все зависит от того, как много вы от меня скрыли.
Глава 4
Клиенты никогда не говорят всей правды. Никогда, как бы я ни настаивал, как бы ни убеждал их, насколько это важно для успеха поиска. Похоже, склонность ко лжи заложена в натуре человеческой со времен адамовых, у меня, во всяком случае, еще не было клиента, который мог бы удержаться и не солгать хотя бы по мелочам. Я говорю вовсе не о добросовестном заблуждении, я имею в виду сознательную ложь, причиной которой могут стать стыд, чувство неловкости и десятки других столь же «объективных» причин. Что касалось Анетты Соболь, то, учитывая обстоятельства ее появления на свет и дальнейшей жизни, похоже было, что она сказала мне довольно много неправды. Я ее не осуждал, нет, в конце концов, я и сам не без греха, однако мне было очень важно, какая часть этой лжи имеет прямое отношение к делу. А чтобы это выяснить, требовалось отдельное маленькое расследование.
Надо сказать, что, несмотря на таинственный ореол, который окружает людей моей профессии, большую часть расследования мы проводим, используя официально опубликованные сообщения и документы. Правда, для страховки при этом приходится пользоваться фальшивым идентификационным кодом, поскольку многие дела по разным причинам заканчиваются, не успев толком начаться, и вовсе незачем оставлять следы, которые могут привести к объекту поиска или к самому Мастеру возвращений Ведь если Охотник все еще разыскивает Исчезнувшего, он сразу засечет любую подозрительную активность, проявленную частным лицом. Хуже того, сумев поставить правильные вопросы и получить правильные ответы, я могу невольно помочь Охотнику добраться до своей жертвы.
Другое дело – запросы общественных учреждений и институтов. Они не вызовут подозрений ни у кого, поскольку Исчезнувшие зачастую бывают довольно знамениты или становятся таковыми после того, как пропали. О них пишут сочинения сотни школьников, готовят рефераты десятки студентов, не говоря уже о сетевых видеогазетах, которые обожают десятилетиями муссировать выигрышные темы и воскрешать давно забытые сенсации.
Моя любимая поисковая база находилась не так уж далеко от конторы. Это место нравится мне уже тем, что там готовят едва ли не самую вкусную в Армстронге еду, к тому же порции здесь поистине гаргантюанские.
Впрочем, в баре «Брауни» иначе и быть не могло, поскольку на протяжении многих лет он остается единственным местом в округе, где продают марихуану, запеченную в булочки, и особые шоколадные пирожные «Брауни», которые и дали бару название. Посетители покупают эту выпечку и подолгу сидят за столиками, оставив в кассе сотни кредитов. Здесь всегда спокойно и тихо – марихуанщики, похоже, любят покой и комфорт гораздо больше, чем потребители других расслабляющих наркотиков.
Кстати, наркотики, предназначенные для отдыха, легально разрешены на Луне, как, впрочем, и многое другое. Первые поселенцы прибыли сюда в поисках чего-то неуловимого – некоей абстракции, которую они называли «свободой от организованного принуждения». С тех пор прошло много времени; некоторые модели поведения снова признаны противоречащими закону, иные были просто забыты, однако большая их часть оказалась на удивление живучей, так что на данный момент единственными запрещенными наркотиками в Армстронге считаются те, которые влияют на качество воздуха под куполом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12