Что теперь будет, как думаешь?
Трун пожал плечами:
— Нас это все мало касается. Даже миллион миллионов разъяренных бразильерос никак не повлияет на космическую арифметику. Придется им дожидаться нового сближения планет. А пока, надо думать, власти отдадут толпе на растерзание нескрлько министров и заявят, что уже намыливают веревку для преступников.
— Их счастье, что продержаться надо всего полгода, — заметил Артур. — Даже не представляю, как это они до сих пор ухитрялись хранить тайну. В общем, мы их обставили, и это самое главное. И ничего они теперь с нами не сделают.
— Верно, — кивнул Трун. — Ничего не сделают.
Оба повернули головы, будто сговорились одновременно посмотреть в окно. Там был обыкновенный венерианский день. Куда ни глянь, светящийся белый туман; из-за ветра, дувшего со скоростью двадцать миль в час, постоянно менялась видимость, но почти всегда удавалось разглядеть редкие и высокие заросли «тростника» — они начинались в сорока ярдах от купола. На ветру растения слегка пригибались и покачивались, чем-то напоминая жесткие волосы.
Изредка туман рассеивался настолько, что в двухстах ярдах показывались удивительно гибкие деревья, прозванные кем-то «кончиками перьев». Они клонились в разные стороны, образуя высокие арки. По земле — и рядом с куполом, и в отдалении — стелился ковер бледных сочных усиков, венерианский эквивалент травы. А вообще-то даже самые четкие фрагменты пейзажа не вызывали душевного подъема; лишь кое-где мертвенно-бледная однотонность нарушалась розоватым мазком мясистого стебля или жиденькой прозеленью, да и их вскоре заволакивали жгуты тумана. Водяные капли сбегали по этиолированным стволам, сыпались дождем под внезапными порывами ветра, прокладывали мокрые дорожки на оконных стеклах.
— По мне, так лучше и быть не может, — заметил Артур. — Для чего нас сюда прислали, то мы и сделали — первую успешную посадку. Теперь, как я понимаю, это любому по плечу, добро пожаловать на Венеру!
— Нет, Артур. — Трун медленно покачал головой. — В нас вложили деньги не ради одних рекордов. По контракту, мы ее еще и удержать должны.
— А вдруг твой кузен Джейми пойдет на попятную, когда увидит, на что она похожа?
— Джейми не пойдет на попятную, — убежденно ответил Трун. — Он всегда знает, что делает. Беда в том, что у них со стариком планы, что твой айсберг, — неискушенному оку виден только краешек. Нет, Джейми вполне доволен.
Артур Догет снова глянул в окно и с сомнением покачал головой:
— Думаешь, доволен? Если так, могу себе представить, сколько у него на то причин. Должно быть, куда побольше, чем нам отсюда видится.
— Нисколько не сомневаюсь. Джейми и его старик — настоящие стратеги, фельдмаршалы в штатском. Старик никогда не боялся трудностей, не терял головы, — и Джейми вырос ему под стать.
— Одного я никак не могу взять в толк, — проговорил Артур. — Откуда у твоего кузена, австралийского гражданина, бразильское имя Джейми Гонвейя?
— Ну, это довольно просто. Когда на Марсе погиб мой дед, Джеффри Труно, осталось трое детей: Ана, Джордж и Джеффри, мой отец. Джеффри родился уже «посмертно», во всяком случае после того, как дед высадился на Марсе. Потом тетя Ана вышла замуж за Энрике Поликарпо Гонвейю — старика Гонвейю, эмигрировала с ним в Австралию и там родила Джейми. Дед Джейми Гонвейи дружил с моим дедом, и когда тот не вернулся с Марса, кто, потвоему, больше всех ратовал за вторую марсианскую экспедицию? Правильно, дедушка Гонвейя. В конце концов он собрал группу сторонников, они вложили половину денег, а вторую выжали из бразильского правительства. В случае успеха экспедиции две тысячи сто первого года он бы претендовал на сущую безделицу: эксклюзивные права на половину биологических находок. Ко всеобщему удивлению, таковые действительно встретились на дне рифтов — так называемых каналов. Гонвейя быстренько выкупил права на вторую половину у другого пайщика и усадил своих экспертов за работу. Лет двадцать они провозились с адаптацией растений, а после старик Гонвейя с двумя сыновьями и дочерью взялись покорять мировые пустыни, чем и по сей день занимаются.
Джоао, старшему сыну, достался север Африки, Беатрис отправилась в Китай, а моему дядюшке Энрике, как я уже говорил, приглянулась Австралия. Брат тети Аны, дядя Джордж, остался в Бразилии, сейчас его сын Хорхе Трунхо — командор Космических Сил. Моего отца посылали в Австралию учиться в школе, потом он вернулся, окончил университет в Сан-Паулу, снова уехал в Австралию, женился там на дочери судовладельца и отправился в Дурбан управлять делами тестя. Там и погиб случайно во Втором Африканском восстании, когда негры вышибали индусов. Меня, совсем еще ребенка, мать увезла домой в Австралию, и там мы сменили фамилию на исконную Трун.
— Понятно. Ты только одно забыл сказать: как в это дело впутался твой кузен Джейми? У него вроде в пустынях дел по горло.
— Не совсем, пока его старик еще сидит на своем стуле. Они же из одного теста слеплены. Джейми пожил в пустыне год с лишним, поразводил цветочки, а там взял да придумал себе занятие для настоящего мужчины. Так что у него теперь другие интересы. Впрочем, разве удивительно, что человек, у которого в жилах смешалась кровь Трунов и Гонвейя, увлекся космосом? Правда, у него нет нашей тяги за пределы — видать, кровь Гонвейя сильнее. Космос ему нужен, чтобы там работать. И чем дольше он глядел в небо, тем больше злился оттого, что никому оно не нужно. Потом он сумел заинтересовать старика и еще кое-кого. Вот почему мы сегодня здесь.
— И завтра будем здесь, и послезавтра, — подхватил Артур. — Пока не нагрянут браззи, чтобы вышвырнуть нас вместе с его интересами!
Трун небрежно махнул рукой:
— Не бери в голову. Джейми и старик не из тех, кого вышвыривают. По-моему, старик — самый богатый человек в Австралии, и к тому же самый ценный иммигрант в ее истории. Бьюсь об заклад, в нас вложена львиная доля состояния семейства Гонвейя. Можешь мне поверить, эти люди просто так рисковать не станут.
— Надеюсь, ты прав. Сейчас, наверное, браззи на улицах лопаются от злости. Как же, такой удар по самолюбию! Они ведь привыкли ходить задрав нос и твердить: «Космос — провинция Бразилии!»
— Все так, но они бы могли гордиться собой еще больше, если б хоть палец о палец ударили. А посмотри на Гонвейя, как они вкалывают! Сколько пустынных земель спасли! Сотни тысяч квадратных миль! Думаю, мы не зря с ними связались.
— Что ж, надеюсь, ты прав, — повторил Артур. — В противном случае нам не позавидуешь.
Вскоре Артур ушел, оставив командира в одиночестве.
Трун снова перечитал радиограмму и задумался о своем кузене. Каково ему сейчас на Земле?
Его мысли погрузились на три года в прошлое, когда точно в назначенный час над домом завис маленький частный самолет, а потом опустился на траву взлетно-посадочной площадки. Из кабины вышел молодой Джейми Гонвейя. Он казался великаном — как только в самолете помещается? — и щеголял белым костюмом, шелковой голубой рубашкой и белой шляпой.
Не отходя от машины, Джейми поглядел на строгий узор парка, где холеные толсторукие марсианские деревья наподобие гладкокожих кактусов чередовались со столь же ухоженными кустами, и опустил взгляд под ноги, на войлок из тонкой и жесткой, как проволока, травы, сквозь который кое-где — пока еще редко — пробивались широкие вертикальные лезвия.
Джордж, подойдя ближе, догадался, что гостю не совсем по вкусу холодная геометрическая точность планировки, но в целом парк ему нравится.
— Не так уж плохо, — сказал Джейми. — Пять лет?
— Да, — кивнул Джордж. — Пять лет и три месяца. От голого песка.
— А как вода?
— Ничего, сносная.
Джейми кивнул:
— Еще через три года высадишь деревья. Через двадцать лет у тебя будет настоящий ландшафт, климат. Неплохо, хотя можно и получше. Мы только что вывели новую траву, не чета этой. Быстрее растет, сильнее вьется. Я скажу, чтобы тебе прислали семян.
Они пересекли патио и вошли в дом, в большую прохладную комнату.
— Жалко, Доротея в отъезде, — посетовал Джордж. — Решила недельки две отдохнуть в Рио. Тут ей, боюсь, скучновато.
Джейми снова кивнул:
— Знаю. Женщинам это дело быстро надоедает. Возрождать пустыни — скучно до жути, особенно на первых порах. Она бразилофилка?
— Не сказал бы, — ответил Джордж. — Но ты ведь понимаешь… Рио — это огни, музыка, платья. Пуп земли и все такое. Она от этого подзаряжается. Обычно мы там бываем вместе, раза два в год, но иногда Доротея не выдерживает и уезжает одна. Друзей у нее там уйма…
— Да, жалко, что не застал, — вздохнул кузен.
— Она тоже расстроится. Вы так давно не виделись.
— Ладно, нет худа без добра, — сказал Джейми. — Никто не помешает поговорить о деле.
Не дойдя до бара, Джордж повернулся кругом и вопросительно поднял брови.
— О деле? С каких это пор считается, будто я разбираюсь в делах? Что за дело такое?
— Да так, пустяки, — ответил Джейми. — Самое обычное дело для Трунов. Космос.
Джордж вернулся и осторожно поставил на стол бутылки, бокалы и сифон.
— Космос, — напомнил он кузену, — провинция Бразилии. А еще — что-то вроде вируса безумия в крови Трунов.
— Сейчас этот вирус у всех у нас под спудом, кроме, разве что, Хорхе Трунхо.
— А что, если выпустить его на волю?
— Вот это уже интересно. Продолжай.
Джейми Гонвейя откинулся на спинку стула.
— Сказать по правде, мне уже порядком осточертела пустая трескотня насчет бразильской провинции. Пора бы с этим поспорить.
— Пустая трескотня?! — воскликнул Джордж.
— Пустая трескотня, — повторил Джейми. — Бразилии слишком легко досталось местечко на вершине мира. Слишком давно она там блаженствует и почему-то возомнила, что это продлится вечно, — мол, такова воля Господа. Она размякла. После Северной войны, в годы жуткой разрухи, она работала, причем серьезно. Она сумела подняться над всеми, и с тех пор никто не бросал ей вызов, не наступал на пятки. Вот Бразилия и сидит на космосе как собака на сене. Помнишь, когда она провозгласила его своей провинцией, были заняты разбитые спутники, три даже отремонтированы, а еще она восстановила старую Английскую Лунную, но с тех пор… Погоди, у меня тут записано… Ничегошеньки не сделала до злосчастной марсианской экспедиции дедушки Трунхо в две тысячи девяносто четвертом. И второй марсианской, в две тысячи сто первом, не было бы, если б дедушка Гонвейя и его приятели не нажали на все рычаги. Третью экспедицию, в две тысячи сто пятом, целиком снарядили на общественные пожертвования, ни гроша из госбюджета! И с тех пор на Марс не ступала нога человека. В две тысячи восьмидесятом они посыпали нафталином самый маленький спутник Земли. Второй — в две тысячи сто пятнадцатом, и теперь в исправности только «Примейра». В две тысячи сто одиннадцатом пресса учинила шумиху насчет пренебрежения космосом, и власти скрепя сердце отправили первую венерианскую экспедицию… снаряженную так убого, что до сих пор не совсем ясно, дотянул ли корабль до планеты. Да ты и сам помнишь эту скандальную историю. Десятью годами позже они позволили общественности, наученной горьким опытом, собрать пожертвования на новую экспедицию. Когда и та сгинула без следа, власти умыли руки. И за последующие двадцать лет — ни шага дальше! Они тратят ровно столько, чтобы подпитывать жизнь на «Примейре» и Лунной станции, тем самым удерживая монополию на космос и пугая оттуда всех нас. Ну и как тебе это нравится?
— Не слишком, — согласился Джордж. — А значит?..
— А значит, судьба закономерно накажет их за лодырничество и расхлябанность. Скоро кое-кто перейдет им дорожку.
— Ты имеешь в виду Джейми Гонвейю?
— С неким синдикатом, который ему удалось сколотить. Неофициально, конечно. Разве может себе позволить австралийское правительство что-нибудь знать о таких делах? Поддержка любых идей такого рода — недружественный акт по отношению к бразильской нации. Тем не менее мы испытываем острую нужду в конструкторах и космических верфях, поэтому между нами и кое-какими министерствами возникли довольно тесные связи. Официально это названо весьма старомодным именем «приватизация».
У Джорджа участился пульс, но он постарался ничем не выдать возбуждения.
— Так, так, — сказал он, подражая тону кузена. — Я не ошибусь, если предположу, что в твоих планах отведена роль и для меня?
— Джордж, ты сама проницательность. Помню тебя еще мальчишкой — даже в ту пору наследственная одержимость космосом била через край. Знаю, Труны эту болезнь не перерастают. Бьюсь об заклад, ты и сейчас слышишь полночный комариный писк?
— Пришлось заткнуть уши, — усмехнулся Джордж, — но не очень-то помогло.
— Надо думать. Ну что ж, если позволишь, я расскажу, чем бы мы могли тебя занять.
Годом позже отправилась в полет «Афродита» с экипажем в десять человек, в том числе с капитаном Джорджем Труном. Принципиально новая конструкция корабля предназначалась для принципиально новой задачи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Трун пожал плечами:
— Нас это все мало касается. Даже миллион миллионов разъяренных бразильерос никак не повлияет на космическую арифметику. Придется им дожидаться нового сближения планет. А пока, надо думать, власти отдадут толпе на растерзание нескрлько министров и заявят, что уже намыливают веревку для преступников.
— Их счастье, что продержаться надо всего полгода, — заметил Артур. — Даже не представляю, как это они до сих пор ухитрялись хранить тайну. В общем, мы их обставили, и это самое главное. И ничего они теперь с нами не сделают.
— Верно, — кивнул Трун. — Ничего не сделают.
Оба повернули головы, будто сговорились одновременно посмотреть в окно. Там был обыкновенный венерианский день. Куда ни глянь, светящийся белый туман; из-за ветра, дувшего со скоростью двадцать миль в час, постоянно менялась видимость, но почти всегда удавалось разглядеть редкие и высокие заросли «тростника» — они начинались в сорока ярдах от купола. На ветру растения слегка пригибались и покачивались, чем-то напоминая жесткие волосы.
Изредка туман рассеивался настолько, что в двухстах ярдах показывались удивительно гибкие деревья, прозванные кем-то «кончиками перьев». Они клонились в разные стороны, образуя высокие арки. По земле — и рядом с куполом, и в отдалении — стелился ковер бледных сочных усиков, венерианский эквивалент травы. А вообще-то даже самые четкие фрагменты пейзажа не вызывали душевного подъема; лишь кое-где мертвенно-бледная однотонность нарушалась розоватым мазком мясистого стебля или жиденькой прозеленью, да и их вскоре заволакивали жгуты тумана. Водяные капли сбегали по этиолированным стволам, сыпались дождем под внезапными порывами ветра, прокладывали мокрые дорожки на оконных стеклах.
— По мне, так лучше и быть не может, — заметил Артур. — Для чего нас сюда прислали, то мы и сделали — первую успешную посадку. Теперь, как я понимаю, это любому по плечу, добро пожаловать на Венеру!
— Нет, Артур. — Трун медленно покачал головой. — В нас вложили деньги не ради одних рекордов. По контракту, мы ее еще и удержать должны.
— А вдруг твой кузен Джейми пойдет на попятную, когда увидит, на что она похожа?
— Джейми не пойдет на попятную, — убежденно ответил Трун. — Он всегда знает, что делает. Беда в том, что у них со стариком планы, что твой айсберг, — неискушенному оку виден только краешек. Нет, Джейми вполне доволен.
Артур Догет снова глянул в окно и с сомнением покачал головой:
— Думаешь, доволен? Если так, могу себе представить, сколько у него на то причин. Должно быть, куда побольше, чем нам отсюда видится.
— Нисколько не сомневаюсь. Джейми и его старик — настоящие стратеги, фельдмаршалы в штатском. Старик никогда не боялся трудностей, не терял головы, — и Джейми вырос ему под стать.
— Одного я никак не могу взять в толк, — проговорил Артур. — Откуда у твоего кузена, австралийского гражданина, бразильское имя Джейми Гонвейя?
— Ну, это довольно просто. Когда на Марсе погиб мой дед, Джеффри Труно, осталось трое детей: Ана, Джордж и Джеффри, мой отец. Джеффри родился уже «посмертно», во всяком случае после того, как дед высадился на Марсе. Потом тетя Ана вышла замуж за Энрике Поликарпо Гонвейю — старика Гонвейю, эмигрировала с ним в Австралию и там родила Джейми. Дед Джейми Гонвейи дружил с моим дедом, и когда тот не вернулся с Марса, кто, потвоему, больше всех ратовал за вторую марсианскую экспедицию? Правильно, дедушка Гонвейя. В конце концов он собрал группу сторонников, они вложили половину денег, а вторую выжали из бразильского правительства. В случае успеха экспедиции две тысячи сто первого года он бы претендовал на сущую безделицу: эксклюзивные права на половину биологических находок. Ко всеобщему удивлению, таковые действительно встретились на дне рифтов — так называемых каналов. Гонвейя быстренько выкупил права на вторую половину у другого пайщика и усадил своих экспертов за работу. Лет двадцать они провозились с адаптацией растений, а после старик Гонвейя с двумя сыновьями и дочерью взялись покорять мировые пустыни, чем и по сей день занимаются.
Джоао, старшему сыну, достался север Африки, Беатрис отправилась в Китай, а моему дядюшке Энрике, как я уже говорил, приглянулась Австралия. Брат тети Аны, дядя Джордж, остался в Бразилии, сейчас его сын Хорхе Трунхо — командор Космических Сил. Моего отца посылали в Австралию учиться в школе, потом он вернулся, окончил университет в Сан-Паулу, снова уехал в Австралию, женился там на дочери судовладельца и отправился в Дурбан управлять делами тестя. Там и погиб случайно во Втором Африканском восстании, когда негры вышибали индусов. Меня, совсем еще ребенка, мать увезла домой в Австралию, и там мы сменили фамилию на исконную Трун.
— Понятно. Ты только одно забыл сказать: как в это дело впутался твой кузен Джейми? У него вроде в пустынях дел по горло.
— Не совсем, пока его старик еще сидит на своем стуле. Они же из одного теста слеплены. Джейми пожил в пустыне год с лишним, поразводил цветочки, а там взял да придумал себе занятие для настоящего мужчины. Так что у него теперь другие интересы. Впрочем, разве удивительно, что человек, у которого в жилах смешалась кровь Трунов и Гонвейя, увлекся космосом? Правда, у него нет нашей тяги за пределы — видать, кровь Гонвейя сильнее. Космос ему нужен, чтобы там работать. И чем дольше он глядел в небо, тем больше злился оттого, что никому оно не нужно. Потом он сумел заинтересовать старика и еще кое-кого. Вот почему мы сегодня здесь.
— И завтра будем здесь, и послезавтра, — подхватил Артур. — Пока не нагрянут браззи, чтобы вышвырнуть нас вместе с его интересами!
Трун небрежно махнул рукой:
— Не бери в голову. Джейми и старик не из тех, кого вышвыривают. По-моему, старик — самый богатый человек в Австралии, и к тому же самый ценный иммигрант в ее истории. Бьюсь об заклад, в нас вложена львиная доля состояния семейства Гонвейя. Можешь мне поверить, эти люди просто так рисковать не станут.
— Надеюсь, ты прав. Сейчас, наверное, браззи на улицах лопаются от злости. Как же, такой удар по самолюбию! Они ведь привыкли ходить задрав нос и твердить: «Космос — провинция Бразилии!»
— Все так, но они бы могли гордиться собой еще больше, если б хоть палец о палец ударили. А посмотри на Гонвейя, как они вкалывают! Сколько пустынных земель спасли! Сотни тысяч квадратных миль! Думаю, мы не зря с ними связались.
— Что ж, надеюсь, ты прав, — повторил Артур. — В противном случае нам не позавидуешь.
Вскоре Артур ушел, оставив командира в одиночестве.
Трун снова перечитал радиограмму и задумался о своем кузене. Каково ему сейчас на Земле?
Его мысли погрузились на три года в прошлое, когда точно в назначенный час над домом завис маленький частный самолет, а потом опустился на траву взлетно-посадочной площадки. Из кабины вышел молодой Джейми Гонвейя. Он казался великаном — как только в самолете помещается? — и щеголял белым костюмом, шелковой голубой рубашкой и белой шляпой.
Не отходя от машины, Джейми поглядел на строгий узор парка, где холеные толсторукие марсианские деревья наподобие гладкокожих кактусов чередовались со столь же ухоженными кустами, и опустил взгляд под ноги, на войлок из тонкой и жесткой, как проволока, травы, сквозь который кое-где — пока еще редко — пробивались широкие вертикальные лезвия.
Джордж, подойдя ближе, догадался, что гостю не совсем по вкусу холодная геометрическая точность планировки, но в целом парк ему нравится.
— Не так уж плохо, — сказал Джейми. — Пять лет?
— Да, — кивнул Джордж. — Пять лет и три месяца. От голого песка.
— А как вода?
— Ничего, сносная.
Джейми кивнул:
— Еще через три года высадишь деревья. Через двадцать лет у тебя будет настоящий ландшафт, климат. Неплохо, хотя можно и получше. Мы только что вывели новую траву, не чета этой. Быстрее растет, сильнее вьется. Я скажу, чтобы тебе прислали семян.
Они пересекли патио и вошли в дом, в большую прохладную комнату.
— Жалко, Доротея в отъезде, — посетовал Джордж. — Решила недельки две отдохнуть в Рио. Тут ей, боюсь, скучновато.
Джейми снова кивнул:
— Знаю. Женщинам это дело быстро надоедает. Возрождать пустыни — скучно до жути, особенно на первых порах. Она бразилофилка?
— Не сказал бы, — ответил Джордж. — Но ты ведь понимаешь… Рио — это огни, музыка, платья. Пуп земли и все такое. Она от этого подзаряжается. Обычно мы там бываем вместе, раза два в год, но иногда Доротея не выдерживает и уезжает одна. Друзей у нее там уйма…
— Да, жалко, что не застал, — вздохнул кузен.
— Она тоже расстроится. Вы так давно не виделись.
— Ладно, нет худа без добра, — сказал Джейми. — Никто не помешает поговорить о деле.
Не дойдя до бара, Джордж повернулся кругом и вопросительно поднял брови.
— О деле? С каких это пор считается, будто я разбираюсь в делах? Что за дело такое?
— Да так, пустяки, — ответил Джейми. — Самое обычное дело для Трунов. Космос.
Джордж вернулся и осторожно поставил на стол бутылки, бокалы и сифон.
— Космос, — напомнил он кузену, — провинция Бразилии. А еще — что-то вроде вируса безумия в крови Трунов.
— Сейчас этот вирус у всех у нас под спудом, кроме, разве что, Хорхе Трунхо.
— А что, если выпустить его на волю?
— Вот это уже интересно. Продолжай.
Джейми Гонвейя откинулся на спинку стула.
— Сказать по правде, мне уже порядком осточертела пустая трескотня насчет бразильской провинции. Пора бы с этим поспорить.
— Пустая трескотня?! — воскликнул Джордж.
— Пустая трескотня, — повторил Джейми. — Бразилии слишком легко досталось местечко на вершине мира. Слишком давно она там блаженствует и почему-то возомнила, что это продлится вечно, — мол, такова воля Господа. Она размякла. После Северной войны, в годы жуткой разрухи, она работала, причем серьезно. Она сумела подняться над всеми, и с тех пор никто не бросал ей вызов, не наступал на пятки. Вот Бразилия и сидит на космосе как собака на сене. Помнишь, когда она провозгласила его своей провинцией, были заняты разбитые спутники, три даже отремонтированы, а еще она восстановила старую Английскую Лунную, но с тех пор… Погоди, у меня тут записано… Ничегошеньки не сделала до злосчастной марсианской экспедиции дедушки Трунхо в две тысячи девяносто четвертом. И второй марсианской, в две тысячи сто первом, не было бы, если б дедушка Гонвейя и его приятели не нажали на все рычаги. Третью экспедицию, в две тысячи сто пятом, целиком снарядили на общественные пожертвования, ни гроша из госбюджета! И с тех пор на Марс не ступала нога человека. В две тысячи восьмидесятом они посыпали нафталином самый маленький спутник Земли. Второй — в две тысячи сто пятнадцатом, и теперь в исправности только «Примейра». В две тысячи сто одиннадцатом пресса учинила шумиху насчет пренебрежения космосом, и власти скрепя сердце отправили первую венерианскую экспедицию… снаряженную так убого, что до сих пор не совсем ясно, дотянул ли корабль до планеты. Да ты и сам помнишь эту скандальную историю. Десятью годами позже они позволили общественности, наученной горьким опытом, собрать пожертвования на новую экспедицию. Когда и та сгинула без следа, власти умыли руки. И за последующие двадцать лет — ни шага дальше! Они тратят ровно столько, чтобы подпитывать жизнь на «Примейре» и Лунной станции, тем самым удерживая монополию на космос и пугая оттуда всех нас. Ну и как тебе это нравится?
— Не слишком, — согласился Джордж. — А значит?..
— А значит, судьба закономерно накажет их за лодырничество и расхлябанность. Скоро кое-кто перейдет им дорожку.
— Ты имеешь в виду Джейми Гонвейю?
— С неким синдикатом, который ему удалось сколотить. Неофициально, конечно. Разве может себе позволить австралийское правительство что-нибудь знать о таких делах? Поддержка любых идей такого рода — недружественный акт по отношению к бразильской нации. Тем не менее мы испытываем острую нужду в конструкторах и космических верфях, поэтому между нами и кое-какими министерствами возникли довольно тесные связи. Официально это названо весьма старомодным именем «приватизация».
У Джорджа участился пульс, но он постарался ничем не выдать возбуждения.
— Так, так, — сказал он, подражая тону кузена. — Я не ошибусь, если предположу, что в твоих планах отведена роль и для меня?
— Джордж, ты сама проницательность. Помню тебя еще мальчишкой — даже в ту пору наследственная одержимость космосом била через край. Знаю, Труны эту болезнь не перерастают. Бьюсь об заклад, ты и сейчас слышишь полночный комариный писк?
— Пришлось заткнуть уши, — усмехнулся Джордж, — но не очень-то помогло.
— Надо думать. Ну что ж, если позволишь, я расскажу, чем бы мы могли тебя занять.
Годом позже отправилась в полет «Афродита» с экипажем в десять человек, в том числе с капитаном Джорджем Труном. Принципиально новая конструкция корабля предназначалась для принципиально новой задачи:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21