Впрочем, позвольте сделать вопросы по порядку. Присядьте.
Каренин. Благодарю.
Судебный следователь. Ваше имя?
Каренин. Виктор Каренин.
Судебный следователь. Звание?
Каренин. Камергер, действительный статский советник.
Судебный следователь. Возраст?
Каренин. Тридцать восемь лет.
Судебный следователь. Веры?
Каренин. Православной, под судом и следствием не бывал. Ну-с?
Судебный следователь. Известно ли вам было, что Федор Васильевич Протасов жив, когда вы вступали в брак с его женою?
Каренин. Не было известно. Мы оба были убеждены, что он утонул.
Судебный следователь. Куда вы посылали ежемесячно деньги в Саратов после ложного известия о смерти Протасова?
Каренин. Я не желаю отвечать на этот вопрос.
Судебный следователь. Очень хорошо. С какою целью были посланы вами деньги тысячу двести рублей господину Протасову перед самой симуляцией его смерти семнадцатого июля?
Каренин. Деньги эти были переданы мне моею женою.
Судебный следователь. Госпожою Протасовой?
Каренин. Моею женою для отправки ее мужу. Деньги эти она считала его собственностью и, разорвав связи с ним, считала несправедливым удержать эти деньги.
Судебный следователь. Теперь еще один вопрос: почему вы прекратили ходатайство о разводе?
Каренин. Потому что Федор Васильевич взял на себя это ходатайство и писал мне об этом.
Судебный следователь. Есть у вас это письмо?
Каренин. Письмо затеряно.
Судебный следователь. Как странно, что затеряно и отсутствует все то, что могло бы убедить правосудие в справедливости ваших показаний.
Каренин. Нужно вам еще что-нибудь?
Судебный следователь. Мне ничего не нужно, кроме исполнения моего долга, а вам нужно оправдаться, и я сейчас советовал госпоже Протасовой и то же посоветовал бы вам: не скрывать того, что всем очевидно, а рассказать все, как было дело. Тем более что господин Протасов в таком положении, что он уже показывал все, как было, и, вероятно, и на суде все так же покажет. Я бы советовал…
Каренин. Я бы просил вас оставаться в рамках исполнения своих обязанностей. А советы свои оставить. Можем мы уйти? (Подходит к Лизе. Она встает и берет его за руку.)
Судебный следователь. Очень сожалею, что должен задержать вас…
Каренин удивленно оборачивается.
О нет, не в том смысле, чтобы арестовать вас. Хотя это и было бы удобнее для расследования истины, я не прибегну к этой мере. Я только желал бы при вас сделать допрос Протасову и дать вам с ним очную ставку, при которой вам удобнее будет уличить его в неправде. Прошу присесть. Позовите господина Протасова.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же. Входит грязный, опустившийся Федя.
Федя (обращается к Лизе и Каренину). Лиза, Лизавета Андреевна, Виктор. Я не виноват. Я хотел сделать лучше. А если виноват… Простите, простите… (Кланяется им в ноги.)
Судебный следователь. Прошу вас отвечать на вопросы.
Федя. Спрашивайте.
Судебный следователь. Ваше имя?
Федя. Ведь вы знаете.
Судебный следователь. Прошу вас отвечать.
Федя. Ну, Федор Протасов.
Судебный следователь. Ваше звание, года, вера?
Федя (молчит). Как вам не совестно спрашивать эти глупости? Спрашивайте, что нужно, а не пустяки.
Судебный следователь. Я прошу вас быть осторожнее в ваших выражениях и отвечать на мои вопросы.
Федя. Ну, коли не совестно, извольте. Звание – кандидат, года – сорок, веры – православной. Ну-с, дальше?
Судебный следователь. Было ли известно господину Каренину и вашей жене, что вы живы, когда вы оставили свою одежду на берегу реки и сами скрылись?
Федя. Наверно, нет. Я хотел точно убить себя, но потом… Ну, да это не нужно рассказывать. Дело в том, что они ничего не знали.
Судебный следователь. Как же вы полицейскому чиновнику показывали по-другому?
Федя. Какому полицейскому чиновнику? А, это когда он ко мне пришел в Ржанов дом? Я был пьян и врал ему, что – не помню. Все это вздор. Теперь я не пьян и говорю всю правду. Они ничего не знали. Они верили, что меня нет. И я рад был этому. И это бы так и осталось, если б не негодяй Артемьев. И если кто виноват, то я один.
Судебный следователь. Я понимаю, что вы хотите быть великодушны, но закон требует истины. Почему вам посланы были деньги?
Федя молчит.
Вы получали через Симонова посылаемые вам в Саратов деньги?
Федя молчит.
Почему же вы не отвечаете? В протоколе будет записано, что на эти вопросы обвиняемый не отвечал, и это может очень повредить и вам и им. Так как же?
Федя (молчит и потом). Ах, господин следователь, как вам не стыдно. Ну что вы лезете в чужую жизнь? Рады, что имеете власть, и, чтоб показать ее, мучаете не физически, а нравственно людей, которые в тысячи раз лучше вас.
Судебный следователь. Прошу вас…
Федя. Нечего просить. Я скажу все, что думаю. (Письмоводителю.) А вы пишите. По крайней мере в первый раз будут в протоколе разумные человеческие речи. (Возвышает голос.) Живут три человека: я, он, она. Между ними сложные отношения, борьба добра со злом, такая духовная борьба, о которой вы понятия не имеете. Борьба эта кончается известным положением, которое все развязывает. Все успокоены. Они счастливы – любят память обо мне. Я в своем падении счастлив тем, что я сделал, что должно, что я, негодный, ушел из жизни, чтобы не мешать тем, кто полон жизни и хороши. И мы все живем. Вдруг является негодяй, шантажист, который требует от меня участия в шантаже. Я прогоняю его. Он идет к вам, к борцу за правосудие, к охранителю нравственности. И вы, получая двадцатого числа по двугривенному за пакость, надеваете мундир и с легким духом куражитесь над ними, над людьми, которых вы мизинца не стоите, которые вас к себе в переднюю не пустят. Но вы добрались и рады…
Судебный следователь. Я вас выведу.
Федя. Я не боюсь никого, потому что я труп и со мной ничего не сделаете; нет того положения, которое было бы хуже моего. Ну и ведите.
Каренин. Мы можем уйти?
Судебный следователь. Сейчас. Подписать протокол.
Федя. И как бы смешны вы были, если бы не были так гадки.
Судебный следователь. Уведите его. Я арестую вас.
Федя (к Каренину и Лизе). Так простите.
Каренин (подходит и подает руку). Так, видно, должно было быть.
Лиза проходит. Федя низко кланяется.
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
Коридор в здании окружного суда. На заднем плане стеклянная дверь, у которой стоит курьер. Правее другая дверь, в которую вводят подсудимых. К первой двери подходит Иван Петрович, оборванный, хочет пройти.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Курьер и Иван Петрович.
Курьер. Куда? Нельзя. Вишь, лезет.
Иван Петрович. Отчего нельзя? Закон гласит: заседания публичны.
Раздаются аплодисменты.
Курьер. А вот нельзя, да и все. Не велено.
Иван Петрович. Невежа. Не знаешь, с кем говоришь.
Выходит молодой адвокат во фраке.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и молодой адвокат.
Молодой адвокат. Что вы, по делу?
Иван Петрович. Нет, я публика. А вот невежда, цербер. Не пускает.
Молодой адвокат. Да ведь здесь не для публики?
Иван Петрович. Знаю. Там не пускают. Меня-то можно пустить.
Молодой адвокат. Погодите, перерыв будет сейчас. (Хочет уходить, встречает князя Абрезкова.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и князь Абрезков.
Князь Абрезков. Позвольте узнать, в каком положении дело?
Молодой адвокат. Речи адвокатов. Петрушин говорит.
Опять аплодисменты.
Князь Абрезков. Что же, как подсудимые несут свое положение?
Молодой адвокат. С большим достоинством, особенно Каренин и Лизавета Андреевна. Не их судят, а они судят общество. Это чувствуется. На эту тему и говорит Петрушин.
Князь Абрезков. Ну, а Протасов?
Молодой адвокат. Ужасно взволнован. Весь трясется как-то. Но это понятно по его жизни. Но как-то особенно раздражен: перебивал несколько раз и прокурора и адвоката. В каком-то особенном возбуждении.
Князь Абрезков. Какой же результат полагаете?
Молодой адвокат. Трудно сказать. Состав присяжных смешанный. Во всяком случае, предумышленности не признают, но все-таки…
Выходит господин, князь Абрезков двигается к двери.
Вы хотите пройти?
Князь Абрезков. Да, хотел бы.
Молодой адвокат. Вы князь Абрезков?
Князь Абрезков. Я.
Молодой адвокат (к курьеру). Пропустите. Тут сейчас налево стул свободный. (Пропускает князя Абрезкова.)
Дверь отворяется, и виден говорящий адвокат.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Курьер, молодой адвокат и Иван Петрович.
Иван Петрович. Аристократы! Я аристократ духа. А это выше.
Молодой адвокат. Ну уж извините. (Проходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Курьер, Иван Петрович и Петушков поспешно идет.
Петушков. А, здравствуй, Иван Петрович! Что дело?
Иван Петрович. Да еще речи адвокатов. Да вот не пускают.
Курьер. А вы не шумите тут. Тут не кабак.
Опять аплодисменты, отворяются двери, выходят адвокаты, зрители: мужчины и дамы.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Те же, дама и офицер.
Дама. Прекрасно. Прямо до слез довел.
Офицер. Лучше всякого романа. Только непонятно, как она могла так любить его. Ужасная фигура.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Те же. Отворяется другая дверь, выходят подсудимые: сначала Лиза и Каренин – и проходят по коридору, за ними Федя один.
Дама. Тише. Вот он. Посмотрите, как он взволнован. (Дама и офицер проходят.)
Федя (подходит к Ивану Петровичу). Принес?
Иван Петрович. Вот он. (Подает что-то.)
Федя (прячет в карман и хочет идти; видит Петушкова). Глупо, пошло. Скучно. Скучно. Бессмысленно. (Хочет уходить.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Те же и Петрушин, адвокат, толстый, румяный, оживленный, подходит.
Петрушин. Ну, батюшка, дела наши хороши, только вы в последней речи не напортите мне…
Федя. Да я не буду говорить. Что им говорить? Я не буду.
Петрушин. Нет, сказать надо. Да вы не тревожьтесь. Теперь уж все дело в шляпе. Вы только скажите,то, что вы мне говорили, что, если вас судят, так только за то, что вы не совершили самоубийства, то есть того, что считается преступлением по закону и гражданскому и церковному.
Федя. Я ничего не скажу.
Петрушин. Отчего?
Федя. Не хочу и не скажу. Вы только мне скажите: в худшем случае что может быть?
Петрушин. Я уже говорил вам: в худшем случае ссылка в Сибирь.
Федя. То есть кого ссылка?
Петрушин. И вас и вашей жены.
Федя. А в лучшем?
Петрушин. Церковное покаяние и, разумеется, расторжение второго брака.
Федя. То есть они опять меня свяжут с ней, то есть ее со мной?
Петрушин. Да, уж это как должно быть. Да вы не волнуйтесь. И, пожалуйста, скажите, как я вам говорю. И только. Главное, ничего лишнего. Ну, впрочем… (Замечая, что их окружили и слушают.) Я устал, пойду посижу, и вы отдохните, пока присяжные совещаются. Главное, не робеть.
Федя. И другого не может быть решения?
Петрушин (уходя). Никакого другого.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Те же, кроме Петрушина, и судейский.
Судейский. Проходите, проходите, нечего в коридоре стоять.
Федя. Сейчас. (Вынимает пистолет и, стреляет себе в сердце. Падает. Все бросаются к нему.) Ничего, кажется, хорошо. Лизу…
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Взбегают из всех дверей зрители, судьи, подсудимые, свидетели. Впереди всех Лиза. Сзади Маша и Каренин и Иван Петрович, князь Абрезков.
Лиза. Что ты сделал, Федя? Зачем?
Федя. Прости меня, что не мог… иначе распутать тебя… Не для тебя… мне этак лучше. Ведь я уж давно… готов…
Лиза. Ты будешь жив.
Доктор нагибается. Слушает.
Федя. Я без доктора знаю… Виктoр, прощай. А Маша опоздала… (Плачет.) Как хорошо… Как хорошо… (Кончается.)
Занавес
Комментарии
(Ю. П. Рыбакова)
Живой труп. Драма написана в 1900 г. Впервые опубликована в газете «Русское слово» 23 сентября 1911 г.
Основой для фабулы пьесы послужило уголовное дело супругов Екатерины и Николай Гимер, о котором писатель узнал в 1897 г. (см.: В. А. Жданов. Судебное дело Гимеров и пьеса Л. Н. Толстого «Живой труп». – В кн.: Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1966). Но еще до этого у Толстого возникли некоторые идеи и образы, воплотившиеся в драме «Живой труп». В дневниковой записи от 9 февраля 1894 г. читаем: «Ясно пришла в голову мысль повести, в которой выставить бы двух человек: одного – распутного, запутавшегося, павшего до презрения только от доброты, другого – внешне чистого, почтенного, уважаемого от холодности, не любви» (т. 52, с. 112). Эту запись исследователи справедливо связывают с творческой историей «Живого трупа». Замысел Толстого противопоставить двух подобных людей воплотился не в повести, как предполагал писатель, а в драме. После того как Толстой посмотрел 14 января 1900 г. «Дядю Ваню» А. П. Чехова в Московском Художественном театре, он записал в дневнике: «Ездил смотреть „Дядю Ваню“ и возмутился. Захотел написать драму „Труп“ (т. 54, с. 10). Об отношении Толстого к пьесам Чехова и развернутый сопоставительный анализ „Дяди Вани“ и „Живого трупа“ см. в кн.: В. Лакшин. Толстой и Чехов. М., 1975, с. 381-455.
Завершив к концу 1900 г. первую редакцию «Живого трупа», Толстой решил оставить работу над пьесой. «Не только не думаю ее теперь кончать и печатать,– писал он В. Г. Черткову,– но очень сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь это сделал» (т.
1 2 3 4 5 6 7 8
Каренин. Благодарю.
Судебный следователь. Ваше имя?
Каренин. Виктор Каренин.
Судебный следователь. Звание?
Каренин. Камергер, действительный статский советник.
Судебный следователь. Возраст?
Каренин. Тридцать восемь лет.
Судебный следователь. Веры?
Каренин. Православной, под судом и следствием не бывал. Ну-с?
Судебный следователь. Известно ли вам было, что Федор Васильевич Протасов жив, когда вы вступали в брак с его женою?
Каренин. Не было известно. Мы оба были убеждены, что он утонул.
Судебный следователь. Куда вы посылали ежемесячно деньги в Саратов после ложного известия о смерти Протасова?
Каренин. Я не желаю отвечать на этот вопрос.
Судебный следователь. Очень хорошо. С какою целью были посланы вами деньги тысячу двести рублей господину Протасову перед самой симуляцией его смерти семнадцатого июля?
Каренин. Деньги эти были переданы мне моею женою.
Судебный следователь. Госпожою Протасовой?
Каренин. Моею женою для отправки ее мужу. Деньги эти она считала его собственностью и, разорвав связи с ним, считала несправедливым удержать эти деньги.
Судебный следователь. Теперь еще один вопрос: почему вы прекратили ходатайство о разводе?
Каренин. Потому что Федор Васильевич взял на себя это ходатайство и писал мне об этом.
Судебный следователь. Есть у вас это письмо?
Каренин. Письмо затеряно.
Судебный следователь. Как странно, что затеряно и отсутствует все то, что могло бы убедить правосудие в справедливости ваших показаний.
Каренин. Нужно вам еще что-нибудь?
Судебный следователь. Мне ничего не нужно, кроме исполнения моего долга, а вам нужно оправдаться, и я сейчас советовал госпоже Протасовой и то же посоветовал бы вам: не скрывать того, что всем очевидно, а рассказать все, как было дело. Тем более что господин Протасов в таком положении, что он уже показывал все, как было, и, вероятно, и на суде все так же покажет. Я бы советовал…
Каренин. Я бы просил вас оставаться в рамках исполнения своих обязанностей. А советы свои оставить. Можем мы уйти? (Подходит к Лизе. Она встает и берет его за руку.)
Судебный следователь. Очень сожалею, что должен задержать вас…
Каренин удивленно оборачивается.
О нет, не в том смысле, чтобы арестовать вас. Хотя это и было бы удобнее для расследования истины, я не прибегну к этой мере. Я только желал бы при вас сделать допрос Протасову и дать вам с ним очную ставку, при которой вам удобнее будет уличить его в неправде. Прошу присесть. Позовите господина Протасова.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же. Входит грязный, опустившийся Федя.
Федя (обращается к Лизе и Каренину). Лиза, Лизавета Андреевна, Виктор. Я не виноват. Я хотел сделать лучше. А если виноват… Простите, простите… (Кланяется им в ноги.)
Судебный следователь. Прошу вас отвечать на вопросы.
Федя. Спрашивайте.
Судебный следователь. Ваше имя?
Федя. Ведь вы знаете.
Судебный следователь. Прошу вас отвечать.
Федя. Ну, Федор Протасов.
Судебный следователь. Ваше звание, года, вера?
Федя (молчит). Как вам не совестно спрашивать эти глупости? Спрашивайте, что нужно, а не пустяки.
Судебный следователь. Я прошу вас быть осторожнее в ваших выражениях и отвечать на мои вопросы.
Федя. Ну, коли не совестно, извольте. Звание – кандидат, года – сорок, веры – православной. Ну-с, дальше?
Судебный следователь. Было ли известно господину Каренину и вашей жене, что вы живы, когда вы оставили свою одежду на берегу реки и сами скрылись?
Федя. Наверно, нет. Я хотел точно убить себя, но потом… Ну, да это не нужно рассказывать. Дело в том, что они ничего не знали.
Судебный следователь. Как же вы полицейскому чиновнику показывали по-другому?
Федя. Какому полицейскому чиновнику? А, это когда он ко мне пришел в Ржанов дом? Я был пьян и врал ему, что – не помню. Все это вздор. Теперь я не пьян и говорю всю правду. Они ничего не знали. Они верили, что меня нет. И я рад был этому. И это бы так и осталось, если б не негодяй Артемьев. И если кто виноват, то я один.
Судебный следователь. Я понимаю, что вы хотите быть великодушны, но закон требует истины. Почему вам посланы были деньги?
Федя молчит.
Вы получали через Симонова посылаемые вам в Саратов деньги?
Федя молчит.
Почему же вы не отвечаете? В протоколе будет записано, что на эти вопросы обвиняемый не отвечал, и это может очень повредить и вам и им. Так как же?
Федя (молчит и потом). Ах, господин следователь, как вам не стыдно. Ну что вы лезете в чужую жизнь? Рады, что имеете власть, и, чтоб показать ее, мучаете не физически, а нравственно людей, которые в тысячи раз лучше вас.
Судебный следователь. Прошу вас…
Федя. Нечего просить. Я скажу все, что думаю. (Письмоводителю.) А вы пишите. По крайней мере в первый раз будут в протоколе разумные человеческие речи. (Возвышает голос.) Живут три человека: я, он, она. Между ними сложные отношения, борьба добра со злом, такая духовная борьба, о которой вы понятия не имеете. Борьба эта кончается известным положением, которое все развязывает. Все успокоены. Они счастливы – любят память обо мне. Я в своем падении счастлив тем, что я сделал, что должно, что я, негодный, ушел из жизни, чтобы не мешать тем, кто полон жизни и хороши. И мы все живем. Вдруг является негодяй, шантажист, который требует от меня участия в шантаже. Я прогоняю его. Он идет к вам, к борцу за правосудие, к охранителю нравственности. И вы, получая двадцатого числа по двугривенному за пакость, надеваете мундир и с легким духом куражитесь над ними, над людьми, которых вы мизинца не стоите, которые вас к себе в переднюю не пустят. Но вы добрались и рады…
Судебный следователь. Я вас выведу.
Федя. Я не боюсь никого, потому что я труп и со мной ничего не сделаете; нет того положения, которое было бы хуже моего. Ну и ведите.
Каренин. Мы можем уйти?
Судебный следователь. Сейчас. Подписать протокол.
Федя. И как бы смешны вы были, если бы не были так гадки.
Судебный следователь. Уведите его. Я арестую вас.
Федя (к Каренину и Лизе). Так простите.
Каренин (подходит и подает руку). Так, видно, должно было быть.
Лиза проходит. Федя низко кланяется.
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
Коридор в здании окружного суда. На заднем плане стеклянная дверь, у которой стоит курьер. Правее другая дверь, в которую вводят подсудимых. К первой двери подходит Иван Петрович, оборванный, хочет пройти.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Курьер и Иван Петрович.
Курьер. Куда? Нельзя. Вишь, лезет.
Иван Петрович. Отчего нельзя? Закон гласит: заседания публичны.
Раздаются аплодисменты.
Курьер. А вот нельзя, да и все. Не велено.
Иван Петрович. Невежа. Не знаешь, с кем говоришь.
Выходит молодой адвокат во фраке.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Те же и молодой адвокат.
Молодой адвокат. Что вы, по делу?
Иван Петрович. Нет, я публика. А вот невежда, цербер. Не пускает.
Молодой адвокат. Да ведь здесь не для публики?
Иван Петрович. Знаю. Там не пускают. Меня-то можно пустить.
Молодой адвокат. Погодите, перерыв будет сейчас. (Хочет уходить, встречает князя Абрезкова.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и князь Абрезков.
Князь Абрезков. Позвольте узнать, в каком положении дело?
Молодой адвокат. Речи адвокатов. Петрушин говорит.
Опять аплодисменты.
Князь Абрезков. Что же, как подсудимые несут свое положение?
Молодой адвокат. С большим достоинством, особенно Каренин и Лизавета Андреевна. Не их судят, а они судят общество. Это чувствуется. На эту тему и говорит Петрушин.
Князь Абрезков. Ну, а Протасов?
Молодой адвокат. Ужасно взволнован. Весь трясется как-то. Но это понятно по его жизни. Но как-то особенно раздражен: перебивал несколько раз и прокурора и адвоката. В каком-то особенном возбуждении.
Князь Абрезков. Какой же результат полагаете?
Молодой адвокат. Трудно сказать. Состав присяжных смешанный. Во всяком случае, предумышленности не признают, но все-таки…
Выходит господин, князь Абрезков двигается к двери.
Вы хотите пройти?
Князь Абрезков. Да, хотел бы.
Молодой адвокат. Вы князь Абрезков?
Князь Абрезков. Я.
Молодой адвокат (к курьеру). Пропустите. Тут сейчас налево стул свободный. (Пропускает князя Абрезкова.)
Дверь отворяется, и виден говорящий адвокат.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Курьер, молодой адвокат и Иван Петрович.
Иван Петрович. Аристократы! Я аристократ духа. А это выше.
Молодой адвокат. Ну уж извините. (Проходит.)
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Курьер, Иван Петрович и Петушков поспешно идет.
Петушков. А, здравствуй, Иван Петрович! Что дело?
Иван Петрович. Да еще речи адвокатов. Да вот не пускают.
Курьер. А вы не шумите тут. Тут не кабак.
Опять аплодисменты, отворяются двери, выходят адвокаты, зрители: мужчины и дамы.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Те же, дама и офицер.
Дама. Прекрасно. Прямо до слез довел.
Офицер. Лучше всякого романа. Только непонятно, как она могла так любить его. Ужасная фигура.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Те же. Отворяется другая дверь, выходят подсудимые: сначала Лиза и Каренин – и проходят по коридору, за ними Федя один.
Дама. Тише. Вот он. Посмотрите, как он взволнован. (Дама и офицер проходят.)
Федя (подходит к Ивану Петровичу). Принес?
Иван Петрович. Вот он. (Подает что-то.)
Федя (прячет в карман и хочет идти; видит Петушкова). Глупо, пошло. Скучно. Скучно. Бессмысленно. (Хочет уходить.)
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Те же и Петрушин, адвокат, толстый, румяный, оживленный, подходит.
Петрушин. Ну, батюшка, дела наши хороши, только вы в последней речи не напортите мне…
Федя. Да я не буду говорить. Что им говорить? Я не буду.
Петрушин. Нет, сказать надо. Да вы не тревожьтесь. Теперь уж все дело в шляпе. Вы только скажите,то, что вы мне говорили, что, если вас судят, так только за то, что вы не совершили самоубийства, то есть того, что считается преступлением по закону и гражданскому и церковному.
Федя. Я ничего не скажу.
Петрушин. Отчего?
Федя. Не хочу и не скажу. Вы только мне скажите: в худшем случае что может быть?
Петрушин. Я уже говорил вам: в худшем случае ссылка в Сибирь.
Федя. То есть кого ссылка?
Петрушин. И вас и вашей жены.
Федя. А в лучшем?
Петрушин. Церковное покаяние и, разумеется, расторжение второго брака.
Федя. То есть они опять меня свяжут с ней, то есть ее со мной?
Петрушин. Да, уж это как должно быть. Да вы не волнуйтесь. И, пожалуйста, скажите, как я вам говорю. И только. Главное, ничего лишнего. Ну, впрочем… (Замечая, что их окружили и слушают.) Я устал, пойду посижу, и вы отдохните, пока присяжные совещаются. Главное, не робеть.
Федя. И другого не может быть решения?
Петрушин (уходя). Никакого другого.
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Те же, кроме Петрушина, и судейский.
Судейский. Проходите, проходите, нечего в коридоре стоять.
Федя. Сейчас. (Вынимает пистолет и, стреляет себе в сердце. Падает. Все бросаются к нему.) Ничего, кажется, хорошо. Лизу…
ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ
Взбегают из всех дверей зрители, судьи, подсудимые, свидетели. Впереди всех Лиза. Сзади Маша и Каренин и Иван Петрович, князь Абрезков.
Лиза. Что ты сделал, Федя? Зачем?
Федя. Прости меня, что не мог… иначе распутать тебя… Не для тебя… мне этак лучше. Ведь я уж давно… готов…
Лиза. Ты будешь жив.
Доктор нагибается. Слушает.
Федя. Я без доктора знаю… Виктoр, прощай. А Маша опоздала… (Плачет.) Как хорошо… Как хорошо… (Кончается.)
Занавес
Комментарии
(Ю. П. Рыбакова)
Живой труп. Драма написана в 1900 г. Впервые опубликована в газете «Русское слово» 23 сентября 1911 г.
Основой для фабулы пьесы послужило уголовное дело супругов Екатерины и Николай Гимер, о котором писатель узнал в 1897 г. (см.: В. А. Жданов. Судебное дело Гимеров и пьеса Л. Н. Толстого «Живой труп». – В кн.: Л. Н. Толстой. Статьи и материалы. Горький, 1966). Но еще до этого у Толстого возникли некоторые идеи и образы, воплотившиеся в драме «Живой труп». В дневниковой записи от 9 февраля 1894 г. читаем: «Ясно пришла в голову мысль повести, в которой выставить бы двух человек: одного – распутного, запутавшегося, павшего до презрения только от доброты, другого – внешне чистого, почтенного, уважаемого от холодности, не любви» (т. 52, с. 112). Эту запись исследователи справедливо связывают с творческой историей «Живого трупа». Замысел Толстого противопоставить двух подобных людей воплотился не в повести, как предполагал писатель, а в драме. После того как Толстой посмотрел 14 января 1900 г. «Дядю Ваню» А. П. Чехова в Московском Художественном театре, он записал в дневнике: «Ездил смотреть „Дядю Ваню“ и возмутился. Захотел написать драму „Труп“ (т. 54, с. 10). Об отношении Толстого к пьесам Чехова и развернутый сопоставительный анализ „Дяди Вани“ и „Живого трупа“ см. в кн.: В. Лакшин. Толстой и Чехов. М., 1975, с. 381-455.
Завершив к концу 1900 г. первую редакцию «Живого трупа», Толстой решил оставить работу над пьесой. «Не только не думаю ее теперь кончать и печатать,– писал он В. Г. Черткову,– но очень сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь это сделал» (т.
1 2 3 4 5 6 7 8