Еще через полчаса он
исполосовал красной краской женское общежитие и довел до истерики немало
напуганных его обитательниц. Войдя в здание, он оттолкнул возмущенную
надзирательницу и стал бегать по коридорам, поливая краской всех, кто
высовывался из дверей, из казавшейся бездонной, банки, а затем, так и не
найдя Пегги Рурке, покинул общежитие.
Все это время Дурхэм хохотал, как безумный, и заявлял, что за ночь
перекрасит весь город в красный цвет.
Как выяснилось позже, мисс Рурке ушла с Поливиноселом и несколькими
его друзьями и подругами в ресторан. Потом эта пара рассталась с ними
возле их домов и проследовала, как все полагали, к женскому общежитию.
Однако туда они не попали. Ни их, ни профессора никто больше не видел в
течение двух лет, прошедших между этим событием и временем, когда в
Онабаке перестали выходить газеты. Наиболее популярной явилась гипотеза о
том, что очумевший от любви профессор убил их обоих и похоронил, после
чего сам подался в бега. Но я, не без веских оснований, придерживаюсь
совершенно иной версии.
Заметив, что аудитория начала нервничать, я поспешно рассказал о
быке, который появился как бы из ниоткуда в самом начале Главной улицы.
Владельцы скотоферм заявляли, что все их быки на месте. Тем не менее, быка
видело такое множество людей, что от их показаний просто так нельзя
отмахнуться. Более того, те, кто видел его последними, утверждают, что он
переплыл реку Иллинойс с обнаженной женщиной на спине. Женщина размахивала
бутылкой. Выйдя на берег, бык вместе с женщиной исчез в прибрежном лесу.
В этом месте моего рассказа зал буквально взорвался.
- Неужели вы пытаетесь убедить нас в том, что миру вновь явился Зевс
и Европа! - возмутился командир полка береговой обороны.
Продолжать было бесполезно. Эти люди могут поверить только тому, что
увидят своими глазами.
По взмаху моей руки мои помощники вкатили в зал просторную клетку.
Внутри нее, скрючившись, сидела крупная угрюмая человекообразная обезьяна
в соломенной шляпке и розовых панталонах. Сквозь отверстие в последних
торчал длинный хвост. Если говорить строго, то, насколько я понимаю, ее
нельзя было относить к человекообразным - они лишены хвоста.
Собственно, антрополог сразу бы определил, что это вообще никакая не
обезьяна. У нее, правда, была сильно выдающаяся вперед морда, все тело
(включая хвост), покрывали длинные волосы. Но у обезьян не бывает ни
такого гладкого высокого лба, ни такого большого крючковатого носа, ни
столь длинных, по сравнению с туловищем ног.
Клетку установили рядом с кафедрой.
- Господа, - произнес я. - Если все, что я говорил раньше, казалось
вам не имеющим никакого отношения к данному делу, то уверен, через
несколько минут вы убедитесь, что я не бросал слов на ветер.
Я повернулся к клетке и, едва поклонившись, обратился к обезьяне:
- Миссис Дурхэм, расскажите, пожалуйста, этим господам, что с вами
произошло.
Я был абсолютно уверен, что она заговорит, пусть хоть быстро и
бессвязно, но с той проливающей свет ясностью, которая ошеломила меня
вчера вечером, когда мои ребята поймали ее на самом краю пресловутой
местности. Меня переполняла гордость за совершенное открытие, которое
просто потрясет этих господ и докажет им, что один скромный агент УПЛП
добился большего, чем крупные подразделения вооруженных сил. И они
перестанут смотреть на меня свысока и подтрунивать над моей внешностью...
Я ждал...
Ждал понапрасну...
Миссис Дурхэм категорически отказывалась говорить. Ни слова. Ни
единого. Уж как я только не стелился перед нею, разве что на колени не
становился. Пытался объяснить ей, насколько мощные силы противостояли друг
другу в этой долине, пытался доказать, что в ее розовых, не покрытых
волосами ладонях находится судьба нашей планеты.
Мало ли чего я пытался.
Она не открывала рта. Кто-то, во-видимому, чем-то оскорбил ее, и
теперь она, обидевшись, сникла и повернулась к аудитории спиной. Только
хвост ее, высовывающийся из розовых панталон, время от времени нервно
подергивался.
Да, миссис Дурхэм была самой зловредной из всех, когда-либо
встречающихся мне женщин, и ничего удивительного в том, что муж превратил
ее в обезьяну, я не усматривал.
Предполагаемый триумф обратился полным фиаско. Крупное начальство уже
не убедила магнитофонная запись нашей с ней беседы. Все эти шишки еще
больше укрепились во мнении, что мозгов у меня еще меньше, чем волос на
голове, и выразили его полным молчанием, когда я поинтересовался, будут ли
ко мне вопросы. А майор Льюис только презрительно улыбнулась.
Плевать. Для моей будущей миссии это не имело никакого значения.
Распоряжения, на которые я опирался, эти люди бессильны были отменить.
В этот же вечер, в половине восьмого, я находился на границе района в
сопровождении своих ребят и группы офицеров. Хотя луна только-только
взошла, при ее свете можно было свободно читать. В десяти метрах от нас
снег кончался, и начиналось буйство растительности.
Генерал Льюис, отец майора Льюис, давал последние наставления.
- Вам дается, мистер Темпер, два дня, чтобы связаться с Дурхэмом. В
среду, в 14.00, мы переходим в наступление. Морские пехотинцы, вооруженные
луками, стрелами и пневматическими винтовками, снабженные кислородными
масками, будут посажены в планеры, в кабинах которых мы создали избыточное
давление. На большой высоте планеры будут отцеплены от
самолетов-буксировщиков и совершат посадку на шоссе номер 24, как можно
ближе к южной окраине города, где имеются два обширных поля. Десантники
пешком проследуют по улице Адамса до самого центра. К тому времени, я
надеюсь, вы установите местонахождение и устраните источник всей этой
заварухи.
Слово "устраните" следовало понимать как "убьете". Судя по его
выражению лица, он вовсе не считал, что я на это способен. Генерал Льюис
недолюбливал меня и совершенно не скрывал этого. Не только потому, что я
был каким-то штатским, облеченным широкими полномочиями от лица самого
президента, но и из-за тех особых условий, в которых предстояло выполнить
нашу совместную с его дочерью миссию. Условия, мягко говоря, являлись не
совсем ординарными, а Алиса Льюис, будучи майором, была прежде всего
женщиной, причем в высшей степени привлекательной и совсем юной для своего
воинского звания.
Она дрожала рядом со мной от холода в одних трусиках и бюстгальтере,
пока я освобождался от своих брюк. Оказавшись в лесной чаще, мы будем
вынуждены избавиться и от остальной одежды. В чужом монастыре...
Подумать только, морские пехотинцы - и дубинки... Неудивительно,
почему все эти крупные военные чины выглядят столь жалко. Но в пределах
территории, контролируемой моим бывшим профессором и его Отваром,
огнестрельное оружие просто не срабатывает. А вот Отвар действует
безотказно. Всякий, кто хоть раз вкусил его, привыкает, как к наркотику.
Всякий, но не я.
Доктор Диэрф, психолог их Колумбийского университета, который привил
мне стойкое отвращение к Отвару, тоже находился здесь. Он беседовал со
мной, пока кто-то прикреплял у меня за спиной десятилитровый бидон с
дистиллированной водой. Вдруг, прямо посреди фразы, он резко пригнул мою
голову и сунул под нос невесть откуда взявшийся в его руке стакан. В
ноздри мои ударил ненавистный запах, и я автоматически нанес два удара:
один - по стакану, другой - по человеку, который мне его так неожиданно
преподнес.
Доктор отскочил назад, держась за скулу.
- Как вы себя чувствуете? - поинтересовался я.
- Сейчас - нормально, - ответил он. - Но в первое мгновенье мне
показалось, что я сейчас задохнусь. И еще возникло желание убить вас.
- Мне нужно было провести решающее испытание. Вы на пятерку сдали
экзамен и теперь совершенно невосприимчивы к Отвару.
Льюисы наблюдали эту сцену молча. Их крайне раздражало то, что я,
штатский, додумался до такого способа борьбы с этим, столь заманчивым,
пойлом. Тысяче морских пехотинцев, которых намечено послать вслед за нами,
придется таскать на себе кислородные маски, дабы не поддаться искушению
попробовать Отвар. Что же касается моей спутницы, то Диэрф спешно подверг
ее гипнозу, но у него не было уверенности в том, что сеанс был успешным. К
счастью, ее миссия должна длиться не столь долго, сколь моя. Ей
предписывалось добраться до источника Отвара и взять пробы. Если, тем не
менее, мне понадобится помощь, я имею право оставить ее при себе. Кроме
того, хоть об этом прямо не говорилось, я должен сделать все возможное,
чтобы оградить ее от всяких неприятностей.
Обменявшись с провожающими рукопожатиями, мы с майором Льюис
тронулись в путь. Несколько шагов - и теплый воздух принял нас в свои
ласковые объятия. Через минуту мы уже вспотели. Ничего хорошего в этом не
было, ибо, означало, что воды в бидоне может не хватить на всю миссию.
Яркая луна хорошо освещала развернувшуюся перед нами местность.
Ландшафт долины реки Иллинойс сильно изменился за эти два года. Здесь
стало гораздо больше деревьев, причем многие из них казались довольно
неожиданными гостями в столь северных краях. Кто бы не устроил все это,
ему пришлось доставить сюда массу семян и саженцев заблаговременно, не
дожидаясь, пока климат потеплеет. Мне это было точно известно, поскольку я
проверил в Чикаго неимоверное количество накладных к грузоотправлениям и
обнаружил, что некий Смит начал, через две недели после исчезновения
Дурхэма, делать заказы в тропических странах. Посылки доставлялись в один
из домов Онабака, а содержимое их изрядно разнообразило флору
окрестностей. Дурхэм прекрасно понимал, что этой речной долине не
прокормить свои триста тысяч жителей, когда прекратится доставка различных
продуктов питания по железным и шоссейным дорогам, в результате чего
сельская местность будет буквально опустошена голодными ордами.
Но стоило только взглянуть на фруктовые деревья, увешанные вишнями,
бананами, персиками, апельсинами, яблоками никак не по сезону, увидеть
заросли кустарников со спелой черникой, земляникой, клубникой, малиной,
буйную поросль картофеля и помидор, зреющие на этой совсем не плодородной
земле арбузы и дыни, причем все это таких размеров, какие обеспечили бы им
первые призы на любых ярмарках эпохи до появления Отвара, - то нетрудно
было догадаться, что жителям этих мест не грозит голодная смерть.
- Мне это представляется, - призналась восторженным шепотом Алиса, -
райским садом.
- Прекратите подрывные речи, Алиса! - сердито огрызнулся я.
Она смерила меня ледяным взглядом.
- Не говорите глупостей. И не называйте меня Алисой. Я - майор
морской пехоты.
- Пардон, - усмехнулся я. - Давайте-ка лучше позабудем о званиях. Это
может вызвать интерес со стороны туземцев. И еще. Будет лучше, если мы
расстанемся с остатками своей одежды до того, как наткнемся на
кого-нибудь.
Майор Льюис попыталась было возражать, но приказ есть приказ. И, хотя
нам предстояло по крайней мере тридцать шесть часов демонстрировать друг
другу то, что в цивилизованном мире целомудренно прикрывают всякими
тряпками, она настояла на том, чтобы ей было позволено удалиться на
предмет раздевания в кусты. Я великодушно разрешил. Сам же, скромно зайдя
за дерево, снял трусы, и в то же мгновение уловил запах сигары. Поправив
на спине постромки, держащие бидон с водой, ступил на узкую тропинку...
...и остановился ошарашенный.
Опираясь на ствол дерева, передо мною стояло какое-то чудовище,
скрестив короткие ножки. Из угла вытянутой хищной пасти торчала огромная
гаванская сигара. Большие пальцы были заложены за воображаемый жилет.
Я был не столько напуган, сколько изумлен. Чудище будто сошло со
страниц очень популярного когда-то комикса. Оно возвышалось на добрых два
метра, ярко-зеленое, с крупной желто-коричневой чешуей на груди и животе,
очень короткими ногами и непомерно вытянутым туловищем. Лицом оно было
наполовину человек, наполовину - аллигатор. На самом верху головы торчали
две огромные шишки, а по бокам от них - большие, как блюдца, глаза.
Выражение лица чудовища в одно и то же время было высокомерным,
благодушным и глуповатым. В целом это было само совершенство, даже
несмотря на то, что вместо пяти пальцев у него было четыре.
Главной же причиной моего потрясения была вовсе не неожиданность
внешности чудища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
исполосовал красной краской женское общежитие и довел до истерики немало
напуганных его обитательниц. Войдя в здание, он оттолкнул возмущенную
надзирательницу и стал бегать по коридорам, поливая краской всех, кто
высовывался из дверей, из казавшейся бездонной, банки, а затем, так и не
найдя Пегги Рурке, покинул общежитие.
Все это время Дурхэм хохотал, как безумный, и заявлял, что за ночь
перекрасит весь город в красный цвет.
Как выяснилось позже, мисс Рурке ушла с Поливиноселом и несколькими
его друзьями и подругами в ресторан. Потом эта пара рассталась с ними
возле их домов и проследовала, как все полагали, к женскому общежитию.
Однако туда они не попали. Ни их, ни профессора никто больше не видел в
течение двух лет, прошедших между этим событием и временем, когда в
Онабаке перестали выходить газеты. Наиболее популярной явилась гипотеза о
том, что очумевший от любви профессор убил их обоих и похоронил, после
чего сам подался в бега. Но я, не без веских оснований, придерживаюсь
совершенно иной версии.
Заметив, что аудитория начала нервничать, я поспешно рассказал о
быке, который появился как бы из ниоткуда в самом начале Главной улицы.
Владельцы скотоферм заявляли, что все их быки на месте. Тем не менее, быка
видело такое множество людей, что от их показаний просто так нельзя
отмахнуться. Более того, те, кто видел его последними, утверждают, что он
переплыл реку Иллинойс с обнаженной женщиной на спине. Женщина размахивала
бутылкой. Выйдя на берег, бык вместе с женщиной исчез в прибрежном лесу.
В этом месте моего рассказа зал буквально взорвался.
- Неужели вы пытаетесь убедить нас в том, что миру вновь явился Зевс
и Европа! - возмутился командир полка береговой обороны.
Продолжать было бесполезно. Эти люди могут поверить только тому, что
увидят своими глазами.
По взмаху моей руки мои помощники вкатили в зал просторную клетку.
Внутри нее, скрючившись, сидела крупная угрюмая человекообразная обезьяна
в соломенной шляпке и розовых панталонах. Сквозь отверстие в последних
торчал длинный хвост. Если говорить строго, то, насколько я понимаю, ее
нельзя было относить к человекообразным - они лишены хвоста.
Собственно, антрополог сразу бы определил, что это вообще никакая не
обезьяна. У нее, правда, была сильно выдающаяся вперед морда, все тело
(включая хвост), покрывали длинные волосы. Но у обезьян не бывает ни
такого гладкого высокого лба, ни такого большого крючковатого носа, ни
столь длинных, по сравнению с туловищем ног.
Клетку установили рядом с кафедрой.
- Господа, - произнес я. - Если все, что я говорил раньше, казалось
вам не имеющим никакого отношения к данному делу, то уверен, через
несколько минут вы убедитесь, что я не бросал слов на ветер.
Я повернулся к клетке и, едва поклонившись, обратился к обезьяне:
- Миссис Дурхэм, расскажите, пожалуйста, этим господам, что с вами
произошло.
Я был абсолютно уверен, что она заговорит, пусть хоть быстро и
бессвязно, но с той проливающей свет ясностью, которая ошеломила меня
вчера вечером, когда мои ребята поймали ее на самом краю пресловутой
местности. Меня переполняла гордость за совершенное открытие, которое
просто потрясет этих господ и докажет им, что один скромный агент УПЛП
добился большего, чем крупные подразделения вооруженных сил. И они
перестанут смотреть на меня свысока и подтрунивать над моей внешностью...
Я ждал...
Ждал понапрасну...
Миссис Дурхэм категорически отказывалась говорить. Ни слова. Ни
единого. Уж как я только не стелился перед нею, разве что на колени не
становился. Пытался объяснить ей, насколько мощные силы противостояли друг
другу в этой долине, пытался доказать, что в ее розовых, не покрытых
волосами ладонях находится судьба нашей планеты.
Мало ли чего я пытался.
Она не открывала рта. Кто-то, во-видимому, чем-то оскорбил ее, и
теперь она, обидевшись, сникла и повернулась к аудитории спиной. Только
хвост ее, высовывающийся из розовых панталон, время от времени нервно
подергивался.
Да, миссис Дурхэм была самой зловредной из всех, когда-либо
встречающихся мне женщин, и ничего удивительного в том, что муж превратил
ее в обезьяну, я не усматривал.
Предполагаемый триумф обратился полным фиаско. Крупное начальство уже
не убедила магнитофонная запись нашей с ней беседы. Все эти шишки еще
больше укрепились во мнении, что мозгов у меня еще меньше, чем волос на
голове, и выразили его полным молчанием, когда я поинтересовался, будут ли
ко мне вопросы. А майор Льюис только презрительно улыбнулась.
Плевать. Для моей будущей миссии это не имело никакого значения.
Распоряжения, на которые я опирался, эти люди бессильны были отменить.
В этот же вечер, в половине восьмого, я находился на границе района в
сопровождении своих ребят и группы офицеров. Хотя луна только-только
взошла, при ее свете можно было свободно читать. В десяти метрах от нас
снег кончался, и начиналось буйство растительности.
Генерал Льюис, отец майора Льюис, давал последние наставления.
- Вам дается, мистер Темпер, два дня, чтобы связаться с Дурхэмом. В
среду, в 14.00, мы переходим в наступление. Морские пехотинцы, вооруженные
луками, стрелами и пневматическими винтовками, снабженные кислородными
масками, будут посажены в планеры, в кабинах которых мы создали избыточное
давление. На большой высоте планеры будут отцеплены от
самолетов-буксировщиков и совершат посадку на шоссе номер 24, как можно
ближе к южной окраине города, где имеются два обширных поля. Десантники
пешком проследуют по улице Адамса до самого центра. К тому времени, я
надеюсь, вы установите местонахождение и устраните источник всей этой
заварухи.
Слово "устраните" следовало понимать как "убьете". Судя по его
выражению лица, он вовсе не считал, что я на это способен. Генерал Льюис
недолюбливал меня и совершенно не скрывал этого. Не только потому, что я
был каким-то штатским, облеченным широкими полномочиями от лица самого
президента, но и из-за тех особых условий, в которых предстояло выполнить
нашу совместную с его дочерью миссию. Условия, мягко говоря, являлись не
совсем ординарными, а Алиса Льюис, будучи майором, была прежде всего
женщиной, причем в высшей степени привлекательной и совсем юной для своего
воинского звания.
Она дрожала рядом со мной от холода в одних трусиках и бюстгальтере,
пока я освобождался от своих брюк. Оказавшись в лесной чаще, мы будем
вынуждены избавиться и от остальной одежды. В чужом монастыре...
Подумать только, морские пехотинцы - и дубинки... Неудивительно,
почему все эти крупные военные чины выглядят столь жалко. Но в пределах
территории, контролируемой моим бывшим профессором и его Отваром,
огнестрельное оружие просто не срабатывает. А вот Отвар действует
безотказно. Всякий, кто хоть раз вкусил его, привыкает, как к наркотику.
Всякий, но не я.
Доктор Диэрф, психолог их Колумбийского университета, который привил
мне стойкое отвращение к Отвару, тоже находился здесь. Он беседовал со
мной, пока кто-то прикреплял у меня за спиной десятилитровый бидон с
дистиллированной водой. Вдруг, прямо посреди фразы, он резко пригнул мою
голову и сунул под нос невесть откуда взявшийся в его руке стакан. В
ноздри мои ударил ненавистный запах, и я автоматически нанес два удара:
один - по стакану, другой - по человеку, который мне его так неожиданно
преподнес.
Доктор отскочил назад, держась за скулу.
- Как вы себя чувствуете? - поинтересовался я.
- Сейчас - нормально, - ответил он. - Но в первое мгновенье мне
показалось, что я сейчас задохнусь. И еще возникло желание убить вас.
- Мне нужно было провести решающее испытание. Вы на пятерку сдали
экзамен и теперь совершенно невосприимчивы к Отвару.
Льюисы наблюдали эту сцену молча. Их крайне раздражало то, что я,
штатский, додумался до такого способа борьбы с этим, столь заманчивым,
пойлом. Тысяче морских пехотинцев, которых намечено послать вслед за нами,
придется таскать на себе кислородные маски, дабы не поддаться искушению
попробовать Отвар. Что же касается моей спутницы, то Диэрф спешно подверг
ее гипнозу, но у него не было уверенности в том, что сеанс был успешным. К
счастью, ее миссия должна длиться не столь долго, сколь моя. Ей
предписывалось добраться до источника Отвара и взять пробы. Если, тем не
менее, мне понадобится помощь, я имею право оставить ее при себе. Кроме
того, хоть об этом прямо не говорилось, я должен сделать все возможное,
чтобы оградить ее от всяких неприятностей.
Обменявшись с провожающими рукопожатиями, мы с майором Льюис
тронулись в путь. Несколько шагов - и теплый воздух принял нас в свои
ласковые объятия. Через минуту мы уже вспотели. Ничего хорошего в этом не
было, ибо, означало, что воды в бидоне может не хватить на всю миссию.
Яркая луна хорошо освещала развернувшуюся перед нами местность.
Ландшафт долины реки Иллинойс сильно изменился за эти два года. Здесь
стало гораздо больше деревьев, причем многие из них казались довольно
неожиданными гостями в столь северных краях. Кто бы не устроил все это,
ему пришлось доставить сюда массу семян и саженцев заблаговременно, не
дожидаясь, пока климат потеплеет. Мне это было точно известно, поскольку я
проверил в Чикаго неимоверное количество накладных к грузоотправлениям и
обнаружил, что некий Смит начал, через две недели после исчезновения
Дурхэма, делать заказы в тропических странах. Посылки доставлялись в один
из домов Онабака, а содержимое их изрядно разнообразило флору
окрестностей. Дурхэм прекрасно понимал, что этой речной долине не
прокормить свои триста тысяч жителей, когда прекратится доставка различных
продуктов питания по железным и шоссейным дорогам, в результате чего
сельская местность будет буквально опустошена голодными ордами.
Но стоило только взглянуть на фруктовые деревья, увешанные вишнями,
бананами, персиками, апельсинами, яблоками никак не по сезону, увидеть
заросли кустарников со спелой черникой, земляникой, клубникой, малиной,
буйную поросль картофеля и помидор, зреющие на этой совсем не плодородной
земле арбузы и дыни, причем все это таких размеров, какие обеспечили бы им
первые призы на любых ярмарках эпохи до появления Отвара, - то нетрудно
было догадаться, что жителям этих мест не грозит голодная смерть.
- Мне это представляется, - призналась восторженным шепотом Алиса, -
райским садом.
- Прекратите подрывные речи, Алиса! - сердито огрызнулся я.
Она смерила меня ледяным взглядом.
- Не говорите глупостей. И не называйте меня Алисой. Я - майор
морской пехоты.
- Пардон, - усмехнулся я. - Давайте-ка лучше позабудем о званиях. Это
может вызвать интерес со стороны туземцев. И еще. Будет лучше, если мы
расстанемся с остатками своей одежды до того, как наткнемся на
кого-нибудь.
Майор Льюис попыталась было возражать, но приказ есть приказ. И, хотя
нам предстояло по крайней мере тридцать шесть часов демонстрировать друг
другу то, что в цивилизованном мире целомудренно прикрывают всякими
тряпками, она настояла на том, чтобы ей было позволено удалиться на
предмет раздевания в кусты. Я великодушно разрешил. Сам же, скромно зайдя
за дерево, снял трусы, и в то же мгновение уловил запах сигары. Поправив
на спине постромки, держащие бидон с водой, ступил на узкую тропинку...
...и остановился ошарашенный.
Опираясь на ствол дерева, передо мною стояло какое-то чудовище,
скрестив короткие ножки. Из угла вытянутой хищной пасти торчала огромная
гаванская сигара. Большие пальцы были заложены за воображаемый жилет.
Я был не столько напуган, сколько изумлен. Чудище будто сошло со
страниц очень популярного когда-то комикса. Оно возвышалось на добрых два
метра, ярко-зеленое, с крупной желто-коричневой чешуей на груди и животе,
очень короткими ногами и непомерно вытянутым туловищем. Лицом оно было
наполовину человек, наполовину - аллигатор. На самом верху головы торчали
две огромные шишки, а по бокам от них - большие, как блюдца, глаза.
Выражение лица чудовища в одно и то же время было высокомерным,
благодушным и глуповатым. В целом это было само совершенство, даже
несмотря на то, что вместо пяти пальцев у него было четыре.
Главной же причиной моего потрясения была вовсе не неожиданность
внешности чудища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12