Ролвер кивнул.
— Кершауль мог бы взяться за это дело.
— Кто он такой? — спросил Тиссел.
— Третий из нашей небольшой группы изгнанников, — объяснил Велибус. — Антрополог. Читал «Зундар, называемый Великолепным»? «Обряды Сирены»? «Люди без лиц»? Нет? Очень жаль, отличные работы. Престиж Кершауля весьма высок, и, думаю, он время от времени посещает Зундар. Он носит Пещерную Сову, иногда Звездного Странника или даже Мудрого Арбитра.
— В последнее время облюбовал Экваториального Змея, — вставил Ролвер.
— Вариант с позолоченными клыками.
— Правда? — удивился Велибус. — Должен сказать, он это заслужил. Отличный человек. — И он задумчиво тронул струны зашинко.
Прошло три месяца. Под опекой Мэтью Кершауля Тиссел учился играть на химеркине, ганге, страпане, киве, гомопарде и зашинко. Кершауль сказал, что двойной камантил, кродач, слобо, водяная лютня и прочие могут подождать, пока Тиссел овладеет шестью основными инструментами. Он одолжил ему записи разговоров выдающихся сиренцев в разных настроениях и под разный аккомпанемент, чтобы юноша познакомился с правилами хорошего тона и совершенствовался в тонкостях интонаций и всяческих ритмах — перекрещивающихся, сложных, подразумевающихся и скрытых. Кершауль утверждал, что его дарует изучение сиренской музыки, и Тиссел был вынужден признать, что эта тема исчерпается не скоро. Четырехтональная настройка инструментов делала возможным использование двадцати четырех тональностей, которые, помноженные на повсеместно используемые пять диапазонов давали, в результате сто двадцать различных гамм. Впрочем, Кершауль посоветовал Тисселу сосредоточиться прежде всего на основной тональности каждом инструмента, пользуясь только двумя гаммами.
Не имея других занятий, кроме еженедельных визитов к Мэтью Кершаулю, Тиссел проплыл на джонке двенадцать километров к югу и пришвартовал ее с подветренной стороны скального мыса. Если бы не постоянные тренировки, жизнь его была бы райской. Море было спокойно и прозрачно, как кристалл, а до окруженного черно-зелено-пурпурным лесом пляжа было рукой подать, если бы Тисселу вдруг захотелось размять ноги.
Тоби и Рекс занимали две клетушки на носу, а остальные каюты оставались в распоряжении Тиссела. Время от времени он подумывал о третьем невольнике, возможно, молодой женщине, которая внесла бы немного веселья в его хозяйство, но Кершауль отсоветовал ему, боясь, что это излишне рассеет его внимание. Тиссел согласился с доводами и посвятил себя исключительно искусству игры на шести инструментах.
Дни проходили быстро. Созерцание великолепных оттенков рассвета и заката не приедалось Тисселу: белые облака и голубое небо в полдень, ночное небо, освещенное двадцатью девятью звездами Группы SI 1-715. Разнообразие вносила и еженедельная поездка в Фан. Тоби и Рекс отправлялись за провиантом, а Тиссел навещал роскошную джонку Мэтью Кершауля в поисках знаний и советов. Но спустя три месяца после прибытия Тиссела пришло сообщение, совершенно разрушившее установившийся ритм жизни: на Сирену прилетел Хаксо Ангмарк, убийца, провокатор, хитрый и беспощадный преступник. «Арестуй этого человека и посади его в тюрьму!» — гласил приказ. «Внимание! Хаксо Ангмарк исключительно опасен. Убей его без колебания!»
Тиссел был не в лучшей форме, поэтому метров через пятьдесят у него перехватило дыхание, и дальше он пошел размеренным шагом мимо низких холмов, поросших белым бамбуком и черными древовидными папоротниками, через желтые от траво-орехов луга, через сады и одичавшие виноградники. Прошло двадцать минут, потом двадцать пять. У Тиссела засосало под ложечкой, когда он понял, что уже слишком поздно: Хаксо Ангмарк приземлился и мог идти в Фан по той же дороге. Правда, до сих пор Тиссел встретил всего четверых: мальчика в маске Островитянина из Алка, двух молодых женщин, замаскированных как Красная и Зеленая Птицы, и мужчину в маске Лесного Гнома. Сблизившись с незнакомцем, Тиссел резко остановился: может ли это быть Ангмарк?
Он решил попробовать хитрость. Смело подойдя к мужчине, Тиссел уставился на отвратительную маску.
— Ангмарк! — воскликнул он на языке Объединенных Планет. — Ты арестован!
Лесной Гном равнодушно взглянул на него, затем пошел по тропе дальше.
Тиссел преградил ему путь. Он взялся было за гангу, но, вспомнив реакцию конюшего, извлек звук из зашинко.
— Ты идешь по тропе от космодрома, — запел он. — Что ты там видел?
Лесной Гном схватил рог, инструмент, используемый для насмешек над противником на поле боя, для подзыва животных, а иногда для демонстрации воинственности хозяина.
— Где я хожу и что вижу — дело только мое. Отойди, или я пройду по твоей голове! — Он сделал шаг вперед и, не отскочи Тиссел в сторону, наверняка исполнил бы свою угрозу.
Тиссел стоял, вглядываясь в удаляющуюся фигуру незнакомца. Ангмарк? Вряд ли, он не играл бы так хорошо на роге. Поколебавшись, он повернулся и пошел по тропе дальше.
В космопорте он направился в контору директора. Тяжелая дверь была открыта, и, подойдя ближе, Тиссел видел внутри фигуру мужчины. Он носил маску из матовых зеленых чешуек, кусочков слюды, крашенного в голубой цвет дерева и с черными жабрами — Свободная Птица.
— Сэр Ролвер, — обеспокоенно окликнул Тиссел, — кто прибыл на «Карине Крузейро»?
Ролвер долгое время смотрел на консула.
— Почему ты спрашиваешь?
— Почему спрашиваю? — повторил Тиссел. — Ты же должен был видеть сообщение, которое я получил от Кастела Кромартина!
— Ах, да! — ответил Ролвер. — Конечно.
— Я получил его всего полчаса назад, — горько сказал Тиссел. — Спешил, как только мог. Где Ангмарк?
— Полагаю, в Фане, — ответил Ролвер.
Тиссел тихо выругался.
— Почему ты его не арестовал или хотя бы не постарался задержать?
Ролвер пожал плечами.
— У меня не было ни права, ни желания, ни возможности задержать его.
Тиссел, подавив нетерпеливый жест, спросил с деланным спокойствием:
— По дороге я встретил мужчину в ужасной маске — глаза — блюдца, красные усы…
— Это Лесной Гном. Ангмарк привез эту маску с собой.
— Но он играл на роге, — запротестовал Тиссел. — Как мог Ангмарк…
— Он хорошо знает Сирену, пять лет провел здесь, в Фане.
Тиссел раздраженно буркнул:
— Кромартин об этом не упомянул.
— Все это знают, — ответил директор, пожав плечами. — Он был торговым посредником, пока не прибыл Велибус.
— Они знакомы?
Ролвер рассмеялся.
— Разумеется. Но не подозревай бедного Велибуса в чем-то большем, чем махинации со счетами. Уверяю тебя, он не сообщник убийцы.
— Кстати, об убийцах, — вставил Тиссел, — у тебя есть какое-нибудь оружие, которое ты можешь мне одолжить?
Ролвер удивленно уставился на него.
— Ты пришел, чтобы схватить Ангмарка голыми руками?
— У меня не было выбора. Когда Кромартин отдает приказ, он ждет быстрых результатов. Во всяком случае здесь был ты со своими невольниками.
— На мою помощь не рассчитывай, — гневно заявил Ролвер. — Я ношу Свободную Птицу и не претендую на храбрость и отвагу. Но я могу одолжить тебе излучатель. Последнее время я им не пользовался и не поручусь, что он заряжен.
— Лучше что-то, чем ничего, — ответил Тиссел.
Ролвер вошел в кабинет и вскоре вернулся с излучателем.
— Что будешь делать? — спросил он.
Тиссел покачал головой.
— Попытаюсь найти Ангмарка в Фане. А может, он отправится в Зундар?
Ролвер задумался.
— Ангмарк мог бы выжить в Зундаре. Но сначала он захочет освежить свое умение играть. Думаю, несколько дней он проведет в Фане.
— Но как мне его найти? Где нужно искать?
— Этого я не скажу, — ответил директора космопорта. — Возможно, тебе же будет лучше, если ты его не найдешь. Ангмарк — очень опасный тип.
Тиссел вернулся в Фан той же дорогой, которой пришел.
Там, где тропа спускалась с холма и соединялась с эспланадой, стояло низкое здание из прессованной глины с толстыми стенами. Дверь его была из массивных черных досок, окна защищали украшенные листьями железные прутья. Это была контора Корнелия Велибуса, торгового посредника, импортера и экспортера. Тиссел застал Велибуса на веранде; посредник носил скромную версию маски Вальдемара. Казалось, он глубоко задумался и не узнал Лунную Моль Тиссела — во всяком случае не сделал приветственного жеста.
Тиссел подошел к веранде.
— Добрый день, сэр Велибус.
Посредник рассеянно кивнул и монотонно произнес, аккомпанируя на кродаче:
— Добрый день.
Тиссел удивился. Не так встречают друга и земляка, даже если он носит Лунную Моль.
Он холодно спросил:
— Можно узнать, давно ли ты здесь сидишь?
Велибус ненадолго задумался, а когда ответил, воспользовался наиболее дружественным кребарином. Однако память о холодных тонах кродача наполняла горечью сердце Тиссела.
— Я здесь пятнадцать-двадцать минут. А почему ты спрашиваешь?
— Я хотел узнать, заметил ли ты проходившего здесь Лесного Гнома?
Посредник кивнул.
— Он пошел дальше по эспланаде. Кажется, вошел в первый магазин с масками.
Тиссел зашипел сквозь зубы. Разумеется, именно так поступил бы Ангмарк.
— Я никогда его не найду, если он сменит маску, — буркнул он.
— А кто такой этот Лесной Гном? — спросил Велибус, не выказывая, впрочем, особого интереса.
Молодой человек не видел причин скрывать имя разыскиваемого.
— Это известный преступник Хаксо Ангмарк.
— Хаксо Ангмарк! — воскликнул Велибус, откинувшись на стуле. — Он точно здесь?
— Да.
Посредник потер дрожащие ладони.
— Плохая новость, действительно плохая! Ангмарк — это мерзавец без стыда и совести.
— Ты хорошо его знал?
— Как и другие. — Теперь Велибус играл на кина. — Он занимал должность, принадлежащую ныне мне. Я прибыл сюда как инспектор и обнаружил, что он присваивал четыре тысячи каждый месяц. Уверен, что он не питает ко мне признательности за это. — Он нервно взглянул в сторону эспланады. — Надеюсь, ты его схватишь.
— Делаю, что могу. Так говоришь, он вошел в магазин с масками?
— Наверняка.
Тиссел повернулся. Уже идя по дороге, он услышал, как захлопнулась черная дверь.
Дойдя эспланадой до магазина изготовителя масок, он остановился снаружи, словно разглядывая витрину: около сотни миниатюрных масок, вырезанных из редких сортов дерева и минералов, украшенных изумрудами, тонким, как паутина, шелком, крыльями ос, окаменевшими рыбьими чешуйками и тому подобным. В магазине был только сам мастер — сгорбленный старик в желтом одеянии, носящий внешне простую маску Всезнающего, сделанную более чем из двух тысяч кусочков дерева.
Тиссел задумался, что следует сказать и на чем себе аккомпанировать, затем вошел. Изготовитель масок, заметив Лунную Моль и робкое поведение вошедшего, не прекращал работы.
Выбрав инструмент, на котором играл лучше всего, Тиссел ударил по страпану. Возможно, то был не лучший выбор, поскольку он в некоторой степени унижал играющего. Тиссел попытался нейтрализовать это невыгодное впечатление, запев теплым тоном, и встряхнул страпан, когда извлек из него фальшивую ноту.
— Чужеземец — человек интересный, возбуждающий любопытство, поскольку обычаи его непривычны. Меньше двадцати минут назад в этот великолепный магазин вошел чужеземец, чтобы обменять свою жалкую маску Лесного Гнома на одно из собранных здесь необыкновенных и смелых творений.
Изготовитель масок искоса взглянул на Тиссела и молча сыграл несколько аккордов на инструменте, какого тот никогда прежде не видел: это был расположенный внутри ладони эластичный мешочек, от которого тянулись три короткие трубки, выступая между пальцами. При нажатии мешочка воздух проходил через трубки, издавая звуки, похожие на голос гобоя. Неопытному Тисселу инструмент показался очень сложным в обращении, мастер — виртуозом, а сама музыка выражала полное отсутствие интереса.
Тиссел попробовал еще раз. Старательно манипулируя страпаном, он пропел:
— Для чужеземца, находящегося в чужом мире, голос земляка — словно вода для увядающего цветка. Человек, помогший встретиться двум таким несчастным, получит истинное удовлетворение своим милосердным поступком.
Изготовитель масок небрежно коснулся страпана и извлек из нет серию гамм; его пальцы двигались быстрее, чем мог проследить человеческий глаз. Официальным тоном он пропел:
— Художник высоко ценит минуты сосредоточенности, поэтому не хочет терять время, выслушивая банальности от особ с низким престижем.
Тиссел попытался противопоставить ему собственную мелодию, но хозяин магазина извлек из страпана новую серию сложных аккордеон, значения которых Тиссел не понял, и пел дальше:
— В магазин заходит некто, явно впервые в жизни взявший в руку невероятно сложный инструмент, поскольку игра его не выдерживает критики. Он поет о тоске по дому и желании увидеть подобных себе. Он прячет свой огромный стракх за Лунной Молью, поскольку играет на странен для Мастера и поет глумливым голосом.
1 2 3 4 5 6