Милости просим. Не выпьешь ли все же вина? У нас с собой довольно.
– У нас тоже. И наоборот, я обижусь, если вы оба не выпьете вместе с нами. Отличное вино, как, надеюсь, ты убедишься сам... – И через плечо: – Еды, мальчик, живо, и предложи господам вина, которое дал нам в дорогу комендант.
– Издалека ли ты идешь? – спросил я его. Правила вежливости не позволяли прямо спрашивать путника, из какого места он отправился и куда держит путь. Но в то же время правила дорожной вежливости требуют от него подробного рассказа, пусть иной раз и откровенно вымышленного.
Бельтан ответил без запинки, жуя поданную мальчиком куриную ногу:
– Из Йорка. Провел там всю зиму. Обычно трогаюсь с места с приходом весны, но нынче задержался. Полный город народу... – Он прожевал, проглотил и внятно добавил: – Время было благоприятное, прибыльное, и я счел за благо остаться подольше.
– Ты пришел со стороны Катрета? – поинтересовался я. Он говорил на бриттском языке, и я, следуя его примеру, выговорил это имя на старинный манер. Римляне произносили «Катаракта».
– Нет, я избрал ту дорогу, что обходит равнину с востока. Но тебе ее не присоветую, милорд. Мы рады были свернуть на болотные тропы. Надеялись выйти на Дерийский тракт под Виновней. Но этот дурень, – он дернул плечом в сторону своего раба, – прозевал дорожный указатель. Мне приходится полагаться на него, сам я стал подслеповат и могу разглядеть разве только то, что у меня под самым носом, вот как этот кус курятины. Ну а Ниниан, как обычно, считал облака в небе, вместо того чтобы высматривать дорогу, и к сумеркам спохватились, а где находимся, неизвестно, и где город, позади ли, впереди, кто знает? Боюсь, что мы пропустили поворот, не так ли?
– Да, ты прав. Мы прошли через город еще засветло. Увы. У тебя в этом городе дела?
– У меня в каждом городе дела.
Он разговаривал на удивление спокойно и благодушно. И я порадовался за маленького раба. Тот, стоя у меня за плечом, наливал мне в кружку вино из бурдюка с самым сосредоточенным видом. Бельтан только напускает на себя строгость, подумал я, Ниниан вон совсем его не боится. Я поблагодарил, мальчик с улыбкой поднял взгляд – и я убедился, что строгость, выказанная Бельтаном, оправданна: мысли мальчика явно витали неведомо где, нежная, туманная улыбка была рассеянной, мечтательной. В тусклом свете костра и луны его серые глаза казались подернуты темной дымкой. Во всем его облике, в рассеянной грации его движений было что-то как будто знакомое... Дыхание ночи тронуло холодом мой затылок, и я почувствовал, как волосы у меня зашевелились, точно на загривке у лесного кота.
Мальчик молча отвернулся и склонился над кружкой Ульфина.
– Отведай, милорд, – приглашал меня между тем Бельтан. – Славное вино. Мне его дал один из гарнизонных командиров в Эборе... Где он сам его раздобыл, бог весть, такие вещи лучше не спрашивать, верно?
Он еле заметно подмигнул, вгрызаясь в куриную ногу.
Вино и вправду оказалось славное, темное, густое и ароматное, не уступавшее по вкусу лучшим винам, какие я пивал в Галлии или Греции. Я похвалил его, а про себя подумал: интересно, чем заслужил Бельтан такой ценный подарок?
– Ага! – все с тем же благодушным самодовольством проговорил Бельтан. – Теперь ты гадаешь, как мне удалось вырвать у него такое сокровище.
– Да, признаюсь, – с улыбкой ответил я. – А ты что же, чародей, читающий чужие мысли?
– Не совсем, – усмехнулся он. – Но я опять знаю, что ты сейчас думаешь.
– Что же?
– Ты ломаешь себе голову, не королевский ли маг сидит перед тобой в переодетом виде? Угадал? И вправду, только Мерлиновы чудеса могут заставить Витрувия отдать такое вино. Притом Мерлин, как и я, бродит по дорогам, похожий, говорят, просто на странствующего торговца, в сопровождении одного-единственного слуги, а то и вовсе один. Я прав?
– В оценке твоего вина – бесспорно да. Должен ли я так тебя понять, что ты не просто «странствующий торговец»?
– Пожалуй, что так, – ответил он, кивая с важностью. – О Мерлине же я слышал, что он оставил Каэрлеон. Куда он направился и с какой целью, никто не знает, но это в его обычае. В Йорке говорят, что Верховный король вернется в Линниус к новолунию, а вот Мерлин взял да исчез на второй день после коронации. – Он перевел взгляд с меня на Ульфина. – А вы о нем ничего не слышали?
В его вопросе не содержалось никакого намека, но лишь любопытство, ведь странствующие мастера и торговцы собирают и разносят новости по всей земле, за что и встречают всюду радушный прием. Для них новости и слухи – просто ценный и ходкий товар.
Ульфин отрицательно потряс головой. Лицо у него было каменное. А мальчик Ниниан нашего разговора даже не слушал: он сидел, отвернув голову, и смотрел в душистый сумрак полей. Прозвучал переливчатый обрывок птичьей трели – пернатая полуночница завозилась в гнезде, устраиваясь на ночлег. Лицо мальчика сразу озарилось мимолетной радостью, еле уловимой, неверной, как отблеск звезд на трепетных листьях берез над нашими головами. Вот оно, убежище Ниниана от сердитого хозяина и от утомительных ежедневных трудов.
– Мы пришли с запада, ты угадал, со стороны Дэвы, – ответил я на окольные вопросы Бельтана. – Но новости наши все, должно быть, устарели. Мы продвигались медленно. Я врач и путешествую от больного к больному.
– Вот как? Ну что ж, – сказал Бельтан и с аппетитом надкусил ячменную лепешку. – Зато мы непременно узнаем последние новости, когда доберемся до Корбриджа. Вы ведь тоже туда держите путь? Ну и прекрасно. Да ты не бойся стать моим спутником, я не маг и путешествую в собственном обличье. Даже если люди королевы Моргаузы вздумают сулить мне золото или грозить костром, я всегда смогу доказать им, что они обознались.
Ульфин поднял голову. А я только спросил:
– Как?
– Показав им свое искусство. Пусть говорят, что Мерлин может и то, и это, однако моим видом волшебства невозможно овладеть без обучения. А на это, – добавил он все с тем же веселым самодовольством, – уходит целая жизнь.
– Можно нам узнать, в чем твое искусство? Мой вопрос был просто данью вежливости. Видно было, что Бельтан и без того собрался нас поразить.
– Сейчас я вам покажу. – Он торопливо дожевал лепешку, утерся и сделал последний глоток вина. – Ниниан! Ниниан! Успеешь еще намечтаться. Вынь мешок да подбрось дров в костер. Мне нужен свет.
Ульфин подобрал сухой сук и бросил в огонь. Взметнулось пламя. Мальчик вытащил увесистый мешок, сшитый из мягкой кожи, и, опустившись рядом со мной на колени, развязал и распластал его в свете костра по земле.
В глазах зарябило, засверкало: играли жаркие блики на золоте, пестрели черные и пурпурные эмали, переливчатые перламутры, густо-красные гранаты и синие стекляшки, вделанные в оправу или нанизанные на нить – целая россыпь искусно сработанных украшений. Чего там только не было: броши и булавки, ожерелья, амулеты, пряжки для сандалий и поясов и одна пряжка для женского пояска в виде розетки из серебряных желудей. Броши и фибулы по большей части круглые в три изогнутых лепестка, как у Бельтана на плаще, но были и старой формы – маленькие луки с тетивами, а также изображения животных, среди них один извивающийся прихотливыми кольцами дракончик, сделанный с поразительным искусством из перегородчатой эмали и выложенный гранатами.
Я поднял голову и встретился взглядом с Бельтаном – он смотрел на меня выжидающе. Я не обманул его ожиданий:
– Великолепная работа! Превосходная! Лучше я в жизни не видывал.
Он сиял простодушным удовольствием. А я, поняв, с кем имею дело, окончательно успокоился. Он был художником, а художники живут похвалой, как пчелы – нектаром. И, кроме собственного художества, их мало что занимает. Вот почему он не выказал интереса, когда я назвался ему врачом. Задал лишь несколько безобидных вопросов, охочий до любых новостей, как всякий странствующий мастер, ведь о событиях под Лугуваллиумом до сих пор рассказывали легенды по всей Британии, и разве не соблазнительно было бы узнать, где сейчас находится герой этих сказок, волшебник Мерлин? Можно было не сомневаться, что он не подозревает, кто я. Я стал расспрашивать о его работе, побуждаемый самым искренним интересом: я всегда старался, где можно, знакомиться с искусством других людей. Его ответы убедили меня, что все эти украшения он сделал своими руками, а заодно и разъяснилось, за что ему было плачено таким превосходным вином.
– А твои глаза? – спросил я. – Ты их испортил этой тонкой работой?
– Да нет. Я плохо вижу, но для ювелирного искусства – в самый раз. Наоборот, такое зрение в моем деле очень ценно. Даже теперь, когда я состарился, я вижу у себя под носом мельчайшие мелочи, но вот твое лицо, милорд, различаю смутно, ну а уж деревья, которые нас, как я полагаю, окружают... – Он улыбнулся и пожал плечами. – Потому-то мне и приходится держать при себе этого негодного ротозея. Он – мои глаза. Без него я совсем не мог бы путешествовать, хотя вот и с его помощью едва не запропал в болоте. Не такие здесь места, чтобы идти без дороги по топям.
Эти сердитые слова говорились им просто так, по привычке, мальчик Ниниан не обращал на них никакого внимания. Он воспользовался случаем подойти поближе к костру и грелся в его тепле.
– Что же дальше? – спросил я золотых дел мастера. – Такие изделия достойны королевского двора. Для городского рынка они, уж конечно, чересчур хороши. Куда же ты с ними идешь?
– И ты еще спрашиваешь? В Лотиан, в город Дунпелдир. Когда у короля молодая жена, да еще прекрасная собой, как весенняя купавка, и нежная, как цветущий подснежник, для нашей работы всенепременно найдется сбыт.
Я протянул ладони к огню.
– Ах да, – с деланным равнодушием проговорил я. – Он ведь женился в конце концов на Моргаузе. Сговорил одну принцессу, а повенчался с другой. Что-то я такое об этом слышал. Ты был там, когда играли свадьбу?
– А как же. Короля Лота нельзя винить, так все говорили. Пусть принцесса Моргана и собой хороша, и законная королевская дочь, но уж ее сестра... Знаешь, как о ней говорят? Ни один мужчина, тем более такой, как Лот Лотианский, не мог бы приблизиться к этой женщине и не возжелать ее.
– И твоего слабого зрения достало, чтобы в этом убедиться? – спросил я и заметил улыбку Ульфина.
– А на что мне зрение? – весело захохотал Бельтан. – Уши-то у меня есть. И я слышу людскую молву. А однажды я очутился вблизи молодой королевы, и почуял запах ее благовоний, и заметил чудный блеск ее волос в солнечном луче, и услышал ее дивный голос. Я тогда велел мальчику описать мне ее и смастерил для нее вот эту цепочку. Как полагаешь, купит ее у меня король?
Я взял в руку прелестную вещицу. Золотые звенышки были тоненькие, как шелковинка, а между ними в филигранной оправе сверкали розетки из жемчужин и топазов.
– Глупец будет, если не купит. Пусть только дама увидит ее первая, и тогда уж ему некуда будет деваться.
– На это у меня и расчет, – с улыбкой сказал он. – К тому времени, когда я доберусь до Дунпелдира, она уже оправится и станет снова думать о нарядах и украшениях. Ты ведь, конечно, слышал? Она две недели назад слегла родами, прежде срока.
Ульфин замер, и наступившая тишина прозвучала громче любого возгласа, так что Ниниан очнулся от грез и вскинул голову. Я против воли весь напрягся. Почувствовав, что возбудил особое внимание, золотых дел мастер довольно спросил:
– А ты что, разве не знал?
– Да нет. После Изуриума мы не останавливались в городах. Две недели? Это точно?
– Точно, милорд. Даже слишком точно, на взгляд иных. – Он засмеялся. – Кто и считать-то прежде не умел, куда ни посмотришь, целыми днями на пальцах высчитывали. Но как они ни подсчитывай, как ни старайся, хоть из кожи вон, а все равно выходит, что зачала она в сентябре. Это значит, под Лугуваллиумом, – мигнул старый сплетник, – когда помер король Утер.
– Возможно, – ответил я с полным безразличием. – А что король Лот? Я слыхал, он отправился в Линнуис навстречу Артуру?
– Отправился, верно. Он поди еще и не слыхал этой новости. Мы и сами ее узнали только в Элфете, когда останавливались там на ночлег. И как раз королевин гонец там проезжал, восточной дорогой. Что-то он такое говорил, что, мол, эта дорога безопаснее, но сдается мне, ему просто ведено было слишком-то не спешить. Пока известие достигнет ушей Лота, вроде бы и не так мало времени прошло со свадьбы.
– А дитя? – спросил я как бы невзначай. – Мальчик?
– Да, и поговаривают, хилый. Еще выйдет на поверку, что как Лот ни торопился, а наследника не получил.
– Э, ладно. Еще успеет. – Я переменил тему: – А ты не боишься вот так путешествовать, с эдаким драгоценным грузом?
– Признаюсь, чего уж там. Кошки на сердце скребли. Обычно летом, когда я запираю свою мастерскую и пускаюсь в странствия, я беру с собой только тот товар, что раскупают на базарах, ну да еще побрякушки разные для купеческих жен. Но нынешний год мне не повезло, я не управился закончить работу над этими украшениями, чтобы показать их королеве Моргаузе до ее отъезда на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– У нас тоже. И наоборот, я обижусь, если вы оба не выпьете вместе с нами. Отличное вино, как, надеюсь, ты убедишься сам... – И через плечо: – Еды, мальчик, живо, и предложи господам вина, которое дал нам в дорогу комендант.
– Издалека ли ты идешь? – спросил я его. Правила вежливости не позволяли прямо спрашивать путника, из какого места он отправился и куда держит путь. Но в то же время правила дорожной вежливости требуют от него подробного рассказа, пусть иной раз и откровенно вымышленного.
Бельтан ответил без запинки, жуя поданную мальчиком куриную ногу:
– Из Йорка. Провел там всю зиму. Обычно трогаюсь с места с приходом весны, но нынче задержался. Полный город народу... – Он прожевал, проглотил и внятно добавил: – Время было благоприятное, прибыльное, и я счел за благо остаться подольше.
– Ты пришел со стороны Катрета? – поинтересовался я. Он говорил на бриттском языке, и я, следуя его примеру, выговорил это имя на старинный манер. Римляне произносили «Катаракта».
– Нет, я избрал ту дорогу, что обходит равнину с востока. Но тебе ее не присоветую, милорд. Мы рады были свернуть на болотные тропы. Надеялись выйти на Дерийский тракт под Виновней. Но этот дурень, – он дернул плечом в сторону своего раба, – прозевал дорожный указатель. Мне приходится полагаться на него, сам я стал подслеповат и могу разглядеть разве только то, что у меня под самым носом, вот как этот кус курятины. Ну а Ниниан, как обычно, считал облака в небе, вместо того чтобы высматривать дорогу, и к сумеркам спохватились, а где находимся, неизвестно, и где город, позади ли, впереди, кто знает? Боюсь, что мы пропустили поворот, не так ли?
– Да, ты прав. Мы прошли через город еще засветло. Увы. У тебя в этом городе дела?
– У меня в каждом городе дела.
Он разговаривал на удивление спокойно и благодушно. И я порадовался за маленького раба. Тот, стоя у меня за плечом, наливал мне в кружку вино из бурдюка с самым сосредоточенным видом. Бельтан только напускает на себя строгость, подумал я, Ниниан вон совсем его не боится. Я поблагодарил, мальчик с улыбкой поднял взгляд – и я убедился, что строгость, выказанная Бельтаном, оправданна: мысли мальчика явно витали неведомо где, нежная, туманная улыбка была рассеянной, мечтательной. В тусклом свете костра и луны его серые глаза казались подернуты темной дымкой. Во всем его облике, в рассеянной грации его движений было что-то как будто знакомое... Дыхание ночи тронуло холодом мой затылок, и я почувствовал, как волосы у меня зашевелились, точно на загривке у лесного кота.
Мальчик молча отвернулся и склонился над кружкой Ульфина.
– Отведай, милорд, – приглашал меня между тем Бельтан. – Славное вино. Мне его дал один из гарнизонных командиров в Эборе... Где он сам его раздобыл, бог весть, такие вещи лучше не спрашивать, верно?
Он еле заметно подмигнул, вгрызаясь в куриную ногу.
Вино и вправду оказалось славное, темное, густое и ароматное, не уступавшее по вкусу лучшим винам, какие я пивал в Галлии или Греции. Я похвалил его, а про себя подумал: интересно, чем заслужил Бельтан такой ценный подарок?
– Ага! – все с тем же благодушным самодовольством проговорил Бельтан. – Теперь ты гадаешь, как мне удалось вырвать у него такое сокровище.
– Да, признаюсь, – с улыбкой ответил я. – А ты что же, чародей, читающий чужие мысли?
– Не совсем, – усмехнулся он. – Но я опять знаю, что ты сейчас думаешь.
– Что же?
– Ты ломаешь себе голову, не королевский ли маг сидит перед тобой в переодетом виде? Угадал? И вправду, только Мерлиновы чудеса могут заставить Витрувия отдать такое вино. Притом Мерлин, как и я, бродит по дорогам, похожий, говорят, просто на странствующего торговца, в сопровождении одного-единственного слуги, а то и вовсе один. Я прав?
– В оценке твоего вина – бесспорно да. Должен ли я так тебя понять, что ты не просто «странствующий торговец»?
– Пожалуй, что так, – ответил он, кивая с важностью. – О Мерлине же я слышал, что он оставил Каэрлеон. Куда он направился и с какой целью, никто не знает, но это в его обычае. В Йорке говорят, что Верховный король вернется в Линниус к новолунию, а вот Мерлин взял да исчез на второй день после коронации. – Он перевел взгляд с меня на Ульфина. – А вы о нем ничего не слышали?
В его вопросе не содержалось никакого намека, но лишь любопытство, ведь странствующие мастера и торговцы собирают и разносят новости по всей земле, за что и встречают всюду радушный прием. Для них новости и слухи – просто ценный и ходкий товар.
Ульфин отрицательно потряс головой. Лицо у него было каменное. А мальчик Ниниан нашего разговора даже не слушал: он сидел, отвернув голову, и смотрел в душистый сумрак полей. Прозвучал переливчатый обрывок птичьей трели – пернатая полуночница завозилась в гнезде, устраиваясь на ночлег. Лицо мальчика сразу озарилось мимолетной радостью, еле уловимой, неверной, как отблеск звезд на трепетных листьях берез над нашими головами. Вот оно, убежище Ниниана от сердитого хозяина и от утомительных ежедневных трудов.
– Мы пришли с запада, ты угадал, со стороны Дэвы, – ответил я на окольные вопросы Бельтана. – Но новости наши все, должно быть, устарели. Мы продвигались медленно. Я врач и путешествую от больного к больному.
– Вот как? Ну что ж, – сказал Бельтан и с аппетитом надкусил ячменную лепешку. – Зато мы непременно узнаем последние новости, когда доберемся до Корбриджа. Вы ведь тоже туда держите путь? Ну и прекрасно. Да ты не бойся стать моим спутником, я не маг и путешествую в собственном обличье. Даже если люди королевы Моргаузы вздумают сулить мне золото или грозить костром, я всегда смогу доказать им, что они обознались.
Ульфин поднял голову. А я только спросил:
– Как?
– Показав им свое искусство. Пусть говорят, что Мерлин может и то, и это, однако моим видом волшебства невозможно овладеть без обучения. А на это, – добавил он все с тем же веселым самодовольством, – уходит целая жизнь.
– Можно нам узнать, в чем твое искусство? Мой вопрос был просто данью вежливости. Видно было, что Бельтан и без того собрался нас поразить.
– Сейчас я вам покажу. – Он торопливо дожевал лепешку, утерся и сделал последний глоток вина. – Ниниан! Ниниан! Успеешь еще намечтаться. Вынь мешок да подбрось дров в костер. Мне нужен свет.
Ульфин подобрал сухой сук и бросил в огонь. Взметнулось пламя. Мальчик вытащил увесистый мешок, сшитый из мягкой кожи, и, опустившись рядом со мной на колени, развязал и распластал его в свете костра по земле.
В глазах зарябило, засверкало: играли жаркие блики на золоте, пестрели черные и пурпурные эмали, переливчатые перламутры, густо-красные гранаты и синие стекляшки, вделанные в оправу или нанизанные на нить – целая россыпь искусно сработанных украшений. Чего там только не было: броши и булавки, ожерелья, амулеты, пряжки для сандалий и поясов и одна пряжка для женского пояска в виде розетки из серебряных желудей. Броши и фибулы по большей части круглые в три изогнутых лепестка, как у Бельтана на плаще, но были и старой формы – маленькие луки с тетивами, а также изображения животных, среди них один извивающийся прихотливыми кольцами дракончик, сделанный с поразительным искусством из перегородчатой эмали и выложенный гранатами.
Я поднял голову и встретился взглядом с Бельтаном – он смотрел на меня выжидающе. Я не обманул его ожиданий:
– Великолепная работа! Превосходная! Лучше я в жизни не видывал.
Он сиял простодушным удовольствием. А я, поняв, с кем имею дело, окончательно успокоился. Он был художником, а художники живут похвалой, как пчелы – нектаром. И, кроме собственного художества, их мало что занимает. Вот почему он не выказал интереса, когда я назвался ему врачом. Задал лишь несколько безобидных вопросов, охочий до любых новостей, как всякий странствующий мастер, ведь о событиях под Лугуваллиумом до сих пор рассказывали легенды по всей Британии, и разве не соблазнительно было бы узнать, где сейчас находится герой этих сказок, волшебник Мерлин? Можно было не сомневаться, что он не подозревает, кто я. Я стал расспрашивать о его работе, побуждаемый самым искренним интересом: я всегда старался, где можно, знакомиться с искусством других людей. Его ответы убедили меня, что все эти украшения он сделал своими руками, а заодно и разъяснилось, за что ему было плачено таким превосходным вином.
– А твои глаза? – спросил я. – Ты их испортил этой тонкой работой?
– Да нет. Я плохо вижу, но для ювелирного искусства – в самый раз. Наоборот, такое зрение в моем деле очень ценно. Даже теперь, когда я состарился, я вижу у себя под носом мельчайшие мелочи, но вот твое лицо, милорд, различаю смутно, ну а уж деревья, которые нас, как я полагаю, окружают... – Он улыбнулся и пожал плечами. – Потому-то мне и приходится держать при себе этого негодного ротозея. Он – мои глаза. Без него я совсем не мог бы путешествовать, хотя вот и с его помощью едва не запропал в болоте. Не такие здесь места, чтобы идти без дороги по топям.
Эти сердитые слова говорились им просто так, по привычке, мальчик Ниниан не обращал на них никакого внимания. Он воспользовался случаем подойти поближе к костру и грелся в его тепле.
– Что же дальше? – спросил я золотых дел мастера. – Такие изделия достойны королевского двора. Для городского рынка они, уж конечно, чересчур хороши. Куда же ты с ними идешь?
– И ты еще спрашиваешь? В Лотиан, в город Дунпелдир. Когда у короля молодая жена, да еще прекрасная собой, как весенняя купавка, и нежная, как цветущий подснежник, для нашей работы всенепременно найдется сбыт.
Я протянул ладони к огню.
– Ах да, – с деланным равнодушием проговорил я. – Он ведь женился в конце концов на Моргаузе. Сговорил одну принцессу, а повенчался с другой. Что-то я такое об этом слышал. Ты был там, когда играли свадьбу?
– А как же. Короля Лота нельзя винить, так все говорили. Пусть принцесса Моргана и собой хороша, и законная королевская дочь, но уж ее сестра... Знаешь, как о ней говорят? Ни один мужчина, тем более такой, как Лот Лотианский, не мог бы приблизиться к этой женщине и не возжелать ее.
– И твоего слабого зрения достало, чтобы в этом убедиться? – спросил я и заметил улыбку Ульфина.
– А на что мне зрение? – весело захохотал Бельтан. – Уши-то у меня есть. И я слышу людскую молву. А однажды я очутился вблизи молодой королевы, и почуял запах ее благовоний, и заметил чудный блеск ее волос в солнечном луче, и услышал ее дивный голос. Я тогда велел мальчику описать мне ее и смастерил для нее вот эту цепочку. Как полагаешь, купит ее у меня король?
Я взял в руку прелестную вещицу. Золотые звенышки были тоненькие, как шелковинка, а между ними в филигранной оправе сверкали розетки из жемчужин и топазов.
– Глупец будет, если не купит. Пусть только дама увидит ее первая, и тогда уж ему некуда будет деваться.
– На это у меня и расчет, – с улыбкой сказал он. – К тому времени, когда я доберусь до Дунпелдира, она уже оправится и станет снова думать о нарядах и украшениях. Ты ведь, конечно, слышал? Она две недели назад слегла родами, прежде срока.
Ульфин замер, и наступившая тишина прозвучала громче любого возгласа, так что Ниниан очнулся от грез и вскинул голову. Я против воли весь напрягся. Почувствовав, что возбудил особое внимание, золотых дел мастер довольно спросил:
– А ты что, разве не знал?
– Да нет. После Изуриума мы не останавливались в городах. Две недели? Это точно?
– Точно, милорд. Даже слишком точно, на взгляд иных. – Он засмеялся. – Кто и считать-то прежде не умел, куда ни посмотришь, целыми днями на пальцах высчитывали. Но как они ни подсчитывай, как ни старайся, хоть из кожи вон, а все равно выходит, что зачала она в сентябре. Это значит, под Лугуваллиумом, – мигнул старый сплетник, – когда помер король Утер.
– Возможно, – ответил я с полным безразличием. – А что король Лот? Я слыхал, он отправился в Линнуис навстречу Артуру?
– Отправился, верно. Он поди еще и не слыхал этой новости. Мы и сами ее узнали только в Элфете, когда останавливались там на ночлег. И как раз королевин гонец там проезжал, восточной дорогой. Что-то он такое говорил, что, мол, эта дорога безопаснее, но сдается мне, ему просто ведено было слишком-то не спешить. Пока известие достигнет ушей Лота, вроде бы и не так мало времени прошло со свадьбы.
– А дитя? – спросил я как бы невзначай. – Мальчик?
– Да, и поговаривают, хилый. Еще выйдет на поверку, что как Лот ни торопился, а наследника не получил.
– Э, ладно. Еще успеет. – Я переменил тему: – А ты не боишься вот так путешествовать, с эдаким драгоценным грузом?
– Признаюсь, чего уж там. Кошки на сердце скребли. Обычно летом, когда я запираю свою мастерскую и пускаюсь в странствия, я беру с собой только тот товар, что раскупают на базарах, ну да еще побрякушки разные для купеческих жен. Но нынешний год мне не повезло, я не управился закончить работу над этими украшениями, чтобы показать их королеве Моргаузе до ее отъезда на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71