Конечно, мы могли бы пока сунуть вас в тюрьму, но это, согласитесь, не лучший вариант.
— Я тоже так думаю, — буркнул Арт.
— Поэтому-то мы отвезем вас на одну охраняемую ферму, где вы сможете переждать кое-какое время.
— Это было бы неплохо, — Арт бросил быстрый настороженный взгляд на лейтенанта, — но что-то мне не верится…
— Мистер Фрисби, — раздраженно сказал лейтенант, — нас ждут. Вы слишком подозрительны.
— Может быть, — пожал плечами Арт. — Иначе я бы не разговаривал сейчас с вами.
— Почему?
— Потому что был бы уже давно там, где нет званий.
— Нет званий? Где это? — лейтенант с любопытством посмотрел на спутника. Он, очевидно, никак не мог допустить, что есть такие места, где он не мог бы красоваться своей формой.
— На том свете…
Длинная мощная машина стояла прямо у подъезда, и, прежде чем Арт успел сообразить что-либо, он уже сидел на заднем сиденье, и на запястьях у него серебряно блестели наручники. С обеих сторон его сжимали две молчаливые фигуры. Под тонкими пиджаками и брюками перекатывались металлические мускулы. Тела их были горячи, словно были только что выкованы и еще не успели остыть.
Машина шла почти бесшумно. Двое по бокам Арта молчали, лишь у одного что-то булькнуло в желудке. Чересчур спокойным быть тоже не годилось. «Надо показать, что я нервничаю, — подумал Арт. — А то может создаться впечатление, что я догадываюсь, куда меня везут. А это не годится. Самое страшное, если с самого начала они меня заподозрят. Один раз нужно спросить. Но два — это было бы уже глупо и нарочито. Один».
— Послушайте, — сказал Арт, прекрасно зная, что ему ничего не ответят, — что все это значит?
Он не ошибся. Ему ничего не ответили. Генератор тепла слева пошевелил ногой и коснулся случайно ляжкой ноги Арта. Ляжка была нечеловечески твердой, и Арту на-мгновение показалось, что рядом с ним вовсе не люди, а роботы.
Должно быть, он в конце концов задремал, потому что вдруг почувствовал, как у него затекла шея.
Машина замедлила ход, свернула с шоссе, куда-то в сторону, несколько минут плыла в кромешной тьме, освещая себе путь фарами, свернула еще раз и очутилась у ярко освещенных ворот.
Сосед Арта справа молча и ловко ощупал его, вытащил из кармана пиджака пистолет и снова застыл а неподвижности, словно у него кончился завод.
Дверцы машины распахнулись. Сильный луч электрического фонарика на мгновение ослепил Арта и потух. Видно было, что машина стоит у металлического массивного шлагбаума. Вот машина тронулась, остановилась еще перед одним шлагбаумом, нырнула в длинный туннель из сосен, подъехала к приземистому белому зданию и затормозила. Открылись двери, брызнул; яркий свет, и чей-то голос спросил:
— Привезли?
— Да, — ответил человек, сидевший рядом с водителем.
— Обыскали?
— Чист.
— Давайте его быстрее. Босс ждет.
4
Джо Коломбо, глава гангстерской семьи Скарборо, строго говоря, не являл собой фигуру необыкновенную. Он не был ни отчаянным храбрецом, ни хитроумным стратегом, ни безжалостным палачом. В равной степени он не был ни трусом, ни глупцом, ни добряком. Он был обыкновенным человеком, изучившим лишь в совершенстве правила игры, царившие в том мире, в котором он жил. Он никогда не нарушал этих правил, всегда следовал им и постепенно сделался их символом, хранителем традиций, олицетворением того порядка вещей, который создал его и который он укреплял.
Он никогда не суетился, сохранял спокойствие, работал тщательно и никогда не оставлял недоделанных начинаний, ибо прекрасно знал, что неоконченное дело имеет иногда тенденцию превратиться в неожиданную автоматную очередь.
Были в семье люди более сильные, чем он, более храбрые. Стрелявшие лучше. Умевшие лучше, чем он, организовать нападение на конвой или убрать провинившегося толкача. Да, на отдельных дистанциях он мог и уступать другим, но в сумме многоборья он был недосягаем и потому уже много лет возглавлял семью.
Теперь ему предстояло серьезное испытание. Может быть, самое серьезное из тех, с которыми приходится сталкиваться главе семьи. Предстояло определить, кто из тех нескольких человек, которые составляли его ближайшее окружение, стал предателем. Он знал, что поручить это расследование кому-нибудь еще нельзя, потому что он и только он должен собственноручно выполоть сорную траву, пока она не заглушила всего поля, возделываемого им уже больше четверти века. Да и кому поручить, если он не знает, кто продал его семью, и сам расследователь может оказаться как раз тем, кого они ищут. Разве что сыну… Нет, он должен найти его сам.
Вот почему он сидел сейчас перед темноволосым молодым человеком, хотя было уже около полуночи, а он обычно уже давно спал в это время. Когда тебе за шестьдесят, цепляешься за режим.
Джо Коломбо не торопился начать беседу с человеком из Уотерфолла. Он молча рассматривал его. Что-нибудь около тридцати. Лицо было бы даже приятным, если бы не угрюмость. Характер скорее всего нелегкий. По-видимому, упрям и самолюбив, вспыльчив. В последнем можно не сомневаться. Вряд ли кто-нибудь из членов семьи решит дезертировать по трезвому размышлению: он будет обречен на месть своей семьи и постоянное подозрение новой семьи. Предателя могут ценить, но доверять — никогда. Предавший раз может предать и во второй. Предатель только тогда перестанет быть предателем, когда занимает место того, кого он предал. Как раз это, очевидно, не прочь бы сделать и та змея, что где-то ползала сейчас по Пайнхиллзу. Сначала хочет ослабить его, Коломбо. Одно нападение на конвой, другое. Один провал, второй, третий, десятый. Случайность раз, случайность два, а потом пойдут разговоры. Стар стал, уже не тот. Ни одной операции спланировать не может. А мы? Стоит ли издыхать под пулями только оттого, что старик цепляется за власть? Не пора ли? И тогда тот, кто ждал своего часа, подаст знак. Или сам прошьет его автоматной очередью. И улыбнется снисходительно. Каждому свое. Теперь его очередь.
Коломбо вздохнул, помассировал себе сердце, включил магнитофон и сказал человеку, стоявшему перед ним:
— Садись. Как тебя зовут?
— Арт Фрисби.
— Член семьи Кальвино?
— Да.
— Место в семье?
— Лейтенант.
— Кто тебя рекомендовал?
— Толстый Папочка.
— Откуда ты его знаешь?
— Я пришел к нему одиннадцать лет тому назад и сумел убедить его, что смогу быть ему полезен.
— Чем ты убедил его?
— Тем, что в девятнадцать лет я бросил белое снадобье. Сам.
— Что помогло тебе бросить?
— Девушка, которую я любил и которая любила меня, тоже была на героине и покончила с собой. Она повесилась.
— И ты…
— Я ушел из Скарборо, набрел на какую-то ферму, валялся три недели в запертом сарае. Отошел. В девятнадцать лет это иногда бывает.
— Отец, мать?
— Отец упал с лестницы и разбился насмерть. Лет двадцать, наверное, назад, а может быть, и больше. Мать умерла чуть позже.
— Значит, ты одиннадцать лет был под началом Толстого Папочки?
— Да.
— Ты был к нему близок?
— Не знаю, — пожал плечами Арт, — мне трудно судить. Наверное, он доверял мне. Мне давали ответственные задания. Я, например, командовал последним налетом на ваш конвой.
Джо Коломбо внимательно посмотрел на Арта. «Если парень не врет, — подумал он, — он может оказаться ценней, чем я подумал сначала. У Папочки в его жирных маленьких ручках все нити».
— Хорошо, — кивнул Джо Коломбо, — расскажи мне теперь со всеми подробностями о том, что случилось такого, что заставило тебя смотать удочки из Уотерфолла. Ты ведь как будто не из тех, кто перебегает с места на место.
Арт начал рассказывать о ссоре в баре. Говорил он скучным, равнодушным тоном, и Коломбо отметил про себя, что именно такие взрываются неожиданно и непредсказуемо.
— Ты хорошо запомнил момент, когда выстрелил в этого Кармайкла?
— Да, — кивнул Арт. — Безусловно. Я головы не терял. Этого со мной не бывает. Я даже знал в ту секунду, что это конец всему. Но у меня были такое бешенство, я был готов на все…
— Гм, — усмехнулся Коломбо, — нельзя сказать, чтобы ты был очень логичен. С одной стороны, ты осознавал, что делаешь, с другой — был готов на все. Или ты действительно считаешь, что приставания пьяного стоят погубленной карьеры и риска для жизни?
«Первое впечатление, что он не врет, — подумал Коломбо. — Для лжи выбирают что-нибудь пологичнее. Впрочем, подождем пока с выводами».
Арт молча пожал плечами.
— Наверное, вы правы. Мне просто кажется, что я сознавал все… До этого я никогда не ссорился с Кармайклом. Ничего общего у нас не было.
— А ты знал, что эта девушка — Конни — его родственница?
— Понятия, не имел.
— Хорошо. Расскажи мне теперь, как ты добрался из Уотерфолла до Скарборо и что случилось в «Башне»?
Арт рассказывал, а Коломбо думал о том, что уже начало второго, что давно уже пора спать, что завтра нужно кое-что проверить и лишь потом переходить к тому, ради чего он сидит в этой комнате перед этим угрюмым, вспыльчивым типом, который командовал налетом, во время которого он и его семья потеряла миллион двести тысяч НД плюс двадцать семь человек охраны. И хотя мысль о потерях была досадной, он не испытывал личной ненависти к этому Арту Фрисби. Его делом, делом Джо Коломбо, было благополучно доставить из Пейтона месячную прибыль его торговцев белым снадобьем, ростовщиков и букмекеров подпольных тотализаторов. Таков у него был приказ. И он его выполнил. Выполнил, надо сказать, здорово. И все же они никогда не смогли бы напасть на его конвой, если бы не шпион здесь, в Пайнхиллзе. Вот если бы удалось вытащить из этого парня хотя бы кончик ниточки, хоть какой-нибудь обрывок, он бы уж сумел распутать весь клубок. Но нет. Сначала нужно как следует проверить этого Фрисби. Кто знает, не подсадная ли он утка. Кальвино и особенно Папочка могут обвести вокруг пальца кого угодно. Пока им удается даже обводить его, Джо Коломбо. Пока. Только пока.
— На сегодня хватит, — кивнул он. — Тебя, кстати, накормили?
Арт отрицательно покачал головой.
— Сейчас поешь. — Он вызвал по телефону сына и, когда тот вошел в комнату, сказал: — Во-первых, покорми человека. Стыдно, что семья Коломбо оказалась на этот раз не слишком гостеприимной. Проверь лично в «Башне», кто искал этого джентльмена и почему портье указал на его номер. Найди шофера такси — старенькое «шеви» — который вез этого джентльмена в ночь на шестнадцатое из Уотерфолла в Скарборо. Узнай, как и где похоронили в Уотерфолле некоего Кармайкла и видел ли кто-нибудь своими глазами его в гробу… Ты все понял?
— Да, отец, — кивнул профессорского вида худощавый человек в очках с толстой оправой. — Тебе пора спать.
— Я тоже так думаю, — тяжело вздохнул Джо Коломбо и поднялся из-за стола.
— Ну, Арт Фрисби, — сказал Джо Коломбо при следующей встрече, — продолжим наши беседы. Все, что ты пока мне рассказал, более или менее соответствует действительности. Меня, признаться, несколько удивляет, как это ты все-таки вспылил в баре… Ну допустим. Бывает. Вот что, сынок, ты теперь скажи мне, слышал ли ты когда-нибудь там, в Грин-Палисейде, разговоры о Скарборо, о Пайнхиллзе. Я имею в виду нашу организацию.
— Конечно, дон Коломбо. Половину времени только о вас там и говорят. Все-таки вы — главные конкуренты. Завидуют вам. У вас семья и богаче и больше.
— Это понятно, — еще раз вздохнул Джо Коломбо. Его меньше всего интересовали комплименты. — Я имею в виду разговоры, которые показывали бы, что они хорошо осведомлены о наших делах.
— Трудно сказать… Когда мы с Папочкой обсуждали детали засады против вашего конвоя, я, помню, спросил его, надежны ли сведения. Папочка весь засиял. Вам бы надо его видеть, когда он сияет. Прямо лоснится весь. «Надежны, — фыркает, — это не то слово. Надежнее надежного».
— И все?
— А что вы хотите, чтобы я спросил у него, кто именно тут у вас работает на нас? О таких вещах не спрашивают… Может быть, если бы я знал, что окажусь у вас, разве что тогда.
— Это ты верно говоришь, Арт Фрисби. Но все-таки напряги свою память, может быть, какое-нибудь имя, намек, обрывок фразы, что-нибудь…
— Я ж вам сказал, дон Коломбо, я все-таки был только лейтенантом…
— Ты знаком одиннадцать лет с Папочкой, а это кое-что да значит. Ты не рядовой лейтенант. Ты же говоришь, что тебе намекнули о месте советника…
— Да, дон Коломбо. Я бы рад вам помочь. Я ведь понимаю, что от этого зависит, может быть, моя жизнь, но я ничего не знаю. Я рассказал вам все. Если я вам больше не нужен…
— Не пузырись. Посиди спокойно, закрой глаза, покури не торопясь и вспоминай, вспоминай. Может быть, ты вспомнишь какие-нибудь слова, которые ты слышал от Папочки или Кальвино, которые ты просто не понял, которые казались тебе бессмысленными. Или неважными. Или просто болтовней, знаешь, такой бабьей болтовней, которую иногда ведут серьезные мужчины…
— Постойте, дон Коломбо, постойте. Вот вы сказали «бабьей»… Погодите… Ага, вспомнил. Как-то, совсем недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Я тоже так думаю, — буркнул Арт.
— Поэтому-то мы отвезем вас на одну охраняемую ферму, где вы сможете переждать кое-какое время.
— Это было бы неплохо, — Арт бросил быстрый настороженный взгляд на лейтенанта, — но что-то мне не верится…
— Мистер Фрисби, — раздраженно сказал лейтенант, — нас ждут. Вы слишком подозрительны.
— Может быть, — пожал плечами Арт. — Иначе я бы не разговаривал сейчас с вами.
— Почему?
— Потому что был бы уже давно там, где нет званий.
— Нет званий? Где это? — лейтенант с любопытством посмотрел на спутника. Он, очевидно, никак не мог допустить, что есть такие места, где он не мог бы красоваться своей формой.
— На том свете…
Длинная мощная машина стояла прямо у подъезда, и, прежде чем Арт успел сообразить что-либо, он уже сидел на заднем сиденье, и на запястьях у него серебряно блестели наручники. С обеих сторон его сжимали две молчаливые фигуры. Под тонкими пиджаками и брюками перекатывались металлические мускулы. Тела их были горячи, словно были только что выкованы и еще не успели остыть.
Машина шла почти бесшумно. Двое по бокам Арта молчали, лишь у одного что-то булькнуло в желудке. Чересчур спокойным быть тоже не годилось. «Надо показать, что я нервничаю, — подумал Арт. — А то может создаться впечатление, что я догадываюсь, куда меня везут. А это не годится. Самое страшное, если с самого начала они меня заподозрят. Один раз нужно спросить. Но два — это было бы уже глупо и нарочито. Один».
— Послушайте, — сказал Арт, прекрасно зная, что ему ничего не ответят, — что все это значит?
Он не ошибся. Ему ничего не ответили. Генератор тепла слева пошевелил ногой и коснулся случайно ляжкой ноги Арта. Ляжка была нечеловечески твердой, и Арту на-мгновение показалось, что рядом с ним вовсе не люди, а роботы.
Должно быть, он в конце концов задремал, потому что вдруг почувствовал, как у него затекла шея.
Машина замедлила ход, свернула с шоссе, куда-то в сторону, несколько минут плыла в кромешной тьме, освещая себе путь фарами, свернула еще раз и очутилась у ярко освещенных ворот.
Сосед Арта справа молча и ловко ощупал его, вытащил из кармана пиджака пистолет и снова застыл а неподвижности, словно у него кончился завод.
Дверцы машины распахнулись. Сильный луч электрического фонарика на мгновение ослепил Арта и потух. Видно было, что машина стоит у металлического массивного шлагбаума. Вот машина тронулась, остановилась еще перед одним шлагбаумом, нырнула в длинный туннель из сосен, подъехала к приземистому белому зданию и затормозила. Открылись двери, брызнул; яркий свет, и чей-то голос спросил:
— Привезли?
— Да, — ответил человек, сидевший рядом с водителем.
— Обыскали?
— Чист.
— Давайте его быстрее. Босс ждет.
4
Джо Коломбо, глава гангстерской семьи Скарборо, строго говоря, не являл собой фигуру необыкновенную. Он не был ни отчаянным храбрецом, ни хитроумным стратегом, ни безжалостным палачом. В равной степени он не был ни трусом, ни глупцом, ни добряком. Он был обыкновенным человеком, изучившим лишь в совершенстве правила игры, царившие в том мире, в котором он жил. Он никогда не нарушал этих правил, всегда следовал им и постепенно сделался их символом, хранителем традиций, олицетворением того порядка вещей, который создал его и который он укреплял.
Он никогда не суетился, сохранял спокойствие, работал тщательно и никогда не оставлял недоделанных начинаний, ибо прекрасно знал, что неоконченное дело имеет иногда тенденцию превратиться в неожиданную автоматную очередь.
Были в семье люди более сильные, чем он, более храбрые. Стрелявшие лучше. Умевшие лучше, чем он, организовать нападение на конвой или убрать провинившегося толкача. Да, на отдельных дистанциях он мог и уступать другим, но в сумме многоборья он был недосягаем и потому уже много лет возглавлял семью.
Теперь ему предстояло серьезное испытание. Может быть, самое серьезное из тех, с которыми приходится сталкиваться главе семьи. Предстояло определить, кто из тех нескольких человек, которые составляли его ближайшее окружение, стал предателем. Он знал, что поручить это расследование кому-нибудь еще нельзя, потому что он и только он должен собственноручно выполоть сорную траву, пока она не заглушила всего поля, возделываемого им уже больше четверти века. Да и кому поручить, если он не знает, кто продал его семью, и сам расследователь может оказаться как раз тем, кого они ищут. Разве что сыну… Нет, он должен найти его сам.
Вот почему он сидел сейчас перед темноволосым молодым человеком, хотя было уже около полуночи, а он обычно уже давно спал в это время. Когда тебе за шестьдесят, цепляешься за режим.
Джо Коломбо не торопился начать беседу с человеком из Уотерфолла. Он молча рассматривал его. Что-нибудь около тридцати. Лицо было бы даже приятным, если бы не угрюмость. Характер скорее всего нелегкий. По-видимому, упрям и самолюбив, вспыльчив. В последнем можно не сомневаться. Вряд ли кто-нибудь из членов семьи решит дезертировать по трезвому размышлению: он будет обречен на месть своей семьи и постоянное подозрение новой семьи. Предателя могут ценить, но доверять — никогда. Предавший раз может предать и во второй. Предатель только тогда перестанет быть предателем, когда занимает место того, кого он предал. Как раз это, очевидно, не прочь бы сделать и та змея, что где-то ползала сейчас по Пайнхиллзу. Сначала хочет ослабить его, Коломбо. Одно нападение на конвой, другое. Один провал, второй, третий, десятый. Случайность раз, случайность два, а потом пойдут разговоры. Стар стал, уже не тот. Ни одной операции спланировать не может. А мы? Стоит ли издыхать под пулями только оттого, что старик цепляется за власть? Не пора ли? И тогда тот, кто ждал своего часа, подаст знак. Или сам прошьет его автоматной очередью. И улыбнется снисходительно. Каждому свое. Теперь его очередь.
Коломбо вздохнул, помассировал себе сердце, включил магнитофон и сказал человеку, стоявшему перед ним:
— Садись. Как тебя зовут?
— Арт Фрисби.
— Член семьи Кальвино?
— Да.
— Место в семье?
— Лейтенант.
— Кто тебя рекомендовал?
— Толстый Папочка.
— Откуда ты его знаешь?
— Я пришел к нему одиннадцать лет тому назад и сумел убедить его, что смогу быть ему полезен.
— Чем ты убедил его?
— Тем, что в девятнадцать лет я бросил белое снадобье. Сам.
— Что помогло тебе бросить?
— Девушка, которую я любил и которая любила меня, тоже была на героине и покончила с собой. Она повесилась.
— И ты…
— Я ушел из Скарборо, набрел на какую-то ферму, валялся три недели в запертом сарае. Отошел. В девятнадцать лет это иногда бывает.
— Отец, мать?
— Отец упал с лестницы и разбился насмерть. Лет двадцать, наверное, назад, а может быть, и больше. Мать умерла чуть позже.
— Значит, ты одиннадцать лет был под началом Толстого Папочки?
— Да.
— Ты был к нему близок?
— Не знаю, — пожал плечами Арт, — мне трудно судить. Наверное, он доверял мне. Мне давали ответственные задания. Я, например, командовал последним налетом на ваш конвой.
Джо Коломбо внимательно посмотрел на Арта. «Если парень не врет, — подумал он, — он может оказаться ценней, чем я подумал сначала. У Папочки в его жирных маленьких ручках все нити».
— Хорошо, — кивнул Джо Коломбо, — расскажи мне теперь со всеми подробностями о том, что случилось такого, что заставило тебя смотать удочки из Уотерфолла. Ты ведь как будто не из тех, кто перебегает с места на место.
Арт начал рассказывать о ссоре в баре. Говорил он скучным, равнодушным тоном, и Коломбо отметил про себя, что именно такие взрываются неожиданно и непредсказуемо.
— Ты хорошо запомнил момент, когда выстрелил в этого Кармайкла?
— Да, — кивнул Арт. — Безусловно. Я головы не терял. Этого со мной не бывает. Я даже знал в ту секунду, что это конец всему. Но у меня были такое бешенство, я был готов на все…
— Гм, — усмехнулся Коломбо, — нельзя сказать, чтобы ты был очень логичен. С одной стороны, ты осознавал, что делаешь, с другой — был готов на все. Или ты действительно считаешь, что приставания пьяного стоят погубленной карьеры и риска для жизни?
«Первое впечатление, что он не врет, — подумал Коломбо. — Для лжи выбирают что-нибудь пологичнее. Впрочем, подождем пока с выводами».
Арт молча пожал плечами.
— Наверное, вы правы. Мне просто кажется, что я сознавал все… До этого я никогда не ссорился с Кармайклом. Ничего общего у нас не было.
— А ты знал, что эта девушка — Конни — его родственница?
— Понятия, не имел.
— Хорошо. Расскажи мне теперь, как ты добрался из Уотерфолла до Скарборо и что случилось в «Башне»?
Арт рассказывал, а Коломбо думал о том, что уже начало второго, что давно уже пора спать, что завтра нужно кое-что проверить и лишь потом переходить к тому, ради чего он сидит в этой комнате перед этим угрюмым, вспыльчивым типом, который командовал налетом, во время которого он и его семья потеряла миллион двести тысяч НД плюс двадцать семь человек охраны. И хотя мысль о потерях была досадной, он не испытывал личной ненависти к этому Арту Фрисби. Его делом, делом Джо Коломбо, было благополучно доставить из Пейтона месячную прибыль его торговцев белым снадобьем, ростовщиков и букмекеров подпольных тотализаторов. Таков у него был приказ. И он его выполнил. Выполнил, надо сказать, здорово. И все же они никогда не смогли бы напасть на его конвой, если бы не шпион здесь, в Пайнхиллзе. Вот если бы удалось вытащить из этого парня хотя бы кончик ниточки, хоть какой-нибудь обрывок, он бы уж сумел распутать весь клубок. Но нет. Сначала нужно как следует проверить этого Фрисби. Кто знает, не подсадная ли он утка. Кальвино и особенно Папочка могут обвести вокруг пальца кого угодно. Пока им удается даже обводить его, Джо Коломбо. Пока. Только пока.
— На сегодня хватит, — кивнул он. — Тебя, кстати, накормили?
Арт отрицательно покачал головой.
— Сейчас поешь. — Он вызвал по телефону сына и, когда тот вошел в комнату, сказал: — Во-первых, покорми человека. Стыдно, что семья Коломбо оказалась на этот раз не слишком гостеприимной. Проверь лично в «Башне», кто искал этого джентльмена и почему портье указал на его номер. Найди шофера такси — старенькое «шеви» — который вез этого джентльмена в ночь на шестнадцатое из Уотерфолла в Скарборо. Узнай, как и где похоронили в Уотерфолле некоего Кармайкла и видел ли кто-нибудь своими глазами его в гробу… Ты все понял?
— Да, отец, — кивнул профессорского вида худощавый человек в очках с толстой оправой. — Тебе пора спать.
— Я тоже так думаю, — тяжело вздохнул Джо Коломбо и поднялся из-за стола.
— Ну, Арт Фрисби, — сказал Джо Коломбо при следующей встрече, — продолжим наши беседы. Все, что ты пока мне рассказал, более или менее соответствует действительности. Меня, признаться, несколько удивляет, как это ты все-таки вспылил в баре… Ну допустим. Бывает. Вот что, сынок, ты теперь скажи мне, слышал ли ты когда-нибудь там, в Грин-Палисейде, разговоры о Скарборо, о Пайнхиллзе. Я имею в виду нашу организацию.
— Конечно, дон Коломбо. Половину времени только о вас там и говорят. Все-таки вы — главные конкуренты. Завидуют вам. У вас семья и богаче и больше.
— Это понятно, — еще раз вздохнул Джо Коломбо. Его меньше всего интересовали комплименты. — Я имею в виду разговоры, которые показывали бы, что они хорошо осведомлены о наших делах.
— Трудно сказать… Когда мы с Папочкой обсуждали детали засады против вашего конвоя, я, помню, спросил его, надежны ли сведения. Папочка весь засиял. Вам бы надо его видеть, когда он сияет. Прямо лоснится весь. «Надежны, — фыркает, — это не то слово. Надежнее надежного».
— И все?
— А что вы хотите, чтобы я спросил у него, кто именно тут у вас работает на нас? О таких вещах не спрашивают… Может быть, если бы я знал, что окажусь у вас, разве что тогда.
— Это ты верно говоришь, Арт Фрисби. Но все-таки напряги свою память, может быть, какое-нибудь имя, намек, обрывок фразы, что-нибудь…
— Я ж вам сказал, дон Коломбо, я все-таки был только лейтенантом…
— Ты знаком одиннадцать лет с Папочкой, а это кое-что да значит. Ты не рядовой лейтенант. Ты же говоришь, что тебе намекнули о месте советника…
— Да, дон Коломбо. Я бы рад вам помочь. Я ведь понимаю, что от этого зависит, может быть, моя жизнь, но я ничего не знаю. Я рассказал вам все. Если я вам больше не нужен…
— Не пузырись. Посиди спокойно, закрой глаза, покури не торопясь и вспоминай, вспоминай. Может быть, ты вспомнишь какие-нибудь слова, которые ты слышал от Папочки или Кальвино, которые ты просто не понял, которые казались тебе бессмысленными. Или неважными. Или просто болтовней, знаешь, такой бабьей болтовней, которую иногда ведут серьезные мужчины…
— Постойте, дон Коломбо, постойте. Вот вы сказали «бабьей»… Погодите… Ага, вспомнил. Как-то, совсем недавно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27