Зажав рот, бросился в туалет. Он уже прекрасно понимал, что и пробирающий спину холод, и неожиданная тошнота неслучайны, хотя тот, кто звонил, ничего ему и не сказал. Звонили, чтобы еще раз напомнить: "Ну что, видел? Все понял? Делай, что говорят. А не то…"
Асакава блевал в унитаз. Отхаркивать было почти нечего, изо рта вылился только что выпитый виски пополам с кислым желудочным соком. Глаза слезились. Желудочный сок попал в нос, было не продохнуть. Но почему-то казалось, что вместе с рвотой удастся выдавить из себя все увиденное.
– Ну и что мне с твоего "а не то"! Я-то откуда знаю, чего тебе надо! Эй! Что делать-то мне?
Сидя в туалете, Асакава орал в пустоту, чтобы хоть как-нибудь справится с охватившим его ужасом.
– Ты что, не понимаешь, эти уроды все стерли! Все самое важное… А… а мне-то откуда знать! Ты что, с ума…
Как бы там ни было, надо что-то делать. Асакава вылетел из туалета и, не обращая внимания на свой дурацкий вид, стал носиться по комнате, бить поклоны туда и сюда, надеясь, что это все еще здесь и, в конце концов, сжалится над ним. Он даже не замечал, насколько жалобное и глупое выражение лица у него сейчас. Наконец, Асакава поднялся, прополоскал рот над раковиной, выпил воды. Взглянул в сторону окна. Ветер трепал занавеску.
…Ой… я же его закрывал!
Действительно, перед тем как задернуть штору, он аккуратно задвинул створки окна. Абсолютно точно. Дрожь не покидала его. В самой глубине мозга вдруг возникла картина ночных небоскребов большого города. В сетке зеркальных окон то загорались, то гасли яркие квадратики и, собираясь вместе, складывались в подобие букв. Если представить, что высотное здание – огромный четырехугольный могильный камень, то огни окон – это имя покойника. Образ уже исчез, но штора продолжала танцевать на ветру.
В исступлении Асакава открыл шкаф, вытащил сумку и бросился паковать вещи. Все, больше ни секунды он здесь не пробудет!
…Кто бы, что бы ни говорил, но если я еще на мгновение здесь останусь, то какая к чертям неделя! Я и ночи не протяну.
Прямо в тренировочном костюме он спустился в прихожую. Прежде чем выходить, надо собраться с мыслями. Не просто бежать от ужаса, а думать, как себе помочь! Все-таки инстинкт самосохранения срабатывает своевременно. Он вернулся в комнату, нажал на кнопку видео и достал кассету. Обмотал ее банным полотенцем, положил в сумку. Как-никак единственная зацепка, и оставлять ее здесь нет никакого резона. Если удастся расшифровать смысл сцен, возможно, отыщется и ключ к спасению. Хотя, что ни говори, лимит времени невелик – всего неделя. Часы показывали десять ноль восемь. Видео закончилось примерно в десять ноль четыре. Чем дальше, тем драгоценнее становится время. Асакава положил ключи на столик и, оставив свет включенным во всех комнатах, вышел наружу. Даже не думая заходить в администраторскую, помчался к своей машине, включил зажигание.
– В одиночку не справлюсь. Придется его попросить…
Бормоча про себя, Асакава вел машину, но не давало покоя зеркало заднего вида. Он с остервенением жал на газ, но скорость все равно казалась недостаточной. Как во сне, когда от кого-то убегаешь. Он непрерывно заглядывал в зеркало. Но никакая черная тень его не преследовала.
Глава III. ПОРЫВ ВЕТРА
1
12 октября, пятница
– Ты сначала видео покажи! – с улыбкой промяукал Такаяма.
Второй этаж кафе на перекрестке Роппонги, пятница 12 октября, семь двадцать вечера. Скоро сутки с того момента, как Асакава посмотрел пресловутое видео. Он нарочно назначил встречу в расцвеченном золотыми огнями Роппонги, чтобы в окружении веселых голосов и пестро одетых девчонок хоть немного забыть о пережитом ужасе, но это не помогло. Чем больше он рассказывал, тем отчетливее вставало перед глазами вчерашнее событие, а страх только раздувался и не думал уходить. Порой даже казалось, что прямо в его тело забралось нечто и затаилось там еле заметной тенью.
Белая в мелкую полоску рубашка Такаямы была аккуратно застегнута на все пуговицы, туго завязанный галстук он даже не пытался ослабить. Воротник врезался в шею, над ним образовалась двойная складка, и один только вид вызывал удушье. А если с таким квадратным лицом еще и улыбаться – вообще зрелище не из приятных.
Такаяма рукой вытащил из стакана кусок льда и сунул в рот.
– Ты что, не слушал меня, что ли? Говорят же тебе, опасно! – выдавил Асакава.
– А чего ты тогда ты ко мне прибежал? Тебе же помощь нужна, или как?
Все еще улыбаясь до ушей, Такаяма с хрустом разгрыз ледышку.
– Смотреть не обязательно, а способ помочь найдем!
Он опустил веки и покачал головой, продолжая улыбаться уголками рта. Тут Асакава ощутил такой прилив необъяснимого гнева, что истерически заорал.
– Эй, ты что, не веришь мне? Я тут перед ним наизнанку выворачиваюсь!
После истории с видео трудно было воспринять эту ухмылку иначе. Шутка ли – ни думал, ни гадал, открыл шкатулку, а там – бомба. Он в жизни такого ужаса не испытывал. Мало того – все только начинается! Еще шесть дней, и – конец. Страх пеньковой петлей захлестнул шею и медленно, не спеша, стягивает горло… Впереди смерть. А этот тип сидит и заявляет, что сам хочет видео посмотреть.
– А ты не верещи. Тебя так донимает, что мне не страшно? Я ведь тебе говорил, что и концом света бы с удовольствием полюбовался, если бы можно было. И если объявится тот, кто покажет мне суть мироздания, раскроет тайну начала и конца бытия, тайну безгранично большого и безгранично малого, то я из него это знание вытяну – пусть даже в обмен на собственную жизнь. Ты же в свое время сам все обо мне пропечатал. Так что должен помнить…
Асакава помнил. Потому и выкладывал теперь все без утайки. А началось все с его же собственной затеи. Два года назад его, едва разменявшего четвертый десяток, стало чертовски занимать, о чем думают, мечтают и чем живут люди одного с ним возраста. Он замыслил выборочно проинтервьюировать несколько таких же тридцатилетних, работающих в самых разных областях: от министерских чиновников, депутатов столичного парламента, сотрудников ведущих фирм, вплоть до рядовых клерков. Затем, собрав о них всю потенциально интересную для читателя информацию, от самой общей до сугубо индивидуальной, на ограниченном пространстве журнальной страницы ему предстояло поразмыслить над тем, что же это за возраст такой – тридцать лет. Неожиданно среди отобранных десяти с лишним респондентов оказался и его одноклассник Рюдзи Такаяма, ныне преподаватель кафедры философии литературного факультета Университета К. "Вот тебе и на!" – удивился Асакава, ведь насколько он сам помнил, тот подался на медицинский факультет. Интервьюировать поручили Асакаве. Рюдзи попал в список всего лишь как один из представителей разных профессий, но индивидуальность его оказалась настолько яркой и экспрессивной, что назвать его начинающим тридцатилетним школяром язык не поворачивался. В школьные годы он слыл темной лошадкой, но теперь его характер словно отполировался. Уже получив медицинское образование, он поступил в аспирантуру на философский факультет и в тот год как раз защитил диссертацию. Будь место ассистента в то время свободно, его взяли бы без вопросов, но там до него уже окопался кто-то постарше. Пришлось смириться с должностью почасовика и дважды в неделю читать логику в родной "альма-матер". Нынешняя философия, как никогда ранее, близка к точным наукам. Пустая болтовня о смысле жизни ничего общего с философией не имеет. А такая специальность как логика – это своего рода "математика без цифр". Еще в Древней Греции философы по совместительству работали математиками. Вот и Рюдзи так же – преподает на литературном факультете, а голова заточена под реальную науку. Однако, будучи прекрасным специалистом в своей области, Такаяма обладал еще и поистине глубочайшими познаниями в области парапсихологии. Асакава усматривал в этом какое-то противоречие: разве не противоречат научному взгляду на жизнь россказни об экстрасенсорике и оккультизме, чем парапсихология, собственно, и является? Ответ Рюдзи был… с точностью до наоборот. Парапсихология – одно из важнейших ключевых понятий, раскрывающих сущность мироздания. Точь-в-точь как сейчас: одетый в середине лета в полосатую рубашку с длинным рукавом, застегнутый на все пуговицы, с раскрасневшимся лицом, взмокший, Рюдзи вещал, с каким удовольствием встретил бы гибель человечества.
Помнится, во время интервью Асакава задал ему вопрос:
– Расскажи о своей мечте…
На что Рюдзи покойным голосом заявил:
– Любуясь кончиной человечества с высокого холма, проковырять в Матери-Земле ямку и беспрерывно в нее кончать.
– Эй, а если я возьму, да так и напишу? – припугнул Асакава.
Рюдзи ничего не ответил, только кивнул с такой же, как сейчас, улыбочкой.
– Я ж тебе говорю: мне в этом мире ни-че-го не страшно, – сказал он и заговорщически приблизил лицо к Асакаве.
– А вчера… еще одну сделал.
Еще одну, говоришь…?
На памяти Асакавы это была третья жертва. Первая была, когда они учились во втором классе старшей школы. Оба жили в Кавасаки в районе Тама и ходили в одну и ту же префектуральную школу повышенной ступени, только у Асакавы была привычка заявляться в школу за час до занятий и готовить уроки, наслаждаясь свежим утренним воздухом. В школе он оказывался раньше всех, за исключением штата. Рюдзи же славился тем, что хронически опаздывал и никогда не приходил вовремя на первый урок, но однажды, придя в школу утром сразу после летних каникул, Асакава неожиданно застал там Рюдзи, с рассеянным видом сидящего на парте. "Ого, редкое явление!", – поприветствовал его Асакава. "Мм, ну да…", – без особого энтузиазма откликнулся Такаяма и отсутствующим взглядом уставился в окно, выходящее во внутренний двор школы. Глаза у него были красные. На щеках тоже выступал румянец, а изо рта слегка несло перегаром. Они не были невесть какими друзьями, поэтому Асакава продолжать разговор не стал, раскрыл учебник и как всегда принялся за уроки. Но через пару минут Рюдзи сам беззвучно подошел сзади, похлопал по спине и сказал: "Слушай, я тебя попросить хотел…"
Рюдзи, со своей яркой натурой, прекрасно успевал по всем предметам, а по "физо" и вообще не имел себе равных, посему считался одним из самых заметных учеников школы. Ничем особенно не выделявшийся Асакава не почувствовал бы ничего подозрительного, попроси его о чем-нибудь такой одноклассник.
– Тут такое дело… Короче, ты не мог бы сейчас мне домой позвонить? – спросил Рюдзи, панибратски обхватив Асакаву за плечи.
– Могу. А зачем это?
– Ну, просто позвонить надо, и все. Позвонить, и позвать меня.
Асакава нахмурился.
– Тебя? Так ты же здесь…
– Ну что тебе, трудно?
Асакава набрал под диктовку номер, и когда мать Рюдзи подняла трубку, попросил позвать человека, стоящего прямо перед ним:
– Здравствуйте. А Рюдзи можно?
– Он вообще-то уже в школу ушел, – спокойно ответила мать.
– Да? – Асакава повесил трубку. – Что, и это все?
Асакава был недоволен. Он никак не мог взять в толк, ради чего все эти манипуляции.
– Ничего необычного не заметил? – спросил Рюдзи, – Мать не нервничала, когда отвечала?
– Да нет, ничего…
Голос матери Рюдзи Асакава слышал впервые, но был уверен, что никаких особенно нервных ноток в нем не было.
– А в доме шума голосов не расслышал?
– Вроде бы нет. Обычная такая атмосфера: утро, люди завтракают…
– Правда? Ну, тогда все нормально. Благодарю.
– Да что случилось-то? Зачем все это?
Рюдзи, с выражением полного покоя на лице, притянул голову Асакавы к себе, и зашептал ему прямо в ухо.
– Ты, я вижу, не болтун, доверять можно. Тебе, так и быть, расскажу. Я сегодня, часов в пять, того… женщину изнасиловал.
Асакава от удивления дар речи потерял. Оказывается, Рюдзи сегодня в пять утра тайком пробрался в квартиру одинокой студентки, изнасиловал ее и, пригрозив расправой в случае жалобы в полицию, прямо оттуда отправился в школу. Боясь, что домой уже нагрянули полицейские, он попросил Асакаву позвонить и разведать обстановку.
С того дня они стали чаще разговаривать. Разумеется, Асакава никому не рассказывал о проделках Рюдзи, который через год взял бронзу по толканию ядра на всеяпонской школьной спартакиаде, а еще через год поступил прямиком на медицинский факультет университета К. Асакаве же только следующем году ценою пота и слез удалось пробиться на литературный факультет престижного университета.
Асакава прекрасно понимал, чего хочет на самом деле. Ему действительно хотелось, чтобы Рюдзи сам посмотрел это злополучное видео. Все-таки со слов всего не поймешь, и свой опыт и знания ему приложить будет нелегко. Но элементарная этика не позволяла ради собственного спасения подвергать опасности других. Внутренний конфликт был налицо, но положи два решения на весы, и сразу поймешь, какая гиря тяжелее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Асакава блевал в унитаз. Отхаркивать было почти нечего, изо рта вылился только что выпитый виски пополам с кислым желудочным соком. Глаза слезились. Желудочный сок попал в нос, было не продохнуть. Но почему-то казалось, что вместе с рвотой удастся выдавить из себя все увиденное.
– Ну и что мне с твоего "а не то"! Я-то откуда знаю, чего тебе надо! Эй! Что делать-то мне?
Сидя в туалете, Асакава орал в пустоту, чтобы хоть как-нибудь справится с охватившим его ужасом.
– Ты что, не понимаешь, эти уроды все стерли! Все самое важное… А… а мне-то откуда знать! Ты что, с ума…
Как бы там ни было, надо что-то делать. Асакава вылетел из туалета и, не обращая внимания на свой дурацкий вид, стал носиться по комнате, бить поклоны туда и сюда, надеясь, что это все еще здесь и, в конце концов, сжалится над ним. Он даже не замечал, насколько жалобное и глупое выражение лица у него сейчас. Наконец, Асакава поднялся, прополоскал рот над раковиной, выпил воды. Взглянул в сторону окна. Ветер трепал занавеску.
…Ой… я же его закрывал!
Действительно, перед тем как задернуть штору, он аккуратно задвинул створки окна. Абсолютно точно. Дрожь не покидала его. В самой глубине мозга вдруг возникла картина ночных небоскребов большого города. В сетке зеркальных окон то загорались, то гасли яркие квадратики и, собираясь вместе, складывались в подобие букв. Если представить, что высотное здание – огромный четырехугольный могильный камень, то огни окон – это имя покойника. Образ уже исчез, но штора продолжала танцевать на ветру.
В исступлении Асакава открыл шкаф, вытащил сумку и бросился паковать вещи. Все, больше ни секунды он здесь не пробудет!
…Кто бы, что бы ни говорил, но если я еще на мгновение здесь останусь, то какая к чертям неделя! Я и ночи не протяну.
Прямо в тренировочном костюме он спустился в прихожую. Прежде чем выходить, надо собраться с мыслями. Не просто бежать от ужаса, а думать, как себе помочь! Все-таки инстинкт самосохранения срабатывает своевременно. Он вернулся в комнату, нажал на кнопку видео и достал кассету. Обмотал ее банным полотенцем, положил в сумку. Как-никак единственная зацепка, и оставлять ее здесь нет никакого резона. Если удастся расшифровать смысл сцен, возможно, отыщется и ключ к спасению. Хотя, что ни говори, лимит времени невелик – всего неделя. Часы показывали десять ноль восемь. Видео закончилось примерно в десять ноль четыре. Чем дальше, тем драгоценнее становится время. Асакава положил ключи на столик и, оставив свет включенным во всех комнатах, вышел наружу. Даже не думая заходить в администраторскую, помчался к своей машине, включил зажигание.
– В одиночку не справлюсь. Придется его попросить…
Бормоча про себя, Асакава вел машину, но не давало покоя зеркало заднего вида. Он с остервенением жал на газ, но скорость все равно казалась недостаточной. Как во сне, когда от кого-то убегаешь. Он непрерывно заглядывал в зеркало. Но никакая черная тень его не преследовала.
Глава III. ПОРЫВ ВЕТРА
1
12 октября, пятница
– Ты сначала видео покажи! – с улыбкой промяукал Такаяма.
Второй этаж кафе на перекрестке Роппонги, пятница 12 октября, семь двадцать вечера. Скоро сутки с того момента, как Асакава посмотрел пресловутое видео. Он нарочно назначил встречу в расцвеченном золотыми огнями Роппонги, чтобы в окружении веселых голосов и пестро одетых девчонок хоть немного забыть о пережитом ужасе, но это не помогло. Чем больше он рассказывал, тем отчетливее вставало перед глазами вчерашнее событие, а страх только раздувался и не думал уходить. Порой даже казалось, что прямо в его тело забралось нечто и затаилось там еле заметной тенью.
Белая в мелкую полоску рубашка Такаямы была аккуратно застегнута на все пуговицы, туго завязанный галстук он даже не пытался ослабить. Воротник врезался в шею, над ним образовалась двойная складка, и один только вид вызывал удушье. А если с таким квадратным лицом еще и улыбаться – вообще зрелище не из приятных.
Такаяма рукой вытащил из стакана кусок льда и сунул в рот.
– Ты что, не слушал меня, что ли? Говорят же тебе, опасно! – выдавил Асакава.
– А чего ты тогда ты ко мне прибежал? Тебе же помощь нужна, или как?
Все еще улыбаясь до ушей, Такаяма с хрустом разгрыз ледышку.
– Смотреть не обязательно, а способ помочь найдем!
Он опустил веки и покачал головой, продолжая улыбаться уголками рта. Тут Асакава ощутил такой прилив необъяснимого гнева, что истерически заорал.
– Эй, ты что, не веришь мне? Я тут перед ним наизнанку выворачиваюсь!
После истории с видео трудно было воспринять эту ухмылку иначе. Шутка ли – ни думал, ни гадал, открыл шкатулку, а там – бомба. Он в жизни такого ужаса не испытывал. Мало того – все только начинается! Еще шесть дней, и – конец. Страх пеньковой петлей захлестнул шею и медленно, не спеша, стягивает горло… Впереди смерть. А этот тип сидит и заявляет, что сам хочет видео посмотреть.
– А ты не верещи. Тебя так донимает, что мне не страшно? Я ведь тебе говорил, что и концом света бы с удовольствием полюбовался, если бы можно было. И если объявится тот, кто покажет мне суть мироздания, раскроет тайну начала и конца бытия, тайну безгранично большого и безгранично малого, то я из него это знание вытяну – пусть даже в обмен на собственную жизнь. Ты же в свое время сам все обо мне пропечатал. Так что должен помнить…
Асакава помнил. Потому и выкладывал теперь все без утайки. А началось все с его же собственной затеи. Два года назад его, едва разменявшего четвертый десяток, стало чертовски занимать, о чем думают, мечтают и чем живут люди одного с ним возраста. Он замыслил выборочно проинтервьюировать несколько таких же тридцатилетних, работающих в самых разных областях: от министерских чиновников, депутатов столичного парламента, сотрудников ведущих фирм, вплоть до рядовых клерков. Затем, собрав о них всю потенциально интересную для читателя информацию, от самой общей до сугубо индивидуальной, на ограниченном пространстве журнальной страницы ему предстояло поразмыслить над тем, что же это за возраст такой – тридцать лет. Неожиданно среди отобранных десяти с лишним респондентов оказался и его одноклассник Рюдзи Такаяма, ныне преподаватель кафедры философии литературного факультета Университета К. "Вот тебе и на!" – удивился Асакава, ведь насколько он сам помнил, тот подался на медицинский факультет. Интервьюировать поручили Асакаве. Рюдзи попал в список всего лишь как один из представителей разных профессий, но индивидуальность его оказалась настолько яркой и экспрессивной, что назвать его начинающим тридцатилетним школяром язык не поворачивался. В школьные годы он слыл темной лошадкой, но теперь его характер словно отполировался. Уже получив медицинское образование, он поступил в аспирантуру на философский факультет и в тот год как раз защитил диссертацию. Будь место ассистента в то время свободно, его взяли бы без вопросов, но там до него уже окопался кто-то постарше. Пришлось смириться с должностью почасовика и дважды в неделю читать логику в родной "альма-матер". Нынешняя философия, как никогда ранее, близка к точным наукам. Пустая болтовня о смысле жизни ничего общего с философией не имеет. А такая специальность как логика – это своего рода "математика без цифр". Еще в Древней Греции философы по совместительству работали математиками. Вот и Рюдзи так же – преподает на литературном факультете, а голова заточена под реальную науку. Однако, будучи прекрасным специалистом в своей области, Такаяма обладал еще и поистине глубочайшими познаниями в области парапсихологии. Асакава усматривал в этом какое-то противоречие: разве не противоречат научному взгляду на жизнь россказни об экстрасенсорике и оккультизме, чем парапсихология, собственно, и является? Ответ Рюдзи был… с точностью до наоборот. Парапсихология – одно из важнейших ключевых понятий, раскрывающих сущность мироздания. Точь-в-точь как сейчас: одетый в середине лета в полосатую рубашку с длинным рукавом, застегнутый на все пуговицы, с раскрасневшимся лицом, взмокший, Рюдзи вещал, с каким удовольствием встретил бы гибель человечества.
Помнится, во время интервью Асакава задал ему вопрос:
– Расскажи о своей мечте…
На что Рюдзи покойным голосом заявил:
– Любуясь кончиной человечества с высокого холма, проковырять в Матери-Земле ямку и беспрерывно в нее кончать.
– Эй, а если я возьму, да так и напишу? – припугнул Асакава.
Рюдзи ничего не ответил, только кивнул с такой же, как сейчас, улыбочкой.
– Я ж тебе говорю: мне в этом мире ни-че-го не страшно, – сказал он и заговорщически приблизил лицо к Асакаве.
– А вчера… еще одну сделал.
Еще одну, говоришь…?
На памяти Асакавы это была третья жертва. Первая была, когда они учились во втором классе старшей школы. Оба жили в Кавасаки в районе Тама и ходили в одну и ту же префектуральную школу повышенной ступени, только у Асакавы была привычка заявляться в школу за час до занятий и готовить уроки, наслаждаясь свежим утренним воздухом. В школе он оказывался раньше всех, за исключением штата. Рюдзи же славился тем, что хронически опаздывал и никогда не приходил вовремя на первый урок, но однажды, придя в школу утром сразу после летних каникул, Асакава неожиданно застал там Рюдзи, с рассеянным видом сидящего на парте. "Ого, редкое явление!", – поприветствовал его Асакава. "Мм, ну да…", – без особого энтузиазма откликнулся Такаяма и отсутствующим взглядом уставился в окно, выходящее во внутренний двор школы. Глаза у него были красные. На щеках тоже выступал румянец, а изо рта слегка несло перегаром. Они не были невесть какими друзьями, поэтому Асакава продолжать разговор не стал, раскрыл учебник и как всегда принялся за уроки. Но через пару минут Рюдзи сам беззвучно подошел сзади, похлопал по спине и сказал: "Слушай, я тебя попросить хотел…"
Рюдзи, со своей яркой натурой, прекрасно успевал по всем предметам, а по "физо" и вообще не имел себе равных, посему считался одним из самых заметных учеников школы. Ничем особенно не выделявшийся Асакава не почувствовал бы ничего подозрительного, попроси его о чем-нибудь такой одноклассник.
– Тут такое дело… Короче, ты не мог бы сейчас мне домой позвонить? – спросил Рюдзи, панибратски обхватив Асакаву за плечи.
– Могу. А зачем это?
– Ну, просто позвонить надо, и все. Позвонить, и позвать меня.
Асакава нахмурился.
– Тебя? Так ты же здесь…
– Ну что тебе, трудно?
Асакава набрал под диктовку номер, и когда мать Рюдзи подняла трубку, попросил позвать человека, стоящего прямо перед ним:
– Здравствуйте. А Рюдзи можно?
– Он вообще-то уже в школу ушел, – спокойно ответила мать.
– Да? – Асакава повесил трубку. – Что, и это все?
Асакава был недоволен. Он никак не мог взять в толк, ради чего все эти манипуляции.
– Ничего необычного не заметил? – спросил Рюдзи, – Мать не нервничала, когда отвечала?
– Да нет, ничего…
Голос матери Рюдзи Асакава слышал впервые, но был уверен, что никаких особенно нервных ноток в нем не было.
– А в доме шума голосов не расслышал?
– Вроде бы нет. Обычная такая атмосфера: утро, люди завтракают…
– Правда? Ну, тогда все нормально. Благодарю.
– Да что случилось-то? Зачем все это?
Рюдзи, с выражением полного покоя на лице, притянул голову Асакавы к себе, и зашептал ему прямо в ухо.
– Ты, я вижу, не болтун, доверять можно. Тебе, так и быть, расскажу. Я сегодня, часов в пять, того… женщину изнасиловал.
Асакава от удивления дар речи потерял. Оказывается, Рюдзи сегодня в пять утра тайком пробрался в квартиру одинокой студентки, изнасиловал ее и, пригрозив расправой в случае жалобы в полицию, прямо оттуда отправился в школу. Боясь, что домой уже нагрянули полицейские, он попросил Асакаву позвонить и разведать обстановку.
С того дня они стали чаще разговаривать. Разумеется, Асакава никому не рассказывал о проделках Рюдзи, который через год взял бронзу по толканию ядра на всеяпонской школьной спартакиаде, а еще через год поступил прямиком на медицинский факультет университета К. Асакаве же только следующем году ценою пота и слез удалось пробиться на литературный факультет престижного университета.
Асакава прекрасно понимал, чего хочет на самом деле. Ему действительно хотелось, чтобы Рюдзи сам посмотрел это злополучное видео. Все-таки со слов всего не поймешь, и свой опыт и знания ему приложить будет нелегко. Но элементарная этика не позволяла ради собственного спасения подвергать опасности других. Внутренний конфликт был налицо, но положи два решения на весы, и сразу поймешь, какая гиря тяжелее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32