Беран вдруг почувствовал себя покинутым, брошенным… В доме Палафокса он чувствовал себя в безопасности, хотя ему было и невесело — что же будет в Институте?
Палафокс отпустил его, и через полчаса Фанчиэль уже проводил его к большому квадратному зданию из туфа, проследил, как он зарегистрировался и обосновался в комнате студенческого общежития. Затем Фанчиэль ушел, и с тех пор Беран не видел ни его, ни Палафокса.
Так начался новый период жизни Берана на Брейкнессе. До сих пор за его образованием следили домашние наставники-паониты. Никогда он не принимал участия в традиционном паонитском процессе обучения, когда тысячи детишек скандировали в унисон — младшие выкрикивали числа: «Ай! Шрай! Вида! Мина! Нона! Дрона! Хиван! Импле!», старшие распевали эпические саги, чем, в сущности, и ограничивалось все паонитское образование. Поэтому Беран, пройди он через это, мог бы быть еще более поражен обычаями Института. Здесь каждый юноша воспринимался как личность, как индивидуальность, как одинокая звезда в безбрежности Космоса. Беран жил сам по себе, обособленный от прочих во всем, что касалось рутины. Когда возникала случайная общая беседа, то для того, чтобы ее поддержать, необходимо было привнести в дискуссию новую и оригинальную идею. И чем менее ортодоксальной она была, тем более яростно ее атаковали. Тот, кто выдвинул идею, должен был ее защищать, не выходя, однако, из границ логики. Если это ему удавалось, его престиж увеличивался. Если юноша терпел поражение — его престиж существенно страдал.
Еще одна тема была популярна в студенческой среде — вопрос возраста и смерти. Строго говоря, это была запретная тема — особенно в присутствии Учителя — ибо на Брейкнессе никто не умирал от болезни или телесной немощи. Магистры путешествовали по всей Вселенной, множество их погибало насильственной смертью, несмотря на все средства защиты и удивительное вооружение. Большее число их, однако, проживало свою жизнь на Брейкнессе, не меняясь с годами — может быть, становясь лишь чуть более сухопарыми, угловатыми и костистыми. Но Время неумолимо приближало Магистра к особому статусу — Эмеритуса. Он становился все менее педантичным, более эмоциональным, его эгоцентричность начинала брать верх над социальной конформностью, учащались взрывы раздражения, гнева, и наконец, наступала настоящая мания величия — после этого Эмеритус исчезал.
Беран, стеснительный, с недостаточно беглой речью, поначалу удерживался от участия в диспутах. Совершенствуясь в языке, он понемногу начал вступать в беседы, и, миновав неминуемый период поражений в полемике, уже мог добиваться и успеха. Так впервые за все время своего пребывания на Брейкнессе он испытал чувство удовлетворения.
Взаимоотношения между студентами носили формальный характер — не были ни дружескими, ни враждебными. Юношей Брейкнесса весьма интересовала проблема деторождения, причем во всех возможных аспектах. Беран, на Пао усвоивший правила скромности, был вначале шокирован, но частые обсуждения со временем лишили сей предмет сладости «запретного плода». Он узнал, что престиж на Брейкнессе является результатом не только успехов в сфере интеллектуальной, но определяется также количеством женщин в гареме, числом сыновей, успешно прошедших тесты, степенью сходства их с родителем (психического и умственного), а также их успехами. Некоторые Магистры по этим показателям почитались особенно высоко, и чаще всего в связи с этим упоминалось имя Лорда Палафокса.
Когда Берану пошел пятнадцатый год, репутация Лорда Палафокса стала конкурировать с престижем Лорда Кароллена Вампелльта, Главного Магистра Института. Беран не мог побороть чувства некоей причастности к Палафоксу и потому гордился.
Через год-два после совершеннолетия юноше-студенту Института его родитель обычно дарил первую девушку. Беран, достигнув этого возраста, был юношей приятной наружности, — стройный, почти хрупкий. Волосы у него были темно-каштановые, глаза — серые и широко распахнутые, слегка печальные. По причине своего экзотического происхождения и врожденной застенчивости он редко принимал участие в студенческих сборищах, и без того нечастых. Наконец, Беран ощутил в крови волнение, предшествующее зрелости, и начал подумывать о том, какую девушку получит он от Палафокса. Однажды он в одиночестве брел в сторону космопорта. В тот день ожидалось прибытие транспортного судна с Джорнела, и Беран, придя как раз тогда, когда от борта находившегося на орбите корабля отделился лихтер, обнаружил, что в порту царит полнейшая суета. Отдельно стояли бесстрастными шеренгами женщины, чьи контракты закончились — с дочерьми и теми из мальчиков, кто не прошел тесты. Возраст женщин колебался от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Теперь они возвратятся на родные планеты богатыми дамами, у которых впереди вся жизнь.
Нос лихтера ткнулся в раздвижные двери, из него гурьбой высыпали молодые женщины, оглядывая все вокруг с удивлением и подозрительностью, покачиваясь и приплясывая под ударами ветра. В отличие от тех, первых, чьи контракты завершились, эти были нервно возбуждены, они почти не скрывали страха, не выказывали повиновения. Они подозрительно озирались — хотели поскорее узнать, что это за мужчины, в наложницы которым они предназначаются. Беран глядел на эту картину в изумлении.
Командир дежурного отряда отдал отрывистый приказ, группа новоприбывших потянулась через все здание космопорта к столу регистрации. Беран подходил все ближе, боком протискиваясь к одной из девушек. Она взглянула на него глазами цвета моря, чуть зеленоватыми, но вдруг отшатнулась. Беран шагнул к ней — и остолбенел. Эти женщины изумили его. Было в их облике что-то смутно знакомое, словно ветер принес аромат — приятный, но забытый, из давнего прошлого. Он услыхал их речь. Этот язык он слишком хорошо знал.
Беран остановился рядом с девушкой. Она оглядела его враждебно.
— Ты — паонитка? — воскликнул Беран, пораженный. — Что делают паонитские женщины здесь, на Брейкнессе?
— То же, что и все прочие…
— Но такого никогда раньше не было!
— Ты слишком мало знаешь о Пао, — с горечью сказала она.
— Нет, нет, я — паонит!
— Тогда ты должен знать, что произошло там, на твоей родине.
Беран покачал головой:
— Я не был на Пао со времени гибели Панарха Аэлло.
Она говорила приглушенным голосом, озираясь вокруг:
— Тебе повезло, потому что дела плохи. Бустамонте — сумасшедший.
— Он отправляет женщин на Брейкнесс? Продает? — спросил Беран хрипло.
— Шесть сотен в месяц — из тех, кто выселен из родных мест или осиротел во время беспорядков.
Голос Берана отказывался служить ему. Он все никак не мог заговорить, но когда, наконец, заикаясь, вымолвил первые слова, шеренга женщин тронулась с места.
— Подожди! — крикнул Беран, быстро шагая рядом. — Что за беспорядки ты имеешь в виду?
— Я не могу мешкать, — с горечью сказала девушка. — Заключен контракт. Я продана. Я — вещь.
— Куда ты идешь? К какому лорду?
— Я передана в распоряжение Лорда Палафокса.
— Как тебя зовут? — настаивал Беран. — Скажи, как твое имя?
Смущенная, она не отвечала ничего. Еще два шага — и она исчезнет, слившись с безликой толпой.
— Как твое имя?
— Гитан Нецко, — бросила она через плечо и исчезла в дверях.
Беран медленно побрел прочь из космопорта — маленькая фигурка терялась в огромном склоне горы, он спотыкался, наклонялся вперед, преодолевая сопротивление ветра. Миновав несколько домов, он вошел в резиденцию Палафокса.
Перед дверью он слегка замешкался — перед его мысленным взором как живая встала высокая фигура обитателя этого дома. Он собрал все душевные силы и постучал по специальному щиту при входе. Дверь открылась, и он вошел.
В этот час Палафокс обычно бывал в нижних этажах. Беран спустился по знакомым ступеням, прошел памятные ему комнаты со стенами из полированного камня и драгоценной твердой древесины. В свое время дом показался ему унылым и мрачным — и лишь теперь он оценил его своеобразную утонченную прелесть, которая словно делала эту постройку неотъемлемой частью ландшафта.
Как он и ожидал, Палафокс сидел в своем кабинете, и, уже предупрежденный сигналом одного из множества своих «органов», ожидал Берана.
Беран медленно шагнул вперед, глядя прямо в неприветливое лицо, на котором застыло вопросительное выражение, немедленно заговорил о деле — хитрить с Палафоксом не имело никакого смысла.
— Я был сегодня в космопорту. Я видел паонитских женщин, которые находятся здесь по принуждению. Они говорят о беспорядках. Что произошло на Пао?
Палафокс с минуту молча изучал Берана, затем кивнул с выражением удовлетворения.
— Я вижу, ты достаточно вырос, чтобы часто посещать космопорт. Нашел ли ты какую-нибудь женщину себе по вкусу?
Беран прикусил губу:
— Меня волнует ситуация на Пао. Что там происходит? Никогда я не видел своих соплеменников настолько униженными…
Палафокс изобразил изумление:
— Но служить на благо Брейкнесса — никак не значит унизиться!
Беран, чувствуя, что одно очко в этой схватке он выиграл, продолжал с жаром:
— Ведь вы не ответили на мой вопрос!
— Да, это правда. — Палафокс придвинул стул. — Сядь. Я расскажу тебе, что происходит на Пао на самом деле.
Беран робко присел. Палафокс глядел на него, полузакрыв глаза.
— То, что рассказали тебе о бедах и беспорядках — лишь полуправда. Нечто в этом роде, конечно, имеет место — это досадно, но неизбежно.
Беран был озадачен:
— Засуха? Эпидемия? Голод?
— Нет. Ничего подобного. Лишь изменения в социальной структуре общества. Бустамонте отважился на принципиально новое, требующее изрядного мужества, предприятие. Ты помнишь вторжение вояк Батмарша?
— Да, но где…
— Бустамонте желает предотвратить любую возможность повторения этого постыдного факта в истории Пао. Он формирует военный корпус для обороны планеты. С этой целью он в качестве плацдарма избрал Химант Литторал на Шрайманде. Коренное население было перемещено. В этом регионе теперь проживает особая группа паонитов, которая воспитывается в воинственном духе и говорит на новом языке. На Видаманде Бустамонте предпринял аналогичные меры для создания мощного промышленного комплекса, чтобы Пао обрела независимость от Меркантиля.
Беран молчал, пораженный масштабами этих потрясающих планов. Но сомнения у него все еще оставались. Палафокс терпеливо ждал. Беран неопределенно пожал плечами, прикусил костяшки пальцев, и наконец выпалил:
— Но паониты никогда не были ни воинами, ни механиками, они сроду ничего не понимали в этих вещах! Как это удается Бустамонте?
— Ты должен помнить, — сухо сказал Палафокс, — что я являюсь советником Бустамонте во всех этих предприятиях.
Это встревожило Берана — между Палафоксом и Бустамонте явно существовала сделка. Беран подавил эти мысли, усилием воли загнав их в потаенный уголок сознания. Он лишь произнес подавленно:
— А была ли необходимость в перемещении коренного населения?
— Да. На этих территориях не должно оставаться ничего, что напоминало бы о старом языке и прежних обычаях.
Беран, урожденный паонит, знавший, что бедствия таких масштабов обычны для Пао, принял объяснения Палафокса как должное:
— А эти новые люди — они останутся истинными паонитами?
Палафокс выказал удивление:
— А почему бы нет? И по крови, и по рождению, и по воспитанию.
Беран открыл было рот, но в замешательстве не сказал ничего. Палафокс ждал, но Беран, явно удрученный, все-таки не мог найти логического выражения своим эмоциям.
— А теперь скажи мне, — тон Палафокса стал совсем другим, — как дела в институте?
— Очень хорошо. Я закончил свою четвертую курсовую работу, и ректор заинтересовался моим последним эссе на вольную тему.
— И какова же тема?
— Исследование семантического поля паонитского ключевого слова «настоящее» с попыткой перенесения его на образ мышления, характерный для Брейкнесса.
Голос Палафокса прозвучал резко:
— Как ты можешь с такой легкостью анализировать образ мышления людей Брейкнесса?
Беран, удивленный столь явным неодобрением, все же ответил смело:
— Несомненно, именно я — уже не паонит, и еще не человек Брейкнесса, но частица обоих миров — могу легче всего сравнивать.
— И может быть, даже легче, чем я?
Беран осторожно произнес:
— У меня нет оснований для подобного вывода.
Палафокс ответил ему тяжелым взглядом, затем рассмеялся:
— Я должен затребовать твое эссе и изучить его внимательно. Ты уже избрал основное направление твоей научной работы?
Беран покачал головой:
— Есть масса возможностей. Сейчас я поглощен историей человечества, возможностью существования общей модели развития, равно как и ее полного отсутствия. Но мне надо еще во многом разобраться, проконсультироваться со специалистами, и, может быть, в скором времени этот вопрос для меня прояснится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23