– Пусть признается во всех своих провинностях. И возможно, тогда мы не станем раздирать на куски вашу душу…
11
Рори стоял в прихожей и смотрел на Джулию, его Джулию, женщину, которой он однажды поклялся идти по жизни рука об руку, пока смерть не разлучит их. В то время казалось, что сдержать эту клятву совсем просто. Насколько он помнил, он все время идеализировал ее, возводил на пьедестал, грезил о ней ночами, а дни проводил за сочинением любовных стихотворений; совершенно диких и неумелых, посвященных ей. Но все изменилось, и он, наблюдая за этими изменениями, пришел к выводу, что худшие мучения доставляют именно малозначимые, почти неуловимые мелочи. Все чаще наступали моменты, когда он предпочел бы смерть под копытами диких лошадей бесконечным терзаниям из-за подозрений, совершенно отравивших его существование в последнее время.
Теперь, когда он глядел на нее, стоявшую у лестницы, ему невообразимо сложно было представить, как счастливо и хорошо все некогда скрывалось. Все было похоронено под грудой сомнений и грязи.
Лишь одно немного утешало его сейчас – то, что она выглядит такой встревоженной. Возможно, это означает, что сейчас, сию минуту она признается ему во всех своих прегрешениях, и он, конечно же, простит ее, и, конечно же, эта сцена будет сопровождаться морем слез, бурным раскаянием с ее и пониманием с его стороны.
– Ты что-то кислая сегодня, – осторожно заметил он. Она собралась было что-то сказать, но не решилась, потом, набравшись духу, произнесла:
– Мне очень трудно, Рори…
– Что трудно?
Она, похоже, вообще передумала говорить.
– Что именно трудно? – настаивал он.
– Мне так много надо тебе объяснить…
Рука ее, заметил он, так крепко вцепилась в перила, что побелели костяшки пальцев.
– Я слушаю, – сказал он. Он все равно будет любить ее, в чем бы она ни призналась. Если, конечно, она будет искренней до конца… – Говори.
– Я думаю, может… может, будет лучше, если я скажу тебе кое что… – и с этими словами она начала подниматься по лестнице. Он последовал за ней.
* * *
Ветер, подметавший улицу, теплым назвать было никак нельзя, судя по тому, как прохожие поднимали воротники и отворачивали от него лица. Но Керсти не чувствовала холода. Возможно, дело было в невидимом спутнике, защищавшем ее от холода, окутывая ее жаром, на котором издавна поджаривали грешников? Или это, или же причина крылась в том, что она была слишком напугана и возбуждена, чтоб вообще чувствовать что-либо.
Впрочем, первое не совсем точно. Она не боялась. Ее обуревали куда более сложные чувства. Она отворила дверь – ту самую дверь, которую некогда открыл брат Рори – и теперь находилась в обществе демонов. А в конце пути она сможет отомстить. Она найдет то, что мучило и разрывало ее душу на части, и заставит его испытать то же ощущение полного отчаяния и беспомощности, которое совсем недавно испытывала сама. Она будет наблюдать за тем, как он корчится в муках. Мало того – она будет наслаждаться этим зрелищем. Боль и страдания превратили ее в садистку.
Выйдя на Лодовико-стрит, она обернулась – посмотреть, где же сенобит. Но его не было видно. Несмотря на это, она решительно двинулась к дому. Определенного плана у нее не было; слишком уж много различных вариантов, чтобы как-то рассчитать. Взять хотя бы один нюанс: будет ли там Джулия, и если да, то каким образом вовлечена она во все это? Маловероятно, что она лишь невинный наблюдатель. Но возможно и другое: что, если ее поступками руководил страх? Что, если она просто испугалась Фрэнка? Что ж, через несколько минут она получит ответы на все эти вопросы. Она позвонила в дверь и приготовилась ждать.
Дверь открыла Джулия. В руках у нее был кусочек белого кружева.
– Керсти, – сказала она с виду нисколько не удивленная появлением девушки. – Уже поздно…
Первыми словами Керсти были:
– Где Рори? – не совсем то, что она собиралась сказать, но это вырвалось непроизвольно.
– Дома, – спокойно ответила Джулия, словно утешая капризного ребенка. – А что случилось?
– Я бы хотела его видеть, – ответила Керсти.
– Рори?
– Да.
И она переступила порог, не дожидаясь приглашения. Джулия не возражала, лишь затворила за ней дверь. Только теперь Керсти ощутила холод. Она стояла в прихожей и вся дрожала.
– Ты выглядишь просто ужасно, – заметила Джулия.
– Я была здесь днем, – выпалила Керсти. – Я видела, что произошло, Джулия. Видела!
– А что, собственно, произошло? – последовал вопрос.
Джулия и бровью не повела.
– Сама знаешь.
– Честное слово, нет. Мне надо поговорить с Рори.
– Ну, конечно, почему нет? – ответила Джулия. – Только смотри, будь с ним поосторожнее. Он что-то неважно себя чувствует.
Она провела Керсти в столовую. Рори сидел за столом, в руке бокал с выпивкой, на столе бутылка. Рядом на стуле лежало перекинутое через спинку свадебное платье Джулии. Только тут она догадалась, что за кружево держала Джулия в руке – свадебную фату.
Рори выглядел куда хуже, чем она ожидала. На лице и у корней волос запеклась кровь. Он приветствовал ее теплой, но несколько усталой улыбкой.
– Что случилось? – спросила она его.
– Сейчас уже все в порядке, Керсти, все нормально, – ответил он шепотом. – Джулия мне все рассказала… И теперь все о'кей.
– Нет, – мотнула она головой, подозревая, что рассказали ему далеко не все.
– Ты ведь приходила сюда сегодня?
– Да.
– Очень неудачное было выбрано время…
– Но ты… ты же сам просил меня… – она покосилась на Джулию, стоявшую у дверей, затем снова перевела взгляд на Рори. – Я сделала так, как ты хотел.
– Да, я знаю, знаю. Мне очень жаль, что ты влипла в такую жуткую историю.
– А ты знаешь, что сделал твой братец? – спросила она. – Знаешь, что он сотворил?
– Я знаю достаточно, – коротко ответил Рори. – Но главное это то, что теперь все кончено.
– Что ты имеешь в виду?
– Я постарался исправить все, что он сделал, и…
– Что значит кончено?
– Он умер, Керсти.
(«…доставьте его нам живым… и, возможно, тогда мы не станем раздирать на куски вашу душу…»)
– Умер?
– Мы уничтожили его, я и Джулия. Это было несложно. Он считал, что мне можно доверять, полагая, что кровь – не водица. Так вот, на деле оказалось иначе. Я подумал, что наилучший вариант – избавить человека от мучений и…
Внутри у Керсти все похолодело, желудок болезненно заныл. Наверное, сенобиты уже вонзили в нее свои крючки и скоро начнут вытаскивать из нее внутренности.
– Ты была так добра, Керсти. Так рисковала, придя сюда…
Она почувствовала чье-то невидимое присутствие у своего плеча.
«Давай сюда свою душу», – пробормотало существо.
– Я, конечно, пойду в участок и сделаю соответствующее заявление, как только почувствую себя лучше. Постараюсь найти способ объяснить им…
– Ты убил его? – спросила она.
– Да.
– Не верю… – пробормотала Керсти.
– Отведи ее наверх, – сказал Рори Джулии. – И покажи.
– Ты действительно хочешь видеть? – спросила Джулия. Кивнув, Керсти последовала за ней. На площадке оказалось теплее, чем внизу, а воздух был серым и жирным, словно вода после мытья посуды. Дверь в комнату Фрэнка была распахнута настежь. Тело, лежавшее на голых досках пола в обрывках бинтов, казалось, еще дымилось. Шея была свернута, голова безжизненно свисала на плечо. Кожа была содрана со всего тела – с головы до ног.
Керсти отвернулась, ее затошнило.
– Ну, довольна? – спросила Джулия. Не ответив, Керсти вышла из комнаты и направилась к лестнице. Воздух вокруг нее обрел подвижность.
(«Ты проиграла», – шепнул ей кто-то на ухо. «Знаю», – пробормотала она.)
Тут же зазвонил колокол, оплакивая ее, и совсем рядом послышался шорох крыльев, словно промчалась невидимая стая птиц. Она побежала вниз по ступенькам, моля Бога о том, чтоб ее не успели схватить прежде, чем она достигнет двери. Если они собираются вырвать у нее сердце, пусть хотя бы Рори не будет свидетелем этом ужасного зрелища. Пусть запомнит ее такой, какой она была: сильной, с улыбкой на устах, а не мольбами и жалобами. Позади раздался голос Джулии:
– Куда ты? – Поскольку ответа не последовало, она продолжила: – Ты ведь никому не расскажешь, да, Керсти? – настойчиво спрашивала она. – Мы сами разберемся с этим делом, Рори и я…
Видимо, ее голос отвлек Рори от выпивки. Он проявился в прихожей. Раны, которые нанес ему Фрэнк, оказались куда более серьезными, чем показалось Керсти на первый взгляд. Все лицо было в синяках, кожа на шее оборвана. Подойдя к ней, он придержал ее за руку.
– Джулия права, – сказал он. – Мы сами сообщим обо всем в полицию, договорились?
Ей хотелось сказать ему так много, но времени ухе не осталось. В голове все более громким эхом отдавался звон колокола. Казалось, некая ужасная невидимая сила обмотала ей горло ее же внутренностями и все туже затягивает узел.
– Слишком поздно, – пробормотала она и отстранила его руку.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он. Она уже шла к двери. – Не надо, не ходи, Керсти. Еще не время. Скажи, что ты собираешься делать?
Тут она не удержалась и обернулась – взглянуть на него еще один, последний раз, надеясь, что он сумеет прочитать на ее лице все.
– Все в порядке, – сказал он мягко, все еще пытаясь остановить ее. – Все хорошо, правда. – И он раскрыл объятия. – Ну, иди же к папочке!
Сама эта фраза, казалось, никак не могла принадлежать Рори. Некоторые мальчики, повзрослев, так никогда и не становятся «папочками», вне зависимости от того, сколько произвели на свет детей.
Керсти прислонилась к стене, чтоб немного успокоиться. С ней говорил вовсе не Рори. Это был Фрэнк. Каким-то образом это оказался Фрэнк…
Она пыталась сосредоточиться на этой мысли, борясь со все усиливающимся звоном колоколов. Таким громким, что от него, похоже, вот-вот лопнет голова. Рори все еще улыбался, глядя на нее, руки его были распахнуты для объятий. Он продолжал говорить что-то, но она не слышала слов. Расплывчатые движения губ, что формировали эти слова, выталкивали их наружу, но все заглушал звон. И она была благодарна ему – глаза говорили правдивей слов.
– Я знаю, кто ты, – неожиданно заявила она, не уверенная, слышит он ее или нет, но абсолютно уверенная в истинности сказанного. Тело Рори там, наверху, забросанное сорванными с Фрэнка бинтами. Содранная с него кожа переставлена на тело брата, брак скрепила пролитая кровь. Да, именно так оно и было.
Удавка на ее горле стягивалась все туже. Через несколько секунд они выволокут ее отсюда. В отчаянии она обернулась, пытаясь разглядеть в царившем в коридоре полумраке лицо Рори.
– Это ты… – сказала она. Лицо улыбнулось, сохраняя по-прежнему невозмутимое выражение. Она развернулась и бросилась на него. Он отступил на шаг, застигнутый врасплох, стараясь увернуться от ее броска, движения его были преисполнены ленивой звериной грации. Звон колоколов стал невыносимым, он разрывал ее душу, вонзался в мозг, превращая его в прах.
Уже находясь на грани безумия, она снова протянула к нему руку, на этот раз он увернуться не успел. Ее ногти царапнули щеку. Кожа, лишь недавно пересаженная на лицо, сползла, точно кусок шелка. Кровавое мясо под ней являло собой ужасное зрелище. Джулия вскрикнула. И внезапно звон колоколов в голове Керсти прекратился. Теперь они звучали в доме, во всем мире.
Лампочки в прихожей вдруг вспыхнули неестественно ярко, а затем, видимо, от перегрузки, перегорели. На какое-то мгновение воцарилась полная тьма. И тишина. Единственное, что, ей казалось, она слышала – это невнятное бормотание собственных губ. Затем вдруг языки пламени начали лизать стены и пол. Воздух в прихожей затанцевал от их бликов. В одну секунду помещение превратилось в скотобойню (стены окрасились пурпурно-красным); в следующую – в будуар (голубовато-пепельный; канареечно-желтый); затем – в узкий туннель, по которому мчался поезд с духами – сплошная скорость, вихрь и пламя.
Во время одной особенно сильной вспышки она увидела, что Фрэнк движется к ней, искаженное лицо Рори сползало у него с подбородка. Она увернулась от вытянутой руки и, поднырнув под нее, бросилась в комнату. Дышать стало легче, и она поняла, что сенобиты, очевидно, осознали свою ошибку. Скоро они вмешаются, это несомненно, и положат конец этому фарсу и путанице. Но она не станет ждать, пока они схватят Фрэнка, с нее хватит. Вместо этом она убежит из проклятого дома через заднюю дверь и предоставит действовать им.
Впрочем, ее оптимизму суждена была недолгая жизнь. Пламя в прихожей, отбрасывая свет в столовую, разгоралось. В его отблеске можно было различить, что в комнате творится что-то неладное.
По полу что-то двигалось, похожее на пепел, сметаемый ветром, стулья подпрыгивали и зависали в воздухе. Пусть она – невинная и чистая душа, но силам, вселившимся в нее, наплевать на эти подробности: она чувствовала, что стоит сделать хотя бы один шаг – и произойдет нечто ужасное.
Минутная растерянность, в которой она пребывала, позволила Фрэнку настичь ее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15