— Голос ее был низким и ровным, как и у покойного отца в те редкие минуты, когда он бывал зол, а вот интонация — резкой и язвительной. — Я убеждена, и всегда буду убеждена, что если бы вы тогда не сбежали, то мы бы справились с дикарями сами, и мой отец не стал бы бессмысленной жертвой!
Она встала. Поднялся и он, безмолвно ожидая окончания ее речи. Дослушав же до конца, повернулся и пошел к выходу. На пороге он замер и вновь повернулся к ней.
— Надеюсь, что вы не пожалеете о своем решении, — уронил Уэйнрайт, и в его тоне послышалась угроза.
— Уверяю вас, что никогда не пожалею о нем. До свидания, мистер Уэйнрайт.
Когда он вышел, девушка содрогнулась всем телом и бессильно упала в кресло. Ей хотелось, чтобы рядом был Хол Колби. Она нуждалась в поддержке и утешении. Как не хватало ей чувства безопасности, которое давало постоянное присутствие любящего отца! Почему все мужчины не могут быть такими, как Хол и Бык?
Когда Диана думала о мужской храбрости, она всегда почему-то представляла себе не только Хола, но и Быка. Как прекрасны были все они в тот день — Хол, Бык и Пит! Да, они были жесткими и грубыми, как всегда — в потертой испачканной одежде, не заботящиеся о внешнем лоске. Не боящиеся ни человека, ни зверя, ни дьявола. Они легко рисковали жизнью и привыкли шутить со смертью. Но при этом с какой заботливой нежностью они тогда доставили ее в лагерь! И в продолжение всей долгой, страшной для нее дороги каждый из трех готов был по первому зову броситься ей на помощь.
Из всех трех больше всех поразил ее Бык, так как прежде именно он казался ей самым грубым и бесчувственным. От него менее всего приходилось ждать проявлений эмоциональности, симпатии или нежности. Но как раз он-то и оказался наиболее чутким и деликатным. Именно он послал Диану вперед вместе с Колби, чтобы она не видела, как бездыханное тело ее отца укладывают на лошадь. Он укрыл останки Элиаса Хендерса попонами, чтобы она не была потрясена, видя, как тело отца раскачивается в такт движению. И это именно Бык всю ночь объезжал отдаленные ранчо и вернулся рано утром с двумя колясками, так что дальнейший путь домой проходил для нее с наибольшим комфортом. Он говорил с ней изменившимся, более мягким, чем обычно, голосом. Он настаивал, чтобы она ела, и даже заставлял силой, когда она пыталась отказаться от пищи.
Однако после похорон отца она больше не видела его, так как он снова был послан загонять скот на последние несколько дней родео — в то время как Хол Колби все время оставался при ней, участвуя в составлении планов на будущее. Он помог ей собрать разбежавшиеся мысли в тот трудный момент, когда утрата близкого человека заставляет даже самого рачительного хозяина ослабить хватку.
Когда Уэйнрайт-младший вышел из ее комнаты, девушка погрузилась в размышления. Стенные часы над отцовским столом шли так же, как шли долгие годы, словно не случилось ужасного события, — она не остановила их вовремя, а теперь вроде бы было уже поздно. Все было так, как будто ее отец сидел в своем привычном кресле, а не лежал в песчаной яме на уединенном кладбище за Хендерсвилем, чьи камни, охраняющие покой разрозненных могил от покушений койотов, служили приютом ящерицам да гремучим змеям.
Ее благоговение было нарушено грохотом тяжелых башмаков по полу веранды. Она подняла глаза как раз в тот момент, когда старший Уэйнрайт ввалился в комнату. На этот раз он не улыбался, да и манеры его были не столь учтивы, как в первый приход.
— Мы собираемся ехать, мисс Хендерс, — бросил он отрывисто. — Но перед отъездом нам не помешает перекинуться словечком-другим. Дело в том, что незадолго до смерти вашего папаши мы вели с ним переговоры о купле-продаже и намеревались заключить сделку. Конечно, вам об этом ничего не известно. Ваш отец хотел уехать отсюда, сдав дела кому-нибудь другому — теперь, когда его прииск иссяк. Я же со своей стороны собирался купить пастбища по эту сторону гор. Мы с вашим папенькой уже почти договорились обо всем, когда произошел этот несчастный случай. Теперь послушайте меня внимательно, дорогое дитя. Разумеется, прииск уже ничего не стоит. Да и пастбища почти не дают корма. К тому же здесь недостаточно воды для того количества скота, которое я собираюсь пригнать сюда. Но Джефферсон Уэйнрайт — человек слова. Если я сказал вашему покойному отцу, что даю ему двести пятьдесят тысяч долларов за его владения, то не снижу цену, даже если пойму, что они стоят гораздо меньше. А я думаю именно так, дорогое дитя. Все бумаги у меня готовы, так что вам не надо тратиться на юриста. Вы можете получить деньги, отправляться на восток и жить, как вам захочется, в свое удовольствие. Как ваша левая ножка захочет, так и будете жить.
Надо сказать, что чем глубже толстяк вдавался в предмет и чем быстрее говорил, тем больше переходил на простонародный диалект своей родины, уснащая свою речь какими-то неясными словечками или циничными присказками. Наконец он приостановился.
— Что скажете? — поинтересовался хитрец.
— Это ранчо не для продажи, мистер Уэйнрайт, — тихо, но твердо ответила девушка.
Толстяк от удивления широко распахнул как свои маленькие свиные глазки, так и огромный ротище.
— Что значит — «не для продажи»? Вы, должно быть, помешались от горя, дитя мое! Вы даже не понимаете, что говорите!
— Я прекрасно понимаю, что говорю. И повторять не собираюсь, — сказала она. — Папа успел обсудить со мной все это. В том числе он рассказывал о вашем предложении купить наши владения за миллион долларов. Но это ранчо не для продажи, будь ему цена миллион или сколь угодно больше. Вам, мистер Уэйнрайт, я не продам его ни под каким соусом. С вашей стороны было бы весьма разумно оставить эту тему и удалиться.
Жирное лицо Уэйнрайта налилось кровью и стало багровым от гнева. Он мгновенно утратил дар речи и, направляясь к дверям, никак не мог подыскать слов, адекватно выражающих его бурные чувства. Конечно, он не был оскорблен, ибо принадлежал к той породе людей, чья толстая шкура, подобно неуязвимой броне, защищает их от любых оскорблений. Скорее, он был взбешен от мысли, что его поймала на мошенничестве, разоблачила и расстроила его планы — девчонка, с его точки зрения, почти младенец! И, как и следует ожидать от подобных людей, он был зол скорее на нее, нежели на свою неловкость. Дойдя до дверей, он наконец нашел, что сказать.
— Ты пожалеешь об этом! Пожалеешь! — закричал он, угрожающе тряся кулаком в ее сторону. — Запомни, я еще получу эту землю! Джефферсон Уэйнрайт может купить и продать тебя двадцать раз. Он всегда добивается того, чего хочет!
Внезапно за его спиной возникла высоченная мужская фигура. Мозолистые трудовые руки весьма невежливо схватили его за воротник пиджака, и тихий голос сказал в самое ухо:
— Разве хорошо трясти кулачишком перед лицом леди, ты, канюк беременный?
После чего старший Уэйнрайт был бесцеремонно выдернут из дверей и вышвырнут с веранды, а его скорость многократно возросла благодаря пинку высокого ковбойского башмака.
— Думаю, тебе лучше держаться отсюда подальше, — продолжил говорящий низким басом.
Уэйнрайт с трудом поднялся на ноги и повернулся к обладателю голоса. Теперь он затряс уже двумя кулаками и в неистовстве запрыгал или, пожалуй, даже затанцевал:
— Я тебя достану! Да ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? Я могу купить и продать тебя сто тысяч раз подряд. Я Джефферсон Уэйнрайт, а ты — двадцатипятидолларовый пастух!
— Vamoose! — предложил мужчина. — И побыстрее.
Он подкрепил свой приказ выстрелом — пуля подняла небольшой фонтанчик пыли меж ступней Уэйнрайта. Толстяк побежал к коляске, которую его сын уже подогнал к лошадиному загону. Мужчина на веранде пальнул опять, и снова пыль взвилась возле ног испуганного жителя востока.
Диана Хендерс вышла из комнаты и встала в дверях, опершись о дверной косяк. Она улыбалась.
— Не покалечь его, Бык, — сказала она.
Мужчина коротко усмехнулся.
— Я не собираюсь калечить его. Я просто хочу его немного поучить. Эти пожиратели бобов — совсем серые, их надо обучать манерам.
Говоря это, он продолжал палить по убегающему Уэйнрайту. Каждый выстрел поднимал облачко пыли у ног толстяка. Наконец Уэйнрайт достиг угла спального корпуса и исчез за ним.
Выстрелы привлекли внимание повара и еще нескольких человек, оказавшихся неподалеку, — в итоге образовалась небольшая, но весьма заинтересованная аудитория, наблюдавшая позор Уэйнрайта, в том числе и Техасец Пит, который весь трясся от дьявольского веселья.
— Ей-богу, взгляните-ка на него! — кричал он. — Этот человек всегда хорошо питался! Держу пари, что сейчас он побьет все мировые рекорды на дистанции между офисом и спальным корпусом. Господа, делайте ваши ставки на результаты прыжков в высоту и длину!
Наконец Бык засунул револьвер в кобуру. Улыбка сошла с его лица.
— Я думала, ты еще на родео, Бык, — проговорила девушка.
— Мы закончили прошлой ночью, — объяснил он. — Я приехал сюда первым… — Он склонил голову в очевидном смущении. — Приехал за расчетом, мисс.
— За расчетом? Разве ты собираешься уезжать, Бык?
— Думаю, так будет лучше, — ответил он. — Я собираюсь взять отпуск.
Глаза девушки расширились и заметно увлажнились. Решившись взглянуть ей в глаза, Бык встретил изумленней и обиженный взгляд.
— Видите ли, мисс, — поспешил он объяснить, — мои дела складываются неважно. Я не жалуюсь, но кое-кто здесь не любит меня. Вот я и подумал — лучше уйти самому, не дожидаясь, пока меня выгонят. Пока ваш папенька был жив, все было иначе. Я был бы горд и счастлив работать и у вас — если бы здесь не было кое-кого другого. Но есть и другие. Думаю, у вас найдутся хорошие работники и без меня. Будет лучше для всех, если я уберусь отсюда.
От одной мысли о его уходе Диана почувствовала ком в горле. Она вдруг осознала, насколько стала зависеть от этого человека. Даже простой факт, что Бык находится где-то поблизости, давал ей огромное чувство безопасности. Этот человек стал для нее глубоко въевшейся привычкой, и расставаться с этой привычкой было очень тяжело.
— Только не это, Бык! — воскликнула она. — Я не смогу обходиться одновременно без отца и без тебя. Ты мне как брат, Бык, а я сейчас сильно нуждаюсь в брате. Ты не можешь вот так взять и уйти, а, Бык? Ты ведь и не хочешь уходить на самом деле?
— Да, мисс, я действительно и не должен, и не хочу — если вы хотите, чтоб я остался.
— Так ты останешься?
Он кивнул.
— Но все-таки поговорите с Колби. Я полагаю, он хочет рассчитать меня.
— Да нет же, я уверена, что это не так, — возразила она. — Хол хорошо относится к тебе, Бык. Он говорил мне, что ты — один из его лучших друзей, и очень сожалел, когда ты потерял место бригадира, несмотря на то что занял его сам. Он сказал мне, что не хотел занимать это место.
Бык никак это не прокомментировал. Что бы он ни думал, это не отпечаталось на его лице. Тотчас же он повернулся в сторону загона. Уэйнрайты, старший и младший, поспешно усаживались в свою коляску, уже готовую отправиться.
— Одно ваше слово, — пообещал Бык, — и я загоню их так далеко, что они навсегда забудут путь сюда.
— Не нужно, — ответила она, улыбаясь. — Пускай едут. Я уверена, что они и так никогда не вернутся.
— Полагаю, старый джентльмен осознал, что непопулярен на нашем прииске, — сказал Бык со слабым следом усмешки. — Но вот не знаю, как насчет молодого хлыща. — Он вопросительно посмотрел на Диану.
— Вдвойне, Бык, — махнула рукой девушка. — Я узнала, что это за человек, в день, когда на нас напали апачи. Этого мне хватит на две жизни вперед.
— Полагаю, мисс, теперь наши мнения об этих людях совпадают. Гонору и хвастовства выше крыши, но порой они напоминают старых глупых баб — даже самые крутые.
— Он был чрезвычайно интересной компанией, — не без иронии восстановила она справедливость.
— Пока рядом не было индейцев, — закончил ее мысль Бык. — Кстати, мне показалось, что, когда я оказался поблизости, старый джентльмен был чем-то весьма взволнован. Кажется, он говорил, что твердо намерен получить это ранчо. Так что же, получается, для этого он и приезжал?
— Да, именно для этого. Он предложил мне четверть того, что предлагал отцу накануне его смерти, а отцу предлагал двадцать процентов подлинной стоимости. Видишь ли, Бык, на самом деле их интересует не ранчо и не скот. Они лишь прикрываются всем этим, как предлогом заполучить прииск. Они думают, что отцу была неизвестна подлинная ценность копей, но тут они просчитались. Дело в том, что недавно была открыта новая жила, гораздо богаче первой. Отец знал об этом, и Уэйнрайт как-то тоже узнал.
— Старый скунс! — пробормотал Бык.
Уэйнрайты выехали со двора ранчо и направились в сторону Хендерсвиля. Старик все никак не мог отдышаться и сыпал проклятиями в адрес Дианы и Быка. Юноша был молчалив и мрачен. Они собирались заехать в городок, желая пообедать перед возвращением на свое далекое северное ранчо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32