Человеком в сером плаще и с горящей веткой в руке. Человеком, исчезавшим, как только сообщал им об опасности. Объясни. Это тоже детское заклятие или этому учат рабов в Империи?
– Я перебегал от одного костра к другому.
– Не к шестидесяти трем.
– Число преувеличено.
– Я сама говорила с ними. Я имею право расспрашивать других. Лично ты предупредил только пять семей, еще одну группу из двух семей ты спас, встав между ними и зверем. Шестьдесят три семьи были предупреждены магически, сила для подобного заклятия есть только у Смотрителя. Сейчас у нас не наберется и пяти человек, способных на подобное. И ни один из них этого не делал. Я поговорила со всеми.
– Этого не может быть.
– А что, если может? Что, если ты не прав?
– Я не знаю…
– Именно. А твоя клятва требует, чтобы ты знал. – Она поднялась и поплотнее закуталась в плащ. – Я приду за тобой сегодня вечером, как только Ткачиха зажжет лампу. Попробуй поспать до этого времени. Дед будет ждать тебя. – Она развернулась и начала спускаться с холма. Я остался стоять, безмолвный и смущенный. И единственное, что смог сказать:
– Да, мастер Галадон.
Я ушел вскоре после нее. Жизнь была не лучшим предметом для размышлений. Я снова захотел бежать. И побежал. И обнаружил, что мне уже нетрудно: могу дышать, мои движения ровны, прыжки размерены. Я вернулся в дом для гостей меньше чем через час. Стоило надеяться, что Александр не спит. Мне необходимо было поговорить с человеком, который снимет с меня ощущение, будто меня связала по рукам и ногам маленькая девочка, которая просто решила поиграть с веревкой. Я начал уважать понимание Александром людей. Если он способен правильно оценить человека, бросив на него один только взгляд, со временем он станет исключительной личностью.
В деревне стояла безлюдная тишина, поэтому я был просто ошарашен, когда открыл дверь дома для гостей и увидел королеву, присевшую у постели Александра. Лекарка грелась у огня рядом с Рисом, а у порога переминались два эззарийца с копьями. Никто из них не шевельнулся, когда я вошел. Мне было интересно, что они станут делать, если я вдруг нападу на королеву.
Я опустился на колени, Исанна, разумеется, не заметила этого. Александр опирался спиной на горку подушек и казался совсем больным. Он помахал мне со своего ложа. По всем эззарианским традициям и по правилам поведения дерзийских рабов я не имел права оставаться в комнате. Но решил, что моя грубость и невоспитанность ничего не значат по сравнению с необходимостью слышать их разговор. Я уселся на полу возле постели Александра и глядел Исанне в лицо все время, пока она говорила. Ее темные глаза, не отрываясь, смотрели на принца, а голос ни разу не дрогнул.
– …жаль. Мы нанесли вам эту ужасную рану, поэтому вы можете остаться, пока она не заживет. Но когда Невья скажет, что вы можете пуститься в путь, вы должны будете уехать.
– Я думал, что он уедет немедленно, – вмешался Рис. Он стоял, повернувшись спиной ко всем остальным, и держался руками за полку над очагом. – Его могут захватить в любой момент. Ты говорила, что разрушение зашло так далеко, что он примет рей-кирраха по своей воле, поэтому мы рискуем. Я знаю, что ты не хочешь, но…
– Мы виноваты в его болезни. Мы вылечим его тело, но не больше.
– Я думал, что эззарийцы не отказываются снимать заклятия демонов ни с кого, даже с дерзийцев. – Александр говорил с трудом, делая паузы, чтобы вдохнуть, словно даже такие незначительные усилия причиняли ему боль.
– Мы не любим дерзийцев, – ответила Исанна. – Но мы приняли бы вас при других обстоятельствах. Хотя сейчас это не имеет значения. Ваше заклятие мы снять не можем, не можем защитить вас от его последствий, поэтому мы должны защищать себя.
Холод потушил огонь, горевший когда-то в душе Исанны. Ее слова не были злыми. Ее симпатия к принцу была искренней. Но та женщина, которую я помнил, ни за что не отвергла бы Александра, даже не стараясь помочь ему. Он же нес в себе феднах… как можно не попытаться спасти его? Потом я рассмеялся про себя. Женщина, которую я помнил, никогда не колебалась. Она никогда бы не ушла, обрекая другого на рабство.
Рыжеватые пряди в ее волосах были теперь светлее, чем я помнил. Что это, серебро, появившееся с возрастом, приглушившее лунным сиянием жар солнца? Одна-единственная прядь выбивалась из прически и спускалась по синей ткани плаща. Мое сердце сжалось, пока я слушал ее, надеясь разобрать те нотки в голосе, которые всегда бальзамом проливались на душу собеседника. Даже помня о ее предательстве, я боялся, что ее голос заставит меня сорваться, я весь был как натянутая струна. Но ничего не услышал и не ощутил. Исанна сидела рядом с Александром, прямая, внимательно глядящая ему в лицо. Я понял, что хочу как следует встряхнуть ее, чтобы она разозлилась, чтобы она начала проклинать меня, чтобы показала мне, что я еще жив. Что всегда был жив в ее сердце. Что она нашла слова, благодаря которым я мог уйти, что она сделала все, что могла, используя все, что знала обо мне… чтобы спасти меня. Наша любовь, наша работа в паре были для меня всем, я думал, что и для нее это так. Как же она могла предать меня? Как мог я ничего не почувствовать?
Внезапная судорога и стон, вырвавшийся у принца, заставили меня прекратить мысленный спор с самим собой, а Исанну – подняться со стула. Одна часть тела принца пыталась принять форму шенгара, тогда как другая оставалась человеческой. Все это заняло лишь короткий миг, но лицо Александра стало совсем серым от боли. Стражники стояли теперь перед ним, устремив копья в его сердце.
– Смилуйся, Вердон, неужели вам мало того, что вы уже сделали? – Я вырвал копья из их рук, не в силах сдержать ярость, которая никак не задевала их в этой слепой отчужденности. Они не знали, что предпринять, поэтому мне не составило труда отогнать их от постели. Потом я проткнул копьями их одежду и пригвоздил к деревянной стене. И опустился на колени перед принцем.
– Мой господин, вы слышите меня?
– Отойдите, – задыхаясь пробормотал он. – Пусть они отойдут.
– Они уже отошли. Что произошло?
Исанна обратилась к принцу, игнорируя меня:
– Это и есть действие заклятия? Так начинается превращение? – Рис стоял за ее спиной, положив могучие руки ей на плечи. Он со страхом смотрел на Александра.
– Теперь… по-другому, в последние дни, – ответил принц, прижимая ладони к лицу. – Мой разум словно качает туда-сюда… все меняется… иногда я вижу… как видит зверь. Чувствую запахи… Части моего тела начинают изменяться. Потом все проходит.
– Без предмета, без мысли? – спросил я. – Ничто не провоцирует превращение, как прежде?
– Ничего. Ни меча… ни Дмитрия…
– Если вы хотите быть услышанным, принц Александр, обращайтесь ко мне, – холодно произнесла Исанна. – Что вы говорите?
– Я с трудом поддерживаю один разговор, – произнес принц, едва шевеля запекшимися губами. – Два я не выдержу.
Я налил в стакан вина из стоящего на столе кувшина, потом приподнял его голову и дал сделать глоток.
– Зверский вкус, – засмеялся он. – Как раз для меня. Правда?
– Даффид, ты останешься защищать Невью, – приказала Исанна, резким движением заворачиваясь в плащ. – Рис, прикажи Ткачихе окружить дом барьером.
– Нет! Исанна, нельзя! Будет еще хуже… – Я умолк, выругавшись про себя. Она не станет ничего делать по моему слову. – Господин, расскажите королеве, что произошло с вами на границе леса, как на вас подействовал барьер над деревьями.
Он своими словами объяснил ей, как все произошло, и она отменила приказ.
– Мне очень жаль, что мы не можем помочь вам, принц Александр. Когда-то среди нас были те, кто умел справляться с подобными вещами. Но теперь они мертвы. Их убили дерзийцы. Мы вынуждены оберегать тех, кто еще остался. Вам придется уехать отсюда, как только вы сможете сесть на коня. – Она вышла из комнаты, опираясь на руку Риса, за ними тащился один из краснолицых стражников, которому удалось отцепиться от стены. Интересно, как он объяснит появление дыр на своей одежде?
– Не очень-то они великодушны, – пробормотал принц, обращаясь к подушке, по его обнаженным рукам стекали струйки пота.
– Наша королева заботится о судьбе мира. Она не может позволить себе делать все, что ей хочется, – произнесла женщина, поправляя ему подушки и одеяло. – Но она принесла вам собственные лекарства, чтобы уменьшить боль и ускорить выздоровление. Она разбирается в этом лучше всех нас. – Лекарка высыпала из мешочка травы и капнула на них несколько капель масла. Потом она приложила получившуюся смесь к его ране. Я внимательно наблюдал, мечтая о силе, которая дала бы мне возможность понять, из чего сделана смесь. Я все еще не верил, что Исанна может по собственной воле причинить кому-нибудь вред. Глупец. Сколько раз тебя нужно предать? Но я почему-то верил, что лекарка сразу же заметит, если в смеси будет что-то вредное. Невья была доброй, спокойной женщиной. Принцу, казалось, сразу стало легче, когда она приложила к ране свои травы и перевязала ее чистой тканью.
– Сейонн.
– Да, господин.
– Скажи ей, что мне очень нужно что-нибудь, чтобы я мог спать. Тогда я не буду превращаться. Прошу тебя. Если это снова произойдет, я уже не вернусь.
– Скажите ей сами. Только тогда она услышит. Если это произойдет, вы будете контролировать себя и вернетесь, как это было прежде. Я буду с вами.
Женщина залила водой какие-то травы и дала Александру.
– Это поможет вам уснуть, – пояснила она. Потом она собрала свои вещи и выскользнула за дверь, оставив меня с принцем одного.
– Твои люди жестоки, Сейонн.
Я сел на пол перед кроватью.
– Они правы. Но иногда они смотрят не в ту сторону, ища испорченность. Они могли бы использовать ваши умения, чтобы видеть сердце человека за его поступками.
Александр открыл глаза:
– Я был прав насчет консорта?
Я кивнул и прикусил язык, чтобы не задавать ему мучающего меня вопроса. Но он понял:
– Она носит маску. Она надевает ее, когда знает, что виновата. Тогда она может поступать как угодно. Мой отец делает так же. Я всегда хотел понять, как это делается. На всякий случай.
Его глаза затуманились на миг, судорога прошла по всему его длинному телу. Он вцепился ногтями в подушку:
– Помоги мне, Сейонн.
– Мы найдем способ, – обещал я. – Если даже мне придется начать обучение снова, с первого шага, мы избавим вас от этой напасти. Демоны не победят.
– Мой дух-хранитель, – сонно пробормотал Александр. – Я лежал здесь и все вспоминал воина на ковре в доме той женщины. Воина с крыльями, который сражается с чудовищем. Никак не мог выбросить его из головы. Лицо такое знакомое, но я никак не мог понять. Теперь я знаю. Это ты, да?
Едва ли он услышал мой ответ:
– Да, мой господин. Так было.
Глава 27
Ткачиха всегда была стражем эззарианского поселения. Обычно ею делалась женщина, которой не было равных в составлении заклятий и заговоров. Она отвечала за барьеры перед лесом, защищавшие деревья и предупреждавшие о появлении незваных гостей, особенно демонов-невидимок. Ткачиха всегда жила на границе с лесом, что бы ей было удобнее контролировать свои заклятия, но при этом она оказывалась в стороне от остальных домов. Это означало, что в случае опасности ей негде было укрыться, она не могла защитить себя. Она всегда рисковала больше других. На углу ее дома всегда висел фонарь, который она зажигала каждый вечер, проверив работу заклятий и удостоверившись, что все в порядке. Кто-нибудь приходил из деревни проверить, горит ли фонарь. Если нет, то пришедший бежал обратно за помощью.
Те два года, что моя мать была Ткачихой и не могла жить с нами в лесном доме, я каждый вечер бегал смотреть на фонарь. Быть Ткачихой означало великую честь, я гордился своей матерью и уважением, которое оказывали мне товарищи, но в то же время я скучал, сожалел об ее отсутствии и остро ощущал пустоту в нашем доме. Когда отец рассказал ей о моих переживаниях, она взяла меня на руки и сказала, что в свое заклинание, зажигающее каждый вечер фонарь, она включила мое имя. Если я увижу горящий фонарь, то должен помнить, что ее сердце со мной, она охраняет меня в ночи. С тех пор я всегда чувствовал, что свет фонаря Ткачихи особо оберегает меня. Была холодная зимняя ночь, когда я, уже двенадцатилетний, пришел посмотреть на фонарь и увидел, что он не горит. Той ночью она умерла от внезапного приступа лихорадки.
Александр крепко спал, а я сидел на пороге дома для гостей, глядя, как фонарь на доме Ткачихи вдруг загорелся мягким желтым светом. Я не мог не думать о своей матери… и об отце. И сильно тосковал по ним обоим. Моя мать обладала удивительной силой, она стала моим первым учителем на пути волшебства. Она подогревала мое воображение своими чудесными рассказами и учила разбираться в мире собственных ощущений. Обращать внимание на самые простые и заурядные вещи, вглядываться в них. Она была убеждена, что я смогу слушать тишину, так же как и звук, видеть то, что отсутствует, как и то, что лежит рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Я перебегал от одного костра к другому.
– Не к шестидесяти трем.
– Число преувеличено.
– Я сама говорила с ними. Я имею право расспрашивать других. Лично ты предупредил только пять семей, еще одну группу из двух семей ты спас, встав между ними и зверем. Шестьдесят три семьи были предупреждены магически, сила для подобного заклятия есть только у Смотрителя. Сейчас у нас не наберется и пяти человек, способных на подобное. И ни один из них этого не делал. Я поговорила со всеми.
– Этого не может быть.
– А что, если может? Что, если ты не прав?
– Я не знаю…
– Именно. А твоя клятва требует, чтобы ты знал. – Она поднялась и поплотнее закуталась в плащ. – Я приду за тобой сегодня вечером, как только Ткачиха зажжет лампу. Попробуй поспать до этого времени. Дед будет ждать тебя. – Она развернулась и начала спускаться с холма. Я остался стоять, безмолвный и смущенный. И единственное, что смог сказать:
– Да, мастер Галадон.
Я ушел вскоре после нее. Жизнь была не лучшим предметом для размышлений. Я снова захотел бежать. И побежал. И обнаружил, что мне уже нетрудно: могу дышать, мои движения ровны, прыжки размерены. Я вернулся в дом для гостей меньше чем через час. Стоило надеяться, что Александр не спит. Мне необходимо было поговорить с человеком, который снимет с меня ощущение, будто меня связала по рукам и ногам маленькая девочка, которая просто решила поиграть с веревкой. Я начал уважать понимание Александром людей. Если он способен правильно оценить человека, бросив на него один только взгляд, со временем он станет исключительной личностью.
В деревне стояла безлюдная тишина, поэтому я был просто ошарашен, когда открыл дверь дома для гостей и увидел королеву, присевшую у постели Александра. Лекарка грелась у огня рядом с Рисом, а у порога переминались два эззарийца с копьями. Никто из них не шевельнулся, когда я вошел. Мне было интересно, что они станут делать, если я вдруг нападу на королеву.
Я опустился на колени, Исанна, разумеется, не заметила этого. Александр опирался спиной на горку подушек и казался совсем больным. Он помахал мне со своего ложа. По всем эззарианским традициям и по правилам поведения дерзийских рабов я не имел права оставаться в комнате. Но решил, что моя грубость и невоспитанность ничего не значат по сравнению с необходимостью слышать их разговор. Я уселся на полу возле постели Александра и глядел Исанне в лицо все время, пока она говорила. Ее темные глаза, не отрываясь, смотрели на принца, а голос ни разу не дрогнул.
– …жаль. Мы нанесли вам эту ужасную рану, поэтому вы можете остаться, пока она не заживет. Но когда Невья скажет, что вы можете пуститься в путь, вы должны будете уехать.
– Я думал, что он уедет немедленно, – вмешался Рис. Он стоял, повернувшись спиной ко всем остальным, и держался руками за полку над очагом. – Его могут захватить в любой момент. Ты говорила, что разрушение зашло так далеко, что он примет рей-кирраха по своей воле, поэтому мы рискуем. Я знаю, что ты не хочешь, но…
– Мы виноваты в его болезни. Мы вылечим его тело, но не больше.
– Я думал, что эззарийцы не отказываются снимать заклятия демонов ни с кого, даже с дерзийцев. – Александр говорил с трудом, делая паузы, чтобы вдохнуть, словно даже такие незначительные усилия причиняли ему боль.
– Мы не любим дерзийцев, – ответила Исанна. – Но мы приняли бы вас при других обстоятельствах. Хотя сейчас это не имеет значения. Ваше заклятие мы снять не можем, не можем защитить вас от его последствий, поэтому мы должны защищать себя.
Холод потушил огонь, горевший когда-то в душе Исанны. Ее слова не были злыми. Ее симпатия к принцу была искренней. Но та женщина, которую я помнил, ни за что не отвергла бы Александра, даже не стараясь помочь ему. Он же нес в себе феднах… как можно не попытаться спасти его? Потом я рассмеялся про себя. Женщина, которую я помнил, никогда не колебалась. Она никогда бы не ушла, обрекая другого на рабство.
Рыжеватые пряди в ее волосах были теперь светлее, чем я помнил. Что это, серебро, появившееся с возрастом, приглушившее лунным сиянием жар солнца? Одна-единственная прядь выбивалась из прически и спускалась по синей ткани плаща. Мое сердце сжалось, пока я слушал ее, надеясь разобрать те нотки в голосе, которые всегда бальзамом проливались на душу собеседника. Даже помня о ее предательстве, я боялся, что ее голос заставит меня сорваться, я весь был как натянутая струна. Но ничего не услышал и не ощутил. Исанна сидела рядом с Александром, прямая, внимательно глядящая ему в лицо. Я понял, что хочу как следует встряхнуть ее, чтобы она разозлилась, чтобы она начала проклинать меня, чтобы показала мне, что я еще жив. Что всегда был жив в ее сердце. Что она нашла слова, благодаря которым я мог уйти, что она сделала все, что могла, используя все, что знала обо мне… чтобы спасти меня. Наша любовь, наша работа в паре были для меня всем, я думал, что и для нее это так. Как же она могла предать меня? Как мог я ничего не почувствовать?
Внезапная судорога и стон, вырвавшийся у принца, заставили меня прекратить мысленный спор с самим собой, а Исанну – подняться со стула. Одна часть тела принца пыталась принять форму шенгара, тогда как другая оставалась человеческой. Все это заняло лишь короткий миг, но лицо Александра стало совсем серым от боли. Стражники стояли теперь перед ним, устремив копья в его сердце.
– Смилуйся, Вердон, неужели вам мало того, что вы уже сделали? – Я вырвал копья из их рук, не в силах сдержать ярость, которая никак не задевала их в этой слепой отчужденности. Они не знали, что предпринять, поэтому мне не составило труда отогнать их от постели. Потом я проткнул копьями их одежду и пригвоздил к деревянной стене. И опустился на колени перед принцем.
– Мой господин, вы слышите меня?
– Отойдите, – задыхаясь пробормотал он. – Пусть они отойдут.
– Они уже отошли. Что произошло?
Исанна обратилась к принцу, игнорируя меня:
– Это и есть действие заклятия? Так начинается превращение? – Рис стоял за ее спиной, положив могучие руки ей на плечи. Он со страхом смотрел на Александра.
– Теперь… по-другому, в последние дни, – ответил принц, прижимая ладони к лицу. – Мой разум словно качает туда-сюда… все меняется… иногда я вижу… как видит зверь. Чувствую запахи… Части моего тела начинают изменяться. Потом все проходит.
– Без предмета, без мысли? – спросил я. – Ничто не провоцирует превращение, как прежде?
– Ничего. Ни меча… ни Дмитрия…
– Если вы хотите быть услышанным, принц Александр, обращайтесь ко мне, – холодно произнесла Исанна. – Что вы говорите?
– Я с трудом поддерживаю один разговор, – произнес принц, едва шевеля запекшимися губами. – Два я не выдержу.
Я налил в стакан вина из стоящего на столе кувшина, потом приподнял его голову и дал сделать глоток.
– Зверский вкус, – засмеялся он. – Как раз для меня. Правда?
– Даффид, ты останешься защищать Невью, – приказала Исанна, резким движением заворачиваясь в плащ. – Рис, прикажи Ткачихе окружить дом барьером.
– Нет! Исанна, нельзя! Будет еще хуже… – Я умолк, выругавшись про себя. Она не станет ничего делать по моему слову. – Господин, расскажите королеве, что произошло с вами на границе леса, как на вас подействовал барьер над деревьями.
Он своими словами объяснил ей, как все произошло, и она отменила приказ.
– Мне очень жаль, что мы не можем помочь вам, принц Александр. Когда-то среди нас были те, кто умел справляться с подобными вещами. Но теперь они мертвы. Их убили дерзийцы. Мы вынуждены оберегать тех, кто еще остался. Вам придется уехать отсюда, как только вы сможете сесть на коня. – Она вышла из комнаты, опираясь на руку Риса, за ними тащился один из краснолицых стражников, которому удалось отцепиться от стены. Интересно, как он объяснит появление дыр на своей одежде?
– Не очень-то они великодушны, – пробормотал принц, обращаясь к подушке, по его обнаженным рукам стекали струйки пота.
– Наша королева заботится о судьбе мира. Она не может позволить себе делать все, что ей хочется, – произнесла женщина, поправляя ему подушки и одеяло. – Но она принесла вам собственные лекарства, чтобы уменьшить боль и ускорить выздоровление. Она разбирается в этом лучше всех нас. – Лекарка высыпала из мешочка травы и капнула на них несколько капель масла. Потом она приложила получившуюся смесь к его ране. Я внимательно наблюдал, мечтая о силе, которая дала бы мне возможность понять, из чего сделана смесь. Я все еще не верил, что Исанна может по собственной воле причинить кому-нибудь вред. Глупец. Сколько раз тебя нужно предать? Но я почему-то верил, что лекарка сразу же заметит, если в смеси будет что-то вредное. Невья была доброй, спокойной женщиной. Принцу, казалось, сразу стало легче, когда она приложила к ране свои травы и перевязала ее чистой тканью.
– Сейонн.
– Да, господин.
– Скажи ей, что мне очень нужно что-нибудь, чтобы я мог спать. Тогда я не буду превращаться. Прошу тебя. Если это снова произойдет, я уже не вернусь.
– Скажите ей сами. Только тогда она услышит. Если это произойдет, вы будете контролировать себя и вернетесь, как это было прежде. Я буду с вами.
Женщина залила водой какие-то травы и дала Александру.
– Это поможет вам уснуть, – пояснила она. Потом она собрала свои вещи и выскользнула за дверь, оставив меня с принцем одного.
– Твои люди жестоки, Сейонн.
Я сел на пол перед кроватью.
– Они правы. Но иногда они смотрят не в ту сторону, ища испорченность. Они могли бы использовать ваши умения, чтобы видеть сердце человека за его поступками.
Александр открыл глаза:
– Я был прав насчет консорта?
Я кивнул и прикусил язык, чтобы не задавать ему мучающего меня вопроса. Но он понял:
– Она носит маску. Она надевает ее, когда знает, что виновата. Тогда она может поступать как угодно. Мой отец делает так же. Я всегда хотел понять, как это делается. На всякий случай.
Его глаза затуманились на миг, судорога прошла по всему его длинному телу. Он вцепился ногтями в подушку:
– Помоги мне, Сейонн.
– Мы найдем способ, – обещал я. – Если даже мне придется начать обучение снова, с первого шага, мы избавим вас от этой напасти. Демоны не победят.
– Мой дух-хранитель, – сонно пробормотал Александр. – Я лежал здесь и все вспоминал воина на ковре в доме той женщины. Воина с крыльями, который сражается с чудовищем. Никак не мог выбросить его из головы. Лицо такое знакомое, но я никак не мог понять. Теперь я знаю. Это ты, да?
Едва ли он услышал мой ответ:
– Да, мой господин. Так было.
Глава 27
Ткачиха всегда была стражем эззарианского поселения. Обычно ею делалась женщина, которой не было равных в составлении заклятий и заговоров. Она отвечала за барьеры перед лесом, защищавшие деревья и предупреждавшие о появлении незваных гостей, особенно демонов-невидимок. Ткачиха всегда жила на границе с лесом, что бы ей было удобнее контролировать свои заклятия, но при этом она оказывалась в стороне от остальных домов. Это означало, что в случае опасности ей негде было укрыться, она не могла защитить себя. Она всегда рисковала больше других. На углу ее дома всегда висел фонарь, который она зажигала каждый вечер, проверив работу заклятий и удостоверившись, что все в порядке. Кто-нибудь приходил из деревни проверить, горит ли фонарь. Если нет, то пришедший бежал обратно за помощью.
Те два года, что моя мать была Ткачихой и не могла жить с нами в лесном доме, я каждый вечер бегал смотреть на фонарь. Быть Ткачихой означало великую честь, я гордился своей матерью и уважением, которое оказывали мне товарищи, но в то же время я скучал, сожалел об ее отсутствии и остро ощущал пустоту в нашем доме. Когда отец рассказал ей о моих переживаниях, она взяла меня на руки и сказала, что в свое заклинание, зажигающее каждый вечер фонарь, она включила мое имя. Если я увижу горящий фонарь, то должен помнить, что ее сердце со мной, она охраняет меня в ночи. С тех пор я всегда чувствовал, что свет фонаря Ткачихи особо оберегает меня. Была холодная зимняя ночь, когда я, уже двенадцатилетний, пришел посмотреть на фонарь и увидел, что он не горит. Той ночью она умерла от внезапного приступа лихорадки.
Александр крепко спал, а я сидел на пороге дома для гостей, глядя, как фонарь на доме Ткачихи вдруг загорелся мягким желтым светом. Я не мог не думать о своей матери… и об отце. И сильно тосковал по ним обоим. Моя мать обладала удивительной силой, она стала моим первым учителем на пути волшебства. Она подогревала мое воображение своими чудесными рассказами и учила разбираться в мире собственных ощущений. Обращать внимание на самые простые и заурядные вещи, вглядываться в них. Она была убеждена, что я смогу слушать тишину, так же как и звук, видеть то, что отсутствует, как и то, что лежит рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60