- Вы прекрасно справляетесь. Мне тут больше делать нечего. Если возникнут сложности, вызывайте меня красным сигналом на третьей частоте. А мне нужно срочно отправиться на метановый уровень.
Хоссантир изогнул стебелек одного из глаз в сторону Конвея и пожелал ему на прощание:
- Прохлаждайтесь там на всю катушку, Конвей.
Глава 16
В палате было холодно и темно. Толстенная изоляция защищала её от излучений и тепла, создаваемых кораблями, сновавшими рядом с госпиталем. Окон в палате не было, так как сюда не должен был проникать даже свет далеких звезд. Конвей прибыл на метановый уровень на небольшой машине с герметизированной кабиной. Экран на пульте управления показывал ему совершенно фантастические картины, преобразованные из невидимого глазу спектра. Чешуйки, покрывавшие восьмиконечное, похожее на морскую звезду тело диагноста Семлика, холодно поблескивали в метановой дымке и были подобны разноцветным драгоценным камням. Из-за этого сам Семлик напоминал чудесного геральдического зверя.
Конвей часто рассматривал изображения СНЛУ, изучал результаты сканирования этих существ, но сейчас впервые видел Семлика вне машины-рефрижератора. Герметичность транспортного средства Конвея была редкостно надежной, и все же диагност близко к нему подходить не решался.
- Я решил принять ваше приглашение, - растерянно проговорил Конвей, - и хоть на время сбежать из этого сумасшедшего дома. Осматривать ваших пациентов я вовсе не собираюсь.
- О, Конвей, так это вы внутри этой штуковины! - обрадовался Семлик и подошел чуть-чуть поближе. - Мои пациенты будут только рады отсутствию внимания с вашей стороны. Вы в таком пекле сидите, что они могут сильно разнервничаться. Но если вы припаркуетесь справа от галереи для наблюдателей, то сможете увидеть и услышать всё, что тут у нас происходит. Вы здесь раньше бывали?
- Дважды, - ответил Конвей. - Оба раза из чистого любопытства и ради того, чтобы насладиться тишиной и покоем.
Семлик, издав непереводимый звук, сказал:
- Тишина и покой весьма относительны, Конвей. Вам приходится включать внешний микрофон на полную мощность, чтобы мою речь улавливал ваш транслятор, а я для СНЛУ разговариваю громко. Для такого почти глухого существа, как вы, здесь тихо. И я надеюсь, что, хотя мне кажется, что тут у нас невыносимо шумно, вы таки обретете мир и спокойствие, столь необходимые сейчас вашему разуму.
Только не забудьте, - добавил Семлик, удаляясь, - вывести звук на полную громкость и отключить транслятор.
- Спасибо, - поблагодарил его Конвей. На миг фигурка диагноста, похожая на морскую звезду из драгоценных камней, вызвала у него почти детское ощущение чуда. От прилива чувств на глаза Конвея нахлынули слезы, затуманили и без того затуманенное поле зрения. - Вы очень добры, вы все понимаете, у вас тёплое сердце.
Семлик издал ещё один непереводимый звук.
- Последний комплимент прозвучал как оскорбление, - хмыкнул он и исчез.
Конвей долго наблюдал за тем, как кипит работа в палате, и заметил, что некоторые из медсестер, ухаживавших за холодолюбивыми пациентами, облачены в легкие защитные костюмы. Следовательно, их требования к окружающей среде все же несколько отличались от параметров, установленных в палате. Сестры выполняли какие-то процедуры, на вид казавшиеся совершенно бессмысленными: их назначение стало бы понятным Конвею только в том случае, если бы он получил мнемограмму СНЛУ. Стояла почти полная тишина, столь необходимая существам с гиперчувствительностью к звуковым вибрациям. Поначалу Конвей вообще ничего не слышал. Но мало-помалу сосредоточившись, он начал улавливать некоторые звуки - нечто подобное чужой, странной музыке, холодной и чистой. Ничего похожего Конвею прежде слышать не доводилось. Затем он начал различать голоса, звучавшие так, словно нежно, прохладно, бесстрастно и бережно, еле слышно звенели, задевая друг о друга, падающие снежинки. Постепенно покой, красота и полная чужеродность этого странного мира овладели и самим Конвеем, и всеми остальными обитателями его разума. Овладели и незаметно растворили напряжение, усталость, треволнения.
Даже Коун, у которой ксенофобия являлась эволюционным императивом, не находила в этом мире ничего пугающего, и ей тоже пришлись по душе спокойствие и тишина, помогающие либо отвлечься от всех мыслей, либо думать ясно, холодно, без тревог.
Правда, Конвею всё же было как бы немного совестно из-за того, что он тут так долго прохлаждается в то время, как его ожидает срочная работа. Кроме того, поел он в последний раз десять часов назад.
Пребывание на холодном уровне сделало своё дело - Конвей охладился во всех смыслах. Он поискал взглядом Семлика, но тот юркнул в смежную палату.
Конвей включил было транслятор, намереваясь попросить ближайших к нему пациентов поблагодарить диагноста от его имени, но тут же передумал.
Нежные звоны и переливы речи двух пациентов-СНЛУ транслятор перевел следующим образом:
- ..всего-навсего хнычущая развалина, ипохондричка несчастная! Не будь он так добр, он бы тебе так и сказал, да небось ещё бы и вышвырнул тебя из госпиталя! А ты ещё и пытаешься у него сострадание вызвать, да как пытаешься - чуть ли не совращаешь его!
В ответ прозвучало вот что:
- А тебе уже никого не совратить - нечем, ревнивая старая сучка! Ты же гниешь заживо! Но он-то знает, кто из нас двоих действительно болен, хоть я это и стараюсь скрывать...
Покидая палату, Конвей решил, что надо будет спросить у О'Мары, как у холодолюбивых СНЛУ было принято гасить распалённые эмоции. И как, кстати говоря, он бы мог усмирить вечно беременного Защитника Нерождённых, которого собирался навестить сразу после обеда. Правда, почему-то у Конвея было такое чувство, что оба ответа окажутся чрезвычайно простыми, элементарными.
Оказавшись в межуровневом коридоре, где царили тепло и свет, Конвей отбросил всякие раздумья. Столовая и тот уровень, где содержали Защитника, находились примерно на одинаковом расстоянии. Стало быть, как ни крути, пришлось бы сделать два конца. А комната Конвея располагалась на полпути до Защитника, к тому же Мерчисон предпочитала всегда иметь дома запас еды. Эта привычка у неё укоренилась с тех пор, когда она работала медсестрой, и случалось, что срочные вызовы или навалившаяся после дежурства усталость мешали ей вовремя побывать в столовой. Насчёт разнообразия блюд думать не приходилось, но, собственно, Конвей хотел только подзаправиться, не более того.
Была у него и ещё одна причина воздержаться от похода в столовую. Ноги и руки слушались его теперь гораздо лучше, и на встречных в коридоре он взирал куда более спокойно, чем до посещения отделения Семлика, и всех своих alter ego он держал в узде. Но Конвей опасался, что всему этому придет конец, как только он окажется в столовой и будет вынужден обозревать горы пищи, от которой кого-то из гостей его разума может и затошнить.
Тогда придется снова искать спасения на метановом уровне, а это никуда не годилось. Конвей вовсе не хотел, чтобы это вошло у него в привычку, и решил свести посещения Семлика к минимуму.
Войдя к себе, Конвей обнаружил, что Мерчисон одета, не спит и готова отправиться на дежурство. Старательно избегая разговора на эту тему, они оба отлично знали, что О'Мара позаботился о таком графике дежурств для них, чтобы часы их отдыха как можно реже совпадали. Скорее всего при этом он руководствовался мудрым правилом: порой разумнее отложить решение проблемы до лучших времен, чем пытаться решить её как можно скорее и тем самым только все ещё сильнее осложнить. Мерчисон зевнула и поинтересовалась, чем занимался Конвей и какие у него планы, кроме как поспать.
- Для начала хочу поесть, - ответил Конвей и тоже зевнул. - Потом надо будет пойти взглянуть на ФСОЖ. Помнишь Защитника? Ты ведь присутствовала при его рождении.
О да, Мерчисон всё прекрасно помнила. Она так и сказала, причем отнюдь не в дамских выражениях.
- Ты когда спал в последний раз? - спросила она затем, пытаясь замаскировать заботу сварливостью. - Видок у тебя похуже, чем у некоторых пациентов в реанимации. Учти, оккупанты твоего разума усталости не ведают. Они были полны сил, когда стали донорами мнемограмм. Только не позволяй им себя дурачить, а то ещё начнешь думать, что ты - вечный двигатель.
Конвей сдержал очередной зевок, потянулся к Мерчисон и крепко обнял её за талию. Руки у него не дрожали, да и alter ego как бы ничего против не имели, но поцелуй получился не таким страстным, как обычно.
- Тебе точно уже пора идти? - спросил Конвей, подавив очередной гиппопотамский зевок. Мерчисон рассмеялась.
- Нет уж, забавляться с тобой в таком состоянии я не стану. Ещё концы отдашь, не дай Бог. Давай-ка ложись, а то стоя заснешь. Сейчас я тебе что-нибудь приготовлю - какой-нибудь сандвич с секретом, чтобы твои мнемографические приятели не возражали.
Мерчисон принялась хлопотать около устройства доставки продуктов.
- Знаешь, - сообщила она. - Торни жутко интересуется процессом разрешения Зашитника от бремени. Он попросил меня почаще наведываться к этому пациенту. Если там что-то стрясётся, я тебя вызову, да и Старшие врачи из худларианской операционной, думаю, поступят так же.
- Нет, я обязательно должен сам их всех осмотреть, - покачал головой Конвей.
- Зачем же тогда нужны ассистенты, - сердито проговорила Мерчисон, - если ты так упрямо желаешь делать всю работу сам?
Конвей, уже успевший сжевать большую половину первого сандвича, сел на кровать, держа в руке чашку с напитком неизвестного происхождения, но при этом явно питательным.
- Аргументы у тебя веские, согласен, - проговорил он с набитым ртом.
Мерчисон по-сестрински чмокнула его в щеку, не вызвав при этом у Конвея особой страсти, как и у его alter ego, и, не сказав больше ни слова, ретировалась. Наверняка О'Мара её хорошенько проинструктировал относительно обращения со спутником жизни - новоиспеченным диагностом, которому ещё предстояло привыкнуть к состоянию непрерывного умопомрачения.
Не привыкнет - ничего весёлого в будущем ждать не придётся. И ведь что плохо - Мерчисон ему даже не дала попытаться.
Проснувшись, Конвей ощутил её руку у себя на плече. То ли он видел кошмарный сон, то ли его посетило чьё-то чужое наваждение. Как приятно было теперь раствориться в знакомом, реальном уюте.
- Ты храпел, - сообщила Мерчисон. - Храпел часов шесть, не меньше. Для тебя оставлены сообщения из худларианской операционной и от бригады, обслуживающей Защитника Нерожденных. Наверняка ничего сверхсрочного, поскольку будить тебя не стали. И вообще в госпитале всё идет как обычно. Хочешь ещё поспать?
- Нет, - ответил Конвей и обнял её. Она неохотно отстранилась.
- Думаю, О'Мара бы этого не одобрил, - сказала она. - Он меня предупредил о возможности эмоциональных конфликтов, причём настолько серьёзных, что из-за них наши отношения могут ухудшиться, если процесс адаптации не будет медленным и сдерживаемым, и...
- О'Мара не женат на самой обольстительной женщине в госпитале, - прервал её Конвей. - А с каких это пор я стал торопливым и безудержным?
- О'Мара не женат ни на ком, кроме своей работы, - рассмеялась Мерчисон. - И думаю, работа развелась бы с ним, если бы могла. Но наш Главный психолог своё дело знает, и мне бы не хотелось рисковать преждевременным побуждением тебя к...
- Умолкни, - еле слышно проговорил Конвей. «Очень может быть, что Главный психолог был прав», - думал Конвей, прижимая к себе любимую. О'Мара почти всегда был прав. Все alter ego Конвея пришли в движение. С чужеродной брезгливостью они взирали на лицо и фигуру землянки, на её выпуклый лоб и округлые груди. А когда к визуальным ощущениям добавились тактильные, обитатели сознания Конвея принялись хором выражать возмущение и отвращение.
Они наводняли сознание Конвея образами поведения худлариан, тралтанов, кельгиан, мельфиан, илленсиан и гоглесканцев в подобной ситуации и все до одного нарочито внушали Конвею, что всё идет не так, как надо. Они пытались убедить его в том, что он в корне не прав, что рядом с ним должна бы возлежать женская особь, принадлежащая совершенно к иной физиологической классификации, а к какой именно - тут уж все зависело от того, кто из гостей разума Конвея ухитрялся привести больше аргументов в свою пользу.
Даже гоглесканка не одобряла происходящего, но от комментариев воздерживалась. Коун была законченной индивидуалисткой, совершенным примером изгоя среди своих сородичей, которых эволюция заставила стремиться к одиночеству как к единственно возможной форме выживания. Неожиданно Конвей осознал, что пользуется присутствием Коун, её чертами характера, как уже несколько раз пользовался для того, чтобы отвлечься от мешавших ему мыслей и чувств. Это помогало ему сконцентрироваться на собственных мыслях в моменты, требовавшие сосредоточения.
Доноры мнемограмм продолжали демонстрацию протеста, но Конвей сумел расставить их по местам и вынудить высказываться по порядку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36