На пригорке — огород, вернее аккуратный кухонный сад, карабкается к лесу… Это все я заметила мимолетом, поразила меня музыка деревьев на солнце и ветру. Прохладный, сладкий, чистый воздух пах соснами и снегом. Мы поднялись по лестнице и мимо кланяющегося слуги вошли в холл.
Огромный холл очень высок и полон теней. Пол — шахматная доска иа черного и белого мрамора. На широкую лестницу падали пять столбов солнечного света из огромного окна, перед которым ряд ступеней разделяется на два элегантных завитка к галерее. Все остальное скрывалось в темноте, в том числе и женщина, которая нас встречала. Домоправительница, наверное. Примерно шестьдесят лет, полное, доброе лицо, седые старомодно причесанные волосы. Черное строгое платье, единственное украшение — золотое пенсне с цепочкой, торчащее из кармана высоко на груди. Очень приятная дама, точно не местная. Она приветствовала мадам немножко запыхавшись, как ни странно на очень плохом французском, и смотрела на меня с любопытством. Мадам почти на нее не реагировала, при этом освещении на ее лице ясно проступили все морщины.
— С хозяином… все в порядке?
— Да, мадам, он был последние несколько дней совсем, как прежде, если можно так сказать… Всем интересовался, строил планы, совсем, как раньше, мадам.
Она явно была довольна, что может сообщить хорошие новости, но мадам не обрадовалась.
— Планы?
— Да, мадам. Не то, чтобы я что-то понимала, но он и Арман Лесток долго их обговаривали, и много лишнего народу работает в саду, сегодня приходил человек осматривал дом, чтобы оценить работы, о которых хозяин говорил в прошлом году. Они с хозяином ходили смотреть камни на западном балконе. Лифт был наверху, когда Седдон разжигал огонь в библиотеке.
Мадам нервно теребила перчатки.
— Он что-нибудь слышал от Ипполита?
— Наверное, мадам. Письмо было неделю назад, во вторник… Нет в среду, это Ваше письмо было во вторник, про девушку. — Она немножко попыхтела и продолжила. — Точно. Из Афин письмо было в среду, потому что здесь был Арман Лесток и…
— Очень хорошо, миссис Седдон, спасибо. — Мадам, похоже, не слушала. — Вы сказали, хозяин наверху? Пошлите кого-нибудь сказать, что мы с мисс Мартин приехали.
— Я это уже сделала, мадам. Он очень настойчиво просил об этом ему сразу сообщить.
— Спасибо. — Мадам де Валми повернулась ко мне, все такая же нервная, и заговорила по-английски. — Миссис Седдон, это — мисс Мартин. Я писала Вам о ней. Мисс Мартин, миссис Седдон здесь является домоправительницей. Она англичанка, и Вы не будете чувствовать себя одиноко. Ее муж — наш дворецкий, и они сделают все, чтобы облегчить Вам жизнь.
— Это точно, — сказала миссис Седдон очень тепло. Она мне поулыбалась и покивала, золотая цепь на ее груди позвенела и покачалась. — Очень рада Вас видеть, вот уж да.
— Комнаты мисс Мартин готовы?
— Конечно, мадам, конечно. Я ее туда отведу, потом повожу, все покажу, потому что ей, наверное здесь пока неловко.
— Спасибо, но не сразу. Ей надо подняться наверх. Подождете?
— Конечно, мадам.
Миссис Седдон опять засияла и решительно запыхтела вверх по лестнице.
Мадам де Валми вроде собралась что-то сказать, но вдруг ее взгляд перелетел через мое плечо, а руки, которые до сих пор мучили перчатки, затихли. «Леон». Я ничего не услышала, но быстро повернулась. Даже тогда я не сразу увидела сгусток темноты, который оторвался от остальных теней и скользнул вперед. Хотя я знала, чего ожидать, мои глаза инстинктивно посмотрели сначала слишком высоко, а потом взгляд непроизвольно упал на приземистую фигуру, беззвучно несущуюся вперед футах в шести от меня.
Жалость, отвращение, любопытство, твердое намерение ничего не показать… Какие бы чувства во мне ни боролись, они отлетели, как листья под порывом ветра. Может быть помогла театральность его появления — тень, а через мгновение… Леона де Валми никому бы не пришло в голову жалеть. Большой, красивый, могучий мужчина в кресле на колесах не говоря ни слова немедленно подавил всех присутствующих. Он еще не остановился, а все слуги растворились в воздухе, осталась только исходящая паром миссис Седдон на правой лестнице.
Первое впечатление не имело никакого отношения к его инвалидности, он оказался самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. Опыт у меня, конечно, не большой, но в любой компании этот человек был бы на виду. Возраст пошел ему только на пользу, бледное изможденное лицо и белые волосы поразительно контрастировали с темными глазами и четкими черными бровями. Тонкие, почти жестокие губы, наверняка знали боль. Мягкие руки, казалось, устали от бездействия. Какой еще инвалид, хозяин дома, и с половиной тела в два раза живее всех остальных.
Он улыбнулся жене и повернулся ко мне, не погасив привлекательной улыбки. Непонятно с какой стати я занервничала, Элоиза де Валми представила нас друг другу голосом слишком высоким, как перетянутая струна. Я подумала, что она его боится, а потом сказала себе: «Не будь дурой» Это все результаты папиных загадочных построений, обработанных моим романтическим воображением. Если человек выглядит, как падший архангел, и предпочитает появляться, как король демонов, через потайной ход, совсем не обязательно чувствовать запах серы.
Очень неудобно наклоняться, чтобы пожать руку, но надеюсь, сумела это скрыть. Мой самоконтроль, впрочем, оказался ошибкой. Он спросил мягко:
— Вас предупредили?
Его вопросительный взгляд скользнул на жену, она слабым движением возразила, он поднял брови. Слишком быстро он соображал.
Загнав поглубже свои секреты, я неопределенно повторила:
— Предупредили?..
— О падении Люцифера из рая, мисс Мартин.
Я почувствовала, что мои глаза вытаращились. Он что, мысли читает? И уверен, что я почувствовала запах серы? И он себя, значит, воспринимает, как ангела, исполосованного молниями? Ну что же, это делает его человечнее.
Прежде, чем я успела заговорить, он опять улыбнулся.
— Наверное, слишком загадочно изъясняюсь. Имею в виду несчастный случай…
Я ответила слишком торопливо:
— Да я поняла. Удивилась потому, что так подумала сама…
— Да ну? — он вроде подсмеивался над собой, но, по-моему, был доволен. Но его смех замер, он оценивающе на меня уставился, и я вспомнила, что я — слуга, а он — мой хозяин.
Я покраснела и ляпнула:
— Кто-то мне говорил про ваш несчастный случай в самолете.
— Да? Может быть, наш знакомый?
— Наверное. Мы болтали. Когда я сказала, что еду сюда, она вспомнила, что встречала вас.
— Она? — спросила Элоиза де Валми.
— Как зовут не знаю, она, кажется, из Лиона или что-то вроде этого. Не помню.
Леон де Валми резко прекратил допрос.
— Кем бы она ни была, хорошо, что сказала. — Он задумался на миг, глядя на свои руки, и медленно продолжил. — Это может показаться странным, но жена не любит говорить о моих физических недостатках, поэтому они производят на людей шоковое впечатление. И я сам, хотя прошло двенадцать лет, очень переживаю, когда встречаюсь с новыми людьми и заглядываю им в глаза. Возможно мы с женой ведем себя очень глупо, а Вы уже думаете, что я — невротик. Но это простительно, мисс Мартин, все иногда притворяются, что существует что-то нереальное, и не хотят, чтобы разрушали их видения. — Он встретился со мной глазами. — Когда-нибудь это должно потерять значение, но до того времени…
Он говорил ничуть не горько, с легкой печалью, но я до такой степени от него ничего подобного не ожидала, что растерялась, обезоружилась и обнаружила, что глупо и импульсивно отвечаю:
— Нет, ну пожалуйста не принимайте близко к сердцу. Физические недостатки — неподходящее слово, это последнее, о чем можно подумать, глядя на Вас, честное слово…
Я замолчала в ужасе. Линде Мартин говорить такое месье де Валми уже достаточно плохо. Новой гувернантке своему нанимателю — невозможно. Я не сразу осознала, что он, в сущности, меня спровоцировал, кусала губу и хотела провалиться сквозь землю. Я услышала, что панически бормочу:
— Простите пожалуйста. Не должна была этого говорить. Имела в виду…
— Спасибо дорогая. — Его голос был также печален, но глаза веселились. — Похоже, Элоиза, что твоя избыточно глупая приятельница леди Бенчли наконец-то оправдала свое существование, порекомендовав нам мисс Мартин. Нам, безусловно, очень повезло, мисс, мы рады приветствовать вас в Валми. Надеюсь, вы почувствуете себя как дома. — Опять что-то сверкнуло в его глазах. — Боюсь, не очень удачное выражение. Лучше будет, если я скажу, что надеюсь, Валми станет вашим домом?
Я сказала несколько окоченело:
— Спасибо, Вы очень добры. Я была рада иметь возможность приехать, и приложу максимальные усилия…
— Постараетесь нас удовлетворить? Обычная общая фраза, не так ли? Почему вы так смотрите?
— Извините. Это неприлично. Просто вы так здорово говорите по-английски… — Я пришла в отчаяние от своей нелепости и добавила, — Сэр!
Он засмеялся так замечательно, что все его игры, какими бы они ни были, потеряли значение. Он задавал совершенно естественные вопросы о путешествии и моих первых впечатлениях, мадам присоединилась, улыбаясь, и скоро совместными усилиями они вернули меня в более — менее обычное расслабленное состояние. Даже более того, они мне понравились. Обаяние этого человека было физически осязаемо, а включил он его на полную мощность. А я еще была и очень податлива со своими одиночеством, усталостью и бестолковостью. Через несколько минут я чувствовала себя прекрасно, в восхитительном обществе и твердо намеревалась полюбить Валми и чуть ли не снова обрести семью. Какая сера? Ерунда.
Но все равно я помнила тот давнишний разговор. Папа сказал:
— Наверняка, не представляешь…
Ясно, что он имел в виду. Человек без сомнения чертовски привлекателен. И это наречие я употребила сознательно, это — mot juste. И, очаровательный или нет, обида еще не совсем прошла. Он играл со мной в какую-то нехорошую игру, заставил предложить жалость и утешение, хотя они были не нужны, и получил от этого удовольствие. Я не пыталась себе объяснить, что исторгло из меня поток лжи о пожилой даме из Лиона, но точно знала, что никогда не признаюсь Леону Валми в том, что говорю по-французски лучше, чем он по-английски. И я очень хорошо слышала, что он сказал жене, когда отпустил меня и я шла вверх по лестнице.
Он сказал мягко, и я чувствовала его взгляд:
— Все равно, Элоиза, очень может быть, что ты жестоко ошиблась…
3
Не представляла, что существуют на свете такие красивые комнаты, не то, чтобы в них жить. Я сразу подскочила к высокому окну, выходящему на запад. Прямо передо мной на горе произрастала густая сказочная чаща, ниже, вдоль зигзага дороги, голые вершины деревьев двигались, как облака. В золотом воздухе висел балкон с каменными перилами. Субиру на юге бриллиантово сверкал. Миссис Седдон стояла за моей спиной и ждала, улыбаясь, сложив пухлые руки на пухлой груди.
— Это… Прекрасно! — сказала я.
— Милое местечко, — ответила она успокаивающе. — Хотя некоторые, конечно, не любят жить в деревне. Лично я всегда жила в деревне. Теперь покажу тебе спальню, пошли. — Мы пересекли очаровательную гостиную и вошли в дверь в углу напротив камина. — Твои комнаты смежные. Как и у всех комнат в этой части здания двери выходят в южный коридор и на балкон, который идет вдоль всего дома. Это твоя спальня.
Спальня оказалась еще красивее гостиной. Я сказала об этом, и домоправительница, кажется, обрадовалась. Она подошла к двери. Я не сразу поняла, что это дверь, потому что она была украшена золотом и слоновой костью.
— Дверь в ванную. Спальня Филиппа открывается в нее с другой стороны. Она у вас одна на двоих, ничего?
В приюте, чтобы помыться в ванной, мы занимали очередь.
— Ничего. — сказала я. — Очень современно, ванна прямо в стенах замка. Интересно, все призраки улетели, когда прокладывали трубы?
— Никто о призраках не говорил, — сказала миссис Седдон успокоительно. — Раньше здесь была темная комната по всей стене. Ее разделили пополам и сделали ванную и маленькую буфетную с электрической плитой, чтобы готовить себе чай, а Филиппу — шоколад на ночь. Вот тут.
Она открыла дверь в маленькую аккуратную комнатку. Рядом с дверью в идеальном порядке были сложены все принадлежности для уборки: пылесос, лестница, щетки, швабры. Маленькая электрическая плита уютно устроилась между сияющими полками и шкафами.
— В этом крыле всегда жили и воспитывались дети. Сначала хозяин и его братья. А все эти приспособления вместе с электричеством сделали, когда родился мистер Рауль.
— Мистер… Рауль?
— Сын хозяина. Он живет в Беломвине. Это поместье хозяина на юге Франции.
— Про поместье я слышала, но не знала, что есть сын. Мадам… мало со мной говорила. Я почти ничего не знаю о семье.
— Нет? Ну, я думаю, ты быстро во всем разберешься. Ты понимаешь, что Рауль — не сын мадам. Хозяин уже был женат. Мама Рауля умерла двадцать два года назад весной, когда ему было восемь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Огромный холл очень высок и полон теней. Пол — шахматная доска иа черного и белого мрамора. На широкую лестницу падали пять столбов солнечного света из огромного окна, перед которым ряд ступеней разделяется на два элегантных завитка к галерее. Все остальное скрывалось в темноте, в том числе и женщина, которая нас встречала. Домоправительница, наверное. Примерно шестьдесят лет, полное, доброе лицо, седые старомодно причесанные волосы. Черное строгое платье, единственное украшение — золотое пенсне с цепочкой, торчащее из кармана высоко на груди. Очень приятная дама, точно не местная. Она приветствовала мадам немножко запыхавшись, как ни странно на очень плохом французском, и смотрела на меня с любопытством. Мадам почти на нее не реагировала, при этом освещении на ее лице ясно проступили все морщины.
— С хозяином… все в порядке?
— Да, мадам, он был последние несколько дней совсем, как прежде, если можно так сказать… Всем интересовался, строил планы, совсем, как раньше, мадам.
Она явно была довольна, что может сообщить хорошие новости, но мадам не обрадовалась.
— Планы?
— Да, мадам. Не то, чтобы я что-то понимала, но он и Арман Лесток долго их обговаривали, и много лишнего народу работает в саду, сегодня приходил человек осматривал дом, чтобы оценить работы, о которых хозяин говорил в прошлом году. Они с хозяином ходили смотреть камни на западном балконе. Лифт был наверху, когда Седдон разжигал огонь в библиотеке.
Мадам нервно теребила перчатки.
— Он что-нибудь слышал от Ипполита?
— Наверное, мадам. Письмо было неделю назад, во вторник… Нет в среду, это Ваше письмо было во вторник, про девушку. — Она немножко попыхтела и продолжила. — Точно. Из Афин письмо было в среду, потому что здесь был Арман Лесток и…
— Очень хорошо, миссис Седдон, спасибо. — Мадам, похоже, не слушала. — Вы сказали, хозяин наверху? Пошлите кого-нибудь сказать, что мы с мисс Мартин приехали.
— Я это уже сделала, мадам. Он очень настойчиво просил об этом ему сразу сообщить.
— Спасибо. — Мадам де Валми повернулась ко мне, все такая же нервная, и заговорила по-английски. — Миссис Седдон, это — мисс Мартин. Я писала Вам о ней. Мисс Мартин, миссис Седдон здесь является домоправительницей. Она англичанка, и Вы не будете чувствовать себя одиноко. Ее муж — наш дворецкий, и они сделают все, чтобы облегчить Вам жизнь.
— Это точно, — сказала миссис Седдон очень тепло. Она мне поулыбалась и покивала, золотая цепь на ее груди позвенела и покачалась. — Очень рада Вас видеть, вот уж да.
— Комнаты мисс Мартин готовы?
— Конечно, мадам, конечно. Я ее туда отведу, потом повожу, все покажу, потому что ей, наверное здесь пока неловко.
— Спасибо, но не сразу. Ей надо подняться наверх. Подождете?
— Конечно, мадам.
Миссис Седдон опять засияла и решительно запыхтела вверх по лестнице.
Мадам де Валми вроде собралась что-то сказать, но вдруг ее взгляд перелетел через мое плечо, а руки, которые до сих пор мучили перчатки, затихли. «Леон». Я ничего не услышала, но быстро повернулась. Даже тогда я не сразу увидела сгусток темноты, который оторвался от остальных теней и скользнул вперед. Хотя я знала, чего ожидать, мои глаза инстинктивно посмотрели сначала слишком высоко, а потом взгляд непроизвольно упал на приземистую фигуру, беззвучно несущуюся вперед футах в шести от меня.
Жалость, отвращение, любопытство, твердое намерение ничего не показать… Какие бы чувства во мне ни боролись, они отлетели, как листья под порывом ветра. Может быть помогла театральность его появления — тень, а через мгновение… Леона де Валми никому бы не пришло в голову жалеть. Большой, красивый, могучий мужчина в кресле на колесах не говоря ни слова немедленно подавил всех присутствующих. Он еще не остановился, а все слуги растворились в воздухе, осталась только исходящая паром миссис Седдон на правой лестнице.
Первое впечатление не имело никакого отношения к его инвалидности, он оказался самым красивым мужчиной, которого я когда-либо видела. Опыт у меня, конечно, не большой, но в любой компании этот человек был бы на виду. Возраст пошел ему только на пользу, бледное изможденное лицо и белые волосы поразительно контрастировали с темными глазами и четкими черными бровями. Тонкие, почти жестокие губы, наверняка знали боль. Мягкие руки, казалось, устали от бездействия. Какой еще инвалид, хозяин дома, и с половиной тела в два раза живее всех остальных.
Он улыбнулся жене и повернулся ко мне, не погасив привлекательной улыбки. Непонятно с какой стати я занервничала, Элоиза де Валми представила нас друг другу голосом слишком высоким, как перетянутая струна. Я подумала, что она его боится, а потом сказала себе: «Не будь дурой» Это все результаты папиных загадочных построений, обработанных моим романтическим воображением. Если человек выглядит, как падший архангел, и предпочитает появляться, как король демонов, через потайной ход, совсем не обязательно чувствовать запах серы.
Очень неудобно наклоняться, чтобы пожать руку, но надеюсь, сумела это скрыть. Мой самоконтроль, впрочем, оказался ошибкой. Он спросил мягко:
— Вас предупредили?
Его вопросительный взгляд скользнул на жену, она слабым движением возразила, он поднял брови. Слишком быстро он соображал.
Загнав поглубже свои секреты, я неопределенно повторила:
— Предупредили?..
— О падении Люцифера из рая, мисс Мартин.
Я почувствовала, что мои глаза вытаращились. Он что, мысли читает? И уверен, что я почувствовала запах серы? И он себя, значит, воспринимает, как ангела, исполосованного молниями? Ну что же, это делает его человечнее.
Прежде, чем я успела заговорить, он опять улыбнулся.
— Наверное, слишком загадочно изъясняюсь. Имею в виду несчастный случай…
Я ответила слишком торопливо:
— Да я поняла. Удивилась потому, что так подумала сама…
— Да ну? — он вроде подсмеивался над собой, но, по-моему, был доволен. Но его смех замер, он оценивающе на меня уставился, и я вспомнила, что я — слуга, а он — мой хозяин.
Я покраснела и ляпнула:
— Кто-то мне говорил про ваш несчастный случай в самолете.
— Да? Может быть, наш знакомый?
— Наверное. Мы болтали. Когда я сказала, что еду сюда, она вспомнила, что встречала вас.
— Она? — спросила Элоиза де Валми.
— Как зовут не знаю, она, кажется, из Лиона или что-то вроде этого. Не помню.
Леон де Валми резко прекратил допрос.
— Кем бы она ни была, хорошо, что сказала. — Он задумался на миг, глядя на свои руки, и медленно продолжил. — Это может показаться странным, но жена не любит говорить о моих физических недостатках, поэтому они производят на людей шоковое впечатление. И я сам, хотя прошло двенадцать лет, очень переживаю, когда встречаюсь с новыми людьми и заглядываю им в глаза. Возможно мы с женой ведем себя очень глупо, а Вы уже думаете, что я — невротик. Но это простительно, мисс Мартин, все иногда притворяются, что существует что-то нереальное, и не хотят, чтобы разрушали их видения. — Он встретился со мной глазами. — Когда-нибудь это должно потерять значение, но до того времени…
Он говорил ничуть не горько, с легкой печалью, но я до такой степени от него ничего подобного не ожидала, что растерялась, обезоружилась и обнаружила, что глупо и импульсивно отвечаю:
— Нет, ну пожалуйста не принимайте близко к сердцу. Физические недостатки — неподходящее слово, это последнее, о чем можно подумать, глядя на Вас, честное слово…
Я замолчала в ужасе. Линде Мартин говорить такое месье де Валми уже достаточно плохо. Новой гувернантке своему нанимателю — невозможно. Я не сразу осознала, что он, в сущности, меня спровоцировал, кусала губу и хотела провалиться сквозь землю. Я услышала, что панически бормочу:
— Простите пожалуйста. Не должна была этого говорить. Имела в виду…
— Спасибо дорогая. — Его голос был также печален, но глаза веселились. — Похоже, Элоиза, что твоя избыточно глупая приятельница леди Бенчли наконец-то оправдала свое существование, порекомендовав нам мисс Мартин. Нам, безусловно, очень повезло, мисс, мы рады приветствовать вас в Валми. Надеюсь, вы почувствуете себя как дома. — Опять что-то сверкнуло в его глазах. — Боюсь, не очень удачное выражение. Лучше будет, если я скажу, что надеюсь, Валми станет вашим домом?
Я сказала несколько окоченело:
— Спасибо, Вы очень добры. Я была рада иметь возможность приехать, и приложу максимальные усилия…
— Постараетесь нас удовлетворить? Обычная общая фраза, не так ли? Почему вы так смотрите?
— Извините. Это неприлично. Просто вы так здорово говорите по-английски… — Я пришла в отчаяние от своей нелепости и добавила, — Сэр!
Он засмеялся так замечательно, что все его игры, какими бы они ни были, потеряли значение. Он задавал совершенно естественные вопросы о путешествии и моих первых впечатлениях, мадам присоединилась, улыбаясь, и скоро совместными усилиями они вернули меня в более — менее обычное расслабленное состояние. Даже более того, они мне понравились. Обаяние этого человека было физически осязаемо, а включил он его на полную мощность. А я еще была и очень податлива со своими одиночеством, усталостью и бестолковостью. Через несколько минут я чувствовала себя прекрасно, в восхитительном обществе и твердо намеревалась полюбить Валми и чуть ли не снова обрести семью. Какая сера? Ерунда.
Но все равно я помнила тот давнишний разговор. Папа сказал:
— Наверняка, не представляешь…
Ясно, что он имел в виду. Человек без сомнения чертовски привлекателен. И это наречие я употребила сознательно, это — mot juste. И, очаровательный или нет, обида еще не совсем прошла. Он играл со мной в какую-то нехорошую игру, заставил предложить жалость и утешение, хотя они были не нужны, и получил от этого удовольствие. Я не пыталась себе объяснить, что исторгло из меня поток лжи о пожилой даме из Лиона, но точно знала, что никогда не признаюсь Леону Валми в том, что говорю по-французски лучше, чем он по-английски. И я очень хорошо слышала, что он сказал жене, когда отпустил меня и я шла вверх по лестнице.
Он сказал мягко, и я чувствовала его взгляд:
— Все равно, Элоиза, очень может быть, что ты жестоко ошиблась…
3
Не представляла, что существуют на свете такие красивые комнаты, не то, чтобы в них жить. Я сразу подскочила к высокому окну, выходящему на запад. Прямо передо мной на горе произрастала густая сказочная чаща, ниже, вдоль зигзага дороги, голые вершины деревьев двигались, как облака. В золотом воздухе висел балкон с каменными перилами. Субиру на юге бриллиантово сверкал. Миссис Седдон стояла за моей спиной и ждала, улыбаясь, сложив пухлые руки на пухлой груди.
— Это… Прекрасно! — сказала я.
— Милое местечко, — ответила она успокаивающе. — Хотя некоторые, конечно, не любят жить в деревне. Лично я всегда жила в деревне. Теперь покажу тебе спальню, пошли. — Мы пересекли очаровательную гостиную и вошли в дверь в углу напротив камина. — Твои комнаты смежные. Как и у всех комнат в этой части здания двери выходят в южный коридор и на балкон, который идет вдоль всего дома. Это твоя спальня.
Спальня оказалась еще красивее гостиной. Я сказала об этом, и домоправительница, кажется, обрадовалась. Она подошла к двери. Я не сразу поняла, что это дверь, потому что она была украшена золотом и слоновой костью.
— Дверь в ванную. Спальня Филиппа открывается в нее с другой стороны. Она у вас одна на двоих, ничего?
В приюте, чтобы помыться в ванной, мы занимали очередь.
— Ничего. — сказала я. — Очень современно, ванна прямо в стенах замка. Интересно, все призраки улетели, когда прокладывали трубы?
— Никто о призраках не говорил, — сказала миссис Седдон успокоительно. — Раньше здесь была темная комната по всей стене. Ее разделили пополам и сделали ванную и маленькую буфетную с электрической плитой, чтобы готовить себе чай, а Филиппу — шоколад на ночь. Вот тут.
Она открыла дверь в маленькую аккуратную комнатку. Рядом с дверью в идеальном порядке были сложены все принадлежности для уборки: пылесос, лестница, щетки, швабры. Маленькая электрическая плита уютно устроилась между сияющими полками и шкафами.
— В этом крыле всегда жили и воспитывались дети. Сначала хозяин и его братья. А все эти приспособления вместе с электричеством сделали, когда родился мистер Рауль.
— Мистер… Рауль?
— Сын хозяина. Он живет в Беломвине. Это поместье хозяина на юге Франции.
— Про поместье я слышала, но не знала, что есть сын. Мадам… мало со мной говорила. Я почти ничего не знаю о семье.
— Нет? Ну, я думаю, ты быстро во всем разберешься. Ты понимаешь, что Рауль — не сын мадам. Хозяин уже был женат. Мама Рауля умерла двадцать два года назад весной, когда ему было восемь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30