Он не знает, что через несколько мгновений умрет его сын, и в сонных таинственных грезах перед ним встает невозможное счастье.
Ему кажется, что в белой лодке едет он с сыном по красивой и тихой реке. Ему кажется, что день прекрасен, и он видит голубое небо, кристально прозрачную воду, он слышит, как, шурша, расступается перед лодкою камыш. Ему кажется, что он счастлив, и радость чувствует он – все чувства лгут Человеку.
Но вдруг беспокоится он, страшная правда сквозь густые покровы сна обожгла его мысль.
– Отчего так низко обрезаны твои золотистые волосы, мой мальчик? Отчего?
– У меня болела голова, папа, и от этого так низко обрезаны мои волосы.
И, снова обманутый, он чувствует счастье, видит голубое небо и слышит, как шуршат камыши, расступаясь.
Он не знает, что уже умирает его сын. Он не слышит, как в последней безумной надежде, с детской верой в силу взрослых, сын зовет его без слов, криком сердца: «Папа, папа, я умираю! Удержи меня!» Крепко и радостно спит Человек, и в таинственных и обманчивых грезах пред ним встает невозможное счастье.
Проснись, Человек! Твой сын – умер.
Человек (испуганно поднимает голову и встает). Мне страшно: как будто кто-то позвал меня.
В то же мгновение за стеной раздастся плач многих женских голосов. Высокими голосами протяжно плачут они над умершим. Входит Жена, страшно бледная.
Наш мальчик умер?
Жена . Да. Умер.
Человек . Он звал меня?
Жена . Нет. Он не просыпался. Он никого не звал. Он умер, мой сын, мой ненаглядный мальчик!
Падает на колени перед Человеком и рыдает, охватив руками его ноги. Человек кладет руку ей на голову и с рыданием в голосе, но грозно, говорит, обращаясь в угол, где равнодушно стоит Некто.
Человек . Ты женщину обидел, негодяй! Ты мальчика убил!
Жена рыдает. Человек тихонько, дрожащею рукой гладит ее волосы.
Не плачь, милая, не плачь. Он и над слезами нашими посмеется, как посмеялся над нашими молитвами. А ты, я не знаю, кто ты – бог, дьявол, рок или жизнь – я проклинаю тебя!
Дальнейшее говорит громким, сильным голосом, одной рукой как бы защищая Жену, другую грозно протягивая к Неизвестному.
Проклятие человека
– Я проклинаю все, данное тобою. Проклинаю день, в который я родился, проклинаю день, в который я умру. Проклинаю всю жизнь мою, ее радости и горе. Проклинаю себя! Проклинаю мои глаза, мой слух, мой язык. Проклинаю мое сердце, мою голову и все бросаю назад, в твое жестокое лицо, безумная Судьба. Будь проклята, будь проклята вовеки! И проклятием я побеждаю тебя. Что можешь еще сделать ты со мною? Вали меня наземь, вали – я буду смеяться и кричать: будь проклята! Клещами смерти зажми мне рот – последней мыслью я крикну в твои ослиные уши: будь проклята, будь проклята! Бери мой труп, грызи его, как собака, возись с ним в темноте – меня в нем нет. Я исчез, но исчез, повторяя: будь проклята, будь проклята! Через голову женщины, которую ты обидел, через тело мальчика, которого ты убил, – шлю тебе проклятие Человека.
Умолкает с грозно поднятой рукой. Равнодушно внемлет проклятью Некто в сером, и колеблется пламя свечи, точно раздуваемое ветром. Так некоторое время в сосредоточенном молчании стоят один против другого: Человек и Некто в сером. Плач за стеною становится громче и протяжнее, переходя в мелодию страдания.
Опускается занавес
Картина пятая
Смерть человека
Неопределенный, колеблющийся, мигающий, сумрачный свет, мешающий что-либо рассмотреть с первого взгляда. Когда глаз привыкает, он видит такую картину.
Широкая, длинная комната с очень низким потолком, без одного окна в стенах. Вход откуда-то сверху, по ступеням. Стены гладки и сумрачно-грязны – похоже на грубую, запятнанную кожу какого-то большого зверя. Всю заднюю стену, до ступенек, занимает один огромный, плоский стеклянный буфет, сплошь установленный совершенно правильными рядами бутылок с разноцветными жидкостями. За невысоким прилавком совершенно неподвижно сидит Кабатчик , сложив руки на животе. Белое с румянцем лицо, лысина, большая рыжая борода – выражение полного спокойствия и равнодушия. Таким он остается все время, ни разу не перемещаясь и не меняя положения. За небольшими столиками на деревянных табуретках сидят Пьяницы . Количество людей увеличивается их тенями, блуждающими по стенам и по потолку. Бесконечное разнообразие отвратительного и ужасного. Лица, похожие на маски с непомерно увеличенными или уменьшенными частями: носатые и совсем безносые, глаза дико вытаращенные, почти вылезшие из орбит и сузившиеся до едва видимых щелей и точек; кадыки и крохотные подбородки. Волосы у всех путаные, лохматые, грязные, иногда закрывающие половину лица. На всех, однако, лицах, при их разнообразии, лежит печать страшного сходства: это зеленоватая, могильная окраска и выражение то веселого, то мрачного и безумного ужаса.
Одеты Пьяницы в одноцветные лохмотья, обнажающие то зеленую костлявую руку, то острое колено, то впалую страшную грудь. Есть почти совсем голые. Женщины мало отличаются от мужчин и еще безобразнее, чем они. У всех трясутся руки и головы, и походка неровная, точно они ходят или по очень скользкой, или бугроватой, или движущейся поверхности. И голоса одинаковые: хриплые, сипящие; и так же нетвердо, как ходят, выговаривают Пьяницы слова непослушными, точно замерзшими губами.
Посередине сборища, за отдельным столиком, сидит Человек , положив седую, всклокоченную голову на руки. Таким остается он все время, за исключением того момента, когда говорит. Одет он очень плохо. В углу неподвижно стоит Некто в сером с догорающей свечой. Узкое синее пламя колеблется, то ложась на край, то острым язычком устремляясь вверх. И могильно-синие блики на каменном лице и подбородке Его.
Разговор пьяниц
– Боже мой! Боже мой!
– Послушайте, – как странно колеблется все: ни на чем нельзя остановить взора.
– Все дрожит как в лихорадке: люди, стулья и потолок.
– Все плывет и качается, как на волнах.
– Вы не слышите шума? Я слышу какой-то шум. Точно грохочут железные колеса или камни падают с горы. Большие камни падают, как дождь.
– Это шумит в ушах.
– Это шумит кровь. Я чувствую мою кровь. Густая, черная, пахнущая ромом, она тяжело катится по жилам. И когда подходит к сердцу, то все падает, и становится страшно.
– Я вижу как будто блистание молний!
– Я вижу огромные красные костры, и на них горят люди. Противно пахнет горелым мясом. Черные тени кружатся вокруг костров. Они пьяны, эти тени. Эй, позовите меня, я буду с вами танцевать.
– Боже мой! Боже мой!
– И я веселый! Кто хочет со мною смеяться? Никто не хочет, так я буду один. (Смеется один.)
– Прелестная женщина целует меня в губы. От нее пахнет мускусом, и зубы у нее как у крокодила. Она хочет укусить меня. Прочь, шлюха!
– Я не шлюха. Я старая беременная змея. Уже целый час смотрю я, как из моей утробы выходят маленькие змейки и ползают. Эй, не раздави моего змееныша!
– Куда ты идешь?
– Кто ходит там? Сядьте. Весь дом дрожит, когда вы ходите.
– Я не могу. Мне страшно сидеть.
– И мне страшно. Когда сидишь, то слышно, как ужас бегает по телу.
– И мне. Пустите меня!
Трое или четверо Пьяниц колеблющимися шагами бесцельно бродят, путаясь среди столов.
– Посмотрите, что оно делает. Уже два часа оно старается прыгнуть на мои колени. Только на вершок не достает. Я его отгоню, а оно опять. Это какая-то странная игра.
– У меня под черепом ползают черные тараканы. И шуршат.
– У меня распадается мозг. Я чувствую, когда одна серая частица отделяется от другой. Мой мозг похож на скверный сыр. Он пахнет.
– Тут пахнет какой-то падалью.
– Боже мой! Боже мой!
– Сегодня ночью я подползу к ней на коленях и зарежу ее. Потечет кровь. Она сейчас течет уже: такая красная.
– За мной все время ходят трое. Они зовут меня в темный угол на пустырь и там хотят зарезать. Они сейчас около дверей.
– Кто это ходит по стенам и по потолку?
– Боже мой! Они пришли сюда. За мною.
– Кто?
– Они!
– У меня немеет язык. Что же мне делать? У меня немеет язык. Я буду плакать. (Плачет.)
– Все из меня лезет наружу. Я сейчас вся вывернусь наизнанку и буду красной.
– Послушайте, послушайте, эй! Кто-нибудь. На меня идет чудовище. Оно поднимает руку. Помогите, эй!
– Что это! Помогите! Паук!
– Помогите!
Некоторое время кричат хриплыми голосами: «Помогите!»
– Мы все пьяницы. Позовем всех сверху сюда. Наверху так мерзко.
– Не надо. Когда я выхожу отсюда на улицу, она мечется, как дикий зверь, и скоро валит меня с ног.
– Мы все пришли сюда. Мы пьем спирт, и он дает нам веселье.
– Он дает ужас. Я весь день трясусь от ужаса.
– Лучше ужас, чем жизнь. Кто хочет вернуться туда?
– Я – нет.
– Не хочу. Я лучше издохну здесь. Не хочу я жить!
– Никто!
– Боже мой! Боже мой!
– Зачем ходит сюда Человек? Он пьет мало, а сидит много. Не надо его.
– Пусть идет в свой дом. У него свой дом.
– Пятнадцать комнат.
– Не трогайте его, ему больше некуда ходить.
– У него пятнадцать комнат.
– Они пустые. В них только бегают и дерутся крысы.
– А жена?
– У него никого нет. Должно быть, умерла жена.
– Умерла жена.
– Умерла жена.
Во время этого Разговора и последующего потихоньку входят Старухи в странных покрывалах, незаметно заменяя собой тихо уходящих Пьяниц . Вмешиваются в Разговор, но так, что никто этого не замечает.
Разговор пьяниц и старух
– Он сам скоро умрет. Он едва ходит от слабости.
– У него пятнадцать комнат.
– Послушайте, как бьется его сердце: неровно и тихо. Оно скоро остановится.
– Эй! Человек! Позови нас к себе: у тебя пятнадцать комнат.
– Оно скоро остановится. Старое, больное, слабое сердце Человека!
– Он спит, пьяный дурак. Спать так страшно, а он спит. Он может во сне умереть. Эй, разбудите его!
– А помните, как билось оно молодо и сильно!
– Я пойду на улицу и устрою скандал. Меня ограбили. Я совсем голый. У меня зеленая кожа.
– Здравствуйте.
– Опять шумят колеса. Боже мой, они меня задавят. Помогите!
Никто не отзывается.
– Здравствуйте.
– А вы помните, как он родился? Вы, кажется, там были?
– Должно быть, я умираю. Боже мой, боже мой! Кто же отнесет меня в могилу? Кто зароет меня? Так и буду я валяться, как собака, на улице. Будут люди ходить через меня, экипажи ездить – раздавят они меня. Боже мой! Боже мой! (Плачет.)
– Позвольте поздравить вас, дорогой родственник, с новорожденным.
– Твердо уверен, что тут есть ошибка. Когда из прямой линии выходит замкнутый круг, то это – абсурд. Сейчас я докажу это!
– Вы правы.
– Боже мой! Боже мой!
– Только невежды в математике могут допустить это… Но я не допускаю. Слышите, я не допускаю этого!
– А вы помните розовенькое платьице и голенькую шейку?
– И цветы. Ландыши, с которых не высохла роса, фиалки и зеленую травку.
– Не трогайте, девушки, не трогайте цветов.
Тихо смеются.
– Боже мой! Боже мой!
Пьяницы все ушли, и их места заняты Старухами в странных покрывалах. Свет становится ровным и очень слабым. Резко выделяется фигура Неизвестного и седая голова Человека, на которую сверху падает слабый свет.
Разговор старух
– Здравствуйте!
– Здравствуйте. Какая славная ночь!
– Вот мы и снова собрались. Как ваше здоровье?
– Покашливаю.
Тихо смеются.
– Теперь недолго. Он сейчас умрет.
– Взгляните на свечу. Пламя синее, узкое и стелется по краям. Уже нет воска, и фитиль догорает.
– Не хочет гаснуть.
– А когда вы видели, чтобы пламя хотело гаснуть?
– Не спорьте! Не спорьте! Хочет оно гаснуть или не хочет, а время идет.
– А вы помните его автомобиль? Он однажды чуть не задавил меня.
– А его пятнадцать комнат?!
– Я сейчас только была там. Меня чуть не съели крысы, и я простудилась от сквозняков. Кто-то украл рамы, и ветер ходит по всему дому.
– А вы полежали на кровати, где умерла его жена? Не правда ли, какая она мягкая?!
– Да, я обошла все комнаты и помечтала немного. У них такая милая детская. Жаль только, что и там выбиты рамы и ветер шуршит каким-то сором. И кроватка детская такая милая. В ней крысы теперь завели свое гнездо и выводят детей.
– Таких миленьких, голеньких крысяток.
Тихо смеются.
– А в кабинете на столе лежат игрушки: бесхвостая лошадка, кивер, красноносый паяц. Я немного поиграла с ними. Надевала кивер – он так ко мне идет. Только пыли на них ужасно много, вся перепачкалась.
– Но неужели вы не были в зале, где давался бал? Там так весело.
– Да, я была там, но, представьте, что я увидела! Темно, стекла выбиты, ветер шуршит обоями…
– Это похоже на музыку.
– А у стен, в темноте, на корточках сидят гости, но в каком виде, если бы вы знали!
– Мы знаем!
– И, ляская зубами, лают отрывисто: как богато, как пышно!
– Вы шутите, конечно?
– Конечно, я шучу. Вы знаете мой веселый характер.
– Как богато! Как пышно!
– Как светло!
Тихо смеются.
– Напомните ему.
– Как богато! Как пышно!
– Ты помнишь, как играла музыка на твоем балу?
– Он сейчас умрет.
– Кружились танцующие, и музыка играла так нежно, так красиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9