А я, помнится, ответил, что лучше отвезу под лучевую
станцию. И продал муниципальной галерее. Честно говоря, мне от них тоже не
по себе. Иногда кажется, что они и есть настоящие аборигены.
Биди взмахнул рукой.
- Опять ты за свое, Оскар! Вот они, аборигены, - барон кивнул в
сторону галереи, - в довольно свежем виде.
- Свежезамороженном... - пробурчал Оскар. - А если они
телепортировались?
- Знаешь, Оскар, мне телепортироваться не приходилось как-то, но я
почему-то думаю, что для этого как минимум надо быть живым. Ты же знаешь,
их накрыло всех разом...
- А, может быть, полостники - это их души.
- А, может, пустые бутылки? Шериф рассказывал, что так однажды ляпнул
Сова Тепанов, еще когда только из Столицы переселился.
- Да, кстати! Ты же знаешь, как его настоящее имя?
- Арктика. Помнится, был такой штат на планете-матери...
Аттвуд не удержался от улыбки. Впрочем, Оскар и Биди ее не заметили,
увлеченные разговором.
- ...А ты не знаешь, за что его прозвали Совой?
- Его так еще в Столице именовали. Наловчился он орать певчей совой,
не отличишь. "Вяя-а-а-а-аа!!!" Только еще громче.
- Вот как? Ни разу не слышал.
- А откуда тебе-то было слышать? В Аптаун ты ездить не любишь,
нерадивый ты наш губернатор, а к тебе, насколько я знаю, Сова был не вхож.
Арктика Тепанов, то есть... Простите, Аттвуд, мы с Биди совсем отвлеклись.
- Ничего страшного, Оскар! Мне все интересно.
- Теперь о зверях. Главная зверушка - хищный пингвин. Прозвали его
так за способ передвижения - он катится на брюхе, а лапами только
отталкивается. Здорово получается, между прочим. Из его жира в Столице
умеют делать чудесный крем для дамочек. Выслеживать хищного пингвина -
дохлое дело. Его бьют, когда он нападает. А потом надо следить, чтобы тушу
не слопали его же братишки или... Про певчую сову вы уже знаете. Пакость
мусорная. Короче говоря, пингвины жрут все живое, а певчие совы - все
мертвое, тем и пробавляются. Есть еще какие-то твари, по слухам -
страшные, но они так далеко водятся, что туда даже караваны не ходят, да и
незачем...
- Биди говорил, что какой-то из кораблей первопоселенцев опустился в
другом полушарии...
- Да, "Шарденне". Ну и что? Они сами захотели отделиться. Насильно
мил не будешь. А если бы захотели, уже бы к нам добрались. Вы с орбиты
видели на том полушарии город?
- Нет.
- Ну, значит, не судьба. Кому как повезет.

...Приглашение, подписанное "Сибил Тепанов", ни к чему не обязывало.
Оскар знал, что многие просто-напросто засовывают подобные бумаги подальше
и забывают о них. Он и сам терпеть не мог всяческие церемонии, а похороны
- в особенности, но долг старателя велел исполнить последнюю волю Совы. У
Оскара даже не было подобающей траурной одежды, пришлось одалживать у
Биди. На похороны было принято являться пешком, но на это, видит Бог, у
Оскара еще сил не доставало, и тот же Биди ссудил его своими аэросанями. И
все-таки, Оскар поспел только к концу отпевания в храме.
Как только священник произнес последнюю фразу ритуала: "...И в этом
льду пребудешь, пока не вострубит архангел", - на кладбище зазвонил
колокол: два удара - один-два-три-один, и снова два-один-три-один, и
снова, и снова, и снова...
Четыре автономных экзоскелетона подняли тяжеленный крест черного льда
- блок с вмороженным в нет телом Тепанова, и к Оскару подошла вдруг
красивая девушка в траурной фате, подала руку.
- Идите рядом со мной, господин Пербрайнт.
- За что такая честь? - удивился Оскар.
- Вы же спасли отца.
- Как же я его спас, если мы его хороним?!
- В Столице так говорят.
Оскар молча поклонился и вышел из храма, держа Сибил Тепанов, дочь
Совы, под руку. Он хотел прямо здесь отдать ей завещание Совы, но потом
решил, что найдет для этого более подходящее время.
Процессия, во главе которой решетчатые роботы несли скорбный блок,
остановилась у могилы - глубоко вырезанного во льду креста со ступенями в
изножии. Первым спустился в могилу священник, следом за ним, по очереди,
все прочие опускались и становились на колени; творили тихую молитву.
Когда подошел черед Оскара, он, не верящий ни в Бога, ни в черта,
почувствовал себя совершеннейшим кретином. Однако отказаться - значило
смертельно обидеть всех присутствующих. Когда Оскар опустился на колени,
ему припомнилось, как Сова превращался в полостника. Он неловко повернулся
и чуть было не упал навзничь: такая дикая, пронзительная боль обдала
разорванный бок. Оскар с огромным трудом, еле-еле, но самостоятельно
выбрался наружу, и уже в тумане видел, как в ледяную могилу спустилась
Сибил Тепанов, как она упала, раскинула руки, и как невесть сколько
времени спустя ее вынесли из ямы без чувств...
Колокол зазвонил размеренно: как только затихал один отчаянный удар,
его нагонял следующий. Оскар не стал смотреть, как опускают блок, как
заливают могилу водой. Он побрел к священнику и тихонько сказал:
- Я приехал на санях, святой отец... Пусть ее отвезут и возвращаются
за мной. Я, похоже, к тому времени тоже скисну...
Через минуту он понял, что переоценил свои силы.

- ...Отговаривал я тебя, - услышал Оскар, когда очнулся. - Хорошо
повеселился?
- Как она?
- Ты имеешь в виду дочку Тепанова? - спросил Биди. - Не знаю, мы с
землянином были в его модуле, когда вас привезли. Наверное, просто
обморок. А как ты?
- То же самое - простой обморок. Завтра-послезавтра вполне смогу
плясать.
- Вот и хорошо. Поедешь со мной и землянином в Ледовый Театр.
Оскар поморщился.
- Что, не нравится компания? - спросил Биди.
- Нет, с чего ты взял. Землянин, судя по всему, мужик хороший... Но
ух больно он прямодушный. Как ребенок, право слово. Если на Земле все
такие, то нам там, грешным, нечего делать.
- А чего ты кривишься?
- Я хотел сходить посмотреть на лучевую станцию, да и в мастерской,
наверное, все растаяло.
- С чего бы это? Весны здесь лет семьсот-девятьсот не бывало.
Оттепели не жди. Раньше чем лет через сто пятьдесят, как творит землянин.
А насчет станции одно скажу - скучно развлекаешься.
- А мне в городе вообще скучно, Ив. Все дело в скорости и
пространстве: по городу приходится ползать, а во льдах я летаю. Какие
здесь у вас развлечения? В театре я бы с удовольствием спал, да музыка
мешает. В казино - те же хищные пингвины, только в другой шкуре. И крема
из их тира не получится, а в ресторане на меня смотрят, словно я голый? До
сих пор не пойму: то ли я - местная знаменитость, то ли у меня ширинка
расползается.
- Скорее - первое. Что они - ширинок расползающихся не видели?..
- Нет, знаменитость скорее ты. Ты и в Столице не затеряешься, а мне
они уделяют внимание того же сорта, что и чучелу пингвина в муниципальном
музее. Знаешь, меня так и подмывало заехать бутылкой в зеркало. А на
станции красиво. Благодать. Радуги, ручейки журчат...
- Ну, если ты так любишь ручейки, желаю тебе дотянуть до здешней
весны, о которой толкует Аттвуд.
- Упаси Бог!!!
Биди помешкал.
- Ты как, на ноги встать можешь?..
- Вполне. Ноги у меня целехонькие.
- Давай-ка, спустимся к лагерю.
- А чего я там не видел? У тебя ж почти все глыбы - моей работы.
- Есть кое-что новенькое. Сегодня разгрузили последнюю секцию
"Голиафа", там оказался груз для меня. Из столичной галереи. Я его ждал со
следующим караваном, но они поспели к этому рейсу. Пойдем, распакуем.
В галерее, прямо в проходе, стоял новый блок, укутанный в блестящую
пленку. Открылся взорам белый пластиковый куб.
- Жан, подойди! - позвал Биди, и из специального кейсбокса у входа в
галерею двинулся блестящий экзоскелетон.
- Контейнер. Разбери, - велел ему Биди, когда робот приблизился.
Механизм прижался к одному из ребер куба, раздвинул "руки", сжал
ближайшие ребра и отступил. Куб распался, явив ледяной кристалл с двумя
фигурами. Молодой мужчина и женщина в полосатых облегающих одеяниях стояли
перед Оскаром и Биди, держась за руки, вполоборота друг к дружке...
Оскар медленно обошел ледяную глыбу.
- По каталогу выписал? - спросил он наконец.
- Да, от Дмитрича. - Биди показал фирменное клеймо.
- Вижу. Заплатил уже?
- Еще нет. А в чем дело? У тебя такое лицо...
- Докатился Дмитрич, новоделы продает, - Оскар показал на внешне
безупречном кристалле несколько белесых точек, изобличающих использование
просветлителя.
- А ты, значит, новоделы презираешь?..
- Почему? Но пойми, творить новоделы - это одно, а покупать - совсем
другое. К тому же у меня новодел и зовется новоделом, а столичники,
похоже, навострились выдавать его за антик...
- Что же мне делать?
- Еще заметь - эта парочка смотрится только спереди, а сзади лед
огранен под бриллиант. Уж если творить новодел, по-моему, так он должен
смотреться с любой стороны, хоть с нижнего торца... А это - халтура.
Докатились столичники, надо же...
- Я тебя спрашиваю, _ч_т_о_ мне делать?!
- Не ори, я не глухой. Можешь оставить у себя. Но, кроме нас с тобой,
никто этого и не заметит... Даже ты не заметил... - Оскар хмыкнул и бросил
на Биди мимолетный взгляд, - ...разве что Мариус, но он сейчас занялся
литой скульптурой и прилепился к муниципальной галерее; никуда не ходит. А
еще лучше, заплати караванщикам и пускай они везут эту подделку назад.
Дмитричу же напиши, что собираешь только антики, а если вдруг понадобится
новодел, то Оскар Пербрайнт сделает и быстрее, и дешевле, и... лучше. Это
я мягко выразился. Чтоб Дмитрич не взвился.
- Это точно... Они у тебя как живые.
- Может, они и есть живые?..
- Брось. Ты бредишь. Просто тебе вредно для психического здоровья
ходить на похороны.
- Это ты прав, Ив... Насчет похорон.

...И в самом деле - Оскар продремал почти все представление. Другое
дело - землянин, он так и впился взглядом в сцену. Особенно его увлек
танец, изображающий схватку с хищными пингвинами. Мужчина в прозрачном
плаще выписывал на ледяной террасе сложные траектории, подобное можно было
наблюдать и на Земле; а вот танец актеров-пингвинов впечатлял новизной.
Быстрее взгляда метались они по сцене, искусно прыгая с террасы на
террасу, увертываясь от молниеносных выпадов и сверкающих размахов длинных
мечей. Больше всего землянина удивило, что на ногах артистов не было ни
коньков, ни полозьев: вообще никакой обуви.
- На чем же они катаются? - спросил он.
- На собственной коже, - очнувшись, ответил Оскар. - Она у них, как
протекторы у каравана, разве что профиль рисунка другой. А пингвины у них
здорово получаются, именно так эти твари и кидаются на тебя - стрелой, но
в любой момент могут увернуться, гады.
- В развязке танца человек упал в одиноком луче синего прожектора на
туши сраженных "пингвинов", раскинув руки с мечами, крестом.
Потом на просцениуме высветились шахматные квадраты, и по подиумам,
обтекающим террасы сцены, бесшумно съехали два кристалла. Они раскрылись,
и тут Оскар проснулся окончательно - в левом, закрыв глаза, стояла Сибил
Тепанов. В другом кристалле стоял молодой человек несколько хрупкого
телосложения. С первыми, тягучими еще нотами увертюры, их глаза медленно
раскрылись, и они, словно сомнамбулы, сошли со своих ледяных пьедесталов
скользящими длинными шагами. Из ложи ближнего яруса Оскар отлично видел,
что глаза Сибил еще не обрели ясности, они были томны и невыразительны,
словно в огромной пустой пещере, и эхо повторяло каждую фразу. Глаза
артистов обрели ясность; они повернули головы сначала в одну сторону,
потом в другую; наконец встретились взглядами и двинулись навстречу друг
другу, протянули руки, вот-вот их ладони должны были сомкнуться, но...
разошлись в паре дюймов. Музыка набирала темп, ожили лучи прожекторов, и
уже не шепот, а полный голос сопровождал мелодию, а они все не могли
встретиться. Движения их стали быстрыми, потом - стремительными,
траектории невообразимо усложнились, но встретиться на малом шахматном
пространстве им так и не было суждено... Все чаще они застывали поодаль
друг от друга...
Тут Оскар повернулся и увидел глаза Биди - в них светилось алчное
желание - увидеть эту пару в настоящем ледяном кристалле. Увидеть и
завладеть...
- Живая она лучше, - тихо сказал Оскар губернатору на ухо. Ив
приметно вздрогнул, как любой, у кого прочли потаенные мысли, вздрогнул
бы...
А музыка тем временем засыпала. Тела артистов все чаще сводили резкие
судороги, глаза их снова стекленели, и теперь только два желтых луча
сопровождали их метания в поисках друг дружки. Побледнели и шахматные
квадраты у них под ногами, шахматные квадраты, по которым они перемещались
- Сибил по белым лишь, а ее партнер - лишь по черным.
1 2 3 4 5 6 7 8