И тогда подошли к нему.
Комиссар прочел табличку на кровати и недовольно спросил:
- Этого в списке нет!
- Не трогайте! - встрепенулся Доктор.
- Документы! - рявкнул комиссар на Артура. - Живо!
- Увы вам, - подал голос Артур, - я их потерял. Украли.
- Тоже уведите, - скомандовал комиссар и, кивнув в рот
жевательную резинку, стал противно жевать.
Доктор совсем скуксился, и вдруг подошел к комиссару Джахари и
ударил его по лицу. Комиссар тупо обернулся и... заорал! Он орал на
весь мир, и он накинулся на Доктора, и он стал лупить его кулаками и
ботинками. "Сволочь! Падаль иностранная", - только и раздавалось
окрест. Вся палата застыла в молчаливых позах и ледяном напряжении.
Артур метнул взгляд вокруг: крики и молчание. И тогда он прямо с
кровати сиганул на спину Джахари, схватил за воротник и основательно
встряхнул паршивца, только звонко клацнули зубы. Штатский махнул и
гвардейцы гурьбой набросились на дерущихся, образовали кучу-малу,
оттиснули своего комиссара к окну и, наконец, прилично измочалив и
получив в ответ столько же, ну может быть чуть меньше, заковали Артура
с Доктором в железо. Натерпевшийся страхов комиссар мстительно
отряхнул свои желтые военные галифе, выпятил грудь колесом и с
шипением произнес:
- Уведите эту свинью и эту сволочь врача, и, вообще, разберите
весь этот притон к чертовой бабушке. Лежачих не брать!
И он ушел, зализывая прокушенный язык. Артура, подпинывая,
погнали вниз двое - образ одного из них, с провалившимся носом и
красным пятном от шеи до уха, врезался в память, казалось, навсегда, -
и втолкнули в фургон. От последнего толчка Артур засеменил, пытаясь
удержаться в равновесии, но не удержался и упал, подмяв под собой
нечто сухое и костлявое. Из-под него выкарабкался шаткий старичок,
только охнувший на все извинения.
Все лавки уже были забиты. Вновь прибывающие устраивались кто как
может - стоя или на коленках. Когда и стоять стало негде, дверь
захлопнули, лязгнул замок и воцарилась полная темнота.
Артур погрузился в печальную задумчивость. Он думал. Нужно быть
одержимым, чтобы жить в этом мире. О, человек, почему надо обязательно
унижать других, чтобы казаться выше? Ты унижал природу, мня себя
царем, а ведь говорили же: не бей породившего тебя, потом будешь
горько сожалеть. О, глупцы! И вы продолжаете обезьянничать! И я вместе
с вами не понимал раньше, что ничего мы не знаем. Мы можем
констатировать факты, но глубокого их понимания у нас нет. Может быть
природа и уничтожает нас потому, что мы ее не поняли, не выполнили
задачи быть высшим существом. Да-да, прав Вэн Юань, во всех бедах
виноват сам человек - для ЖИЗНИ ему было дано все необходимое. А может
так и должно быть, что существует предел познания и истории - чисто
прагматический, заложенный в самой природе. Бог знает...
В темноте кто-то крякнул и как можно более веселым голосом
спросил:
- Здравствуйте, товарищи! Куда едем?
- По этапу! - угрюмо отозвались со стороны кабины и тогда
поднялся гвалт. Кто-то бил ногами в стену, кто-то мучительно стонал.
Неожиданно для всех из хрипящего горла динамика послышался голос
комиссара Джахари: "Ну вы еще не включили?.. Вот бараны-то точно...
Ладно, я говорю". Он кашлянул и, не зная с чего начать, еще раз
кашлянул. В трейлере утихли. "Гм! Объясняю ситуацию. Все вы -
преступники, согласно действующему Указу Великих и Мудрых Близнецов.
Вознесем им должную хвалу и продолжим. Все вы - иностранные шпионы и я
лично поперевесил бы всех на первой перекладине. Но... с глубочайшим
сожалением приходится отдавать вас в крепкие руки правосудия, где вы
получите по заслугам, не так ли? В вину вам ставится грубейшее
нарушение Указа номер девять, заключающегося в необходимости покидания
страны в течение двух суток со дня подписания означенного документа
всеми инорожденными, коими вы и являетесь, карающееся смертной казнью
или пожизненными исправительными работами на усмотрение
территориальных властей..." Заплутав в дебрях словесности, офицер
гвардии просто отключил микрофон.
Артура внезапно замутило и он стал повторять про себя: "Страна
дураков, страна дураков", а потом в горестном настроении прошел к
задней двери, сел на карачки и заглянул в прорезь щели. Трейлер
задребезжал и рывком рванул с места - и в полоске светлого мира за
щелью пополз мрачноватый дворик больницы, арка, и дальше, шарахая
велосипедистов, понеслись по спящим проспектам, по лужистым бульварам,
и покинули старинный полуразвалившийся Сиань. Дорога повела по
безлюдной и мертвой местности. Неподвижно серели каменные глыбы и
куски грязной пемзы - растительность давно покинула этот край. Природа
упрямо наводила все более полный беспорядок на этом отшибе - тот
истинный абсолют, который породил все и вся, породил жизнь, но пришло
время и он забирает ее обратно в свои необоримые объятия. И напрасно
философы до изнемождения искали его где попало, он находился рядом:
ибо из хаоса возник мир, хаосом и завершится.
Артура пихнули в бок. Это рядом примостился Доктор.
- Как твоя нога, герой, не болит?.. Ну и хорошо, караул...
- Простите что так получилось, - сказал Артур. - Если можете.
- Ладно. Тут не во мне дело, тут другое...
При этих словах Доктора Артур наконец-то ощупал неуловимую, но
давно свербящую в мозгу мысль. Близнецы... что? Устраняют лишних
свидетелей, что ли. И еще... Чувствуется какая-то общая угроза, что-то
Близнецы затевают...
- Дай мне посмотреть наружу, - попросил Доктор.
Артур уступил место.
- Но здесь же нет ничего интересного! - воскликнул он,
наклонившись. - И ты два часа смотрел, караул?
- Мне интересно, - ответил Артур и шепотом добавил: - По правде
говоря, я не собираюсь здесь долго задерживаться.
Доктор тоже понизил голос.
- Сразу вижу в тебе кровь прежних: малейшие оковы и начинается
борьба за свободу... Местность мне незнакома. Судя по пейзажу... за
каждым валуном прячутся, чтобы напасть, длинноухие гибриды. Да и при
побеге погонятся гвардейцы, вызовут глайдеры, устроят облаву.
Неприглядная картинка, караул.
- Погонятся шакалы, - уточнил Артур, - а это меняет дело. Мы
будем биться.
- Гмм... куда же нас везут?
- Понятия не имею. К югу.
- Это плохо, - проговорил Доктор и замолк.
Солнце нестерпимо калило кузов, стояла духота и от людей валил
нездоровый смрад... Печать за грехи отцов изъянами лежала на НИХ.
Шелушащаяся и разноцветная кожа, неправильной формы руки и ноги...
Неизбежны законы природы, когда сын виновен в ошибках отца. Но пока
они живут, пусть несчастные, но все же люди, - никто не имеет права
безнравственного обращения с ними... Да, да, да, у нас нет понимания
того, что мы делаем, зачем мы это делаем, и почему мы делаем это так
плохо. Мы отрицаем себя своими действиями. Вот, мы не сумели
владычествовать над миром, как не стали и атомами единой гармонии
(есть в нас дурацкое свойство, называемое эгоизмом), мы не нашли
братьев по разуму, и даже по-настоящему не вышли в космос, потому что
разобщены и не создали монолитного образования - человечества, такого
естественного и такого далекого. Но и здесь, на Земле, мы не построили
ничего устойчивого, а пресловутая техносфера нас слишком скоро
предала...
- В детстве, - задумчиво сказал Доктор, - я мечтал быть
журналистом. Знаешь, это романтично - ездишь по городам, создаешь
новости, берешь интервью у популярных личностей и постоянно на
передних рубежах событий. Но мечтал еще во времена какой-никакой
стабильности, вплоть до... до того памятного страшного голодного года.
И я познал все ужасы низов общества и это было невыносимо, когда
соседка съела своего маленького ребенка и сошла с ума, когда мы стали
ловить из реки кишащую червями рыбу, когда другая соседка... Потом я
убежал из дома и бродил в пригородах Столицы, но насмотрелся на
стольких изувеченных уродов, изголодался до таких костей, что поневоле
вернулся домой. Мамы уже не было, а сестра превратилась в дряблый
костлявый мешок, тускнеющий с каждым часом. Потом огонек ее жизни угас
совсем. Тогда я убежал вновь и, на свою удачу, пристал к одному
разъезжему врачу - у того были деньги, но как раз не было смышленного
помощника... Интересно ли тебе?
- Да, очень, - сказал Артур, но Доктор замолчал. До этого всегда
подвижные его глаза печально застыли и стали походить на саму скорбь.
- Отсюда нет достойного выхода, - медленно проговорил он. -
Только унижение и смерть. Падение и смерть... Знаешь, мне не раз
приходила мысль. Земля как саморегулирующаяся живая система обладает
инстинктом самосохранения и когда люди становятся шелухой, из
необходимости превращаются в экскременты, в рудимент, в гнойник, она
отказывается от них.
- Как-то я изучал пантеизм... - начал было Артур.
- Вот так и живу, - как будто не замечал собеседника Доктор, -
словно я не я, а частица высшего организма. Лечу людей и думаю: это
Земля оперирует моими руками. Что так надо и это во благо.
- Можно перебить? - вмешался кто-то со стороны. - Грегором зовут.
Я тут подслушал немного, думаю вы правы. Как врач вы подтвердите, что
у человека бывают неизлечимые болезни? Бывают. Также и у остального, к
примеру, у вашей живой системы. С болезнью не всегда можно справиться,
от нее можно и умереть.
- Да, умереть, - согласился Доктор. Из темного угла его позвали и
он ушел, осторожно ступая в темноте чтобы никого на раздавить.
Долго наступал вечер, но-таки наступил и воинственное пурпурное
солнце скатилось на самую кромку холмов. Колонна грузовиков подъехала,
по-видимому, к военной базе и остановилась на каменистом лугу перед
высоким, ограждающим ее, забором. Дверцы фургона с лязгом отворили и
ворвавшийся прохладныйветер обнажил тела людей в самых причудливых
положениях, в какие их разместила пытающая тряска по старой предгорной
дороге. Они тоскливо копошились во тьме, уже давно отчаявшись глотнуть
поток пьянящего неба. Пленных согнали вниз и кое-как сбили в колонну.
После этого массивные ворота в заборе отворились, впустили по одному
урчащие грузовики и выпустили кучку страшных людей в черной униформе,
которые катили перед собой пару тележек: одну с пузатым бочонком, а
другая была нагружена тяжелой угловатой аппаратурой. Возглавлял
процессию невысокий человечек, к которому немедленно бросился комиссар
Джахари, восклицая: "О, Эдкенс, мое почтение!" - но тот холодно
осадил: "Вначале дело, Вилли". И черная процессия медленно двинулась
вдоль колонны. Завыл тревожный горный ветер. Пленные стояли, понуро
сгорбившись, и тут от них отделился один человек и попытался бежать.
Неуклюже махая руками и слегка сбивая шаг, он направился к лощине, и
почти добежал до начала склона, когда его сразило двойной автоматной
очередью. Перестал свистеть ветер. Это у Артура заложило уши.
"Гадство! Мы и в дни исхода не отказались от безумства!"
После краткой заминки, связанной с этим происшествием, пленных
стали разделять на три группы, но перед этим каждому давали выпить
полстакана воды из бочонка. Дело продвигалось уверенно и вскоре
очередь дошла до Доктора. Невысокий человечек Эдкенс спросил:
- Как здоровье? Что болит?
Сзади него встрял в разговор комиссар.
- Том, заметь, он поносил мудрейших Близнецов, - и улыбнулся во
весь рот, но когда начальник Пункта проворчал: "Спрошу у тебя, тогда и
советуй", улыбка мгновенно спала с его лица.
Помощник все-таки сделал пометку в блокноте. Эдкенс сказал: "На
опыты", и Доктору протянули стакан с водой. Он перекрестился и залпом
выпил; подошел другой помощник и увел его в одну из раздельных групп.
Артур посмотрел Доктору вслед, затем перевел взгляд на стоящих перед
ним людей, словно недоумевая, чего им от него надо.
- Как здоровье? Что болит? - спросил Эдкенс Артура.
- А у вас? - в свою очередь спросил Артур и вгляделся в крохотные
злые глазки начальника Пункта, которые мигом вспыхнули.
- Сопляк, - процедил Эдкенс и громче: - На работы! - а потом,
когда подали стакан "воды", брезгливо фыркнул: "Пей".
Артур понюхал. Брякнули наручники.
- Попробуйте вначале вы.
- Побыстрее! - прорычал коротышка.
Артур разозлился и плеснул жидкость ему в лицо.
"Яй!" - взвизгнул Эдкенс и стал прыгать как ошпаренный,
отряхиваться, кричать страшные слова и топать ногами. Пленного с
непомерными выходками, конечно, схватили, напоили злополучной "водой"
и увели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16