— Я не ослышалась? — изумилась Гребс. — Вы предлагаете мне деньги, чтобы я больше не задерживала вас?
— Конечно, — сказал Гонориус. — Я хочу, чтобы все было по-честному.
— Красота! — воскликнула Гребс. — Ну нет, если вы хотите от меня избавиться, это вам не будет стоить ни цента.
В сущности, вы меня уже потеряли.
— Постойте-ка, — сказал Гонориус, — я протестую, чтобы вы разговаривали со мной таким тоном. Ведь потерпевшая-то сторона — я, а не вы.
— Вы — потерпевшая сторона? Я в вас влюбляюсь, мошенничаю, совершаю ради вас одно должностное преступление за другим, строю из себя дурочку у вас на глазах, а вы тут стоите и твердите, будто вы — потерпевшая сторона?!
— Но вы пытались заманить меня в ловушку! Наверное, вы и в карточках данных что-нибудь подтасовали, ведь так?
— Так! Уверена, что любая из кандидаток подойдет для такого тупицы, как вы! Рекомендую номер третий — ту, что вечно молчит как рыба. По крайней мере при этом варианте вы иногда будете побеждать в семейных спорах.
Гонориус промычал что-то невнятное, более всего похожее на проклятье, и придвинулся к Дине. Гребс замахнулась на него кулаком. Гонориус схватил ее за запястье, и они внезапно обнаружили, что если они еще и не в объятьях друг друга, то уж определенно в тесном контакте. Тяжело дыша, они посмотрели друг другу в глаза.
Любовь — то потаенное неформальное чувство, что составляет суть моногамного поведения, — это сила, с которой следует считаться, но которую никогда нельзя предсказать заранее. Любовь вытесняет все прочие установки и отменяет все прежние обязательства. Но почему-то широко распространено мнение, будто единственное, чего еще не хватает любви, — это закрытых предварительных просмотров, которые позволили бы предвосхитить все грядущие радости и печали, и уж тогда вовсе без помех закрутятся шестеренки сложного механизма автоматизированного спаривания, от которого зависит процветание и стабильность государства.
Позже Гонориус спросил Дину:
— Слушай, а наше собственное-то будущее было на самом деле? Или ты намудрила и со своей карточкой тоже?
— Поживем — увидим, — ответила Дина.
Впоследствии она так отвечала на этот вопрос еще много-много раз.
ИДЕАЛЬНАЯ ЖЕНЩИНА
Мистер Морчек пробудится с ощущением какого-то кисловатого привкуса во рту. Последнее, что он помнил со вчерашней вечеринки, устроенной Триад-Морганом, был раскатистый смех Джорджа Оуен-Кларка. Ах, какая была вечеринка! Жители всей Земли праздновали начало нового тысячелетия. Наступил 3000-й год! Всеобщий мир и благоденствие, счастливая жизнь…
— Вы счастливы? — с хитрой улыбкой спросил Оуен-Кларк, слегка пошатываясь от принятого. — Я имею в виду, счастливы ли вы со своей милой женушкой?
Какая бестактность! Все знали, что Оуен-Кларк был сторонником примитивизма, но это еще не давало ему права соваться в чужие дела только потому, что сам Оуен-Кларк женат на обычной женщине, которых теперь называют Примитивными?
— Я люблю свою жену, — с достоинством отвечал Морчек. — Она намного нежнее и заботливее, чем та неврастеничка, которую вы называете своей женой.
Но, конечно, примитивистов трудно пронять: у них толстая шкура.
Примитивисты любят недостатки своих жен больше, чем их достоинства, — они просто обожают их капризы.
Улыбка Оуен-Кларка сделалась еще загадочнее, и он сказал:
— Знаете, старина Морчек, мне кажется, что ваша жена нуждается в диспансеризации. Вы обращали в последнее время внимание на ее рефлексы?
Непроходимый идиот! Припомнив весь этот разговор, мистер Морчек встал с постели, жмурясь от яркого утреннего солнца, которое пробивалось сквозь шторы. Мирины рефлексы, черт бы их побрал! В том, что сказал Оуен-Кларк, была крупица истины. В последнее время Мира была как будто не в себе.
— Мира! — позвал Морчек. — Где мой кофе?
Мгновение с первого этажа никто не отвечал. Затем раздался приятный женский голос:
— Сию минуту!
Морчек натянул брюки, все еще сонно мигая глазами. Хорошо, что три следующих дня объявлены праздничными. За это время он успеет прийти в себя после вчерашней вечеринки.
Спустившись по лестнице, Морчек увидел суетящуюся Миру, которая наливала кофе, раскладывала салфетки и выдвигала для него кресло. Он уселся, а она поцеловала его в лысину. Он любил, когда она его целовала в лысину.
— Как моя женушка чувствует себя сегодня? — спросил он.
— Великолепно, мой дорогой! — ответила она, помедлив секунду, -Сегодня я приготовила тебе биффсольнички. Ты же их любишь…
Морчек надкусил биффсольник, он оказался очень сочным, и запил его кофе.
— Так как твое самочувствие? — снова поинтересовался он. Мира намазала маслом кусочек поджаренного хлеба и подала мужу.
— Великолепно! Ты знаешь, вечеринка вчера была прекрасная. Мне там так понравилось!
— Я немного захмелел, — признался Морчек, изобразив на лице подобие улыбки.
— Мне нравится, когда ты немного под хмельком, — сказала Мира. — У тебя голосок тогда становится, как у ангела, конечно, как у очень умного ангела. Я готова была слушать тебя не переставая.
Она намазала маслом еще кусочек хлеба и подала мужу. Мистер Морчек сиял, как красное солнышко, потом вдруг нахмурился. Он положил на тарелку биффсольник и поскреб пальцами щеку.
— Знаешь, у меня была небольшая стычка с Оуен-Кларком. Он разглагольствовал о Примитивных Женщинах.
Мира ничего не отвечала, она готовила для мужа пятый кусок поджаренного хлеба с маслом. На столе выросла уже целая горка из бутербродов. Она принялась намазывать шестой, но Морчек легонько дотронулся до ее руки. Она подалась вперед и поцеловала его в кончик носа.
— Примитивные Женщины! — с презрением произнесла она. — Кто бы говорил! Эти неврастенички? Тебе же со мной лучше, правда, милый? Ну и что из того, что я модернизированная? Ни одна Примитивная Женщина не будет любить тебя так, как я! А я тебя обожаю!
То, что она говорила, было правдой. За всю писаную историю человечества мужчина никогда не был счастлив с обычной Примитивной Женщиной. Эгоистичные, избалованные натуры, они требовали, чтобы о них всю жизнь заботились и проявляли к ним внимание. Всех возмущало то, что жена Оуен-Кларк заставляла мужа вытирать тарелки. И он, дурак, с этим мирился! Примитивным Женщинам постоянно требовались деньги, на которые они покупали себе тряпки и разные безделушки, им нужно было подавать завтрак в постель, они уходили из дому для игры в бридж, часами висели на телефоне и выделывали черт знает что. Они пытались отнять у мужчин выгодные должности. В конечном счете, они доказали свое равенство.
Некоторые идиоты, вроде Оуен-Кларка, соглашались, что эти женщины ни в чем не уступают мужчинам.
После таких бесспорных проявлений безграничной любви к нему со стороны жены мистер Морчек почувствовал, что неприятные ощущения после вчерашней ночи постепенно улетучиваются. Мира между тем ничего не ела. Он знал, что она имела привычку перекусить без него, с тем чтобы все свое внимание переключить на то, чтобы накормить мужа. Вот эти так называемые мелочи и делали обстановку в доме совершенно особенной.
— Оуен-Кларк сказал, что у тебя замедленная реакция.
— Неужели? — спросила Мира, немного помедлив. — Эти примитивисты воображают, будто им все известно.
Это был правильный ответ, но было очевидно, что он чуть-чуть запоздал. Мистер Морчек задал жене еще несколько вопросов. Время реакции он проверял по секундной стрелке на кухонных часах. Сомнений не было — ее реакция запаздывала.
— Почту принесли? — быстро спросил он ее. — Кто-нибудь звонил? Я не опоздаю на работу?
Спустя три секунды она раскрыла рот и снова его закрыла. Случилось нечто непоправимое.
— Я тебя люблю, — было все, что она смогла вымолвить. Мистер Морчек почувствовал, как у него тревожно забилось сердце. Ведь он ее любил! Любил безумно, страстно! Но этот проклятый Оуен-Кларк был прав. Миру нужно подлечить. Казалось, она читает его мысли. Она вновь оживилась и произнесла — Я хочу только одного, дорогой, чтобы ты был счастлив. Кажется, я заболела… Ты позаботишься о том, чтобы меня вылечили? Возьмешь меня обратно после обследования? И не позволяй им изменять меня — я не хочу никаких перемен!
Она закрыла лицо руками. И заплакала — беззвучно, чтобы не досаждать ему.
— Это будет обычная проверка, дорогая, — сказал Морчек, сам едва сдерживая слезы. Но он знал, также как и Мира, что она действительно больна.
«Как это несправедливо! — думал он. — Примитивная Женщина с ее грубым мозговым веществом почти не подвержена таким болезням. Но здоровье нежной Современной Женщины с ее тонкой чувствительностью чрезвычайно уязвимо. Какая чудовищная несправедливость! Именно поэтому Современная Женщина вобрала в себя все самые драгоценные качества женской натуры. Ей не хватает только выносливости».
Мира снова оживилась. С усилием поднялась на ноги. Она была очень красива. На ее щеках выступил болезненный румянец, а утреннее солнце высветило ее прекрасные волосы.
— Милый, — сказала она слабым голосом, — Ты не позволишь мне остаться еще ненадолго? Может быть я сама собой поправлюсь?
Но глаза ее уже застилала пелена.
— Милый…
Она попробовала собрать вес силы, держась за край стола.
— Когда у тебя будет другая жена, не забывай, как я тебя любила.
Она села. Выражение ее лица сделалось бессмысленным.
— Я подгоню машину, — пробормотал Морчек и поспешил выйти из кухни. Он почувствовал, что еще немного и сам расклеится.
Он направился в гараж усталой походкой. Мира его покинула! И современная наука, несмотря на все ее достижения, не в силах ей помочь! Он подошел к гаражу и сказал:
— Подавай задним ходом!
Машина плавно подалась назад и остановилась рядом с хозяином.
— Что-нибудь случилось, босс? — спросила машина. — Вы чем-нибудь расстроены? Никак не отойдете после вчерашнего.
— Нет, это из-за Миры. Она сломалась.
Машина мгновение помолчала. Потом негромко сказала:
— Мне очень жаль, мистер Морчек. Мне бы очень хотелось вам помочь.
— Спасибо, — сказал Морчек, который обрадовался тому, что в тяжелый час рядом есть друг. — Боюсь, что мне уже никто сможет помочь.
Машина подъехала задним ходом к самой двери дома, и Морчек помог Мире устроится на заднем сиденье. Машина плавно тронулась. Всю дорогу до завода она тактично хранила молчание.
ВЫ ЧТО-НИБУДЬ ЧУВСТВУЕТЕ, КОГДА Я ПРИКАСАЮСЬ?
Квартира на Форест Хиллз была не из фешенебельных. Как и все квартиры среднего разряда, она была набита всяким хламом, без которого, по представлениям обитателей подобных жилищ она теряла свой имидж: кушетка в стиле леди Йогины, с замысловато изогнутым изголовьем и резными ножками из натуральной сосны; стробоскопическая лампочка над большим и неудобным креслом, изобретенная Шри Как-там-его… ротером; «волшебный» фонарь от доктора Молидорфа и Джули, глухо наигрывающий «Ритмы потока крови». Там был еще обычный пульт для приготовления микробионической пищи. Сейчас он установлен в «Образцовой Пище» черного толстяка Энди, в композиции номер три — свиные грудинки с горохом. А еще там была славная кровать, гостеприимно приглашающая вас в объятия Морфея, вся утыканная гвоздями — опытная модель для приятного отдыха аскета с двумя тысячами хромированных самозатачивающихся гвоздей номер четыре. Короче, один вид этого жилища, обставленного в moderne spirituel3 стиле прошлого сезона, вызывал умиление.
Мелисанда Дарр, хозяйка квартиры, бездумно скользила взглядом по окружающим ее предметам. Она только что вышла из сладострастиума — большой комнаты, где находился внушительных размеров комод, а на стене красовались нелепые лингам и иони из потускневшей бронзы.
Мелисанда была в том возрасте, когда молодость плавно переходит в зрелость. Тем не менее она была прехорошенькой: стройные красивые ноги, аппетитные бедра, высокая упругая грудь, мягкие и блестящие волосы, нежное личико. Одним словом, красивая, очень красивая девушка! Любой мужчина был бы не прочь сжать такую в своих объятиях. Всего один раз. Ну, может, два. Во всяком случае, он не стал бы настаивать на повторении.
Почему нет? Да взять хотя бы свежий пример.
— Сэнди, милая, что-нибудь не так?
— О нет, Фрэнк, все было изумительно — с чего ты взял?
— Знаешь, ты так странно смотрела на меня, каким-то отсутствующим взглядом, почти хмурилась, и я предположил…
— Правда? Ах да, я и забыла, Я все ломала себе голову, не купить ли к нашему потолку одну из тех милых trompe l'oeil4 вещиц, которые только что доставили к Саксу.
— Ты об этом думала? В такой момент?
— О, Фрэнк, не стоит беспокоиться, все было замечательно. Фрэнк, ты был великолепен, я просто в восторге — мне действительно понравилось.
Фрэнк был мужем Мелисанды. В этой истории он не играет никакой роли, как, впрочем, и в ее жизни — ну, разве самую малость.
Итак, она стояла в своей шикарной квартире, красивая, словно весенний цветок в полной его красе, но внутри она была еще бутоном — прекрасная, пока не проявившая себя возможность, настоящая американская недотрога… как вдруг раздался звонок в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13