Свет померк у него в глазах, очертания окружающих предметов начали расплываться, и темнота поманила его за собой.
И тогда Джордж Альберт Вилли Третий набрался храбрости, сделал шесть шагов вперед и прыгнул. Под весом мальчишки Чума пошатнулся, а потом заорал, когда маленькие пальцы нащупали его глаза.
Дорн едва не упал, когда Чума отпустил удавку. Жадно глотая воздух, он увидел, что Крамер пытается встать, и ударил его ногой в лицо. Тот снова уткнулся в пол, а Дорн, опять приняв боевую стойку, развернулся к Чуме. Но драться ему не пришлось. Чума валялся на полу, и его почти не было видно под десятком «крыс», и каждый из малышей стремился расплатиться хотя бы пятью ударами за каждый, полученный за год. Их локти ходили с угрожающей равномерностью шатунов; Чума молил о пощаде, но его никто не хотел и слушать. Внезапно раздался свисток.
«Крысы» отпрянули, увидели, что они натворили, и в ужасе переглянулись. Радость победы снова сменилась страхом. Зачем они это сделали? Наказание неминуемо, а месть старшеклассников будет ужасной. В раздевалку вошел директор Тулл, а следом за ним – тренер Маховски.
Оба были крупными, сильными мужчинами и внушали уважение даже самым отъявленным наглецам. Дорн сразу же вышел из боевой стойки и постарался сделать вид, что он здесь случайно. Но, учитывая «крысу», привязанную к столбу, пятна крови по всей раздевалке и четверых старшеклассников на полу, это было нелегко.
Тренер Маховски бросился к Мандуло, отвязал его и унес. У Тулла были пронзительные зеленые глаза, и их взгляд обежал раздевалку, как луч лазера.
– Вы все пожалеете о том, что здесь произошло. Первый класс вместо прогулки останется в спальне. Те из старшеклассников, кому необходима медицинская помощь, получат ее, а потом будут наказаны домашним арестом. Что касается вас, мистер Восс… Где находится штрафной изолятор, вы знаете. Отправляйтесь туда!
Тулл заставил Дорна ждать два часа – достаточный срок, чтобы успеть вспотеть, понервничать и подумать о своей дальнейшей судьбе. Это время показалось ему вечностью. Наконец Дорн был приглашен в скупо обставленный директорский кабинет. Со стен смотрели голографические портреты прежних директоров; над ними красовался девиз школы: «Учитесь, чтобы служить», вырезанный на потолочной балке. Из окна в потолке на широкий директорский стол струился солнечный свет. На столе не было ничего лишнего: только старинные часы, письменный прибор и небольшая стопка дискет. Рядом с дискетами лежала распечатка, похожая на ведомость успеваемости, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о ком в ней говорится.
Дорну пришлось простоять еще минут пять, прежде чем вошел Тулл и указал провинившемуся на один из стульев. Юноша подождал, пока сядет директор, и только потом сел сам. Теперь солнечный свет падал на плечи директора, и казалось, что это местные боги озаряют Тулла своим сиянием. Полистав распечатку, директор остановился на нужной странице и удовлетворенно кашлянул:
– Примечательный день у вас выдался, мистер Восс! Сначала вы получили тройку на экзамене по истории, потом пропустили четвертую пару и, наконец, подрались в бассейне. У врачей уже много лет не было столько работы!
Дорн не мог придумать, что на это сказать, и поэтому промолчал. Тулл кивнул, словно одобряя его решение, и продолжал:
– Это сложный случай, мистер Восс. Особенно если учесть все обстоятельства… Хотя я никак не могу приветствовать физического насилия в качестве метода решения проблем, тем более когда их можно и должно решать с помощью администрации, я не настолько стар, чтобы забыть о моральных принципах, которые прививаются молодежи в таких заведениях, как наша школа, и не настолько выжил из ума, чтобы не понимать, что ваши действия были продиктованы благородными намерениями.
Тулл сделал паузу, и Дорн почувствовал, что теперь может позволить себе сесть поудобнее.
– И в самом деле, – снова заговорил директор, – как это ни печально, приходится признать, что мистер Крамер и его товарищи заждались урока кротости и смирения, а стало быть, получили по заслугам. Мистер Вилли и другие ученики первого класса высоко оценили вашу храбрость и решительность. Правда, боюсь, мне трудно поверить, что вы пошли в ботанический сад, дабы предаться там медитации, перед тем как вышибить дух из мистера Крамера. Однако все хорошо, что хорошо кончается, – конечно, при условии, что вы в дальнейшем воздержитесь от подобных поступков!
Дорн слегка кашлянул:
– А как себя чувствует мистер Мандуло?
– Не очень хорошо, – печально ответил директор, – но он поправится, а его мучители будут исключены из академии. И это, кстати, снова возвращает нашу беседу к вам.
Дорн был озадачен. Кажется, Тулл сам признал необходимость того, что он сделал. Чего же еще?
Директор глянул в распечатку, словно с того момента, как он смотрел туда в последний раз, в ней что-то могло измениться.
– Скажите-ка, мистер Восс, давно ли вы получали весточку от своих родителей?
У Дорна екнуло сердце.
– От родителей? Не помню… Наверное, месяцев шесть или семь назад.
Тулл кивнул.
– И это не совсем в порядке вещей? Дорн насторожился.
– Немного. Обычно они присылают мне посылку раз в два месяца. Но у них много дел.
Тулл встал, заложил руки за спину и посмотрел в окно.
– Да, родители учеников Милфордской академии – очень занятые люди!
Повисла тягостная пауза. Потом директор повернулся к Дорну. Лицо у него было озабоченное, а взгляд, на удивление, мягкий, почти добрый.
– Послушайте, мистер Восс, мне очень не хочется тревожить вас – тем более что повода для беспокойства, вероятно, нет вообще, но от ваших родителей уже долгое время не было известий. Говоря прямо, это значит, что последний взнос не был сделан и на ваш личный счет ничего не перечислено.
Дорн нахмурился. То, что он услышал, не соответствовало фактам.
– Не может быть… Я только вчера покупал в магазине школьные принадлежности!
– Да, – сочувственно произнес Тулл. – Мне подумалось, что я вправе ссудить вам немного из моих собственных сбережений. Ведь ваш отец учился здесь, и его отец тоже. Но это все, что я могу сделать.
Дорн онемел от изумления. Его родители были миллионерами, а может быть, даже миллиардерами. Они владели большой промышленной компанией, целым флотом космических кораблей и сквозным переходом в пространстве – одним из четырех известных разрывов в структуре пространства – времени, которыми пользовались скоростные коммерческие корабли Конфедерации. Расходы на его обучение были для них мелочью на дне кошелька, если только… Если только не произошло что-то страшное. А вдруг они погибли? Дорн вспомнил, как злился на них за то, что его отправляют на Новую Надежду, и почувствовал себя виноватым.
Несмотря на все усилия ученых, более быстрого средства сообщения, чем звездолет, пока не существовало. Узнать о судьбе своих родителей Дорн мог только одним способом.
– Я должен найти их, сэр. Я соберусь и вылечу первым же рейсом.
Тулл жестом заставил его замолчать:
– Нет! Я понимаю твои чувства, сынок, но все не так просто. Существуют правила, согласно которым ты не можешь покинуть академию без официального разрешения родителей. Кроме того, билет на звездолет стоит очень дорого, гораздо больше, чем я могу тебе одолжить. Давай подождем! Скоро к нам должны прибыть несколько кораблей, и я почти не сомневаюсь, что в течение ближайших двух недель мы получим известие от твоих родителей.
Дорну очень хотелось бы верить своему директору, но это было нелегко.
– А если нет? Что тогда?
Тулл отвернулся, потом снова посмотрел на Дорна:
– Несомненно, если мы не получим ответа на срочные уведомления, отправленные вашим родителям, вас попросят оставить школу. Но не будем гадать! Учеба – вот что сейчас самое важное, а вы получили «посредственно» по истории.
Дорн кивнул, пробормотал слова благодарности и вышел из кабинета. Прошло каких-то пятнадцать минут, но они изменили всю его жизнь.
2
Несчастье, равно как и счастье, – не более чем иллюзия.
Ла-Да, философ Траа. 2097 г.
ПЛАНЕТА ЛА-ТРИ
Солнце садилось. Гора Лун черной громадой вырисовывалась на фоне голубого неба. На востоке, сияя золотисто-белым светом, взошли три луны. Ла-Ма поднесла руку ко лбу, затем к груди и, наконец, к животу – жест, означающий единство разума, души и тела.
Со своего возвышения жрица смотрела на горы. Ее взгляд скользнул по едва различимым в сгущавшейся темноте хребтам и отвесным скалам, а потом вновь вернулся к высокогорному плато, где построенные еще в глубокой древности стены оберегали Храм Спокойствия и его 3333 алтаря. Когда-то это была крепость, в которой укрывались жрецы, чтобы защитить не только себя, но и концепцию триединства мира, любви и гармонии. Впрочем, это было столетия назад, задолго до Великого примирения и объединения расы Траа.
Глядя, как величественная процессия спускается к храму по горным склонам, Ла-Ма размышляла о стародавних временах. Каждый участник процессии держал в руке светящийся стержень. Его света было достаточно, чтобы разглядеть дорогу, но издали он казался не более чем яркой точкой в ночной темноте. Но, объединенные церемониальной процессией, эти стержни создавали целую реку света, которую можно было увидеть даже из космоса.
Этот ритуал имел огромное значение и был тем более важен, что каждый из двух с половиной миллионов его участников принадлежал к триаде, объединяющей жреца, воина и купца. Ла-Ма видела перед собой примерно третью часть всего народа Траа; по ее мнению, наиболее ценную, поскольку септ философов отвечал за науку, образование и здоровье – не только физическое, но и духовное – всех граждан планеты. Ответственность, связанная с этим, всегда изумляла и немного пугала ее.
В отличие от землян и не менее плодовитых ду-заатов, дети у траанцев появлялись довольно редко – обычно два-три ребенка на триаду. Правда, существовали и большие семьи, но благодаря им численность популяции лишь поддерживалась на стабильном уровне. Это обстоятельство теоретически делало планету Траа уязвимой перед нападением извне и служило источником постоянного беспокойства для воинов и купцов. Вот почему одни настаивали на приоритете коммерции, а другие – на масштабной войне со всеми соседями, в качестве предупреждающей меры. Философы, не сомневаясь, что такая война скорее уничтожит траанцев, нежели поможет им выжить, не говоря уж о страданиях, которые она принесет миллионам иных разумных существ на других планетах, были против этого предложения.
Нет, такое просто немыслимо! Понимая это, Ла-Ма и другие иерархи решили собрать всех, несмотря на возражения своих же ученых.
Да, они знали о сильнейшем за последние восемьсот лет всплеске сейсмической активности в горах. Да, они понимали, что извержение может обернуться катастрофой. Но медлить было не менее опасно. Чтобы подыскать другое место для сбора, преодолев возражения приверженцев традиции, потребуется несколько месяцев, а то и целый год. За это время септы воинов и купцов успеют объединиться и приступить к реализации своих планов.
Конечно, имелись и другие способы провести референдум. Но траанцы при обсуждении особо важных вопросов предпочитали смотреть друг другу в глаза.
Ла-Ма подумала о своих возлюбленных, воине Ка-Ди и купце Са-Ло, и почувствовала одновременно нежность и гнев. Как можно быть настолько слепыми? Как можно всерьез верить, что не любовь, а сила способна сохранить народ Траа? Впрочем, они были преданы своим септам – так же, как она своему.
За спиной Ла-Ма зашуршали камешки: кто-то шел по тропе. Она обернулась. Это был Ла-То. Как у всех траанцев, у него был приплюснутый нос с горизонтальными ноздрями и крупные широкие зубы всеядного животного. Он был в белой мантии жреца; учитывая, что кожа траанцев покрыта короткой коричневой шерстью, в теплый летний вечер этой одежды было вполне достаточно. Подойдя, он поднял в знак приветствия трехпалую руку.
– Мир тебе, Ла-Ма… Ла-Си сказала мне, что ты здесь. Ла-Ма и Ла-То соприкоснулись ладонями.
– Мир тебе, Ла-То! Ла-Си сказала правду. Посмотри, как красивы наши братья и сестры! – И Ла-Ма указала на процессию внизу.
Ла-То хотел что-то ответить, но почувствовал под ногами слабый толчок. Он замер, ожидая более сильного колебания почвы, но его не последовало.
– Да, но нам надо спешить! Сейсмологи сильно обеспокоены! Подземные толчки следуют все с большей частотой. На восточном склоне открылся кратер, увеличился выход серного ангидрида. Ла-Си настаивает, чтобы встречу закончили как можно быстрее.
Землетрясение пугало Ла-Ма больше, чем она желала показать. Она быстро согласилась:
– Да, мы начнем эвакуацию, как только закончится церемония.
Ла-То покачал головой. Не так-то просто эвакуировать два с половиной миллиона членов их септа, особенно когда многие из них мечтают провести ночь у алтарей или в священных пустотах на склоне горы, но, как бы там ни было, сделать это необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
И тогда Джордж Альберт Вилли Третий набрался храбрости, сделал шесть шагов вперед и прыгнул. Под весом мальчишки Чума пошатнулся, а потом заорал, когда маленькие пальцы нащупали его глаза.
Дорн едва не упал, когда Чума отпустил удавку. Жадно глотая воздух, он увидел, что Крамер пытается встать, и ударил его ногой в лицо. Тот снова уткнулся в пол, а Дорн, опять приняв боевую стойку, развернулся к Чуме. Но драться ему не пришлось. Чума валялся на полу, и его почти не было видно под десятком «крыс», и каждый из малышей стремился расплатиться хотя бы пятью ударами за каждый, полученный за год. Их локти ходили с угрожающей равномерностью шатунов; Чума молил о пощаде, но его никто не хотел и слушать. Внезапно раздался свисток.
«Крысы» отпрянули, увидели, что они натворили, и в ужасе переглянулись. Радость победы снова сменилась страхом. Зачем они это сделали? Наказание неминуемо, а месть старшеклассников будет ужасной. В раздевалку вошел директор Тулл, а следом за ним – тренер Маховски.
Оба были крупными, сильными мужчинами и внушали уважение даже самым отъявленным наглецам. Дорн сразу же вышел из боевой стойки и постарался сделать вид, что он здесь случайно. Но, учитывая «крысу», привязанную к столбу, пятна крови по всей раздевалке и четверых старшеклассников на полу, это было нелегко.
Тренер Маховски бросился к Мандуло, отвязал его и унес. У Тулла были пронзительные зеленые глаза, и их взгляд обежал раздевалку, как луч лазера.
– Вы все пожалеете о том, что здесь произошло. Первый класс вместо прогулки останется в спальне. Те из старшеклассников, кому необходима медицинская помощь, получат ее, а потом будут наказаны домашним арестом. Что касается вас, мистер Восс… Где находится штрафной изолятор, вы знаете. Отправляйтесь туда!
Тулл заставил Дорна ждать два часа – достаточный срок, чтобы успеть вспотеть, понервничать и подумать о своей дальнейшей судьбе. Это время показалось ему вечностью. Наконец Дорн был приглашен в скупо обставленный директорский кабинет. Со стен смотрели голографические портреты прежних директоров; над ними красовался девиз школы: «Учитесь, чтобы служить», вырезанный на потолочной балке. Из окна в потолке на широкий директорский стол струился солнечный свет. На столе не было ничего лишнего: только старинные часы, письменный прибор и небольшая стопка дискет. Рядом с дискетами лежала распечатка, похожая на ведомость успеваемости, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, о ком в ней говорится.
Дорну пришлось простоять еще минут пять, прежде чем вошел Тулл и указал провинившемуся на один из стульев. Юноша подождал, пока сядет директор, и только потом сел сам. Теперь солнечный свет падал на плечи директора, и казалось, что это местные боги озаряют Тулла своим сиянием. Полистав распечатку, директор остановился на нужной странице и удовлетворенно кашлянул:
– Примечательный день у вас выдался, мистер Восс! Сначала вы получили тройку на экзамене по истории, потом пропустили четвертую пару и, наконец, подрались в бассейне. У врачей уже много лет не было столько работы!
Дорн не мог придумать, что на это сказать, и поэтому промолчал. Тулл кивнул, словно одобряя его решение, и продолжал:
– Это сложный случай, мистер Восс. Особенно если учесть все обстоятельства… Хотя я никак не могу приветствовать физического насилия в качестве метода решения проблем, тем более когда их можно и должно решать с помощью администрации, я не настолько стар, чтобы забыть о моральных принципах, которые прививаются молодежи в таких заведениях, как наша школа, и не настолько выжил из ума, чтобы не понимать, что ваши действия были продиктованы благородными намерениями.
Тулл сделал паузу, и Дорн почувствовал, что теперь может позволить себе сесть поудобнее.
– И в самом деле, – снова заговорил директор, – как это ни печально, приходится признать, что мистер Крамер и его товарищи заждались урока кротости и смирения, а стало быть, получили по заслугам. Мистер Вилли и другие ученики первого класса высоко оценили вашу храбрость и решительность. Правда, боюсь, мне трудно поверить, что вы пошли в ботанический сад, дабы предаться там медитации, перед тем как вышибить дух из мистера Крамера. Однако все хорошо, что хорошо кончается, – конечно, при условии, что вы в дальнейшем воздержитесь от подобных поступков!
Дорн слегка кашлянул:
– А как себя чувствует мистер Мандуло?
– Не очень хорошо, – печально ответил директор, – но он поправится, а его мучители будут исключены из академии. И это, кстати, снова возвращает нашу беседу к вам.
Дорн был озадачен. Кажется, Тулл сам признал необходимость того, что он сделал. Чего же еще?
Директор глянул в распечатку, словно с того момента, как он смотрел туда в последний раз, в ней что-то могло измениться.
– Скажите-ка, мистер Восс, давно ли вы получали весточку от своих родителей?
У Дорна екнуло сердце.
– От родителей? Не помню… Наверное, месяцев шесть или семь назад.
Тулл кивнул.
– И это не совсем в порядке вещей? Дорн насторожился.
– Немного. Обычно они присылают мне посылку раз в два месяца. Но у них много дел.
Тулл встал, заложил руки за спину и посмотрел в окно.
– Да, родители учеников Милфордской академии – очень занятые люди!
Повисла тягостная пауза. Потом директор повернулся к Дорну. Лицо у него было озабоченное, а взгляд, на удивление, мягкий, почти добрый.
– Послушайте, мистер Восс, мне очень не хочется тревожить вас – тем более что повода для беспокойства, вероятно, нет вообще, но от ваших родителей уже долгое время не было известий. Говоря прямо, это значит, что последний взнос не был сделан и на ваш личный счет ничего не перечислено.
Дорн нахмурился. То, что он услышал, не соответствовало фактам.
– Не может быть… Я только вчера покупал в магазине школьные принадлежности!
– Да, – сочувственно произнес Тулл. – Мне подумалось, что я вправе ссудить вам немного из моих собственных сбережений. Ведь ваш отец учился здесь, и его отец тоже. Но это все, что я могу сделать.
Дорн онемел от изумления. Его родители были миллионерами, а может быть, даже миллиардерами. Они владели большой промышленной компанией, целым флотом космических кораблей и сквозным переходом в пространстве – одним из четырех известных разрывов в структуре пространства – времени, которыми пользовались скоростные коммерческие корабли Конфедерации. Расходы на его обучение были для них мелочью на дне кошелька, если только… Если только не произошло что-то страшное. А вдруг они погибли? Дорн вспомнил, как злился на них за то, что его отправляют на Новую Надежду, и почувствовал себя виноватым.
Несмотря на все усилия ученых, более быстрого средства сообщения, чем звездолет, пока не существовало. Узнать о судьбе своих родителей Дорн мог только одним способом.
– Я должен найти их, сэр. Я соберусь и вылечу первым же рейсом.
Тулл жестом заставил его замолчать:
– Нет! Я понимаю твои чувства, сынок, но все не так просто. Существуют правила, согласно которым ты не можешь покинуть академию без официального разрешения родителей. Кроме того, билет на звездолет стоит очень дорого, гораздо больше, чем я могу тебе одолжить. Давай подождем! Скоро к нам должны прибыть несколько кораблей, и я почти не сомневаюсь, что в течение ближайших двух недель мы получим известие от твоих родителей.
Дорну очень хотелось бы верить своему директору, но это было нелегко.
– А если нет? Что тогда?
Тулл отвернулся, потом снова посмотрел на Дорна:
– Несомненно, если мы не получим ответа на срочные уведомления, отправленные вашим родителям, вас попросят оставить школу. Но не будем гадать! Учеба – вот что сейчас самое важное, а вы получили «посредственно» по истории.
Дорн кивнул, пробормотал слова благодарности и вышел из кабинета. Прошло каких-то пятнадцать минут, но они изменили всю его жизнь.
2
Несчастье, равно как и счастье, – не более чем иллюзия.
Ла-Да, философ Траа. 2097 г.
ПЛАНЕТА ЛА-ТРИ
Солнце садилось. Гора Лун черной громадой вырисовывалась на фоне голубого неба. На востоке, сияя золотисто-белым светом, взошли три луны. Ла-Ма поднесла руку ко лбу, затем к груди и, наконец, к животу – жест, означающий единство разума, души и тела.
Со своего возвышения жрица смотрела на горы. Ее взгляд скользнул по едва различимым в сгущавшейся темноте хребтам и отвесным скалам, а потом вновь вернулся к высокогорному плато, где построенные еще в глубокой древности стены оберегали Храм Спокойствия и его 3333 алтаря. Когда-то это была крепость, в которой укрывались жрецы, чтобы защитить не только себя, но и концепцию триединства мира, любви и гармонии. Впрочем, это было столетия назад, задолго до Великого примирения и объединения расы Траа.
Глядя, как величественная процессия спускается к храму по горным склонам, Ла-Ма размышляла о стародавних временах. Каждый участник процессии держал в руке светящийся стержень. Его света было достаточно, чтобы разглядеть дорогу, но издали он казался не более чем яркой точкой в ночной темноте. Но, объединенные церемониальной процессией, эти стержни создавали целую реку света, которую можно было увидеть даже из космоса.
Этот ритуал имел огромное значение и был тем более важен, что каждый из двух с половиной миллионов его участников принадлежал к триаде, объединяющей жреца, воина и купца. Ла-Ма видела перед собой примерно третью часть всего народа Траа; по ее мнению, наиболее ценную, поскольку септ философов отвечал за науку, образование и здоровье – не только физическое, но и духовное – всех граждан планеты. Ответственность, связанная с этим, всегда изумляла и немного пугала ее.
В отличие от землян и не менее плодовитых ду-заатов, дети у траанцев появлялись довольно редко – обычно два-три ребенка на триаду. Правда, существовали и большие семьи, но благодаря им численность популяции лишь поддерживалась на стабильном уровне. Это обстоятельство теоретически делало планету Траа уязвимой перед нападением извне и служило источником постоянного беспокойства для воинов и купцов. Вот почему одни настаивали на приоритете коммерции, а другие – на масштабной войне со всеми соседями, в качестве предупреждающей меры. Философы, не сомневаясь, что такая война скорее уничтожит траанцев, нежели поможет им выжить, не говоря уж о страданиях, которые она принесет миллионам иных разумных существ на других планетах, были против этого предложения.
Нет, такое просто немыслимо! Понимая это, Ла-Ма и другие иерархи решили собрать всех, несмотря на возражения своих же ученых.
Да, они знали о сильнейшем за последние восемьсот лет всплеске сейсмической активности в горах. Да, они понимали, что извержение может обернуться катастрофой. Но медлить было не менее опасно. Чтобы подыскать другое место для сбора, преодолев возражения приверженцев традиции, потребуется несколько месяцев, а то и целый год. За это время септы воинов и купцов успеют объединиться и приступить к реализации своих планов.
Конечно, имелись и другие способы провести референдум. Но траанцы при обсуждении особо важных вопросов предпочитали смотреть друг другу в глаза.
Ла-Ма подумала о своих возлюбленных, воине Ка-Ди и купце Са-Ло, и почувствовала одновременно нежность и гнев. Как можно быть настолько слепыми? Как можно всерьез верить, что не любовь, а сила способна сохранить народ Траа? Впрочем, они были преданы своим септам – так же, как она своему.
За спиной Ла-Ма зашуршали камешки: кто-то шел по тропе. Она обернулась. Это был Ла-То. Как у всех траанцев, у него был приплюснутый нос с горизонтальными ноздрями и крупные широкие зубы всеядного животного. Он был в белой мантии жреца; учитывая, что кожа траанцев покрыта короткой коричневой шерстью, в теплый летний вечер этой одежды было вполне достаточно. Подойдя, он поднял в знак приветствия трехпалую руку.
– Мир тебе, Ла-Ма… Ла-Си сказала мне, что ты здесь. Ла-Ма и Ла-То соприкоснулись ладонями.
– Мир тебе, Ла-То! Ла-Си сказала правду. Посмотри, как красивы наши братья и сестры! – И Ла-Ма указала на процессию внизу.
Ла-То хотел что-то ответить, но почувствовал под ногами слабый толчок. Он замер, ожидая более сильного колебания почвы, но его не последовало.
– Да, но нам надо спешить! Сейсмологи сильно обеспокоены! Подземные толчки следуют все с большей частотой. На восточном склоне открылся кратер, увеличился выход серного ангидрида. Ла-Си настаивает, чтобы встречу закончили как можно быстрее.
Землетрясение пугало Ла-Ма больше, чем она желала показать. Она быстро согласилась:
– Да, мы начнем эвакуацию, как только закончится церемония.
Ла-То покачал головой. Не так-то просто эвакуировать два с половиной миллиона членов их септа, особенно когда многие из них мечтают провести ночь у алтарей или в священных пустотах на склоне горы, но, как бы там ни было, сделать это необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44