- Это - Маргарита. Она так быстро говорит, что я не
въезжаю в смысл.
Я приставил трубу к уху и услышал пьяную скороговорку. А смысл
был таков: Хожа веселился с Ритой, но потом куда-то
запропастился вместе с машиной, а вместо него появились
незнакомые негры, которые ее не выпускают. Жена успела дать
координаты и тут же связь прервалась.
- Я должен ехать, госпожа Федорчук.
- Извините, я все слышала по параллельному телефону. Как же вы
управитесь с этими неграми?
- Хрен его знает. Порву тельняшку на груди, а там видно будет.
Хелен вышла в соседнюю комнату и вернулась с бумажным пакетом, в
котором покоился револьвер тридцать восьмого калибра.
- От друга осталось,- пояснила мисс Федорчук зачем-то.- Он
погиб на Ближнем Востоке десять лет назад.
Я сунул револьвер в карман куртки, предварительно проверив
наполнение барабана. Неизвестно мне, какие тут правила ношения
оружия, свободные или не очень, но голыми руками разве что
задницу вытирать. А вооруженной десницей я уже и покарать сумею.
- Эта хлопушка пригодится, чтобы негров распугать. А Усманову
я оторву яйца без помощи револьвера, сразу оба, пусть на меньшее
теперь не расчитывает.
В углу рта у дамы появилось некоторое подобие улыбочки. Впрочем,
некогда было мне ее рот рассматривать - я уже отчалил по
указанному адресу.
Чем дальше я отъезжал от центра, от ухоженных кварталов, тем
более у меня настроение в минус. А в итоге попал я на
неблагополучную окраину Питтстауна. Диспозиция была такова. Река
вяло тянула свои серые воды к океану, к ним примыкали
заброшенные лесные причалы, за которыми мрачнела вереница
зданий, больше похожих на пакгаузы. Вскоре по обилию
черных, желтых, серо-буро-малиновых физиономий, я понял, что это
общаги, в каковых имигранты проживают. Нельзя сказать, чтобы я
изначально плохо относился к этим товарищам. Я сам был
пришлец-беглец вроде них. Но мне не нравилось то, что канадский
бюрократ не видел никакой разницы между мной и ними.
Местные консерваторы к нам всем относились одинаково паршиво,
местные либералы - одинаково неплохо. Так и хотелось крикнуть
западному истэблишменту прямо в холеные физиономии: вы задницу
русским должны лизать за то, что мы на вас бомбу не сбросили. А
уж сколько гадостей вы нам сделали, не меньше чем
татаро-монголы. В двадцатых годах скупали по дешевке русское
золото и культурные ценности, которые большевики выбрасывали на
рынок, во вторую мировую столько лет дожидались мы второго
фронта...
Я вошел в серый склеповидный дом. Подобные обиталища я видел
последний раз в Питере, только здесь побольше всякого пестрого
дерьма висело по стенкам. Кругом голопузая детвора носится, из
каждой двери доносятся дикарские траляляки в живом и
магнитофонном исполнении. Я заловил одного китайского пацана и
поинтересовался насчет белой упитанной тети в очках.
- Белый тетя плоходить на верхний этаж. Толстый попа такой.
Вначале ее обнимать белый дядя, потом большой черный Чака.
- Кто такой большой черный Чака?
- О, маленький Ли очень бояться большой черный Чака. Чака - это
марихуана, это - джанк, это - хэш, это - экстази. Он
- колдун. Он продавать мальчик и девочка. Однажды он поймать
маленький Ли и вставить ему в попка свой длинный письпись. Так
больно-больно. Затем давать малыш Ли двадцать баксов и
приглашать еще. Мама и дядюшка Чжоу запретить мне больше это
делать.
Я покинул маленького Ли с его безвинно пострадавшей попкой и
поднялся на верхний этаж. Дальше я сам разобрался, откуда
шум-гам. Открыл дверь и сперва увидел свою жену. Она валялась
на "водяном" диване вместе с какими-то шоколадными мужиками и
раслабленно хихикала. Юбка ее была задрана и африканцы елозили
руками по пухленьким ляжкам. Глаза у них были оловянные, но
губы слюнявые, если не сказать похотливые. Царила вонь,
образованная газовыделением из задниц, табакокурением, какими-то
кадильницами, шипящими и булькающими на плите харчами; тренькала
не слишком приятная музыка, публика веселилась целованием и
танцами, однако Усманов среди нее не наблюдался.
Я подошел к кровати, сгреб курчавые шевелюры в две ладони и
столкнул "шоколадок" лбами. По-моему крепко столкнул, один даже
отключился. Затем я рывком поднял Риту с кровати, она хоть
пошатывалась, но пробовала держаться на ногах. Я подтолкнул ее к
двери и тут меня сзади окликнули:
- Эй, приятель, не торопись унести свою попку.
Это сказал большой черный Чака. Действительно, мужчина
немаленького роста, по происхождению суданец или эфиоп. На
поясе у него висел плейер с компакт-диском, в ушах торчали
наушнички, сам он пританцовывал, наличность имел не свирепую,
даже ласковую, как у сытой гиены. А глаза опять-таки оловянные.
- У тебя попа вместо головы. Отстань, липкий.- огрызнулся я.
- Остановись, брат мой. И не уводи сестру. Ей хорошо с нами, мы
помогаем друг другу.
Я попробовал не кипятиться и не пускать пар.
- Ей хорошо, пока она соображает не больше, чем початок
кукурузы. А если вы ей помогали своими "перчиками", то
будете иметь дело с полицией на полную катушку. Поняли меня?
- Мы - это ты, брат. Когда мы узнавали сладость твоей жены,
тоже должен был испытывать и ты. Если у тебя это не получилось,
значит, ты сам воздвиг преграды. Участвуй вместе с нами и ты
поймешь, что такое великая общность, поток жизни, слияние на
лоне материнских божеств. Или ты маленький белый собственник?
- Я - маленький белый собственник, а ты большая черная
скотина... Топай, Рита.- я подтолкнул осоловевшую женщину к
двери.
Чака цокнул языком и путь немедленно был прегражден еще более
здоровенным мужиком - амбал сразу сгреб Риту, облапил ее
только так.
- Ну, так потанцуешь с нами, брат?- сладко вопросил Чака.
- Настояший танцор пляшет только под свою музыку.
Я вытащил свою пушку и направил ее на амбала, вполглаза
поглядывая на Чаку.
Амбал только поплотнее заслонился моей удобной во всех
отношениях Маргаритой.
- Ты же не выстрелишь, мой белый брат.- ласково протянул Чака,
а его приятель полез в карман. Что же делать?
Я направил ствол чуть ниже и стрельнул между ног амбала и моей
жены. Она совершенно бессознательно присела и тут я
влепил пулю прямо в лоб здорового негра. Он грохнулся на пол,
закатив зрачки, из его кармана так и осталась торчать рукоятка
пистолета. Тут начался визг, я схватил Риту и потащил в
коридор. Когда дотянул ее до лестницы, сзади уже появился
человек с пистолет-пулеметом. Я направил жену вниз, надеясь,
что она не переломает себе по дороге все косточки. Надо было
пальнуть несколько раз в сторону вражеского стрелка, чтобы
он умерил свою прыть. Затем, скатившись по лестнице, подхватил
свою жену, которая все норовила стать неподъемным мешком.
Когда я заталкивал ее в машину, поверх головы свистнуло
несколько пуль, потом пяток свинцовых лепешек звякнул по
бамперу. Форд на мое счастье был достаточно старым и
пуленепрошибаемым. Он все стерпел, пока я выруливал на шоссе и
набирал скорость. А стрелки-то выстроились чуть ли не в шеренгу
и устроили настоящую канонаду. Кстати, они мне все стекла
разнесли, хорошо хоть Рита оплыла по сидению вниз.
Когда я увидел, что оторвался от этих басурманов, то
окончательно сообразил: теперь жена моя - дура невменяемая и я
не успокоюсь, пока не разорву Усманова как газету.
Голова жены болталась на сидении, Рита то и дело пыталась
стравить харчи и несла околесицу, причем чувствовалось идейное
влияние Чаки и его товарищей. Я еще раз оценил и сравнил
лопотание грязнули Чака, сектанта Пеки, деловой бабенки Женевьев
и ленивицы Риты. Тут меня окончательно сразило сходство.
Похоже, я имею дело с ветвистой системой, цели и задачи которой
вряд ли понимаю, хотя и ощущаю, что она использует меня для
каких-то нужд.
Я подергал жену за уши.
- Где Хожа... да не вались ты мордой вниз, задница ты этакая...
где господин Усманов?
- Хоха! Усманчик! У него сегодня выхлопной... ой, выходной
денек... Ты простишь меня, муж?
- У тебя теперь много мужей, Рита. Даже есть муж в юбке - мисс
Федорчук.
- Они все говорили о радости слияния, о потоке жизни...
- А ты все с радостью внимала, как на симфоническом концерте...
Куда мог подеваться аспид Усманов?
- Он говорил, что ему... в банк. Он туда уже ездил... Это на
Дэнбери-роуд... Ты все-таки прости меня, Коленька...
- Прощу, если у тебя в голове свист один.
Я быстренько развернул форд, снова газанул, и засек Хожу, когда
он выруливал на своем "мерседесе" с Дэнбери-роуд. Хорошо, что
ему не была известна марка моей новой машины, так что я спокойно
его преследовал и настигал. А где-то на развилке я поровнялся с
ним и долбанул вбок, пытаясь прижать к бетонному ограждению. Он
увильнул и стал удирать со всех колес, затем свернул на Вудгейт.
Тут-то у меня и отказали тормоза, отчего я помчался навстречу
реке. Но дальше был пирс, уткнувшийся под острым углом в берег.
Я прижался бортом к "мерседесу", не давая Усманову свернуть, моя
машина была потяжелее и инерцию набрала приличную, так что мы
вместе и влетели на пирс. Теперь надо было останавливать Хожу и
как-нибудь тормозить самому. Рита не вопила в полный рот, как
можно было ожидать, а довольно повизгивала, будто ее кто-то
щекотал.
Бросив руль вправо, я столкнул "мерседес" с пирса - видимо,
сцепление на мокром бетоне было не ахти. Хожа перелетел через
полоску воды, разделяющую причальную стенку и судно. Речная
посудина сидела низко, так что автомобиль только задел ее борт,
чуть крутанулся вокруг продольной оси и шлепнулся на палубу
между фальшбортом и комингсами трюмов. Естественно, что инерция
еще потащила со скрежетом и визгом железную тушу машины, пока
она не застряла где-то в районе форпика. Можно было
представить, как дрищет от страха господин-товарищ Усманов.
Впрочем, мне было не до того, я сам не слишком веселился.
Ведь мой тяжелый форд ехал, опираясь левыми колесами на причал и
притираясь правой стороной к борту судна, соответственно правые
колеса висели над водой. Хорошо, что расстояние между посудиной
и причалом не превышало метра. В итоге мне удалось потерять
скорость, а в районе переходного трапика даже свернуть влево и
прекратить эту эквилибристику. Моя машина окончательно
застыла, уткнувшись в швартовую тумбу. Но лично я еще не застыл,
моя свирепость только усугубилась последним потрясением. Я прямо
с причала сиганул на судно, весь полыхая от зверских гормонов.
Почему-то в минуты праведного гнева человек уверен, что у него
получатся все те штуки, которые не пройдут при благостном
расположении духа. Я больно ударился коленками о фальшборт, но
успел зацепиться за него, а затем перекинул свое напружиненное
тело на палубу. Когда добежал до вражеского "мерседеса",
Усманов, очухавшись, уже выбирался через дверцу, которая сейчас
располагалась сверху на манер танкового люка. Я помог ему
вывалиться, дернув за шиворот, а потом стал лютовать. Кавказцы,
как правило, сильные ребята, то есть в среднем они крепче
русских и быстрее злобой наливаются. Это я еще в армии проверил
на собственной шкуре. Однако можно их скоренько разрядить.
Когда я Усманову в промежность запаял, он вообще стушевался, так
что револьвер к голове уже не обязательно было приставлять.
- Ну, здравствуй, эталон вредности и поганства. Тебе не
кажется, Хоха, что ты мне слишком много задолжал?
- У меня были денежные проблемы, Николай.
- Сейчас я их тебе решу.
Я выдернул бумажник из кармана его пиджака. Как и прочие
советские люди Усманов не избегал наличных. Я выгреб
банкноты - не менее "тонны". Заодно прихватил все визитки. А
вот кредитные карточки оставил. С ними можно разок отовариться в
шопе, а потом настоящий владелец аннулирует их и я сразу
попадусь полиции.
- Николай, завтра приезжай ко мне. Отдам тысячу
баксов, а за неделю еще две верну.
- О, засранство кончилось и началось сплошное благородство.
Значит, не будешь теперь подличать из-за какой-то мизерной
копейки? Но мы еще не разобрались со всеми твоими грехами. Куда
интересно потерялась моя фамилия из титров? Неужели она как
грязь, которая вымывается при первой же стирке.
- Я не самостоятелен, Николай, надо мной есть люди,
которые решают.- у Усманова физиономия набралась искреннего
выражения.
- Так передай им, что только гадкие мальчики писают и какают
на права автора.
- Игра "Секта" обязательно пойдет в продажу и там
непременно будет приведена твоя фамилия, будет указано и то,
что ты являлся автором предыдущих игр. Так что, не волнуйся,
ладно?
- А чего мне волноваться, я сейчас отдыхаю... Как же, пойдет
"Секта" в продажу, если какие-то психи, вернее стоящие над тобой
люди, решили воплощать ее в жизнь.
- Я ничего про это не знаю.- вид у Усманова стал откровенно
недоумевающий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21