Но дело того стоит: отрывки, которые мне довелось услышать, действительно впечатляют. А сейчас, благодаря Долли, овечке будущего, впервые появились реальные условия для того, чтобы осуществилась мечта Валери Соланас: мир, состоящий из одних только женщин. (Пылкая Валери, впрочем, высказывалась на самые разнообразные темы. Я отметил в прослушанном мной отрывке такую фразу: «Мы требуем немедленной отмены монетарной системы». Право же, пора переиздать это сочинение.)
(А в это время хитрюга Энди спит себе в ванне с жидким азотом в ожидании проблематического воскрешения.)
Первые опыты по клонированию человека могут начаться уже скоро, возможно пока в небольшом масштабе; надеюсь, мужчины сумеют уйти с достоинством. Но позвольте перед уходом дать добрый совет: остерегайтесь клонировать Валери Соланас.
Медвежья шкура
Прошлым летом, кажется, в середине июля, Брюно Мазюр в восьмичасовых новостях сообщил, что американский космический зонд обнаружил на Марсе следы когда-то существовавшей там жизни. Сомнений нет: эти молекулы, возраст которых исчислялся сотнями миллионов лет, были биологическими молекулами; такие не встречаются нигде, кроме живых организмов. По-видимому, организмы эти в данном случае были бактериями, вернее археобактериями. Закончив на этом, он перешел к другому сюжету, который явно интересовал его гораздо больше, – к событиям в Боснии. Такой слабый интерес со стороны средств массовой информации следует объяснить тем, что жизнь бактерий освещать крайне невыигрышно. Ведь бактерия ведет тихое, незаметное существование. Она находит себе в окружающей среде скудное, однообразное пропитание, растет, затем размножается примитивным способом простого деления. Муки и радости сексуальной жизни ей неведомы. Если условия благоприятствуют, она продолжает размножаться («И обрела она благодать пред очами Яхве, и потомство ее было многочисленно»), затем она умирает. Никакие своевольные порывы не смущают бактерию на ее ровном, безупречном жизненном пути, ведь она – не героиня бальзаковского романа. Иногда, правда, это безмятежное существование протекает внутри другого организма (например, организма таксы), и этот последний страдает, даже погибает от деятельности бактерии, но сама она не имеет об этом ни малейшего понятия, и болезнь, которую она переносит, развивается, ничуть не нарушая ее жизненного покоя. В общем, бактерия сама по себе совершенна, но при этом абсолютно лишена интереса.
Но событие остается событием. Оказывается, на не столь уж далекой от нас планете когда-то образовались макромолекулы, затем одноклеточные организмы с примитивным ядром и какой-то неведомой науке мембраной, а потом вдруг все остановилось, вероятно под влиянием климатических изменений; размножение замедлилось и, наконец, прекратилось вовсе. История жизни на Марсе выглядела достаточно скромно. Однако, хотя Брюно Мазюр, по-видимому, не отдавал себе в этом отчета, его краткий рассказ о маловпечатляющей космической катастрофе полностью опровергал все мифы, все священные книги, которыми зачитывается человечество. Выходит, не было грандиозного, единственного в своем роде акта творения, не было ни избранного народа, ни даже избранного биологического вида или планеты. Просто тут и там во Вселенной происходили робкие, чаще всего малоэффективные попытки самозарождения жизни. Как это скучно и однообразно! ДНК бактерий, обнаруженных на Марсе, полностью совпадала с ДНК бактерий, живущих на Земле. Это обстоятельство погрузило меня в глубокую печаль, ведь такая тотальная генетическая общность предвещала опустошительные исторические катаклизмы. В бактерии уже усматривалось сходство с тутси или с сербом, в общем, со всеми людьми, которые гибнут в никому не нужных нескончаемых военных конфликтах.
Хорошо еще, что жизнь на Марсе догадалась остановиться вовремя, не успев причинить большого вреда. Под впечатлением марсианских событий я засел за петицию об истреблении медведей. Дело в том, что незадолго до этого в район Пиренеев завезли пару медведей, это вызвало сильное недовольство у овцеводов. В таком упорном стремлении спасти косолапых от вымирания было что-то нездоровое, даже извращенное. Разумеется, к этому приложили руку специалисты по экологии. Выпустили на волю самку, затем на расстоянии нескольких километров – самца. Что за люди, в самом деле. Никакого чувства собственного достоинства. Просто смешно.
Я ознакомил с этим письмом одну даму, директора художественной галереи, и у нее неожиданно нашлось возражение, причем необычного культурологического свойства. Медведя надо беречь, сказала она, ведь он фигурирует на самых древних культурных объектах в истории человечества. Древнейшие сюжеты наскальных рисунков – это медведь и женский половой орган. Медведь встречается даже чаще. А как же мамонт, а фаллос? Нет, такие изображения появились позднее, значительно позднее, на этот счет нет никаких сомнений. Перед таким убедительным аргументом я спасовал. Ладно, не будем трогать медведей. Вот вам совет: проведите отпуск на острове Лансароте, тамошний пейзаж весьма напоминает марсианский.
Усталый пловец
Несколько слов о Мишеле Уэльбеке
«… И вот вы уже далеко от берега; о, как вы далеко от берега! Долгое время вы верили, будто существует другой берег, – теперь уже не верите. Но все же вы продолжаете плыть, и каждое ваше движение приближает вас к гибели. Вы задыхаетесь, у вас болят легкие. Вода кажется все более холодной, а главное, все более соленой. Вы уже не столь молоды. Скоро вы умрете. Но это не страшно. Я с вами. И я вас не брошу…»
Мишель Уэльбек, бесспорно, самый известный из французских писателей, выдвинувшихся за последнее десятилетие. Его книги вызывают шумные дискуссии, а зачастую и громкие скандалы. В 1994 году тридцатишестилетный литератор и автор нескольких документальных фильмов написал роман с длинным названием «Расширение пространства борьбы», который тут же стал культовым. В нем уже присутствует необычная форма повествования, которой Уэльбек остается верен до сих пор: короткие истории, словно выхваченные из жизни и сохраняющие вкус достоверности, перемежаются излияниями героя-рассказчика, а также пронизанными иронией философскими и квазинаучными дискурсами. Но читателей привлекает, конечно же, не столько новизна формы, сколько необычное и шокирующее содержание. Ибо первый роман Уэльбека – как и все последующие – полон самого глубокого, беспросветного пессимизма. Стержень, на который нанизаны эпизоды романа, – это судьба героя-рассказчика. После ухода возлюбленной он все сильнее ощущает разлад с окружающим миром. Он как бы наглухо заперт в темнице собственного "я", а жизнь вокруг кажется никчемной и бессмысленной. После первого курса лечения в психиатрической клинике он понимает, что у него нет будущего, и безропотно готовится закончить свои дни в больничных стенах. У героя есть приятель по фамилии Тиссеран. Он несчастен по-своему: природа обделила его красотой, а неудовлетворенное желание превратило жизнь в пытку. Смерть Тиссерана в дорожной аварии, весьма похожая на самоубийство, становится для героя последним толчком к безумию. В других романах Уэльбека герою также придается двойник. В «Лансароте» (2000) у рассказчика появляется друг по имени Руди, явно потерпевший жизненный крах. В конце повести он попадает в тюрьму по обвинению в педофилии, в то время как сам рассказчик, гонимый жаждой удовольствий, отправляется на другой край света. В «Элементарных частицах» (1998) Брюно обречен до смерти оставаться в сумасшедшем доме, а его брат Мишель бесследно исчезает, и самой достоверной версией считается самоубийство. Таков невеселый выбор, который, по мнению Уэльбека, ставит перед мыслящим, тонко чувствующим человеком современная западная цивилизация, находящаяся в тупике, в упадке, на краю гибели. Судя по успеху романа, автору удалось нащупать болевые точки современного западного общества. В самом деле, как объяснить высокий процент депрессии в странах Европы среди людей, как правило, экономически обеспеченных, профессионально состоявшихся, пользующихся всеми достижениями современной медицины, науки и техники? Причин несколько, отвечает Уэльбек. Самая очевидная – коммерциализация жизни, при которой удел среднего человека – быть пассивным потребителем разрекламированной продукции, игрушкой в руках транснациональных корпораций. От хищного механизма рынка человека могла бы защитить Семья. Однако семьи в прежнем понимании давно уже нет, ее уничтожили два фактора: упрощение процедуры развода и женская эмансипация (точнее, распущенность и карьеризм). О распаде семьи и страданиях ребенка в «Расширении пространства борьбы» говорится мимоходом, в «Элементарных частицах» показано, как детство, проведенное в интернате, впоследствии оборачивается депрессией и безумием. И уж вовсе пагубной для института семьи стала пресловутая сексуальная свобода. Невротики и шизофреники 90-х годов – дети сексуально раскрепощенных мамаш образца 68-го года, как, например, Жанин-Джейн в «Элементарных частицах». Мнимая вседозволенность породила еще один порок современной цивилизации: культ молодости, красоты и здоровья. Общество сразу выталкивает на обочину тех, кто изначально не соответствует заданным параметрам, а те, кто соответствует, испытывают несказанные муки позднее, когда сходят с круга. Ибо современный человек беззащитен перед физическим увяданием, перед страхом надвигающейся смерти. Потому что современное общество – это общество без Бога. Его место пытаются занять всевозможные новые религии, провозглашающие свою связь с древними восточными верованиями, с передовой наукой, с Внеземным Разумом. Вот секта азраилитов; ее задача – подготовиться ко второму пришествию прародителей человечества – инопланетян, но в итоге почти все члены секты оказываются на скамье подсудимых по обвинению в растлении малолетних («Лансароте»). Есть и живые боги – это рок-, поп– и кинозвезды. Красавец Дэвид стремится попасть в их число, однако терпит неудачу и становится сатанистом («Элементарные частицы»).
Впрочем, он уходит от ответственности, как и лжепророк Азраил – воплощенное Зло всегда остается безнаказанным.
Единственное божество в безбожном мире – это любовь. Но как найти ее? Только одним путем: к духовной близости – если повезет – можно прийти через физическую. Даря и принимая наслаждение, люди преодолевают барьер эгоизма, и возникает надежда на взаимопонимание, хотя длительное счастье невозможно. Когда человек созрел для счастья, приходит смерть от неизлечимой болезни («Элементарные частицы») или от руки террориста («Платформа»).
Итак, утверждает Уэльбек, мы присутствуем при самоубийстве западной цивилизации. Роман «Элементарные частицы» заканчивается ироничной мистификацией: в эпилоге, написанном якобы в 2079 году, сообщается об удивительном открытии, которое сделал один из героев романа – ученый-биолог Мишель с экзотической фамилией Дзержински. Он сумел свести все многообразие человеческих особей к одной, абсолютно безупречной комбинации генов, которую можно бесконечно воспроизводить путем клонирования. Так на Земле возникает новая популяция, свободная от индивидуализма, от полового влечения, от болезней и вдобавок наделенная бессмертием. Она будет отличаться от людей, как люди отличаются от обезьян. Остатки прежнего, несовершенного человечества тихо и незаметно уйдут со сцены. Такой финал – явная антиутопия, отсылка к романам Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» и «Остров», о которых в начале книги беседуют братья Мишель и Брюно. На самом деле Уэльбеку жалко традиционных европейских ценностей. Он ни в грош не ставит «прогрессивных» французских писателей, но восхищается Бальзаком, почитает Пруста и Томаса Манна, которых называет «последними европейцами». Так спасется ли Европа от надвигающейся гибели?
Действие повести «Лансароте» происходит на рубеже тысячелетия, когда людям часто приходит мысль о конце света. Теперешний, «марсианский», пейзаж острова Лансароте (автор дополнил книгу альбомом фотографий, сделанных им самим) – результат катастрофического извержения вулкана, которое случилось почти триста лет назад. Глядя из самолета на конусы потухших вулканов, на окаменевшую лаву, словно чехлом затянувшую остров, герой пытается постичь смысл этого зрелища. Что в нем: утешение или угроза? Что оно обещает: близкое возрождение или новые поиски? Возрождение в огне, догадывается герой.
Что это будет за огонь? Костер, из пепла которого восстанет какой-то «дивный новый мир», ничем не похожий на прежний? Или спасительный маяк, который поможет усталому пловцу достичь желанного берега?
Мишель Уэльбек никогда не ставит окончательную точку. В финале каждого из его романов есть некая недосказанность, оставляющая искру надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
(А в это время хитрюга Энди спит себе в ванне с жидким азотом в ожидании проблематического воскрешения.)
Первые опыты по клонированию человека могут начаться уже скоро, возможно пока в небольшом масштабе; надеюсь, мужчины сумеют уйти с достоинством. Но позвольте перед уходом дать добрый совет: остерегайтесь клонировать Валери Соланас.
Медвежья шкура
Прошлым летом, кажется, в середине июля, Брюно Мазюр в восьмичасовых новостях сообщил, что американский космический зонд обнаружил на Марсе следы когда-то существовавшей там жизни. Сомнений нет: эти молекулы, возраст которых исчислялся сотнями миллионов лет, были биологическими молекулами; такие не встречаются нигде, кроме живых организмов. По-видимому, организмы эти в данном случае были бактериями, вернее археобактериями. Закончив на этом, он перешел к другому сюжету, который явно интересовал его гораздо больше, – к событиям в Боснии. Такой слабый интерес со стороны средств массовой информации следует объяснить тем, что жизнь бактерий освещать крайне невыигрышно. Ведь бактерия ведет тихое, незаметное существование. Она находит себе в окружающей среде скудное, однообразное пропитание, растет, затем размножается примитивным способом простого деления. Муки и радости сексуальной жизни ей неведомы. Если условия благоприятствуют, она продолжает размножаться («И обрела она благодать пред очами Яхве, и потомство ее было многочисленно»), затем она умирает. Никакие своевольные порывы не смущают бактерию на ее ровном, безупречном жизненном пути, ведь она – не героиня бальзаковского романа. Иногда, правда, это безмятежное существование протекает внутри другого организма (например, организма таксы), и этот последний страдает, даже погибает от деятельности бактерии, но сама она не имеет об этом ни малейшего понятия, и болезнь, которую она переносит, развивается, ничуть не нарушая ее жизненного покоя. В общем, бактерия сама по себе совершенна, но при этом абсолютно лишена интереса.
Но событие остается событием. Оказывается, на не столь уж далекой от нас планете когда-то образовались макромолекулы, затем одноклеточные организмы с примитивным ядром и какой-то неведомой науке мембраной, а потом вдруг все остановилось, вероятно под влиянием климатических изменений; размножение замедлилось и, наконец, прекратилось вовсе. История жизни на Марсе выглядела достаточно скромно. Однако, хотя Брюно Мазюр, по-видимому, не отдавал себе в этом отчета, его краткий рассказ о маловпечатляющей космической катастрофе полностью опровергал все мифы, все священные книги, которыми зачитывается человечество. Выходит, не было грандиозного, единственного в своем роде акта творения, не было ни избранного народа, ни даже избранного биологического вида или планеты. Просто тут и там во Вселенной происходили робкие, чаще всего малоэффективные попытки самозарождения жизни. Как это скучно и однообразно! ДНК бактерий, обнаруженных на Марсе, полностью совпадала с ДНК бактерий, живущих на Земле. Это обстоятельство погрузило меня в глубокую печаль, ведь такая тотальная генетическая общность предвещала опустошительные исторические катаклизмы. В бактерии уже усматривалось сходство с тутси или с сербом, в общем, со всеми людьми, которые гибнут в никому не нужных нескончаемых военных конфликтах.
Хорошо еще, что жизнь на Марсе догадалась остановиться вовремя, не успев причинить большого вреда. Под впечатлением марсианских событий я засел за петицию об истреблении медведей. Дело в том, что незадолго до этого в район Пиренеев завезли пару медведей, это вызвало сильное недовольство у овцеводов. В таком упорном стремлении спасти косолапых от вымирания было что-то нездоровое, даже извращенное. Разумеется, к этому приложили руку специалисты по экологии. Выпустили на волю самку, затем на расстоянии нескольких километров – самца. Что за люди, в самом деле. Никакого чувства собственного достоинства. Просто смешно.
Я ознакомил с этим письмом одну даму, директора художественной галереи, и у нее неожиданно нашлось возражение, причем необычного культурологического свойства. Медведя надо беречь, сказала она, ведь он фигурирует на самых древних культурных объектах в истории человечества. Древнейшие сюжеты наскальных рисунков – это медведь и женский половой орган. Медведь встречается даже чаще. А как же мамонт, а фаллос? Нет, такие изображения появились позднее, значительно позднее, на этот счет нет никаких сомнений. Перед таким убедительным аргументом я спасовал. Ладно, не будем трогать медведей. Вот вам совет: проведите отпуск на острове Лансароте, тамошний пейзаж весьма напоминает марсианский.
Усталый пловец
Несколько слов о Мишеле Уэльбеке
«… И вот вы уже далеко от берега; о, как вы далеко от берега! Долгое время вы верили, будто существует другой берег, – теперь уже не верите. Но все же вы продолжаете плыть, и каждое ваше движение приближает вас к гибели. Вы задыхаетесь, у вас болят легкие. Вода кажется все более холодной, а главное, все более соленой. Вы уже не столь молоды. Скоро вы умрете. Но это не страшно. Я с вами. И я вас не брошу…»
Мишель Уэльбек, бесспорно, самый известный из французских писателей, выдвинувшихся за последнее десятилетие. Его книги вызывают шумные дискуссии, а зачастую и громкие скандалы. В 1994 году тридцатишестилетный литератор и автор нескольких документальных фильмов написал роман с длинным названием «Расширение пространства борьбы», который тут же стал культовым. В нем уже присутствует необычная форма повествования, которой Уэльбек остается верен до сих пор: короткие истории, словно выхваченные из жизни и сохраняющие вкус достоверности, перемежаются излияниями героя-рассказчика, а также пронизанными иронией философскими и квазинаучными дискурсами. Но читателей привлекает, конечно же, не столько новизна формы, сколько необычное и шокирующее содержание. Ибо первый роман Уэльбека – как и все последующие – полон самого глубокого, беспросветного пессимизма. Стержень, на который нанизаны эпизоды романа, – это судьба героя-рассказчика. После ухода возлюбленной он все сильнее ощущает разлад с окружающим миром. Он как бы наглухо заперт в темнице собственного "я", а жизнь вокруг кажется никчемной и бессмысленной. После первого курса лечения в психиатрической клинике он понимает, что у него нет будущего, и безропотно готовится закончить свои дни в больничных стенах. У героя есть приятель по фамилии Тиссеран. Он несчастен по-своему: природа обделила его красотой, а неудовлетворенное желание превратило жизнь в пытку. Смерть Тиссерана в дорожной аварии, весьма похожая на самоубийство, становится для героя последним толчком к безумию. В других романах Уэльбека герою также придается двойник. В «Лансароте» (2000) у рассказчика появляется друг по имени Руди, явно потерпевший жизненный крах. В конце повести он попадает в тюрьму по обвинению в педофилии, в то время как сам рассказчик, гонимый жаждой удовольствий, отправляется на другой край света. В «Элементарных частицах» (1998) Брюно обречен до смерти оставаться в сумасшедшем доме, а его брат Мишель бесследно исчезает, и самой достоверной версией считается самоубийство. Таков невеселый выбор, который, по мнению Уэльбека, ставит перед мыслящим, тонко чувствующим человеком современная западная цивилизация, находящаяся в тупике, в упадке, на краю гибели. Судя по успеху романа, автору удалось нащупать болевые точки современного западного общества. В самом деле, как объяснить высокий процент депрессии в странах Европы среди людей, как правило, экономически обеспеченных, профессионально состоявшихся, пользующихся всеми достижениями современной медицины, науки и техники? Причин несколько, отвечает Уэльбек. Самая очевидная – коммерциализация жизни, при которой удел среднего человека – быть пассивным потребителем разрекламированной продукции, игрушкой в руках транснациональных корпораций. От хищного механизма рынка человека могла бы защитить Семья. Однако семьи в прежнем понимании давно уже нет, ее уничтожили два фактора: упрощение процедуры развода и женская эмансипация (точнее, распущенность и карьеризм). О распаде семьи и страданиях ребенка в «Расширении пространства борьбы» говорится мимоходом, в «Элементарных частицах» показано, как детство, проведенное в интернате, впоследствии оборачивается депрессией и безумием. И уж вовсе пагубной для института семьи стала пресловутая сексуальная свобода. Невротики и шизофреники 90-х годов – дети сексуально раскрепощенных мамаш образца 68-го года, как, например, Жанин-Джейн в «Элементарных частицах». Мнимая вседозволенность породила еще один порок современной цивилизации: культ молодости, красоты и здоровья. Общество сразу выталкивает на обочину тех, кто изначально не соответствует заданным параметрам, а те, кто соответствует, испытывают несказанные муки позднее, когда сходят с круга. Ибо современный человек беззащитен перед физическим увяданием, перед страхом надвигающейся смерти. Потому что современное общество – это общество без Бога. Его место пытаются занять всевозможные новые религии, провозглашающие свою связь с древними восточными верованиями, с передовой наукой, с Внеземным Разумом. Вот секта азраилитов; ее задача – подготовиться ко второму пришествию прародителей человечества – инопланетян, но в итоге почти все члены секты оказываются на скамье подсудимых по обвинению в растлении малолетних («Лансароте»). Есть и живые боги – это рок-, поп– и кинозвезды. Красавец Дэвид стремится попасть в их число, однако терпит неудачу и становится сатанистом («Элементарные частицы»).
Впрочем, он уходит от ответственности, как и лжепророк Азраил – воплощенное Зло всегда остается безнаказанным.
Единственное божество в безбожном мире – это любовь. Но как найти ее? Только одним путем: к духовной близости – если повезет – можно прийти через физическую. Даря и принимая наслаждение, люди преодолевают барьер эгоизма, и возникает надежда на взаимопонимание, хотя длительное счастье невозможно. Когда человек созрел для счастья, приходит смерть от неизлечимой болезни («Элементарные частицы») или от руки террориста («Платформа»).
Итак, утверждает Уэльбек, мы присутствуем при самоубийстве западной цивилизации. Роман «Элементарные частицы» заканчивается ироничной мистификацией: в эпилоге, написанном якобы в 2079 году, сообщается об удивительном открытии, которое сделал один из героев романа – ученый-биолог Мишель с экзотической фамилией Дзержински. Он сумел свести все многообразие человеческих особей к одной, абсолютно безупречной комбинации генов, которую можно бесконечно воспроизводить путем клонирования. Так на Земле возникает новая популяция, свободная от индивидуализма, от полового влечения, от болезней и вдобавок наделенная бессмертием. Она будет отличаться от людей, как люди отличаются от обезьян. Остатки прежнего, несовершенного человечества тихо и незаметно уйдут со сцены. Такой финал – явная антиутопия, отсылка к романам Олдоса Хаксли «О дивный новый мир» и «Остров», о которых в начале книги беседуют братья Мишель и Брюно. На самом деле Уэльбеку жалко традиционных европейских ценностей. Он ни в грош не ставит «прогрессивных» французских писателей, но восхищается Бальзаком, почитает Пруста и Томаса Манна, которых называет «последними европейцами». Так спасется ли Европа от надвигающейся гибели?
Действие повести «Лансароте» происходит на рубеже тысячелетия, когда людям часто приходит мысль о конце света. Теперешний, «марсианский», пейзаж острова Лансароте (автор дополнил книгу альбомом фотографий, сделанных им самим) – результат катастрофического извержения вулкана, которое случилось почти триста лет назад. Глядя из самолета на конусы потухших вулканов, на окаменевшую лаву, словно чехлом затянувшую остров, герой пытается постичь смысл этого зрелища. Что в нем: утешение или угроза? Что оно обещает: близкое возрождение или новые поиски? Возрождение в огне, догадывается герой.
Что это будет за огонь? Костер, из пепла которого восстанет какой-то «дивный новый мир», ничем не похожий на прежний? Или спасительный маяк, который поможет усталому пловцу достичь желанного берега?
Мишель Уэльбек никогда не ставит окончательную точку. В финале каждого из его романов есть некая недосказанность, оставляющая искру надежды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13