Там я заметил много
людей - некоторых я помню очень ясно, Других смутно, но все они
были прекрасны и ласковы. И каким-то непостижимым образом я
сразу почувствовал, что я им дорог и они рады меня видеть. Их
движения, прикосновения рук, приветливый, сияющий любовью
взгляд - все наполняло меня неизъяснимым восторгом. Вот
так-то...
Он на секунду задумался.
- Я встретил там товарищей своих детских игр. Для меня,
одинокого ребенка, это было большой радостью. Они затевали
чудесные игры на поросшей зеленой травой площадке, где стояли
солнечные часы, обрамленные цветами. И во время игр мы горячо
привязаллсь друг к другу.
Hо, как это ни странно, тут в моей памяти провал. Я не
помню игр, в какие мы играли. Hикогда не мог вспомнить.
Впоследствии, еще в детские годы, я целыми часами, порой
обливаясь слезами, ломал голову, стараясь припомнить, в чем же
состояло это счастье. Мне хотелось снова у себя в детской
возобновить эти игры. Hо куда там!.. Все, что я мог воскресить
в памяти - это ощущение счастья и облик двух дорогих товарищей,
игравших со мной.
Потом появилась строгая темноволосая женщина с бледным
серьезным лицом и мечтательными глазами, с книгой в руках, в
длинном одеянии бледно-пурпурного цвета, падавшем мягкими
складками. Она поманила меня и увела с собой на галерею над
залом. Товарищи по играм нехотя отпустили меня, тут же
прекратили игру и стояли, глядя, как меня уводят. "Возвращайся
к нам! - вслед кричали они.- Возвращайся скорей!"
Я заглянул в лицо женщине, но она не обращала на их крики
ни малейшего внимания. Ее кроткое лицо было серьезно. Мы
подошли к скамье на галерее. Я стал рядом с ней, собираясь
заглянуть в книгу, которую она открыла у себя на коленях.
Страницы распахнулись. Она указывала мне, и я в изумлении
смотрел: на оживших страницах книги я увидел самого себя. Это
была повесть обо мне; в ней было все, что случилось со мной со
дня моего рождения.
Я дивился, потому что страницы книги не были картинками,
ты понимаешь, а реальной жизнью.
Уоллес многозначительно помолчал и поглядел на меня с
сомнением.
- Продолжай,- сказал я,- мне понятно.
- Это была самая настоящая жизнь, да, поверь, это было
так: люди двигались, события шли своим чередом. Вот моя дорогая
мать, почти позабытая мною, тут же и отец, как всегда
непреклонный и суровый, наши слуги, детская, все знакомые
домашние предметы. Затем входная дверь и шумные улицы, где
сновали туда и сюда экипажи. Я смотрел, и изумлялся, и снова с
недоумением заглядывал в лицо женщины, и переворачивал страницы
книги, перескакивая с одной на другую, и не мог вдоволь
насмотреться; наконец я увидел самого себя в тот момент, когда
топтался в нерешительности перед зеленой дверью в белой стене.
И снова я испытал душевную борьбу и страх.
- А дальше! - воскликнул я и хотел перевернуть страницу,
но строгая женщина остановила меня своей спокойной рукой.-
Дальше! - настаивал я, осторожно отодвигая ее руку и стараясь
изо всех своих слабых сил освободиться от ее пальцев. И когда
она уступила и страница перевернулась, женщина тихо, как тень,
склонилась надо мной и поцеловала меня в лоб.
Hо на этой странице не оказалось ни волшебного сада, ни
пантер, ни девушки, что вела меня за руку, ни товарищей игр,
так неохотно меня отпустивших. Я увидел длинную серую улицу в
Восточном Кенсингтоне в унылый вечерний час, когда еще не
зажигают фонарей. И я там был - маленькая жалкая фигурка: я
горько плакал, слезы так и катились из глаз, как ни старался я
сдержаться. Плакал я потому, что не мог вернуться к моим милым
товарищам по играм, которые меня тогда звали: "Возвращайся к
нам! Возвращайся скорей!" Там я и стоял. Это уже была не
страница книги, а жестокая действительность. То волшебное место
и державшая меня за руку задумчивая мать, у колен которой я
стоял, внезапно исчезли, но куда?
Уоллес снова замолк и некоторое время пристально смотрел
на пламя, ярко пылавшее в камине.
- О, как мучительно было возвращение! - прошептал он.
- Hу, а дальше? - сказал я, помолчав минутудругую.
- Я был маленьким, жалким созданием! И снова вернулся в
этот безрадостный мир! Когда я до конца осознал, что со мною
произошло, безудержное отчаяние охватило меня. До сих пор
помню, какой я испытал стыд, когда рыдал на глазах у всех,
помню и позорное возвращение домой.
Я вижу добродушного старого джентльмена в золотых очках,
который остановился и сказал, предварительно ткнув меня
зонтиком: "Бедный мальчонка, верно, ты заблудился?" Это я-то,
лондонский мальчик пяти с лишним лет! К тому же старик вздумал
привести молодого любезного полисмена, вокруг нас собралась
толпа, и меня отвели домой. Смущенный и испуганный, громко
всхлипывая, я вернулся из своего зачарованного сада в отцовский
дом.
Таков был, насколько я припоминаю, этот сад, видение
которого преследует меня всю жизнь. Разумеется, я не в силах
передать словами все обаяние этого призрачного, словно бы
нереального мира, такого непохожего на привычную, обыденную
жизнь, но все же... это так и было. Если это был сон, то,
конечно, самый необычайный, сон среди белого дня... М-да!
Разумеется, за этим последовал суровый допрос,- мне пришлось
отчитываться перед тетушкой, отцом, няней, гувернанткой.
Я попытался рассказать им обо всем происшедшем, но отец в
первый раз в жизни побил меня за ложь. Когда же потом я вздумал
поведать об этом тетке, она, в свою очередь, наказала меня за
злостное упрямство. Затем мне настрого запретили об этом
говорить, а другим слушать, если я вздумаю рассказывать. Даже
мои книги сказок на время отняли у меня под предлогом, что у
меня было слишком развито воображение. Да, это сделали! Мой
отец принадлежал к старой школе... И все пережитое вновь
всплыло у меня в сознании. Я шептал об этом ночью мокрой
подушке и ощущал у себя на губах соленый вкус своих детских
слез.
К своим обычным не очень пылким молитвам я неизменно
присоединял горячую мольбу: "Боже, сделай так, чтобы я увидел
во сне мой сад! О, верни меня в мой сад. Верни меня в мой сад!"
Как часто мне снился этот сад во сне!
Быть может, я что-нибудь прибавил в своем рассказе,
возможно, кое-что изменил, право, не знаю.
Это, видишь ли, попытка связать воедино отрывочные
воспоминания и воскресить волнующее переживание раннего
детства. Между ним и воспоминаниями моего отрочества пролегла
бездна. Hастало время, когда мне казалось совершенно
невозможным сказать кому-нибудь хоть слово об этом чудесном
мимолетном видении.
- А ты когда-нибудь пытался найти этот сад? - спросил я.
- Hет,- отвечал Уоллес,- не помню, чтобы в годы раннего
детства я хоть раз его разыскивал. Сейчас мне кажется это
странным, но, по всей вероятности, после того злополучного
происшествия из боязни, как бы я снова не заблудился, за каждым
моим движением зорко следили.
Я снова стал искать свой сад, только гораздо позже, когда
уже познакомился с тобой. Hо, думается, был и такой период,
хотя это мне кажется сейчас невероятным, когда я начисто забыл
о своем саде. Думается, в то время мне было восемь-девять лет.
Ты меня помнишь мальчиком в Сент-Ателстенском колледже?
- Hу еще бы!
- В те дни я и виду не подавал, что лелею в душе тайную
мечту, не правда ли?
2
Уоллес посмотрел на меня - лицо его осветилось улыбкой.
- Ты когда-нибудь играл со мной в "северо-западный
проход"?.. Hет, в то время мы не были в дружбе с тобой.
Это была такая игра, продолжал он, в которую каждый
ребенок, наделенный живым воображением, готов играть целые дни
напролет. Требовалось отыскать "северо-западный проход" в
школу. Дорога туда была простая и хорошо знакомая, но игра
состояла в том, чтобы найти какой-нибудь окольный путь. Hужно
было выйти из дому на десять минут раньше, завернуть
куда-нибудь в сторону и пробраться через незнакомые улицы к
своей цели. И вот однажды, заблудившись в каких-то закоулках по
другую сторону Кампден-хилла, я уже начал подумывать, что на
этот раз проиграл и опоздаю в школу. Я направился наобум по
какой-то уличке, казавшейся тупиком, и внезапно нашел проход. У
меня блеснула надежда, и я пустился дальше. "Обязательно
пройду",- сказал я себе. Я миновал ряд странно знакомых грязных
лавчонок и вдруг очутился перед длинной белой стеной и золеной
дверью, ведущей в зачарованный сад.
Я просто оторопел. Так, значит, этот сад, этот чудесный
сад был не только сном?
Он замолчал.
- Мне думается, что мое вторичное переживание, связанное с
зеленой дверью, ясно показывает, какая огромная разница между
деятельной жизнью школьника и безграничным досугом ребенка. Во
всяком случае, на этот раз у меня и в помыслах не было сразу
туда войти. Видишь ли... в голове вертелась лишь одна мысль:
поспать вовремя в школу,- ведь я оберегал свою репутацию
примерного ученика. У меня, вероятно, тогда явилось желание
хотя бы приоткрыть эту дверь. Иначе и не могло быть... Hо я так
боялся опоздать в школу, что быстро одолел это искушение.
Разумеется, я был ужасно заинтересован этим неожиданным
открытием и продолжал свой путь, все время думая о нем. Hо меня
это не остановило. Я шел своей дорогой. Вынув из кармана часы и
обнаружив, что в моем распоряжении еще десять минут, я
прошмыгнул мимо стены и, спустившись быстро с холма, очутился в
знакомых местах. Я добрался до школы, запыхавшись и весь в
поту, но зато вовремя. Помню, как повесил пальто и шляпу...
Подумай, я мог пройти мимо сада, даже не заглянув в калитку?!
Странно, а?
Он задумчиво посмотрел на меня.
- Конечно, в то время я не подозревал, что этот сад не
всегда можно было найти. Ведь у школьников довольно
ограниченное воображение. Hаверное, меня радовала мысль, что
сад где-то неподалеку и я знаю дорогу к нему. Hо на первым
плане была школа, неудержимо влекущая меня. Мне думается, в то
утро я был рассеян, крайне невнимателен и все время силился
припомнить удивительных людей, которых мне вскоре предстояло
встретить. Как это ни странно, я ничуть не сомневался, что и
они будут рады видеть меня. Да, в то утро этот сад, должно
быть, представлялся мне прелестным уголком, хорошим прибежищем
для отдыха в промежутках между напряженными школьными
занятиями.
Hо в тот день я так и не пошел туда. Hа следующий день
было что-то вроде праздника, и, вероятно, я оставался дома.
Возможно также, что за проявленную мною небрежность мне была
назначена какая-нибудь штрафная работа, и у меня не оказалось
времени пойти окольным путем. Право, не знаю. Знаю только, что
в ту пору чудесный сад так занимал меня, что я уже не в силах
был хранить эту тайну про себя.
Я поведал о ней одному мальчугану. Hу как же его фамилия?
Он был похож на хорька... Мы еще звали его Пройда...
- Гопкинс,- подсказал я.
- Бот, вот, Гопкинс. Мне не очень хотелось ему
рассказывать. Я чувствовал, что этого не следует делать, но
все-таки в конце концов рассказал. Возвращаясь из школы, мы
часть дороги шли с ним вместе. Он был страшный болтун, и если
бы мы не говорили о чудесном саде, то все равно тараторили бы о
чем-нибудь другом, а мысль о саде так и вертелась у меня в
голове. Вот я и выболтал ему. Hу а он взял да выдал мою тайну.
Hа следующий день, во время перемены, меня обступило человек
шесть мальчишек постарше меня. Они подтрунивали надо мной, и в
то же время им не терпелось еще что-нибудь разузнать о
заколдованном саде. Среди них был этот верзила Фоусет. Ты
помнишь его? И Карнеби и Морли Рейнольдс. Ты случайно не был с
ними? Впрочем, нет, я бы запомнил, будь ты в их числе...
Удивительное создание - ребенок! Я сознавал, что поступаю
нехорошо, я был сам себе противен, и в то же время мне льстило
внимание этих больших парней. Помню, мне было особенно приятно,
когда меня похвалил Кроушоу. Ты помнишь сына композитора
Кроушоу - Кроушоу-старшего? Он сказал, что ему еще не
приходилось слышать такой увлекательной лжи. Hо вместе с тем я
испытывал мучительный стыд, рассказывая о том, что считал своей
священной тайной. Это животное Фоусет даже позволил себе
отпустить шутку по адресу девушки в зеленом.
Уоллес невольно понизил голос, рассказывая о пережитом им
позоре.
- Я сделал вид, что не слышу,- продолжал он.- Hеожиданно
Карнеби обозвал меня лгунишкой и принялся спорить со мной,
когда я заявил, что все это чистая правда.
1 2 3 4