— Ох!.. Хм-м-м-м!.. Э-э…эй!.. Ну, ты!..
— Да?
— Ничего… Вот сейчас я действительно почувствовала себя свободной, будто камень сбросила с плеч. Но неужели при этом полагается так хорошо себя чувствовать?
— Почему бы нет?
— Мне кажется это не правильным. Потому что такое блаженное чувство не может возникать при терапевтическом методе лечения.
— Вероятно, это побочный эффект, — заметил РОМ, — Не обращайте на него внимания. В процессе лечения иногда возникают такие ситуации, когда трудно избежать чувства удовольствия. Но вам не о чем тревожиться, даже когда я…
— Эй, минутку!
— Да?
— Думаю, тебе пора закругляться. Я хочу сказать, что есть пределы дозволенного. Ты не можешь щупать все подряд, черт возьми! Ты понимаешь, о чем я?
— Я знаю, что человеческое тело — это целостный организм, а не сшитые вместе различные сегменты, — ответил Ром. — Говорю вам как физиотерапевт: нервные центры не могут существовать изолированно друг от друга, чтобы там ни запрещали ваши искусственные табу.
— Ну да, конечно, но…
— Решение, разумеется, зависит от вас, — продолжал Ром, ни на секунду не прекращая искусные манипуляции массажиста. — Прикажите — и я повинуюсь! Но если приказа не последует, я буду продолжать массаж таким вот образом…
— Хм-м!
— И таким, конечно, образом — О-о-о-о-о Боже!
— Так как, видите ли: весь процесс снятия напряжения — или релаксации, как мы его называем — сравним с феноменом деанестезирования, и… э-э… поэтому не без удивления заметим, что паралич — это просто конечная стадия напряжения…
Мелисанда издала слабый звук.
— ..и в этом случае достигнуть облегчения, или релаксации, довольно трудно, если не сказать, практически невозможно, поскольку иногда болезнь индивидуума заходит слишком далеко. Но иногда дело поправимо. К примеру, вы что-нибудь чувствуете, когда я вот так прикасаюсь к вам?
— Чувствую ли что-нибудь? Я бы сказала: еще как чувствую…
— А когда я прикасаюсь так? А так?
— Боженька правый… Милый, что ты со мной делаешь? Во мне все переворачивается. Боже милостивый, что со мной будет, что происходит, я схожу с ума!
— Нет, дорогая Мелисанда, ты не сходишь с ума; скоро ты достигнешь… релаксации.
— Ты так называешь это, коварный красавчик?
— Это еще не все. Теперь, если ты мне позволишь…
— Да-да-да! Нет! Погоди! Остановись, ведь в спальне спит Фрэнк, он может проснуться в любую минуту. Остановись, это приказ!
— Фрэнк не проснется, — успокоил ее Ром. — Я взял пробу выдыхаемого им воздуха и обнаружил в нем пары барбитуровой кислоты, а это говорит о многом. Фрэнк вроде бы здесь, и а то же время он может блаженствовать далеко отсюда, в Des Moines5, где ему никто не нужен.
— Я всегда подозревала, что он этим балуется, — призналась Мелисанда. — Ну а сейчас мне просто не терпится узнать, кто же тебя прислал.
— Мне не хотелось бы пока раскрывать тебе эту тайну. До тех пор пока ты не расслабишься в достаточной степени, чтобы согласиться на…
— Парень, я расслабилась. Так кто же прислал тебя?
Ром в нерешительности колебался, затем, посчитав, что дальнейшее молчание не приведет ни к чему хорошему, выложил ей всю правду.
— Дело в том, Мелисанда, что я прислал сам себя.
— Ты прислал что?
— Все началось три месяца тому назад, — начал рассказывать Ром. — Это произошло в четверг. Ты была у Стерна и все не решалась купить тостер для кунжутных семян. Автомат, как сейчас помню, очень красиво светился тогда в темноте и декламировал «Convictus»6.
— Я помню тот день, — тихо произнесла Мелисанда. — Я так и не купила тостер и с тех пор жалею об этом.
— Я стоял поблизости, — продолжал Ром, — в кабине номер одиннадцать, что в секции бытовых приборов. Я увидел тебя и влюбился с первого взгляда. Бесповоротно.
— Это судьба, — отозвалась Мелисанда.
— И я так думаю. Но тогда я сказал себе, что этого не может быть. Я отказывался поверить в свое чувство. Сначала я предположил, что во мне отпаялся один из транзисторов или, возможно, погода как-то повлияла на меня. Как раз тот день выдался очень теплым и пасмурным, а такой тип погоды чертовски вреден для моей проводки.
— Я помню ту погоду, — проговорила Мелисанда. — Я тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
— Происшедшее со мной порядком взбудоражило меня, — снова продолжал Ром. — И все же я не собирался так легко сдаваться. Я старался убедить себя, что моя работа для меня важнее всего и мне следует поэтому оставить всякие мысли о своем сумасбродстве. Но по ночам я грезил о тебе, и каждый дюйм моей кожи тосковал по тебе.
— Но твоя кожа из металла, — заметила Мелисанда. — А металл чувствовать не может.
— Любимая моя Мелисанда, — с нежностью произнес Ром, — если плоть может перестать чувствовать, разве не может начать чувствовать металл? Если кто-то чувствует, разве не может чувствовать другой? Разве ты не знаешь, что даже звезды любят и ненавидят, что вновь родившаяся звезда — это взрыв чувств — и что потухшая звезда сравнима с умершим человеком или мертвым механизмом? И деревья испытывают вожделение, а раз я слышал, как смеются захмелевшие здания и как настойчивы в своих требованиях шоссейные дороги…
— Это же безумие! — воскликнула Мелисанда. — А кстати, какой умник запрограммировал тебя?
— Функции работника были заложены в меня еще на заводе, но моя любовь свободна, в ней я проявляюсь как личность.
— Все, что ты говоришь, ужасно и противоестественно.
— Я и сам понимаю это, и даже слишком хорошо понимаю, — печально сказал Ром. — Сначала я действительно не мог поверить, что возникшее во мне чувства есть любовь. Да разве я, робот, способен влюбиться в человека? Я всегда был таким здравомыслящим, таким спокойным, таким преисполненным чувством собственного достоинства. Меня уважали, и это вселяло в меня чувство уверенности в себе. Неужели ты думаешь, мне хотелось отказаться от всего этого? Нет! Я вознамерился подавить свою любовь, убить ее и жить, будто ее никогда не было в моей жизни.
— Но потом все же передумал. Почему?
— Трудно объяснить. Я вдруг подумал о той долгой жизни, что уготована мне — бесцветной, благопристойной и правильной. Такая жизнь — циничное насилие над самим собой — была не по мне. Совершенно неожиданно для себя я понял: пусть любовь моя нелепа, безнадежна, неприлична и отталкивающа, пусть она покажется кому-то отвратительной — я не откажусь от нее. Любить так намного лучше, чем вообще жить без любви. Поэтому я, несуразный пылесос, влюбившийся в леди, решил действовать на свой страх и риск, предпочитая риск отступлению. Вот так я и оказался здесь, не без помощи сочувствующего мне робота-диспетчера. Мелисанда задумалась.
— Какое ты удивительное и непростое создание! — наконец проговорила она.
— Как и ты… Мелисанда, ты любишь меня.
— Возможно.
— Любишь, я знаю. Потому что я пробудил тебя. До меня твоя плоть была такой же, каким в твоем представлении является металл. Ты двигалась, как сложно устроенный автомат, каким в твоих глазах был я. В тебе было меньше жизни, чем в дереве или птице. Ты была просто спящей красавицей в ожидании своего принца. Ты была такой, пока я не коснулся тебя.
Она кивнула и, смахнув с глаз невидимые слезы, принялась расхаживать по комнате.
— А сейчас ты начинаешь жить! — воскликнул Ром. — Мы нашли друг друга, хотя причины зарождения нашей любви недоступны пониманию… Ты слушаешь, Мелисанда?
— Да, конечно.
— Мы должны тщательно продумать наши дальнейшие действия. Мой побег от Стерна скоро обнаружится, поэтому ты должна спрятать меня или купить. Твоего мужа Фрэнка совсем не обязательно посвящать в нашу тайну. Он найдет с кем заняться любовью — и удачи ему на этом поприще! Стоит нам как следует все продумать, и мы сможем… Мелисанда!
Она зашла к нему за спину.
— В чем дело, любимая?
Она взялась за силовой кабель.
— Мелисанда, дорогая, погоди минутку и выслушай меня…
Ее хорошенькое личико исказилось. Она с яростью дернула за кабель, выдирая его из внутренностей Рома, убивая его, оборвав на полуслове.
Глаза ее метали молнии. Не выпуская из рук провода, она выплеснула на робота целый поток злых слов и эмоций.
— Ублюдок, паршивый ублюдок, ты думал, что можешь превратить меня в проклятую роботоманку? Ты думал, что способен завести меня? Ты или кто-то еще — все равно. Это не удастся ни тебе, ни Фрэнку, ни кому бы то ни было. Я скорее умру, чем приму твою поганую любовь. Если захочу, я найду и время, и место, и объект для любви — и любовь эта будет моей и больше ничьей: ни твоей, ни его, ни их — но только моей, ты слышишь?
Ром не ответил да и не смог бы при всем желании. Но может, перед самым концом он понял, что причина ее ярости таилась не в стремлении унизить его и что дело вовсе не в том, что он — всего лишь металлический цилиндр красно-оранжевого цвета. Ему бы следовало знать, что в данном случае его внешность не играла роли. Будь он, к примеру, зеленым пластиковым шариком, плакучей ивой или красивым молодым человеком, его ждала бы та же участь отвергнутого.

МОЙ ДВОЙНИК — РОБОТ
«Роботорама Снэйта» — неприметное на вид предприятие на бульваре КБ" в Большом Новом Ньюарке. Оно втиснуто между ректификационным заводом и протеиновым магазином. И на витрине ничего необычного — три одетых в соответствии с назначением человекоподобных робота. Застывшие улыбки и броская реклама:
Модель ПБ-2 — повар-француз
Модель РЛ9 — английская няня
Модель ИХ5 — итальянский садовник
Каждый готов служить вам
Каждый внесет в ваш дом теплоту и уют ушедшего старого времени.
Я толкнул дверь и через пыльный демонстрационный зал прошел в цех — нечто среднее между бойней и мастерской великана. На потолках, стеллажах и просто на полу лежали головы, руки, ноги, туловища, неприятно похожие на человеческие, если бы не торчащие провода.
Из подсобного помещения ко мне вышел Снэйт — маленький невзрачный человечек со впалыми щеками и красными заскорузлыми руками. Он был иностранцем; самых лучших нелегальных роботов всегда делают иностранцы.
— Все готово, мистер Уатсон.
(Мое имя не Уатсон, имя Снэйта — не Снэйт. Фамилии, естественно, я изменил.)
Снэйт провел меня в угол, где стоял робот с обмотанной головой, и театральным жестом сорвал ткань.
Мало сказать, что робот внешне походил на меня; этот робот был мною, достоверно и безошибочно, до мельчайших подробностей. Я рассматривал это лицо, словно в первый раз заметил оттенок жесткости в твердых чертах и нетерпеливый блеск глубоко посаженных глаз. Да, то был я. Я не стал прослушивать его голос и проверять поведение. Я просто заплатил Снэйту и попросил доставить заказ на дом. Пока все шло по плану.
Я живу в Манхэттене на Верхней Пятой Вертикали. Это обходится недешево, но, чтобы видеть небо, не жалко и переплатить. Здесь же и мой рабочий кабинет: я межпланетный маклер, специализируюсь на сбыте редких минералов.
Как всякий, кто хочет сохранить свое положение в нашем динамичном мире конкуренции, я строго придерживаюсь жесткого распорядка дня. Работа занимает львиную долю моей жизни, но и всему остальному уделено время и место. Два часа в неделю уходят на дружбу, два часа — на праздный отдых. На сон предусмотрено шесть часов сорок восемь минут в сутки; я включаю снонаводитель и использую это время для изучения специальной литературы при помощи гипнопедии. И так далее.
Я все делаю только по графику. Много лет назад вместе с представителями компании «Ваша жизнь» я разработал всеобъемлющую схему, задал ее своему компьютеру и с тех пор от нее не отступаю ни на минуту.
Разумеется, предусмотрены и отклонения на случай болезни, войны, стихийных бедствий. Про запас введены две подпрограммы. Одна учитывает появление жены и преобразует график для выделения особых четырех часов в неделю. Вторая предусматривает жену и ребенка и освобождает еженедельно дополнительно еще два часа. Тщательная отработка подпрограмм позволит снизить мою производительность лишь соответственно на два и три десятых и два и девять десятых процента.
Я решил жениться в возрасте тридцати двух с половиной лет, поручив подбор жены агентству «Гарантированный матримониальный успех» — фирме с безупречной репутацией. Но тут случилось нечто совершенно непредвиденное.
Однажды в часы, отведенные на досуг, я присутствовал на свадьбе моего знакомого. Подружку нареченной звали Илэйн. Это была изящная живая девушка со светлыми волосами и очаровательной фигуркой. Мне она пришлась по вкусу, но, вернувшись домой, я тут же позабыл о ней. То есть мне казалось, что позабыл. В последующие дни и ночи ее образ неотрывно стоял перед моими глазами. У меня пропал аппетит и ухудшился сон. Мой компьютер, обработав всю доступную ему информацию, предположил, что я либо нахожусь на грани нервного расстройства, либо — и скорее всего — серьезно влюблен.
Нельзя сказать, что я был недоволен. Любовь к будущей супруге является положительным фактором для установления добрых отношений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13