– А она теперь вся на русском! Прикинь, она сама себя русифицировала, причем секунды за полторы. А ты говоришь, «Виталик обработал», не веришь мне, блин...
– Я не не верю, – пристыженно пробормотал доктор. – Просто как-то оно все так странно... Позавчера – браслет, вчера – эти... хм... порталы, сегодня – умная программа с искусственным интеллектом... Так и свихнуться недолго!
– Так об этом же и речь! – Воодушевился сисадмин, видимо, пропустив последнюю фразу мимо ушей. – Я ж чего распинаюсь? Ты прочитай сначала и поймешь, о чем я. Читай давай! – видя, что Игорь снова собирается что-то возразить, добавил он. – Потом скажешь.
Игорь кивнул и пробежал глазами уже виденный им раньше, но не понятый текст, уведомляющий об «успешном завершении структурного анализа ДНК», «фатальной ошибке», «невозможности корректно завершить задачу», «обнаружении удаленного терминала» и «телеметрической передаче данных». Пробежал и, взглянув на браслет на запястье, медленно поднял глаза на чрезвычайно довольного собой Данилу.
– Дошло? Не знаю, откуда именно были переданы эти данные, но «удаленный терминал» – это явно твой комп. Насчет «телеметрической передачи» тоже, по-моему, ясно: это к вопросу, как на твоей машине очутилось все это программное добро. Чья ДНК анализировалась, объяснять – или сам догадаешься, профессор?..
8
Багдад – Аль-Кут – Борисполь – Киев – Одесса –
Белгород-Днестровский. Апрель 2005 года
О чем еще можно мечтать на войне, как не о хорошем тыловом госпитале? Наверное, только о возвращении домой с щедрыми «боевыми» долларами в кармане и твердой уверенностью больше никогда и ни за что не соваться ни в какие «горячие точки», где бы они ни располагались и сколько бы за это ни платили.
Впрочем, вопрос об отправке домой пока завис в воздухе, точнее, находился на рассмотрении у командования 7-й отдельной моторизованной бригады, а вот расположенный в Багдаде военный госпиталь корпуса морской пехоты США имел место быть в полном объеме. Со всеми сопутствующими моментами, как то: вежливыми лечащими врачами, обязательными процедурами и хорошенькими вольнонаемными американскими медсестрами, к которым, впрочем, с не относящимися к терапевтическому процессу вопросами лучше было даже не соваться: «политкорректность», мать ее так!.. Можно и под трибунал – за «сексуальные домогательства» или «унижающие человеческое достоинство просьбы» – загреметь.
Правда, назвать американский госпиталь именно «тыловым» можно было с большой натяжкой: понятие «тыл» – равно как и «фронт» – в оккупированной стране было весьма относительным. О чем Ненавязчиво свидетельствовали все те меры безопасности, что осторожные америкосы сочли необходимым применить к собственному медучреждению: преграждавшие подъездную дорогу бетонные надолбы и блоки против автомобильных террористов-смертников, круглосуточная охрана из числа морских пехотинцев и укрепленный, надежно контролируемый периметр из колючей проволоки вокруг комплекса госпитальных зданий... Для полного комплекта и пущей абсурдности в духе Мела Брукса или братьев Цукеров не хватало пожалуй, только пояса из минно-взрывных заграждений и пропущенного по колючке электротока. Ну и знакомых по фильмам табличек с надписями «Achtnung, minen!» на ограде, конечно.
Впрочем, по большому-то счету все эти «жизнеохраняющие» ухищрения союзников Андрея интересовали постольку поскольку: есть – и ладно, не будет – тоже ничего страшного. Мы люди привычные, не фаст-фудом вскормленные!
Гораздо больше его интересовали чистая двухместная палата (вторая койка пустовала) с обязательным кондиционером и хорошее питание – американцы и воевать, и отдыхать, и реабилитироваться привыкли с большим комфортом. Может, потому и особых успехов на поле боя от них никто никогда не ждал. Одно дело – с предельной дистанции расстреливать «томагавками» и наводимыми по лазерному лучу «умными» авиабомбами вражеские города, военные аэродромы и колонны бронетехники, и совсем другое – вступать с противником в настоящий огневой контакт. Не в тот, когда защищенный всеми мыслимыми способами «абрамс» с трех километров прошивает снарядом с сердечником из обедненного урана старенький иракский Т-55, а в тот, когда ты видишь выражение глаз целящегося в тебя противника, успевая нажать на спуск на доли секунды раньше... Или в тот. когда брошенная в тебя граната падает прямо под ноги и ты физически ощущаешь, как тлеет, отмеряя последние мгновения жизни, под ребристой осколочной рубашкой тоненький стебелек замедлителя...
Хотя ладно – старший сержант вовсе не собирался всерьез углубляться в бессмысленный в общем-то, спор «кто лучше воевать умеет», тем более что и иракцы, мягко говоря, особой храбростью и самопожертвованием (обвешанные пластитом смертники, с легкой руки какого-то журналиста все подряд обзываемые «шахидами», не в счет – это совсем другое) на этой войне не отличались.
На этом ленивые размышления пребывающего на заслуженном стационарном отдыхе старшего сержанта были прерваны вежливым стуком в дверь, и в палату – конечно, дождавшись его разрешающего come in (и это в военном-то госпитале – три ха-ха!, – ввинтилась дневная медсестра Луиза с картонной коробкой в руках. На коробке, с истинно североамериканской щепетильностью, было выведено черным маркером его имя – Andrey Kolchugin. Очень трогательно...
Вздохнув, Андрей изобразил на лице подобающую моменту улыбку и на своем более-менее неплохом «разговорном английском» поприветствовал Медсестру. Обладающая весьма недурственной фигуркой и славненькой мордашкой, сейчас, правда, скрытой от посторонних глаз полоской одноразовой (у америкосов здесь вообще почти все было именно одноразовым) защитной маски, Луиза вежливо отрапортовалась в ответ и сообщила, что принесла sergeant Andre те вещи, что нашлись в карманах его камуфляжа.
Выяснив, что «больше сержанту ничего не нужно», она ретировалась обратно в коридор, оставив его наедине с коробкой, ожиданием скорого завтрака и... грустными думами об оставшихся на гражданке отечественных девчонках, по счастью пока еще не слышавших ни о какой политкорректности и принципах асексуального поведения в коллективе.
Не спеша приподнявшись в постели, Кольчугин принял сидячее положение и раскрыл принесенную картонку. Ничего интересного там, конечно же, не оказалось: помятая пачка сигарет – совершенно бессмысленная находка, поскольку курить в палате все равно не разрешалось, снятые с форменной куртки сержантские погоны и знаки отличия, считавшаяся безвозвратно потерянной трофейная зажигалка и наконец пара захваченных «на память» из найденного в пустыне ящика браслетов, о которых Андрей давно и прочно успел позабыть.
Повертев в руках одну из металлических безделушек, составленную из четырех скрепленных между собой слегка изогнутых прямоугольников, сержант поспешно рванул из кармана больничной пижамы пачку одноразовых салфеток – как всегда неожиданно началось носовое кровотечение. В последние дни это случалось довольно часто – контузия, как сказал лечащий врач, бесследно не проходит, особенно в этом климате. Пустяк, конечно, если подумать, но слегка напрягает, особенно ночью. Просыпаться утром на перемазанной кровью подушке как-то не слишком приятно.
Привычно запрокинув голову, Андрей лег на спину. Сейчас пройдет, главное, чтобы Луиза с доктором случайно в палату не заглянули, иначе опять кучу дополнительных уколов поназначают, перестраховщики, блин! А задница у него, извините, не казенная, и так уже сидеть больно. И руки исколоты, как у того наркомана!
Дожидаясь, пока организм справится с возникшей проблемой, Андрей продолжил рассматривать браслет. Действительно, «фиговина» – не золото, не серебро... железяка, одним словом. Надевать его на руку он не стал – поленился, да и смысла особого не видел. Вот сеструхе подарит – пусть что хочет, то с ним и делает. Главное, не забыть – как он и собирался – рассказать, что браслетик лежал где-нибудь в личных покоях Саддама Хусейна, например на прикроватной тумбочке в его личной императорской опочивальне... А другой можно себе на память оставить или еще кому подарить.
Улыбнувшись этой мысли и своим воспоминаниям о далеком доме. Андрей на ощупь вытянул из пачки новую салфетку и собрался было вытереть небольшое пятнышко попавшей на браслет крови– хоть постель, как в прошлый раз, не замарал, и на том спасибо. Однако никакой крови на металле не оказалось – видать, померещилось.
Хмыкнув, сержант расслабился на постели: ладно, полежим немного, а там, глядишь, и завтрак принесут...
Начавшееся возле горящего бэтээра, продолжившееся, когда прилетевший под прикрытием боевой пары «апачей» транспортный борт доставил его сначала в Аль-Кут, а затем в этот самый госпиталь, и завершившееся в двухместной палате везение все еще сопутствовало старшему сержанту. Руководство ОМБр приняло решение представить его к правительственной награде – ордену «За мужество» второй степени... и первым же транспортным бортом отправить на Родину. Последнему он в отличие от множества боевых товарищей, всерьез подумывающих о продлении контракта, был рад особо, ибо, как показали недавние события, вполне могло случиться так, что заработанные доллары придется тратить уже не ему.
И даже родную украинскую таможню Кольчугин прошел без малейших проблем – прошлогодний случай, когда отечественные миротворцы попытались провезти на Родину без малого триста тысяч долларов, уже позабылся, и к нынешним возвращающимся домой военнослужащим относились вполне лояльно. Вещи, конечно, досмотрели, но без особого, впрочем, усердия. Возможно, сыграл роль ожидающийся со дня на день президентский указ об окончательном выводе украинской бригады из Ирака; возможно, тот факт, что старший сержант летел не один, а вместе с десятком других, таких же, как он, комиссованных по ранениям товарищей и несколькими гражданскими специалистами, отработавшими в Ираке по строительным контрактам.
В общем, что ни говори, свезло по полной.
Единственное, что немного раздражало, так это то, что лететь пришлось не через Николаев, как обычно, а через Киев. Правда, в Борисполе их встречали и сразу после прохождения таможни и обеда даже повезли на прием к нынешнему министру обороны, вручившему возвратившимся в Украину миротворцам награды.
Впрочем, «официальная часть» не заняла много времени, так же, как и оформление всех необходимых демобилизационных и контрактных документов. И уже на исходе третьих суток Андрей мирно дремал в купе фирменного поезда «Черноморец», ритмично отстукивающего на стыках километр за километром в сторону родных причерноморских краев...
Задерживаться в столице юмора Андрей, уроженец древнего Белгород-Днестровского, славная история которого насчитывала более двадцати пяти исков, тоже не стал. В областном центре он не был уже больше трех с половиной лет – с того самого дня, когда его призвали сначала на срочную, а потом на контрактную службу, – и прекрасно понимал, что, гуляя по Одессе в своей выжженной пустынным солнцем песочного цвета «комке» с шевроном миротворческой миссии в Ираке на рукаве, с десятикилограммовым дорожным баулом за плечами, да еще и практически без денег (заработанные в прямом смысле потом и кровью «боевые» доллары пока мирно лежали на банковском счету), он сильно рискует нарваться на неприятности.
Ирак, это, конечно, не Афганистан восьмидесятых и не Чечня девяностых, но все же сказать, что Андрей уже полностью влился в струю мирной жизни, когда не нужно постоянно быть начеку, ежесекундно ожидая выстрела в спину или гранаты под ноги, молодой человек не мог. Ему нужна была хотя бы минимальная, но адаптация. И дело вовсе не в том, что ласково обдувающий его до черноты загорелое лицо теплый апрельский ветерок после пустынной пятидесятиградусной жары казался ледяным, вызывающим озноб ветром, а в самом ощущении какой-то нереальности и ложной безопасности этой полузабытой гражданской жизни. В ощущении, очень хорошо знакомом всем, кто хоть раз возвращался домой с войны...
Именно об этом его и предупреждал, прощаясь, неулыбчивый комбриг седьмой «омбры», вся напутственная речь которого свелась к одному-единственному совету: «Ты там это, Андрюха, смотри, не напортачь чего на гражданке, лады? А то я, когда в восемьдесят четвертом в первый раз из Афгана домой вернулся, чуть в тюрягу по дурости не загремел. Посиди месяцок дома, привыкни... ну ты понял, короче... »
Андрей «понял», первым же делом взяв билет на дневную электричку до родного Белгорода и позволив себе погулять по весеннему городу лишь несколько оставшихся до ее отправления часов. Одессу он знал прилично, но решил все же не рисковать: если все будет нормально, он еще успеет погулять по Южной Пальмире, предварительно смыв дома въевшуюся в кожу и душу пропитанную пороховой гарью и запахом свежей крови пыль той далекой и совершенно чужой войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39