Я же на свой канат только-только ступил. И с первым же шагом
потерял равновесие. Потому и путаюсь. Опять путаюсь... Сознание
отказывается чему-либо давать объяснение. В потемках, спотыкаясь на каждом
шагу, оно избирает самые сумасбродные маршруты. Гомонящей толпой мысли
спешат следом - бубнящие, переругивающиеся, - наползающие друг на друга
жучки и гусеницы. Энергичные и неповоротливые, болезненно-стеснительные и
бесшабашно глупые, они вразнобой твердят о загробном мире. Смешно...
Поблизости ни райских кущ, ни адского пламени. Ничего здесь нет. Только
я... Буковка из алфавита. Звук, на произнесение которого не понадобится и
секунды. Я... - и все!
Хорошо быть героем из боевой книжки. У него пара кулаков и пара ног,
а главное - сумасбродная цель. Потому он и бегает, и молотит своими
кулаками по чем ни попадя. Ему кровь из носу нужно добиться своей
смешнущей цели. Без этого ему грустно, без этого ему невозможно
существовать. А я? Что делать мне? Все мое движение свернуто в клубок -
все равно, что ручей бурлящий по кругу в чреве стиральной машины. Думать,
вспоминать, фантазировать и предполагать - вот мои нынешние глаголы.
Кто же я теперь и кто я вообще? В каком словаре дается определение
личности и индивида? Я... Первое слово выдуманное нашим пращуром,
пожелавшим, провести грань между собой и соседом. До этого были мы -
безликие и безъязыкие, грозные и зубастые. Но некто рыкнул, и появилось
"я"... Но это внешне, а внутренне - ни ответов, ни гипотез. Откуда вообще
оно могло взяться - это робкое самомнение, вытканное из множества
сомнительных идеек? Идеек преимущественно чужих - и потому тоже
загадочных? Ибо _все_ чужим быть тоже не может. И отчего суждено ему
существовать в таком одиночестве, терпя горькую неповторимость?
Я не ощущаю себя где-то вне, - только здесь и только сейчас. Что мне
за дело до бесконечности, если я чувствую себя точкой? И хрупкая,
разрушимая оболочка, упрятавшая в полушариях мириады нейронных схем, -
тоже еще не я. Это всего-навсего механизм с рычагами и приводами. Первый
рычаг - улыбка, второй - удар кулаком. Но где же я сам? В целостности двух
полушарий? Или в шишковидной железе, угаданной Декартом?.. Проще поверить
второму. Диктат всегда был простейшей из всех представимых управленческих
форм. Нечто трансформирующее все и вся в единое однозначие, выбирающее из
любого запутанного многоточия единый решающий символ. Нейронные схемы
нужны нам лишь в качестве хранилищ опыта - нужного и ненужного, свитого из
тысяч аксиом, штампов и разноранговых постулатов. Плохо, хорошо, жарко,
холодно - образчики на любой вкус. Нужно лишь выбрать, и этот _кто-то_,
поселившийся в шишковидной железе, на задворках мозга, с удовольствием
жмет педали и клавиши, хмыкая даже тогда, когда ошибается. Холодно -
значит, одеться! Холодно - значит, не любят. Холодно - значит, умер...
А ведь действительно - холодно. Мне, а стало быть, и моему маленькому
диктатору, подчинившему себе целое государство, страну, запутавшуюся в
противоречиях, в анархии и нигилизме. Зачем оно было ему нужно - такое
государство? Хаос и неблагополучие на двух неустойчивых опорах? Или,
может, я ошибаюсь - и именно подобные государства более всего нуждаются в
диктаторах, как сами диктаторы нуждаются в подобных государствах?
Возможно, что так. И тогда следует примириться с предположением, что
какой-нибудь микроб из наиболее мускулистых, с челюстями помощнее, оседлав
пустующий трон, уже к трем-четырем младенческим годам заставляет нас
желать и осуществлять желания всеми доступными средствами.
Вспомним себя! В те же четыре года, еще ковыляя к горизонту на пухлых
кривых ножках, мы уже способны проявлять удивительную твердость, точно
зная чего хотим - леденец, яблоко или игрушку. Мечты наши ясно очерчены и
предметны. Их много, страшно много. И с каждым днем мы действуем все
увереннее, замечательно чувствуя когда лучше попросить, а когда и
потребовать в полный голос. Вбирая в себя осуществленные желания, жизнь из
ручья превращается в мутную ленивую реку. Она редко становится океаном, но
почти всегда замедляет ход, забывая о стремнинах и перекатах.
Так уж выходит, что зачастую мы не готовы к тому роковому часу, когда
диктатор погибает. Да, да! Это случается иногда и с ними, - диктаторы, как
и мы, смертны. И вот тогда начинается странное. Нить ариадны рвется, с
проторенных троп мы сходим в сугробы и буреломы. Все вокруг разом
осложняется, вовлекая в споры с окружающими и самими собой. Ясное
обращается мраком, старая дружба дает трещину, а от вчерашней уверенности
не остается и следа. Диктатора нет. Он упал с трона, свернув себе шею, и
потому нет того властного хозяина, что глупо ли, умно, но раз и навсегда
решал бы наши проблемы. "Я" становится многоголовым и расплывчатым,
гадание на кофейной гуще угрожает стать единственным способом выбора
решений. а это еще хуже, чем самоедство, и, плутая в трех соснах, мы
проклинаем совет брюзжащих старейшин, пришедший на смену
одному-единственному неумному тирану.
Глупо! Тысячу раз глупо... Но, видимо, не вписаться сгустку нейронов
- крошке, вобравшей в себя сотни ЭВМ, в смутное _самосознание_, как не
постигнуть последнему _самосознания_! Великое и идеальное, не теряющееся
перед окружающим, готово спасовать перед собственной сутью! И потому с
удвоенным рвением обрушивается на близлежащее.
Но... Хочется спуститься вниз, на землю. Действительно! Если мозг со
всеми его придатками и декартовыми железами застыл, умер, отчего не
погибло сознание? Идеальность бытия?.. Формула скользкая и колючая, как
выловленный ерш - и при этом чрезвычайно многообещающая. Да и почему нет?
Возможно вообще все! Вторая жизнь, третья... - все в этом мире было, есть
и будет. Может статься и так, что я вечен. Как все живущие на земле. Луч с
началом и без конца. Или вообще прямая?..
Прямая...
Нет! Это, пожалуй, чересчур. Даже луч - и то чересчур. Мне кажется...
Да, да! Мне кажется, что вечности я попросту не выдержу. _Не переживу_.
Никто из нас не желает бессмертия, но мы все боимся смерти. Так уж
получается, что мы страшимся умирать, но и жить мы страшимся тоже. Может,
оттого, что жить мы не умеем. Слишком уж сложно и обременительно -
придумывать цели, которые, в сущности, нам не нужны. Но, по счастью,
разочарование редко опережает смерть, и обманываться на протяжении
одной-единственной жизни - вещь в общем-то допустимая. Иное дело, если вам
предложат вечность. Вот тогда вы призадумаетесь! Ибо существовать
осмысленно на протяжении миллионов лет - ужасно! По крайней мере я в это
не верю. Или не хочу верить. Я разучился видеть и слышать, но я еще не
разучился бояться. И мне страшно, когда я пробую вообразить себе
бесконечность. Сразу хочется сойти с ума, потому что только так можно
укрыться от подобных мыслей. Сумасшествие - бункер, предохраняющей от
ядерного урагана жизни. Не самый комфортный и замечательный, но в целом с
функциями своими справляющийся.
Сумасшедший...
Интересно, возможно ли подобное в моем нынешнем состоянии? Или это
уже произошло?.. Честное слово, даже забавно! Неужели и так бывает? То
есть, там, снаружи, - смирительная рубаха и эпилептические припадки, а
здесь - я, сжавшийся в комок, умудрившийся затаиться и уцелеть. Все равно
что батискаф, пребывающий у дна и не чувствующий ярости волн. Но тогда как
же быть с тем доктором? Ведь я помню его лицо, помню хищный блеск
укладываемых в чемоданчик инструментов. И звук шлепающейся на гроб земли -
тоже помню! Или это только игра воображения?
Хватит!..
Тысячу - раз хватит! Иначе я действительно спячу. Мыслить, как и
жить, следует отрезками - умеренными, с четко обозначенными границами. На
сегодня мне пора ставить точку. Будем размечать время искусственно. Пусть
это будет _сегодня_. а завтра будет _завтра_. И так далее. Незачем
суетиться и спешить. Отсуетились. Пауза, перерыв, забвение...

* * *
Какое-то особое пробуждение. Что-то изменилось, но никак не пойму -
что. Некоторое время настороженно прислушиваюсь, и вдруг...
Кто это?! Кто?!.. Здесь, рядом со мной!..
Зигзаги молний и вспышки прожекторов в моей напрягшейся мгле.
Вернувшийся страх и судорожная борьба неизвестно с чем. Что-то вторгнулось
в мой мир - чужое, незнакомое... Полное ощущение беззащитности. Нечем
прикрыться и ощетиниться. До сих пор моя тьма принадлежала только мне, и
вот в ее оголенных просторах появилось нечто, заставившее мысли трусливо и
беспомощно заметаться. Паника обращает в вибрирующую крупицу, воображение
обильно поливает из жестяной лейки стремительные всходы. Имя им - _ужас_.
И лишь с большим запозданием приходит _ощущение_.
_Их_ много. Здесь, совсем близко, за смерзшимися пластами земли,
справа и слева и где-то глубоко подо мной. Удивительно, что я все еще не
отучился понимать пространство. Теперь это помогает. Я чувствую, что они
кругом.
Они - такие же как я - холодные, окаменевшие, думающие о чем-то
своем. Чуть легче от того, что я это сообразил. И все-таки... Мне
кажется... То есть я пугающим образом знаю, что и они ощущают меня. Может
быть, даже давно - с первого момента моего появления здесь. Бередя
пастбище моих дум, мысли их явственно шевелятся, - мягкие волосяные
водоросли, протянувшиеся отовсюду. Чудовищно, но вероятно, я должен буду
привыкнуть к ним. Ведь мы только чувствуем друг друга и, слава Богу, не
понимаем. Была бы настоящая катастрофа, если б они сумели проникнуть во
все то, что я сейчас переживаю. Увы, все мы исступленно верим в надежность
костяных копилок. Скрытое под черепами - тайна за семью печатями. Мимика,
жесты могут означать что угодно, но далеко не всегда за ними стоит
упрятанное внутри. Уже от самой природы мы хитры и двуличны. Раскрой нас,
выстави на всеобщее обозрение, и начнется невообразимое! Агония,
приправленная стыдом и смятением. Хаос, в котором мир несомненно погибнет.
Может, оттого и витаем мы тут, в черном непроглядном океане, как в
той прежней своей жизни старательно соблюдая нейтралитет.
Привыкнуть к проявившимся из небытия соседям непросто. Для этого, как
минимум, необходимо время, а время - величина загадочная и я окончательно
перестал его понимать. У всех у нас, лежащих здесь, оно разное. У спящих
оно дремлет, но принимается стрекотать беспокойным кузнечиком при первых
признаках пробуждения. Есть среди нас и такие, которые, как мне кажется,
не просыпаются вовсе. Их секунды - ленивые, тусклые пузыри, кое-как
выползающие из болота... Впрочем, о времени больше не стоит. Довольно
загадок! Хочется о чем-то попроще - например, о нашем субъективном
пространстве.
Строго говоря, это энный объем земли, густо нашпигованный созданиями
вроде меня. Кладбище... Да, да, - обыкновенное кладбище! Сказать по
правде, в первый момент, придя к подобному выводу, я испытал
разочарование. Думалось о чем-то ином. О гигантских просторах, о космосе,
о каком-нибудь немыслимом шестом измерении. Тогда я мог бы наблюдать
звезды и вращение спутников, искрящиеся потоки астероидов, что угодно,
только не эту тьму. Хотя можно ли видеть без глаз?.. Не знаю. Опять не
знаю.
Все чаще задумываюсь, отчего наступают мои здешние сны? Ведь
идеальное сознание, если оно действительно идеально, не должно уставать.
Зачем ему сон? Или высшая форма призрачного существования тоже нуждается в
отдыхе? Ведь по сути, вся ее идеальность - в нашем ограниченном понимании
мира. Что знаем мы о жизни _до_ и _после_, о жизни _вовне_? Абсолютно
ничего. Но значит ли это, что этой самой жизни не существует вовсе?
Отнюдь. Напротив мы категорически утверждаем: природа не терпит пустоты! А
если нет пустоты, значит, всегда и везде есть _что-то_?..

* * *
Мои соседи меня почти не беспокоят, но с _ощущением_ происходят явные
перемены. С каждым днем оно растет, перенося пограничные вешки дальше и
дальше. А сегодня впервые почувствовал деревья, их цепкие пальцастые корни
и слабый, промороженный скрип, идущий из глубины стылой волокнистой
сердцевины. Чем-то они сродни окружающим меня мертвецам, и все же есть
характерное отличие, какой-то едва уловимый оттенок. Чем-то эти деревья не
похожи на нас, но чем? Проснувшись, сделал неожиданное предположение:
может быть, тем что они живые?..
Ночь... Я почти уверен в этом. Над моими деревьями разлита огромная
чернильная лужа с редкими, приклеившимися к ней серебристыми мошками.
1 2 3 4