При 145° жара в нашем металлическом гробу стала почти невыносимой.
К полудню, через двенадцать часов после старта, мы находились на глубине восьмидесяти четырех миль. Термометр показывал 153°.
Перри заметно повеселел, но убей меня Бог, если я понимал причину его оптимизма. Он прекратил ругаться и принялся что-то напевать себе под нос. Неужели напряжение последних часов заставило его слегка повредиться рассудком? Я же все это время предавался бесплодным сожалениям, вспоминая многочисленные поступки в своей жизни, которые мне хотелось бы как-то искупить. Например, тот случай в Эндовере, когда мы с Колхауном подложили пороховой заряд в печку и один из мастеров чуть не поплатился жизнью; потом еще... Но что проку вспоминать, если я скоро умру и разом расплачусь за все свои прегрешения. Жара в кабине была адской; еще несколько градусов - и мы потеряем сознание.
- Какие показания, Дэвид? - оторвал меня от мрачных размышлений голос Перри.
- Девяносто миль и 153°, - ответил я.
- Клянусь Богом, мы камня на камне не оставили от этой пресловутой тридцатимильной теории! - злорадно захихикал Перри.
- Но нам-то от этого не легче! - угрюмо отозвался я.
- Мальчик мой, неужели ты не обратил внимания на то, что последние шесть миль температура больше не повышается? - удивленно спросил он. - Подумай об этом, сынок.
- Я-то подумал! - огрызнулся я. - Но абсолютно не вижу разницы: не все ли равно, какая будет температура - 153° или 153000°, когда у нас кончится воздух. Так и так мы погибнем, и никто никогда об этом не узнает.
Должен признаться, однако, что в глубине души у меня тоже затеплилась какая-то надежда. Я, правда, не смог бы, да и не пытался вразумительно объяснить, на что я надеюсь, но сам факт, как подчеркнул Перри, опровержения научных теорий в ходе нашего путешествия очевидно доказывал полную непредсказуемость действительного строения Земли. А это вселяло некоторую надежду, по крайней мере до тех пор, пока мы продолжали оставаться в живых.
На отметке сто миль температура упала на полградуса! Когда я сообщил об этом Перри, тот восторженно заключил меня в свои объятия.
До полудня следующего дня температура продолжала неуклонно падать, пока в кабине не стало столь же холодно, как перед этим было невыносимо жарко. На глубине двухсот сорока миль в кабине резко запахло аммиаком, а температура упала до -10°. Почти два часа мы страдали от ужасного холода. На глубине двухсот сорока пяти миль мы вошли в мощный ледяной пласт, и температура резко подскочила до +32°. Последующие три часа мы пробивались через лед, а затем вновь началась насыщенная аммиаком порода и опять резко похолодало.
Через какое-то время температура снова стала подниматься, пока мы окончательно не уверились, что приближаемся к расплавленным слоям земной коры. На глубине четырехсот миль температура достигла 152°. Я лихорадочно наблюдал за неуклонно ползущим вверх ртутным столбиком. Перри наконец-то прекратил напевать и начал молиться.
Нашим надеждам был нанесен такой удар, что нарастающая жара казалась нам куда сильнее, чем была на самом деле. В последующий час столбик поднялся лишь на один градус и на глубине четырехсот десяти миль достиг максимальной пока отметки в 153°. Теперь мы уже оба следили за термометром, затаив дыхание. Остановится ли он на этой черте или будет безжалостно ползти вверх? Понимая, что обречены, мы все же с упорством утопающих цеплялись за последние обрывки надежды.
Указатель кислорода уже приближался к критической черте - воздуха оставалось не более чем на двенадцать часов, хотя непохоже было, что мы проживем эти часы.
На отметке в четыреста двадцать миль я снова посмотрел на термометр и не поверил своим глазам.
- Перри! - закричал я, - Перри, старина, он опускается! Опускается! Опять 152°!
- Черт побери! - недоумевающе воскликнул он. - Неужели в центре Земли находится холодное ядро?
- Понятия не имею, - ответил я, - но, слава Богу, что мы не изжаримся на медленном огне. Я готов принять любую другую смерть, но только не такую.
А ртутный столбик опускался все ниже, пока не достиг того же уровня, что и на глубине семи миль в caмом начале нашего пути. В это время перед нами встала другая проблема - истощение запасов кислорода. Перри первым почувствовал это. Он судорожно стал нажимать кнопки, регулирующие его подачу, а через несколько секунд и я ощутил, как тяжело стало дышать. Голова у меня закружилась, руки и ноги налились свинцом.
Голова Перри беспомощно упала на грудь, но он тут же пришел в себя, выпрямился в своем кресле и повернулся ко мне.
- Прощай, Дэвид, - сказал он, - это, наверное конец.
С этими словами он улыбнулся и закрыл глаза.
- Счастливо, Перри! - улыбнулся я в ответ.
Но я не впал в беспамятство. Я был молод и хотел жить. Целый час я сопротивлялся надвигающемуся удушью. Почти сразу я обнаружил, что поднимаясь выше по направлению к корме, я могу продолжать дышать. Примерно час я еще протянул на этих скудных остатках живительного газа, но всему приходит конец. Я понял, что на дальнейшее сопротивление неизбежному у меня просто нет сил. В последнем проблеске сознания я устремил взгляд на указатель расстояния. Он стоял на отметке ровно пятисот миль от поверхности земли. И в этот самый момент машина внезапно остановилась. Непрерывный скрежет от проходящих меж стенок обломков измельченной породы прекратился. Изменившийся звук от работы бура неопровержимо свидетельствовал, что теперь он вращается вхолостую. И тут меня осенило. Нос железного крота находился НАД моей головой. Я смутно припомнил, что такое положение возникло при проходе через ледяной пласт. Тогда мы как-то не обратили на это внимания, но сейчас я без труда нашел объяснение этому феномену: каким-то образом мы ухитрились развернуться во льду на 180° и теперь снова добрались до поверхности. Благодарение Богу, мы спасены!
Я приложил нос к заборной трубе, через которую предполагалось брать образцы породы, и с восторгом понял, что мои рассуждения оказались верны -сквозь трубу в кабину вливался поток свежего воздуха. Реакция на это открытие оказалась слишком сильной, и я потерял сознание.
Глава II
Странный мир
Без сознания я находился не больше секунды. Падение на железный пол кабины моментально привело меня в чувство.
Первым делом я бросился к Перри. Мысль о том, что он умер на пороге спасения, ужаснула. Разорвав рубаху у него на груди, я приложил ухо к сердцу и чуть не завопил от радости оно билось медленно, но ровно.
Я намочил водой платок и несколько раз похлопал им по лбу и щекам Перри. Мои усилия привели к результату - он раскрыл глаза. Некоторое время старик тупо глядел на меня широко раскрытыми глазами, но постепенно взгляд его становился все более осмысленным. Он приподнялся и сел, удивленно втягивая носом воздух.
- Послушай, Дэвид, - обратился он ко мне, - я не ошибаюсь, это действительно свежий воздух? Что все это значит и где, черт побери, мы находимся? Что произошло?
- А то, что мы снова на поверхности, Перри! сказал он, - это, наверное радостно объявил я, - но вот где именно, не имею представления. Я еще не открывал люки, потому что был слишком занят вашим "оживлением". Ей-Богу, ваша жизнь висела на волоске!
- Говоришь, мы снова на поверхности, Дэвид? Как же это возможно? Я давно потерял сознание?
- Недавно. Вероятно, мы сделали разворот во льду. Вы помните, как наши кресла вдруг перевернулись? После этого нос машины оказался у нас над головой. Тогда мы не обратили на это внимания, но сейчас я все четко вспомнил.
- Ты хочешь уверить меня, что мы развернулись в толще льда? Дэвид, это невозможно! Мой аппарат не может повернуть, пока нос его не отклонился от прямой линии. А если это случилось под воздействием каких-то неизвестных сил, то неизбежно должно было привести к изменению положения рычага поворота, который, как ты сам видел, не сдвинулся ни на дюйм с момента старта.
Все это я, конечно, знал, но чем тогда объяснить работу бура вхолостую и чистый воздух в кабине?
- Я понимаю не хуже вас, Перри, что мы не могли повернуть. Но факты упрямая вещь: мы на поверхности, и я собираюсь выйти наружу посмотреть, где именно.
- Лучше подождать до утра, Дэвид, сейчас ведь ночь.
Я взглянул на хронометр.
- Половина первого. В пути мы находились семьдесят два часа, так что снаружи, действительно, ночь. Но я все равно выйду, хотя бы для того, чтобы посмотреть на небо и звезды, которые я не надеялся снова увидеть.
С этими словами я отодвинул засов внутреннего люка и открыл его. Между стенками цилиндра находилась
измельченная порода, и мне пришлось поработать лопатой, прежде чем я добрался до внешнего люка, сваливая землю и камни прямо на пол кабины. Когда я, наконец, освободил крышку внешнего люка и отодвинул засов, Перри стоял у меня за спиной. Отверстие открытого люка более чем наполовину находилось над поверхностью. Нас с Перри изумил яркий дневной свет, вливающийся в него.
- Кажется, хронометр врет, сказал он, - это, наверное сказал я.
Перри со странным выражением на лице отрицательно покачал головой.
- Давай-ка лучше поглядим, что там снаружи, Дэвид, - предложил он.
Мы вместе вышли наружу и удивленно уставились на окружающий нас ландшафт, столь же прекрасный, сколь и необычный. Прямо перед нами к спокойному морю полого спускался ровный берег. До самого горизонта морская гладь была усеяна бесчисленными маленькими островками, часть которых представляла собой безжизненные гранитные скалы, торчащие из воды, а другая была покрыта великолепной тропической растительностью и мириадами пестрых цветов.
За нашей спиной высился могучий лес гигантских древовидных папоротников, растущих вперемежку с обычными видами тропических деревьев. С них свисали пучки толстых лиан. Высокая густая трава скрывала сухие сучья и гниющие стволы упавших великанов. Вдоль опушки стелился такой же великолепный ковер из цветов, что и на островах, но в самом лесу было темно и неуютно.
В безоблачном небе сияло полуденное солнце.
- Не могу понять, в какой точке Земли мы находимся? - спросил я, повернувшись к Перри.
Некоторое время старик не отвечал. Глубоко задумавшись, он стоял, опустив голову. Наконец он заговорил.
- Дэвид, сказал он, - это, наверное сказал он, сказал он, - это, наверное я не уверен, что мы находимся на Земле.
- Что вы имеете в виду, Перри? - воскликнул я. - Уж не хотите ли вы сказать, что мы умерли и находимся на небесах?
Он улыбнулся и, повернувшись, указал на торчащий из земли нос нашего "разведчика".
- Если бы не это, мой мальчик, я и вправду мог бы так сказать. Но мой "железный крот" своим присутствием опровергает такое предположение. Уж в небеса-то он в любом случае не смог бы подняться. Однако я готов допустить, что мы попали в другой мир. И если мы находимся не на Земле, у меня есть веские причины полагать, что мы находимся внутри нее.
- А не могло случиться так, что мы вышли наружу где-нибудь в Вест-Индии? предположил я.
Но Перри покачал головой.
- Давай подождем делать выводы, - ответил он, - а пока займемся разведкой. Пойдем вдоль берега; может, встретим кого-то из местных жителей и что-нибудь узнаем.
Шагая по берегу, Перри подолгу вглядывался вдаль. Похоже, его мучила какая-то проблема.
- Дэвид, - внезапно обратился он ко мне, - тебе не кажется странной линия горизонта?
Приглядевшись, я начал понимать, почему все окружающее с самого начала вызывало у меня ощущение нереальности, - в этом мире не было линии горизонта! Куда ни кинь взгляд, простирались бескрайние морские просторы, испещренные островками. Те, что были далеко от берега, казались просто черными точками, но за ними снова было море, пока у наблюдателя не складывалось впечатление, что море продолжается все дальше и выше, оказываясь чуть ли не над головой. Расстояние скрадывалось расстоянием, но четкой линии горизонта, характеризующей шаровидность нашей планеты, здесь не было!
- Я, кажется, могу теперь просветить тебя, мой мальчик, - продолжил Перри, вытаскивая из кармана часы. - Я разгадал эту загадку, по крайней мере частично. Когда мы вышли наружу, солнце стояло прямо над головой. Где оно сейчас?
Я поднял голову и обнаружил, что светило продолжает оставаться в самом центре небосвода. И какое светило! Сперва я не обратил на него внимание, но теперь с удивлением увидел, что оно втрое больше по размеру, чем то, которое я привык видеть каждый день. Вдобавок, оно так низко висело над головой, что казалось, протяни руку - и дотронешься.
- О Боже, Перри! Где мы? - воскликнул я. - Все эти чудеса начинают действовать мне на нервы.
- Я думаю, что с полной уверенностью могу заявить о... - начал было Перри, но закончить фразу ему не удалось. Откуда-то сзади, где находился наш аппарат, раздался рев, до такой степени громкий, что все вокруг затряслось. Как по команде, мы оба обернулись, чтобы посмотреть на источник столь фантастически мощного звука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
К полудню, через двенадцать часов после старта, мы находились на глубине восьмидесяти четырех миль. Термометр показывал 153°.
Перри заметно повеселел, но убей меня Бог, если я понимал причину его оптимизма. Он прекратил ругаться и принялся что-то напевать себе под нос. Неужели напряжение последних часов заставило его слегка повредиться рассудком? Я же все это время предавался бесплодным сожалениям, вспоминая многочисленные поступки в своей жизни, которые мне хотелось бы как-то искупить. Например, тот случай в Эндовере, когда мы с Колхауном подложили пороховой заряд в печку и один из мастеров чуть не поплатился жизнью; потом еще... Но что проку вспоминать, если я скоро умру и разом расплачусь за все свои прегрешения. Жара в кабине была адской; еще несколько градусов - и мы потеряем сознание.
- Какие показания, Дэвид? - оторвал меня от мрачных размышлений голос Перри.
- Девяносто миль и 153°, - ответил я.
- Клянусь Богом, мы камня на камне не оставили от этой пресловутой тридцатимильной теории! - злорадно захихикал Перри.
- Но нам-то от этого не легче! - угрюмо отозвался я.
- Мальчик мой, неужели ты не обратил внимания на то, что последние шесть миль температура больше не повышается? - удивленно спросил он. - Подумай об этом, сынок.
- Я-то подумал! - огрызнулся я. - Но абсолютно не вижу разницы: не все ли равно, какая будет температура - 153° или 153000°, когда у нас кончится воздух. Так и так мы погибнем, и никто никогда об этом не узнает.
Должен признаться, однако, что в глубине души у меня тоже затеплилась какая-то надежда. Я, правда, не смог бы, да и не пытался вразумительно объяснить, на что я надеюсь, но сам факт, как подчеркнул Перри, опровержения научных теорий в ходе нашего путешествия очевидно доказывал полную непредсказуемость действительного строения Земли. А это вселяло некоторую надежду, по крайней мере до тех пор, пока мы продолжали оставаться в живых.
На отметке сто миль температура упала на полградуса! Когда я сообщил об этом Перри, тот восторженно заключил меня в свои объятия.
До полудня следующего дня температура продолжала неуклонно падать, пока в кабине не стало столь же холодно, как перед этим было невыносимо жарко. На глубине двухсот сорока миль в кабине резко запахло аммиаком, а температура упала до -10°. Почти два часа мы страдали от ужасного холода. На глубине двухсот сорока пяти миль мы вошли в мощный ледяной пласт, и температура резко подскочила до +32°. Последующие три часа мы пробивались через лед, а затем вновь началась насыщенная аммиаком порода и опять резко похолодало.
Через какое-то время температура снова стала подниматься, пока мы окончательно не уверились, что приближаемся к расплавленным слоям земной коры. На глубине четырехсот миль температура достигла 152°. Я лихорадочно наблюдал за неуклонно ползущим вверх ртутным столбиком. Перри наконец-то прекратил напевать и начал молиться.
Нашим надеждам был нанесен такой удар, что нарастающая жара казалась нам куда сильнее, чем была на самом деле. В последующий час столбик поднялся лишь на один градус и на глубине четырехсот десяти миль достиг максимальной пока отметки в 153°. Теперь мы уже оба следили за термометром, затаив дыхание. Остановится ли он на этой черте или будет безжалостно ползти вверх? Понимая, что обречены, мы все же с упорством утопающих цеплялись за последние обрывки надежды.
Указатель кислорода уже приближался к критической черте - воздуха оставалось не более чем на двенадцать часов, хотя непохоже было, что мы проживем эти часы.
На отметке в четыреста двадцать миль я снова посмотрел на термометр и не поверил своим глазам.
- Перри! - закричал я, - Перри, старина, он опускается! Опускается! Опять 152°!
- Черт побери! - недоумевающе воскликнул он. - Неужели в центре Земли находится холодное ядро?
- Понятия не имею, - ответил я, - но, слава Богу, что мы не изжаримся на медленном огне. Я готов принять любую другую смерть, но только не такую.
А ртутный столбик опускался все ниже, пока не достиг того же уровня, что и на глубине семи миль в caмом начале нашего пути. В это время перед нами встала другая проблема - истощение запасов кислорода. Перри первым почувствовал это. Он судорожно стал нажимать кнопки, регулирующие его подачу, а через несколько секунд и я ощутил, как тяжело стало дышать. Голова у меня закружилась, руки и ноги налились свинцом.
Голова Перри беспомощно упала на грудь, но он тут же пришел в себя, выпрямился в своем кресле и повернулся ко мне.
- Прощай, Дэвид, - сказал он, - это, наверное конец.
С этими словами он улыбнулся и закрыл глаза.
- Счастливо, Перри! - улыбнулся я в ответ.
Но я не впал в беспамятство. Я был молод и хотел жить. Целый час я сопротивлялся надвигающемуся удушью. Почти сразу я обнаружил, что поднимаясь выше по направлению к корме, я могу продолжать дышать. Примерно час я еще протянул на этих скудных остатках живительного газа, но всему приходит конец. Я понял, что на дальнейшее сопротивление неизбежному у меня просто нет сил. В последнем проблеске сознания я устремил взгляд на указатель расстояния. Он стоял на отметке ровно пятисот миль от поверхности земли. И в этот самый момент машина внезапно остановилась. Непрерывный скрежет от проходящих меж стенок обломков измельченной породы прекратился. Изменившийся звук от работы бура неопровержимо свидетельствовал, что теперь он вращается вхолостую. И тут меня осенило. Нос железного крота находился НАД моей головой. Я смутно припомнил, что такое положение возникло при проходе через ледяной пласт. Тогда мы как-то не обратили на это внимания, но сейчас я без труда нашел объяснение этому феномену: каким-то образом мы ухитрились развернуться во льду на 180° и теперь снова добрались до поверхности. Благодарение Богу, мы спасены!
Я приложил нос к заборной трубе, через которую предполагалось брать образцы породы, и с восторгом понял, что мои рассуждения оказались верны -сквозь трубу в кабину вливался поток свежего воздуха. Реакция на это открытие оказалась слишком сильной, и я потерял сознание.
Глава II
Странный мир
Без сознания я находился не больше секунды. Падение на железный пол кабины моментально привело меня в чувство.
Первым делом я бросился к Перри. Мысль о том, что он умер на пороге спасения, ужаснула. Разорвав рубаху у него на груди, я приложил ухо к сердцу и чуть не завопил от радости оно билось медленно, но ровно.
Я намочил водой платок и несколько раз похлопал им по лбу и щекам Перри. Мои усилия привели к результату - он раскрыл глаза. Некоторое время старик тупо глядел на меня широко раскрытыми глазами, но постепенно взгляд его становился все более осмысленным. Он приподнялся и сел, удивленно втягивая носом воздух.
- Послушай, Дэвид, - обратился он ко мне, - я не ошибаюсь, это действительно свежий воздух? Что все это значит и где, черт побери, мы находимся? Что произошло?
- А то, что мы снова на поверхности, Перри! сказал он, - это, наверное радостно объявил я, - но вот где именно, не имею представления. Я еще не открывал люки, потому что был слишком занят вашим "оживлением". Ей-Богу, ваша жизнь висела на волоске!
- Говоришь, мы снова на поверхности, Дэвид? Как же это возможно? Я давно потерял сознание?
- Недавно. Вероятно, мы сделали разворот во льду. Вы помните, как наши кресла вдруг перевернулись? После этого нос машины оказался у нас над головой. Тогда мы не обратили на это внимания, но сейчас я все четко вспомнил.
- Ты хочешь уверить меня, что мы развернулись в толще льда? Дэвид, это невозможно! Мой аппарат не может повернуть, пока нос его не отклонился от прямой линии. А если это случилось под воздействием каких-то неизвестных сил, то неизбежно должно было привести к изменению положения рычага поворота, который, как ты сам видел, не сдвинулся ни на дюйм с момента старта.
Все это я, конечно, знал, но чем тогда объяснить работу бура вхолостую и чистый воздух в кабине?
- Я понимаю не хуже вас, Перри, что мы не могли повернуть. Но факты упрямая вещь: мы на поверхности, и я собираюсь выйти наружу посмотреть, где именно.
- Лучше подождать до утра, Дэвид, сейчас ведь ночь.
Я взглянул на хронометр.
- Половина первого. В пути мы находились семьдесят два часа, так что снаружи, действительно, ночь. Но я все равно выйду, хотя бы для того, чтобы посмотреть на небо и звезды, которые я не надеялся снова увидеть.
С этими словами я отодвинул засов внутреннего люка и открыл его. Между стенками цилиндра находилась
измельченная порода, и мне пришлось поработать лопатой, прежде чем я добрался до внешнего люка, сваливая землю и камни прямо на пол кабины. Когда я, наконец, освободил крышку внешнего люка и отодвинул засов, Перри стоял у меня за спиной. Отверстие открытого люка более чем наполовину находилось над поверхностью. Нас с Перри изумил яркий дневной свет, вливающийся в него.
- Кажется, хронометр врет, сказал он, - это, наверное сказал я.
Перри со странным выражением на лице отрицательно покачал головой.
- Давай-ка лучше поглядим, что там снаружи, Дэвид, - предложил он.
Мы вместе вышли наружу и удивленно уставились на окружающий нас ландшафт, столь же прекрасный, сколь и необычный. Прямо перед нами к спокойному морю полого спускался ровный берег. До самого горизонта морская гладь была усеяна бесчисленными маленькими островками, часть которых представляла собой безжизненные гранитные скалы, торчащие из воды, а другая была покрыта великолепной тропической растительностью и мириадами пестрых цветов.
За нашей спиной высился могучий лес гигантских древовидных папоротников, растущих вперемежку с обычными видами тропических деревьев. С них свисали пучки толстых лиан. Высокая густая трава скрывала сухие сучья и гниющие стволы упавших великанов. Вдоль опушки стелился такой же великолепный ковер из цветов, что и на островах, но в самом лесу было темно и неуютно.
В безоблачном небе сияло полуденное солнце.
- Не могу понять, в какой точке Земли мы находимся? - спросил я, повернувшись к Перри.
Некоторое время старик не отвечал. Глубоко задумавшись, он стоял, опустив голову. Наконец он заговорил.
- Дэвид, сказал он, - это, наверное сказал он, сказал он, - это, наверное я не уверен, что мы находимся на Земле.
- Что вы имеете в виду, Перри? - воскликнул я. - Уж не хотите ли вы сказать, что мы умерли и находимся на небесах?
Он улыбнулся и, повернувшись, указал на торчащий из земли нос нашего "разведчика".
- Если бы не это, мой мальчик, я и вправду мог бы так сказать. Но мой "железный крот" своим присутствием опровергает такое предположение. Уж в небеса-то он в любом случае не смог бы подняться. Однако я готов допустить, что мы попали в другой мир. И если мы находимся не на Земле, у меня есть веские причины полагать, что мы находимся внутри нее.
- А не могло случиться так, что мы вышли наружу где-нибудь в Вест-Индии? предположил я.
Но Перри покачал головой.
- Давай подождем делать выводы, - ответил он, - а пока займемся разведкой. Пойдем вдоль берега; может, встретим кого-то из местных жителей и что-нибудь узнаем.
Шагая по берегу, Перри подолгу вглядывался вдаль. Похоже, его мучила какая-то проблема.
- Дэвид, - внезапно обратился он ко мне, - тебе не кажется странной линия горизонта?
Приглядевшись, я начал понимать, почему все окружающее с самого начала вызывало у меня ощущение нереальности, - в этом мире не было линии горизонта! Куда ни кинь взгляд, простирались бескрайние морские просторы, испещренные островками. Те, что были далеко от берега, казались просто черными точками, но за ними снова было море, пока у наблюдателя не складывалось впечатление, что море продолжается все дальше и выше, оказываясь чуть ли не над головой. Расстояние скрадывалось расстоянием, но четкой линии горизонта, характеризующей шаровидность нашей планеты, здесь не было!
- Я, кажется, могу теперь просветить тебя, мой мальчик, - продолжил Перри, вытаскивая из кармана часы. - Я разгадал эту загадку, по крайней мере частично. Когда мы вышли наружу, солнце стояло прямо над головой. Где оно сейчас?
Я поднял голову и обнаружил, что светило продолжает оставаться в самом центре небосвода. И какое светило! Сперва я не обратил на него внимание, но теперь с удивлением увидел, что оно втрое больше по размеру, чем то, которое я привык видеть каждый день. Вдобавок, оно так низко висело над головой, что казалось, протяни руку - и дотронешься.
- О Боже, Перри! Где мы? - воскликнул я. - Все эти чудеса начинают действовать мне на нервы.
- Я думаю, что с полной уверенностью могу заявить о... - начал было Перри, но закончить фразу ему не удалось. Откуда-то сзади, где находился наш аппарат, раздался рев, до такой степени громкий, что все вокруг затряслось. Как по команде, мы оба обернулись, чтобы посмотреть на источник столь фантастически мощного звука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20